М.А. Арсеньева известна исследованиями по генетике сельскохозяйственных животных, а также работами по радиационной генетике млекопитающих; изучала влияние факторов космического полета на генетический аппарат млекопитающих.

Милица Альфредовна родилась в Санкт-Петербурге в семье служащих.

С 1923 по 1928 г. она студентка Московского высшего зоотехнического института. До поступления в институт работала на Аниовской генетической станции Института экспериментальной биологии. В студенческие годы была лаборантом в этом институте.

Под руководством А.С. Серебровского Милица Альфредовна занималась генетикой сельскохозяйственных животных на Аниковской станции; участвовала также в генетических исследованиях на дрозофиле. После окончания Зоотехнического института ее оставили в аспирантуре при кафедре генетики.

В 1930 г. она была зачислена в штат Всесоюзного института пушно-сырьсвого хозяйства преподавателем на кафедру генетики и разведения животных. Под руководством Н.П. Дубинина занималась генетической структурой популяций дрозофилы. В 1934 г. в «Биол. журнале» вышла статья Н.П. Дубинина, М.А. Гептнер, С.Я. Бессмертной «Экспериментальный анализ экогенотипов Drosophila melanogaster», а в 1936 г. — еще одна статья на эту тему: Дубинин Н.П., Гептнер М.А., Демидова 3.А., Дячкова Л.И. «Генетическая структура популяций и ее динамика в диких поселениях Drosophila melanogaster». Результаты этих исследований легли в основу кандидатской диссертации Милицы Альфредовны, которую она защитила в 1937 г.

Во время Великой отечественной войны Милица Альфредовна работала медсестрой в госпиталях Москвы. В 1945 г. она стала сотрудником Научно-исследовательского института рентгенологии и радиологии, где занималась радиационной генетикой. Это направление впоследствии стало главным в се научной деятельности.

После августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. лабораторию, в которой работала Милица Альфредовна в Институте рентгенологии и радиологии, расформировали, а сотрудники были уволены. С 1949 г. она была принята на работу во Всесоюзную Государственную библиотеку иностранной литературы на должность заведующего научно-библиографичсскнм отделом, а позднее заместителя директора по научной работе.

Вернуться к научной работе Милица Альфредовна смогла только в 1955 г. Она была принята в Институт биологической физики АН СССР на должность старшего научного сотрудника во вновь созданную лабораторию радиационной генетики, которую возглавил Н.П. Дубинин. В этом же году решением ВАК ей присвоили ученую степень доктора биологических наук без защиты диссертации.

Поскольку работа Милицы Альфредовны была связана с радиационной генетикой млекопитающих, она на протяжении многих лет проводила совместные исследования с Институтом экспериментальной патологии и терапии АМН СССР в Сухуми, где была возможность работать на обезьянах. В 1958-1959 гг. се дважды направляли в командировки в Китай для проведения совместных исследований в области радиационной генетики млекопитающих.

В 1960 г. М.А. Арсеньева стала руководителем группы радиационной генетики млекопитающих в Институте биофизики АН СССР. Ее группа занималась также новым актуальным направлением радиационной генетики — изучением влияния факторов космического полета на генетический аппарат.

С 1960 по 1964 г. Милица Альфредовна была членом Научного комитета по действию атомной радиации при ООН в качестве представителя СССР по вопросам общей и радиационной генетики. В этот период она принимала активное участие в работе международных конференций по проблемам радиационной генетики: эта область науки стремительно развивалась. В 1963 г. она участвовала в работе XI Международного конгресса по генетике в Голландии; в 1965 г. — Мемориального симпозиума Г. Менделя в Чехословакии; в 1966 г. — Международного конгресса по радиационным исследованиям, который проводился в Италии.

В 1966 г. Милица Альфредовна перешла во вновь организованный Институт общей генетики АН СССР где возглавила лабораторию радиационной генетики млекопитающих. Здесь она работала также ученым секретарем института. Однако уже в следующем году Милица Альфредовна вместе с В.В. Сахаровым, Б.Н. Сидоровым, Н.Н. Соколовым и их учениками перешла во вновь созданный Институт биологии развития АН СССР.

М.А. Арсеньева скончалась в 1978 г.

© Озернюк Н.Д. Милица Альфредовна Арсеньева (ур. Гептнер) (1903 — 1978) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 238-240.

Гидробиолог, радиобиолог. Ветеран Великой Отечественной Войны, младший лейтенант 56-го запасного стрелкового полка. Доктор биологических наук, основатель и бессменный руководитель лаборатории радиобиологии.

* * *

Лаборатория радиобиологии была организована Э.Я. Граевским в январе 1955 г. в Институте морфологии животных им. А.Н. Северцова АН СССР. С момента организации в лаборатории разрабатывались вопросы прямого и косвенного, местного и дистанционного действия радиации на изолированные клетки и животные организмы, изучались особенности действия ионизирующей радиации на процессы эмбриогенеза и механизмы радиозащитного эффекта.

Исследования лаборатории показали, что подавляющее большинство радиопротекторов защищает животный организм от действия радиации путем снижения содержания кислорода («кислородный эффект») в жизненно важных радиочувствительных системах организма, тогда как противолучевое действие сульфгидрильных веществ, являющихся наиболее активными радиозащитными соединениями, имеет иную природу. В экспериментах на млекопитающих in vivo и нормальных и опухолевых клетках in vitro с использованием методов радиоактивной метки, снектрофотометрии, амперометрии, электрофореза, хроматографии и т. д. установлено, что природная радиочувствительность коррелирует с содержанием эндогенных тиолов в биологическом объекте; агенты, инактивирующие сульфгидрильные группы, повышают чувствительность биологических объектов к облучению; радиозащитные агенты, независимо от их химической структуры, в подавляющем большинстве в период радиозащнтной активности вызывают повышение уровня тиолов в системе.

На основании полученных данных была выдвинута гипотеза, согласно которой одним из важнейших факторов в определении естественной радиочувствительности и ее искусственного модифицирования с помощью радиозащитных и радиосенсибилизирующих средств являются эндогенные белковые и небелковые тиолы. С позиций этой гипотезы находят объяснение накопленные в радиобиологии многие факты, до сего времени остававшиеся непонятными.

Исследования лаборатории, посвященные анализу лучевой реакции кроветворной системы млекопитающих, показали, что повреждение кроветворных элементов (интерфазная гибель, нарушение ядерного аппарата и др.) вызывается лишь непосредственным воздействием на них ионизирующей радиации, их радиочувствительность in situ и вне организма не различается, хотя распад клеток происходит только в организме. Дистанционный эффект радиации выражается в кратковременном угнетении митотической активности и появлении мостов слипания хромосом. Изменение численности клеток в разных подразделениях гемопоэтической системы осуществляется при помощи разных механизмов, а восстановительные процессы обеспечиваются размножением сохранивших жизнедеятельность стволовых клеток. Радиация, по-видимому, не нарушает существенно процессов дифференцировки кроветворных клеток.

Исследования, проводимые в настоящее время*, ставят целью выяснить: удельное значение тиолов среди прочих факторов, от которых может зависеть радиочувствительность живой системы; природу эндогенных тиолов, обусловливающих природную радиочувствительность и ее изменения в условиях защиты; механизмы, благодаря которым тиолы ослабляют радиационное поражение биологических объектов и роль кроветворной системы в изменении радиочувствительности.

© Граевский Э.Я. Лаборатория радиобиологии // Институт биологии развития. Краткий справочник. М., Наука, 1969. c. 16-17.

_________________

* 1969 г. (прим. разработчиков сайта)

Наиболее известные публикации

• Граевский Э.Я., Поганкин М.В. Материалы по гидрофауне реки Камы и ее поймы в районе г. Соликамск - река Чусовая. // Изв. н.-и. инст. при Пермском гос. унив. 1937. XI (3-4): 79-132.
• Граевский Э.Я. Стеклообразное состояние протоплазмы в условиях глубокого охлаждения // Успехи современной биологии. 1948.-Т XXV. -Вып. 2. c. 18-22.
• Граевский Э.Я., Медведева Ю.А. О причинах повреждения протоплазмы при глубоком охлаждении // Журнал общей биологии. 1948. – Т. 9. – № 6. -c. 61-63.
• Граевский Э.Я., Шапиро Н.И. Современные вопросы радиобиологии. М., Изд-во Акад. наук СССР, 1957., 95 с.
• Граевский Э.Я. О некоторых тканевых и клеточных реакциях на действие ионизирующей радиации // Радиобиология и радиационная медицина: Труды Второй Международной конференции по мирному использованию атомной энергии. Женева. 1958. – М.: Атомиздат, 1959. – c. 139—151.
• Граевский Э.Я., Цоглин И.В., Бурман М.Г. (Ред.). Биологическое действие излучений. Тематический библиографический указатель иностранной литературы 1960. 394 с.
• Алексеева С.И., Граевский Э.Я., Корогодин В.И., Некрасова И.Г., Тамбиев А.Х. Влияние густоты клеточной суспензии на радиочувствительность дрожжей // Радиобиология, 1961, Т.1, №6, 878-886.
• Граевский Э.Я. Защита от излучения и пострадиационное восстановление // В кн.: Основы радиационной биологии. М., 1964, с. 283 – 290. 2.
• Граевский Э.Я. (ред) Защита и восстановление при лучевых повреждениях / АН СССР, Науч. совет "Радиобиология". - Москва: Наука, 1966. - 330 с.
• Граевский Э.Я. Сульфгидридные группы и радиочувствительность М., Атомиздат, 1969. - 145 с.
• Авакян И.М., Граевский Э.Я., Жариков Н.Т. и др. Первичные и начальные процессы биологического действия радиации 1972. 272 с.
• Некрасова И.В., Мандругин А.А., Федосеев В.М., Гинцбург Э.И., Тарасенко А.Г., Граевский Э.Я. Исследование противолучевой активности аминоалкилтиуронивых соединений и их гетероциклических производных // Радиационная биология. Радиоэкология, М., Наука, 1974, том 14, № 2, с. 215-220
• Гинцбург Э.И., Тарасенко А.Г., Мандругин А.А., Граевский Э.Я., Федосеев В.М. Исследование поведения 2-амино-2-тиазолина и 2-амино-2-дигидротиазина в организме млекопитающих // Радиационная биология. Радиоэкология, М., Наука, 1974, том 14, № 2, с. 26-30
• Баранов В.С., Божкова В.П., Граевский Э.Я. и др. (ред.: Граевский Э.Я., Медников Б.М.) Внешняя среда и развивающийся организм М.,: Наука, 1977. - 384 с.
• Граевский Э.Я., Соболев А.С., Смирнова И.Б., Чирков Ю.Ю., Донцова Г.В., Граевская Е.Э. Изучение роли бета-адренорецепторов в радиозащитном эффекте изопротеренола // Радиационная биология. Радиоэкология, М., Наука, 1980, том 21, № 5, с. 688-693

Петр Иванович Живаго родился в Москве 27 августа 1883 г. Его отец, Иван Михайлович, был известным московским педагогом и в течение многих лет возглавлял Практическую академию коммерческих наук. Мать Петра Ивановича, Софья Васильевна, занималась своей большой семьей; у нее было пятеро детей: четыре сына и дочь.

Петр Иванович был самым младшим.

Семья И. М. Живаго принадлежала к старой московской интеллигенции и сохраняла традиционные особенности этой среды: прогрессивные (хотя и несколько ограниченные) политические взгляды, серьезный интерес к науке, увлечение искусством и широкое хлебосольство. Вспоминая свое детство и юность, Петр Иванович рассказывал, что в доме его отца (Живаго жили на Покровском бульваре при Практической академии) гости не переводились и за стол нередко садилось больше 20 человек. Постоянно и запросто заходили сослуживцы Ивана Михайловича — преподаватели Практической академии, часто собирались гимназисты, студенты — товарищи подрастающих сыновей. Среди гостей своего отца Петр Иванович называл известного в Москве преподавателя русской словесности, талантливого чтеца и переводчика «Калевалы» — Л. П. Бельского, молодого Ф. И. Шаляпина и П. Е. Касаткина — художника-передвижника, с которым П.И. Живаго сохранял дружбу до конца его жизни.

В доме Живаго постоянно устраивались концерты, спектакли и даже выставки живописи и художественной фотографии.

Братья Петра Ивановича, окончив разные высшие учебные заведения, в общем остались верны педагогическому направлению деятельности отца: Сергей Иванович был избран профессором физики, Владимир Иванович, инженер по профессии, преподавал в техническом училище, Василий Иванович был учителем словесности в мужской гимназии. Сестра Петра Ивановича, Надежда Ивановна, работала в издательстве Сытина художником-иллюстратором, оформляя главным образом детские книги. Но независимо от выбранной профессии все молодые Живаго, вероятно под влиянием артистической атмосферы родительского дома, отдали дань любительскому увлечению искусством. Каждый был театралом, участвовал в домашних спектаклях, играл на рояле, пел. У Петра Ивановича был хороший слух, музыкальная память, небольшой голос и выраженная склонность к амплуа комика. Он смолоду играл в водевилях, с пением и без пения, до старости постоянно посещал оперные и опереточные спектакли, пел по памяти любые арии, мастерски читал юмористические рассказы Чехова.

В детстве Петр Иванович отличался слабым здоровьем и учиться в гимназии начал, по-видимому, относительно поздно: он окончил ее в 1903 г. Гимназия была частная, основанная в 1868 г. Львом Ивановичем Поливановым, литературоведом, пушкинистом, педагогом и методистом преподавания словесности.

Поливановская гимназия занимает важное место в истории московской интеллигенции. Замечательный поэт и прозаик начала XX в. Андрей Белый (Борис Бугаев — сын профессора математики, проректора Московского университета Н. В. Бугаева) сам «поливановец», учившийся в гимназии примерно в те же годы, что и Петр Иванович, описал ее в автобиографической книге «На рубеже двух столетий». Книга написана в 1930 г., и воспоминания о гимназии, относящиеся к 90-м годам XIX в., наверное, содержат немало неточностей, ошибок и несут в себе элемент пристрастия. Но все же в них очень четко ощущается своеобразие этого интересного учебного заведения.

«В 90-е годы это была лучшая московская гимназия,— пишет А. Белый.— В ней отрицалась казенщина; состав преподавателей был довольно высок; преподаватели принадлежали к лучшему московскому культурному кругу; не одною силою педагогических дарований их должно оценивать, а фактом, что человек, интересующийся культурою, в них доминировал над «только учителем»».

Среди своих учителей А. Белый выделяет физика-философа Н. И. Шишкина и словесника Л. П. Бельского — приятеля отца Петра Ивановича. По словам Белого, гимназия «была достаточно представлена преподавательским составом». Так, в последних классах логику преподавал профессор Лопатин, латынь — профессор М. М. Покровский, историю — Ю. В. Готье, впоследствии крупнейший археолог, академик. Но центром гимназической вселенной был директор гимназии — Л. И. Поливанов, «не человек, а какая-то двуногая, воплощенная идея гениального педагога». Поливанов преподавал латынь в первом, а русский язык и словесность начиная со второго и до самых старших классов.

Славу гимназии составлял шекспировский кружок. Вначале он занимался изучением творчества Шекспира и постановками отрывков из его трагедий силами гимназистов-любителей. Затем этот кружок, развившийся «в культурное дело, ставшее одно время очагом шекспировского культа, давшее ряд талантливых исполнителей, вырос из стен гимназии». Из этого кружка вышли известные актеры Лопатин и Садовский. Руководителем кружка и главным режиссером был все тот же Л. И. Поливанов.

Особенность Поливановской гимназии заключалась и в устойчивой связи, сохранявшейся между ее воспитанниками после окончания курса обучения. Существовало Общество бывших воспитанников Поливановской гимназии, члены его постоянно посещали занятия шекспировского кружка, принимали участие в спектаклях, бывали на традиционных субботниках у Л. И. Поливанова. Они приходили студентами, приходили, окончив высшую школу, и нередко возвращались в гимназию в качестве преподавателей.

Общее число гимназистов не превышало 200 человек. Социальный состав не был однороден, но «ядро коллектива — дети верхов русской интеллигенции, часто профессорской...» ^[1] Андрей Белый описал эту среду с яростным сарказмом, обличая ее ограниченность, либерализм и затхлость традиций. Но как бы то ни было несомненно, что сыновья медиков Ф. Ф. Эрисмана и В. Ф. Снегирева, зоолога С. А. Усова, гистолога И. Ф. Огнева и многих других профессоров-естественников приносили из родительского дома в Поливановскую гимназию интерес к естествознанию, чуждый даже лучшим из классических гимназий тех лет.

Ближайшими гимназическими друзьями Петра Ивановича были Александр Иванович и Сергей Иванович Огневы. С младшим из них, С. И. Огневым, впоследствии известным зоологом позвоночных, Петр Иванович дружил до конца своих дней.

Когда Петр Иванович учился в последнем классе гимназии, тяжело заболела его мать. В 1903 г. у нее отнялись ноги, и врачи порекомендовали ей лечение за границей. Сразу после сдачи выпускных экзаменов Петр Иванович отправился с больной в Карлсбад. Они жили там больше года, но лечение не принесло заметного улучшения: после возвращения в Москву Софья Васильевна уже не поднималась с постели. В 1906 г. она умерла. Спустя год не стало и Ивана Михайловича.

В 1907 г. Петр Иванович поступил на медицинский факультет Московского университета, но вскоре перешел на естественное отделение физико-математического факультета.

В 1908 г. Петр Иванович женился на Любови Семеновне Гальцовой — сестре своего друга и университетского товарища П. С. Гальцова.

Через год в семье П.И. Живаго родилась дочь Татьяна. В этом же году Петру Ивановичу пришлось везти тяжелобольную жену в Италию.

Со второго курса естественного отделения Петр Иванович начал заниматься исследовательской работой. Его привлекали зоология беспозвоночных, точнее, биология простейших, а также гистология и цитология. Возможности для научной работы студентов в, университетских лабораториях были тогда очень ограниченны, и Петр Иванович устроил домашнюю лабораторию. Он обзавелся микроскопом, микротомом, небольшим термостатом и некоторым количеством посуды, необходимой для приготовления препаратов и красителей. Эта лаборатория давала ему возможность больше времени проводить дома.

Первая работа Петра Ивановича «О размножении Pleistophora и Splendore» была напечатана в 1909 г., вторая — «Современное состояние вопроса о половом процессе у миксо- и микроспоридий» (реферат) — в 1911 г. В университете Петр Иванович работал под руководством Г. А. Кожевникова, тогда уже директора Зоологического музея, и у Н. В. Богоявленского — гистолога, цитолога и зоолога беспозвоночных. Он слушал также приват-доцентский курс цитологии, который читал Н.К. Кольцов, и, возможно, принимал участие в большом зоологическом практикуме, организованном Кольцовым на Высших женских курсах.

В 1911 г. Петр Иванович закончил университет с дипломом 1-й степени и был оставлен при кафедре беспозвоночных животных стипендиатом для подготовки к степени магистра. В то же время он продолжал свою научно-исследовательскую работу. В 1913 г. вышла в свет его работа «Uber die Erscheinungen der Blasenformigen Secretion und uber die plasmatischen Structuren in den Malpigischen Gefassen der Insekten».

Начиная с 1912 г. Петр Иванович Живаго вел научную работу также в зоологической и физической лабораториях Московского народного университета им. А. Л. Шанявского.

Основатель университета Альфонс Леонович Шанявский, польский дворянин, русский генерал, исследователь Амурского края, золотопромышленник и горячий борец за просвещение, был широко известен в демократических кругах России. Он вместе с женой Лидией Алексеевной, урожденной Родственной, добился открытия народного университета в Москве. Этот университет явился первой в России «вольной» высшей школой, открывшей свободную дорогу к высшему образованию всем, кому были недоступны государственные университеты. Как известно, по существовавшим тогда правилам, в университеты не могли поступать лица, окончившие реальные и коммерческие училища, духовные семинарии, технические и земледельческие школы; с большим ограничением (3%) принимали евреев, совсем не принимали женщин.

В соответствии с уставом, разработанным А. Л. Шанявским, двери народного университета распахнулись перед всеми, кто желал учиться, без различия пола, национальности и вероисповедания, без обязательного предъявления каких-либо дипломов, за возможно умеренную плату. Преподаватели для университета выбирались не по ученым степеням, а на основании научных работ и педагогического стажа.

А. Л. Шанявский умер в 1905 г. Для организации народного университета он завещал Московской городской думе свой дом и большую часть состояния. Однако университет открылся лишь спустя три года после его смерти, т. е. в 1908 г.

В создании университета активное участие принимали многие прогрессивные всемирно известные ученые (К. А. Тимирязев, П. Н. Лебедев, Ф. Ф. Фортунатов, Н.К. Кольцов и др.) и общественные деятели (издатель М. В. Сабашников и др.). В правовом отношении университет Шанявского находился в ведении городской думы. Дальнейшее финансирование производилось за счет пожертвований. Сбором пожертвований и пропагандой университета занималось специальное Общество помощи университету Шанявского.

Университет Шанявского имел два отделения: научно-популярное, на котором можно было получить среднее образование, и академическое, дававшее высшее образование. Академическое отделение включало два цикла: естественный и общественно-философский. В первый год работы университета в нем было всего 11 преподавателей и 400 студентов. В 1912 г. число студентов достигло 4000 человек, с которыми занимались 130 преподавателей. Народный университет просуществовал до 1918 г. Значение университета Шанявского заметно возросло в 1911 г., когда более 50 профессоров и доцентов в знак протеста против реакционных действий министра просвещения Кассо оставили Московский университет и часть их перешла в университет Шанявского. Среди них был и известный физик П. Н. Лебедев, который пришел в университет вместе со всеми сотрудниками своей лаборатории. Тогда же окончательно обосновался в университете Шанявского Н.К. Кольцов — выдающийся исследователь, основатель физико-химической биологии в СССР, прекрасный организатор и пропагандист науки. В университет перешли В. И. Вернадский, А. Е. Ферсман и др.

К этому времени закончилось строительство нового здания университета, и для каждого из вновь прибывших ученых открылась возможность организации и развертывания научной работы. Так, Н.К. Кольцов позднее писал: «...Я получил возможность создать в университете Шанявского хорошую исследовательскую лабораторию, в которой начали работать мои ученики — кончающие или только что кончившие студенты. Среди них было несколько талантливых и упорных в своем увлечении наукой. В дальнейшем многие из них выдвинулись как крупные научные работники: М. М. Завадовский, А. С. Серебровский, С. Н. Скадовский, Г. В. Эпштейн, Г. И. Роскин, П.И. Живаго, В. Г. Савич, И. Г. Коган, В. В. Ефримов и др.» ^[2]

Работы, выполненные П.И. Живаго в университете Шанявского под руководством Кольцова, были опубликованы в 1915—1916 гг. В это же время Петр Иванович начал преподавать естествознание и физику в частной гимназии В. П. Гельбиг.

Петр Иванович был человеком многосторонним и, несмотря на свою большую занятость научной и педагогической работой, продолжал по-прежнему любительски заниматься музыкой, следить за театральными премьерами, изучать русскую старину, заниматься фотографией. Художественной фотографией он увлекся еще будучи студентом и с годами достиг большого мастерства. Живаго участвовал в выставках Общества любителей фотографии (это было отделение Русского технического общества) и в 1912—1913 гг. получил медали (золотую и серебряную) за видовые и портретные снимки. Глубокое и детальное знакомство с фотографическим процессом позже сыграло большую роль в его научной работе.

В 1914 г., в начале первой мировой войны, П.И. Живаго был мобилизован. Так как он не проходил военной подготовки в качестве вольноопределяющегося и не имел офицерского чина, его призвали рядовым. Из-за слабости зрения Живаго признали непригодным к строевой службе и зачислили санитаром подвижного госпиталя. С госпиталем Петр Иванович попал под Брест-Литовск, где работал в операционной, а затем был откомандирован в Киев, в распоряжение Комиссии помощи раненым рентгеновским исследованием. Эта комиссия была одной из многочисленных общественных организаций помощи раненым, возникших в первые недели войны, когда стала очевидной полная неподготовленность санитарной части русского военного ведомства. В объявлении о приеме в комиссию добровольцев указывалось, что желающие работать должны быть знакомы с физикой в объеме средней школы и иметь представление о фотографии. П.И. Живаго — преподаватель физики, знаток фотографии, профессионально изучавший анатомию человека,— вполне подходил для этой организации. Первое время он работал рентгенофизиком, а осенью 1915 г. был избран членом комиссии и заведующим сначала рентгеновским кабинетом при госпитале № 7 Земского союза, а затем еще при лазарете № 5 Союза городов.

Петр Иванович не только обслуживал раненых, но и постоянно решал различные практические задачи. Так, он провел испытание на пригодность имевшихся в кабинетах средств защиты от рентгеновских лучей, сконструировал выпрямитель «типа Ржевусского», применение которого позволило намного увеличить нагрузку рентгеновских трубок. В «Известиях», издававшихся комиссией, опубликованы два сообщения П.И. Живаго: «О рентгеновских снимках с двумя усиливающими экранами» (1916, вып. 4) и «Фотографический процесс при исследовании Х-лучами» (1916, вып. 9—12).

Будучи на военной службе (в Киеве), Петр Иванович жил не на казарменном положении. В 1915 г. к нему приехали жена и дочь. Любовь Семеновна сразу же начала работать регистратором в одном из рентгеновских кабинетов. В 1917 г. Петр Иванович был демобилизован и перешел на работу в Киевский университет помощником прозектора кафедры гистологии медицинского факультета. Как почти всем киевлянам в те годы, им пришлось вести тяжелую борьбу за существование. Многократные смены власти в городе сопровождались уличными боями, обысками, арестами, конфискациями; не хватало хлеба, топлива, свирепствовал сыпной тиф.

Петр Иванович читал курс гистологии на медицинском факультете университета и продолжал работать рентгенологом в госпитале Красного Креста. Любовь Семеновна тоже все время работала: то швеей в артели, то на фабрике игрушек — это давало ей право иметь несколько больший паек, чем получали регистраторы или канцеляристы. Осенью 1920 г. П.И. Живаго был переведен в Москву помощником прозектора на кафедру гистологии Высшей медицинской школы, открывшейся на базе частных медицинских курсов Статкевича и Изачека. Помимо чтения лекций Петр Иванович занимался научной работой — изучал гистологические методики, касающиеся в основном фиксаторов и красителей. Он проявлял большую изобретательность, комбинируя их различным образом и получая интересные результаты. Здание школы было небольшое, и занятия проводились в помещении кафедры гистологии 1-го МГУ. Вскоре Петр Иванович стал ассистентом этой кафедры.

Молодая Республика Советов испытывала острый недостаток во врачах: голод и разруха, перемещение огромных масс населения, вызванное демобилизацией и возвращением беженцев, эпидемия сыпного тифа и «испанки» требовали срочно организовать в небывалых масштабах лечебную и профилактическую медицинскую помощь. С 1918 по 1922 г. в разных городах страны открылось 16 новых медицинских учебных заведений. Это были медицинские институты, медицинские факультеты при ранее существовавших университетах, высшие медицинские школы для окончивших различные краткосрочные медицинские курсы и школы военных фельдшеров. Во многих высших медицинских учебных заведениях создавались специальные отделения для ускоренной подготовки недоучившихся медиков и медичек, уходивших на фронт. Спустя несколько лет некоторые из этих новых медицинских вузов, выполнившие свою задачу, были закрыты.

С 1922 по 1926 г. Петр Иванович работал самостоятельным преподавателем педагогического факультета 2-го МГУ сначала по кафедре анатомии и физиологии животных, а потом по кафедре гистологии. В 1922 г. в Москву вернулась Любовь Семеновна с дочерью. Руководство Дома ученых помогло семье Живаго получить просторную комнату с балконом, лепными карнизами, расписным потолком и резными дубовыми панелями. Она была разделена перегородкой на две части и находилась в большой коммунальной квартире, заселенной научными работниками. В ней Петр Иванович прожил до самой смерти.

В Москве Любовь Семеновна занималась домашним хозяйством и по возможности помогала мужу в его делах, в частности перепечатывала на машинке его работы.

Еще в 1916 г. в Москве было создано (на общественные средства, собранные Обществом научного института) несколько научно-исследовательских институтов. Своеобразие этих научных учреждений заключалось в том, что предназначались они для совершенно определенных ученых: физический — для биофизика П. П. Лазарева, Экспериментальной биологии — для Н.К. Кольцова, Тропический — для Е. И. Марциновского и т. д. Руководители этих институтов имели широкие возможности развивать по своему усмотрению интересовавшие их направления.

Институт экспериментальной биологии открылся в середине 1917 г. Он помещался на Сивцевом Вражке и состоял из трех больших комнат и хорошего вивария. В институте было всего три штатных научных сотрудника, но всегда работало много сверхштатных добровольцев. Много позднее Н.К. Кольцов писал: «...Я решил избрать генетику, как общую, так и прикладную, боевой проблемой молодого Института экспериментальной биологии» ^[3]. Очевидно, при этом важную роль сыграло отсутствие в то время у русских биологов особого интереса к генетике. Кольцова прельщала и относительная простота техники генетического эксперимента, не требовавшая приобретения специального оборудования.

В начале 1920 г. этот институт был включен в систему ГИНЗ (Государственных институтов Наркомата здравоохранения). Туда же вошли Тропический и некоторые другие институты. При этом значительно увеличилось число штатных должностей. «Только тогда появилась возможность организовать при институте отделы по главным отраслям экспериментальной биологии: генетики, цитологии, эндокринологии, физико-химической биологии, гидробиологии, механики развития и зоопсихологии» ^[3].

Сразу же после установления Советской власти Н.К. Кольцов вернулся в Московский университет, где возглавил кафедру экспериментальной зоологии и начал читать курсы общей биологии и зоологии. Свои блестящие лекции он тут же прекрасно иллюстрировал на доске цветными мелками.

В начале 20-х годов Кольцов организовал еще и двухгодичный большой практикум по экспериментальной зоологии. Особенность работы практикума заключалась в широком применении экспериментальных методов исследования, что было в те времена для биологии новым и необычным. Н. В. Тимофеев-Ресовский (бывший студент этого практикума), в свое время побывавший почти во всех европейских странах и интересовавшийся постановкой учебного процесса по биологии, свидетельствовал, что «кольцовский» был лучшим биологическим практикумом в Европе. Практикум пользовался у студентов таким успехом, что число желающих принять в нем участие всегда превышало число мест. Преподавали здесь лучшие ученики Кольцова. Все они стали в дальнейшем большими учеными. Заведовал большим практикумом и вел занятия по протистологии Г. И. Роскин; цитолого-кариологический практикум вел П.И. Живаго, а в некоторые годы, кроме него, еще и С. Л. Фролова; генетический и биометрический — С. С. Четвериков; по физико-химической биологии — С. Н. Скадовский. Иногда вводились дополнительные «спецкурсы», например С. С. Четверикова — по генетике, Д. П. Филатова — по экспериментальной биологии (позднее получившей название «механики развития»).

Все, что касалось практикума, живо интересовало Н.К. Кольцова. Он еженедельно бывал на занятиях, беседовал со студентами о проделанной работе, о прочитанной литературе, об их планах. Необычной была общая атмосфера практикума. Преподаватели называли студентов по имени и отчеству и относились к ним как к равным. Обоюдная доброжелательность и внимание создавали теплые и в то же время по-деловому серьезные отношения. Эта обстановка оказалась естественной и для Петра Ивановича Живаго. В то время он был человеком с плотной, несколько даже полной фигурой, двигавшийся, однако, с легкостью. Его приветливое лицо, казалось, излучало доброжелательность и теплоту. Бережное и внимательное отношение (его любимые обращения «друг мой», «родная моя») сразу располагало к нему студентов. Они видели в нем не только хорошего преподавателя, но и очень хорошего человека.

Петр Иванович Живаго был прирожденным педагогом. В те времена не могло быть и речи, чтобы вменить в обязанность преподавателям еще и воспитание молодежи. Однако Петр Иванович воспитывал, причем так тонко и деликатно, что студенты не противились и воспринимали это как должное. Они видели в Петре Ивановиче своего старшего товарища, которому было просто приятно с ними. Однако, общаясь со студентами, Петр Иванович осторожно и ненавязчиво прививал им культуру поведения. Он не делал выговоров или замечаний, когда кто-нибудь поступал не так, как следует, а по-особенному кряхтел, и это действовало. Петр Иванович никогда не допускал со стороны студентов панибратства. Если же оно все же проявлялось, на его лице появлялось какое-то кислое выражение, и виновнику сразу становилось неловко и стыдно.

Человек высокой культуры, Петр Иванович Живаго стремился привить студентам различные культурные навыки, и прежде всего культуру работы. Настойчиво и требовательно, однако не впадая в педантизм, добивался он высокой техники изготовления препаратов, необходимых для выявления тонкого строения цитологических объектов.

Практические занятия Живаго всегда были интересными, объекты изучения — очень разнообразными. После ознакомления с основным материалом студенты постепенно переходили к научной работе. При этом Петр Иванович требовал ответственного отношения к ней, впрочем, это было обязательным условием для всех, кто хотел работать с Н.К. Кольцовым. Петр Иванович предостерегал своих студентов от поспешных, скороспелых выводов, учил их считать верными лишь те заключения, которые основывались на большом и достоверном материале. В процессе обучения Петр Иванович обычно ссылался как на русскую, так и на иностранную литературу. Это обязывало студентов изучать иностранные языки, для того чтобы самим знакомиться с первоисточниками.

Цитологическая «кухня» никому не казалась скучной, студенты всегда работали с увлечением. Занятия обычно сопровождались интересными научными рассказами и даже анекдотами (например, о знаменитом своей феноменальной рассеянностью профессоре Каблукове). Помимо цитологии Петр Иванович Живаго обучал студентов микрофотографии. Эти занятия проводились в подвальной фотдлаборатории Института экспериментальной биологии (Воронцово поле, 6). Сам Петр Иванович очень любил микрофотографию и старался привить своим студентам любовь к ней. Он считал этот метод чрезвычайно перспективным при исследовании тонких структур клеток различного происхождения и с увлечением занимался его совершенствованием.

В 1926 г. Петр Иванович Живаго стал приват-доцентом кафедры экспериментальной зоологии и начал читать, тогда еще совершенно новый, приват-доцентский курс цитологии наследственности. Вскоре он организовал к нему двухгодичный практикум (в помещении большого «кольцовского» практикума). Занятия велись на очень высоком уровне. Для работы использовались не только зоологические, но и ботанические объекты. Большую роль в практических занятиях по курсу Живаго отводил прижизненным наблюдениям и изучению тонких цитологических структур на микрофотографиях.

В Институте экспериментальной биологии еженедельно устраивались коллоквиумы. В их организации главную роль играли Кольцов, Четвериков, Живаго, Фролова, Серебровский, Скадовский, Роскин и др. Они же выступали с основными докладами. Приглашались и другие докладчики, как крупные ученые, так и студенты. В течение последующих лет состав основных организаторов коллоквиума менялся, но П.И. Живаго представлял исключение. П.И. Живаго щедро делился со студентами познаниями в музыке, живописи, литературе. В Институте экспериментальной биологии иногда устраивались концерты, на них выступали первоклассные вокалисты, среди которых особенно блистали Н. А. Обухова и К. Г. Держинская. С ними Петр Иванович был знаком лично. Он часто делился со студентами впечатлениями об исключительном по красоте меццо-сопрано Обуховой и ее артистичности, о драматическом сопрано К. Г. Держинской, рассказывал и о других певцах и музыкантах, об операх (он знал около 90 опер), о музыке вообще. Можно предположить, что эти его рассказы научили многих студентов понимать и любить музыку.

Помимо музыки Петр Иванович Живаго очень любил живопись и фотографию и хорошо разбирался в них. Сам он не был художником, но его фотографии были поистине художественными произведениями. Нам, ученикам Живаго, еще пришлось увидеть его полные настроения пейзажи, его снимки архитектурных памятников и т. д. К сожалению, не сохранилось его фотографий Пушкинских мест, а ведь с каким горячим чувством рассказывал Петр Иванович об этих местах! Он умел рассказывать о Москве, об ее улицах и улочках, об архитектурных особенностях тех или иных зданий, их истории. Петр Иванович знал многое из жизни тех людей, которые когда-то жили в Москве. Приходится только пожалеть о том, что он не записывал того, о чем так хорошо и интересно рассказывал.

С 1922 г. П.И. Живаго начал работать ассистентом на кафедре экспериментальной зоологии, возглавляемой Н.К. Кольцовым. Спустя год он начал работать в Институте экспериментальной биологии сперва сверхштатным сотрудником, потом старшим лаборантом и старшим ассистентом.

С 1928 г. и до конца своей жизни Петр Иванович был заведующим цитологическим отделением этого института.

По предложению директора института, Н.К. Кольцова, Петр Иванович занялся изучением видового кариотипа и тонкого строения хромосом. Одновременно он исследовал динамику митоза и тонкие цитологические структуры, применяя для прижизненных наблюдений контрастирующую микрофотографию по методу Фаворского.

Вновь, как когда-то в армии, мастерство фотографа и научное понимание фотографического процесса оказались как нельзя более кстати. В известной мере они определили одно из направлений исследований П.И. Живаго. Пользуясь контрастирующей микрофотографией и микрокиносъемкой, он постоянно занимался их развитием и усовершенствованием на уровне решения теоретических вопросов. Применяя различные методические приемы и, в частности цейтраферную микрокнносъемку, П.И. Живаго одним из первых обнаружил структуру ядрышка, высказался о возникновении и роли его в процессе клеточного обмена.

М.А. Пешков, считающий себя учеником Петра Ивановича, вспоминает: «Работая в кольцовском институте в лаборатории генетики протистов, организованной Г. В. Эпштейном, я узнал об удивительных методах выявления невидимых деталей строения живой клетки, которыми владел, по словам Г. В. Эшптейна, один лишь исследователь, до того неизвестный мне,— П.И. Живаго.

С экспансивностью молодости я стал осаждать Петра Ивановича градом вопросов, касающихся техники микрофотографирования. Полагаю, что моя тогдашняя настойчивость вряд ли могла доставить Петру Ивановичу много радости, но он терпеливо старался удовлетворить запросы моей, все возрастающей, страсти к микрофотографии во всех ее проявлениях.

Постепенно как от Г.В. Эпштейна, так и от Б. В. Кедровского и В. Н. Лебедева я узнал о чудодейственных результатах, полученных Петром Ивановичем после применения к исследованию живой клетки уникальных методов выявления неразличимых глазом деталей с применением фотографического метода цветоделения, изобретенного Е. Ф. Буринским. Методика цветоотделения, введенная Петром Ивановичем в цитологию, позволила ему заглянуть в сокровенные процессы деления ядра. Еще в 1926 г. он проводил исследования прижизненных структур лимфоцитов и лейкоцитов крови лягушки, обнаружив в них нитчатую структуру.

После многолетнего перерыва Петр Иванович вновь применяет эту уникальную методику к изучению тонкого строения ядрышек в клетках слюнной железы мотыля. Заканчивая свою слабую попытку вспомнить и воздать по заслугам крупнейшему советскому цитологу первой половины двадцатого века — Петру Ивановичу Живаго, не могу не поделиться, что цитологов такого широкого размаха я больше уже не встречал в моей дальнейшей жизни» ^[5].

В 1921 г. под Москвой (деревня Аниково, Звенигородский район) была организована Генетическая станция. В связи с этим ее директор Н.К. Кольцов писал: «С целью приблизить генетику к запросам практической жизни я связал работу генетической станции с отделом животноводства Наркомзема...» ^[6] Станцией заведовал В. Н. Лебедев. Она размещалась в двух небольших домах, имела собственный небольшой птичник. Большая часть исследований касалась генетики домашней курицы. Генетикой дрозофилы занимался А. С. Серебровский. Генетикой кур занимались А. С. Серебровский и Р. И. Серебровская.

Однако планы у создателя станции, Н.К. Кольцова, были значительно шире. Он хотел развернуть исследования по генетике овец. С этой целью он пригласил на станцию специалистов-овцеводов Б. Н. Васина и Е. Т. Васину-Попову. А так как овец на станции не было, работу пришлось проводить непосредственно в крестьянских хозяйствах.

Коллектив станции работал дружно, в атмосфере товарищеской взаимопомощи. П.И. Живаго занимался кариологией, исследовал хромосомы кур. Материалом для этой работы его снабжали А. С. Серебровский и Р. И. Серебровская. Орнитолог А. Н. Промптов, работавший на станции по генетике воробьиных, снабжал Петра Ивановича материалом для исследования их хромосомного комплекса. Живаго поддерживал тесную связь и с Б. Н. Васиным, который доставлял ему материал для проведения работы по кариологии овец.

На станции проходили генетическую подготовку многие животноводы. Летом на генетическую практику сюда направлялись студенты с кафедры Кольцова из МГУ, в их числе П. Ф. Рокицкий, Н. А. Диомидова, А. Е. Гайсинович и др., а также ученики П.И. Живаго: Б. А. Бочаров, В. Д. Вендровский, Е. А. Берлин. Работали здесь и студенты из Высшего зоотехнического института с кафедры А. С. Серебровского: Я. Л. Глембоцкий, М. А. Гептнер (Арсеньева). В 1923 г. на станцию приезжал и делал там доклад профессор Г. Мёллер — один из первых американских ученых, посетивших СССР.

В 1926 г. Аниковская станция была реорганизована в научное учреждение общегосударственного значения — Центральную генетическую станцию (ЦГС). Задачи ее оставались теми же. После реорганизации станция была переведена в Назарьево (Звенигородский район), в бывшее помещичье имение с парком. Лаборатории были размещены в трех больших домах со стрельчатыми окнами. Теперь станция имела хорошую хозяйственную базу: птичник на 200 кур, овчарню на 150 овец и др.

Директором станции оставался Н.К. Кольцов (в дальнейшем его сменил на этом посту В.А. Рациборский). Отделом общей генетики и генетики кур заведовал А. С. Серебровский, отделом анатомии — С. Н. Боголюбский, отделом овцеводства — Б. Н. Васин. Сотрудниками этих отделов были Р. И. Серебровская, Е. Т. Васина, С. М. Гершензон, П. Ф. Рокицкий и др.

Петр Иванович приезжал на станцию летом. Его лаборатория была на втором этаже. Здесь он проводил кариологические исследования вместе со своими университетскими студентами. Лично он занимался изучением хромосом мелкого рогатого скота (овцы и козы). Регулярно посещали станцию сотрудники Института экспериментальной биологии. Кроме них на летнюю практику приезжали студенты из различных вузов, а также сотрудники научных и опытных учреждений Сибири, Украины, Кавказа, Туркестана. Они знакомились с теоретической генетикой, с методикой генетической работы на животных.

За короткий срок станция завоевала широкое признание. О ее работе заговорили и за рубежом. В числе ее посетителей были зарубежные специалисты, профессора из Америки, Англии, Польши, Японии.

Станция по-прежнему оставалась связанной с Институтом экспериментальной биологии. Ее сотрудники были непременными участниками институтских коллоквиумов. Неоднократно выступал на них и П.И. Живаго. Он делал доклады о своих работах и рефераты, иногда обзорные, по интересующим аудиторию вопросам. Регулярно бывали коллоквиумы и на ЦГС. Кроме того, руководители станции устраивали большие конференции по племенному делу. В них участвовали крупнейшие специалисты в области животноводства: П. Н. Кулешов (член-корреспондент АН СССР), М. Ф. Иванов (академик ВАСХНИЛ), Е. Ф. Лискун (академик ВАСХНИЛ) и др.

В Назарьеве станция функционировала до 1930 г., а затем ее перевели в Гатчину, но Петр Иванович там уже не работал.

В 1926 г. известный клиницист профессор В. Ф. Зеленин организовал в Москве Медико-биологический институт. Этот новый научно-исследовательский институт, вошедший в систему Главнауки Наркомпроса, должен был дать врачам более широкие биологические знания, приобщить их к современным проблемам и методам биологии. Первые годы институт работал на базе Ново-Екатерининской больницы (у Петровских ворот). Он состоял из ряда отделов, руководимых крупными специалистами. Директором был В. Ф. Зеленин, его заместителем — Л. И. Фогельсон; отдел патофизиологии возглавлял A. А. Богомолец, отдел физиологии — Л. С. Штерн, отдел эндокринологии — М. Я. Серейский, отдел терапии — B. Ф. Зеленин.

В 1927 г. в институт был приглашен С. Г. Левит. С его приходом начали энергично развиваться исследования по генетике. Спустя три года после прихода Левита в институте уже занимались генетикой человека.

В 1931 г. институт переехал на Б. Калужскую (Ленинский проспект), в специально для пего построенное здание. Еще раньше, в 1930 г. П.И. Живаго получил предложение организовать в институте отдел цитологии. Согласившись, он начал подбирать себе кадры. Выбрать будущих сотрудников для Живаго не представляло большого труда. Почти все, кто знакомился с ним, неизбежно попадали под обаяние этого умного, приятного человека, мечтали ближе с ним познакомиться и вместе работать. Больше того, при дальнейшем общении с ним каждый убеждался, что имеет дело не просто с ученым, а и с человеком, удивительно тепло и душевно относящимся к людям. Так, приходя в лабораторию, Петр Иванович доброжелательно приветствовал каждого сотрудника, как бы подчеркивая, что все они являются членами одной семьи.

Петр Иванович всегда отличался большой целеустремленностью. Его научные планы и интересы были очень широкими, но он умел в нужный момент концентрировать все свои мысли и намерения вокруг решения одной основной задачи, например изучения кариотипа в разных тканях у различных животных и человека. В исследованиях по кариологии Живаго стремился использовать всевозможные методы, в частности метод культуры ткани. Подбирая сотрудников для работы в новом отделе института, он р ководствовался тем, насколько тот или иной человек владеет цитологическими методами и методом культуры тканей. Живаго хотел создать работоспособную группу сотрудников, могущих немедленно приступить к исследованию по данной проблеме. В отделе цитологии работали Г. К. Хрущев, владевший методом культуры тканей, Б. Д. Морозов — ученик П.И. Живаго по университету, ранее работавший с ним в Институте экспериментальной биологии, А. Ф. Иваницкая, окончившая в 1929 г. курсы по культуре ткани в Институте экспериментальной биологии, организованные А. В. Румянцевым, и др.

В отделе у Живаго был аспирант А.Г. Андрес, по образованию врач. Петр Иванович занимался с ним, не жалея ни времени, ни сил. Он стремился вложить в него все, что знал сам. В 1933 г. Андрес стал заведующим отделом цитологии, а Петр Иванович — его заместителем. В том же году Медико-биологический институт возглавил С. Г. Левит. Вскоре институт получил новое название, точнее характеризующее основной профиль его работы: он стал называться Медико-генетическим институтом. В нем теперь функционировали большие отделы: генетики (зав. С. Г. Левит), цитологии (зав. А. Г. Андрес, зам. зав. П.И. Живаго), морфологии (зав. Я. Л. Рапопорт), терапии (зав. Л. И. Фогельсон), нейрологии (зав. С. Н. Давиденков). В институте работали известные в то время ученые: антрополог В. В. Бунак, математик М. В. Игнатьев и др.

В последующие годы бурно рос научный авторитет института, становившегося центром изучения медицинской генетики. Большое место в работе института отводилось теоретической генетике. В отделе цитологии были получены интересные данные, касающиеся кариотипа человека. Они показали, что ткани эмбриона человека представляют собой кариологическую мозаику с числом хромосом, варьирующим в довольно широких пределах. Клиннико-генетические исследования велись в самых различных направлениях: терапии, педиатрии, психиатрии, неврологии, дерматологии, офтальмологии и др. Интерес представляли и широкие генеалогические и генетические исследования на близнецах, проводимые педиатрами во главе с Л. Я. Босиком. Именно в этом институте был открыт единственный в СССР детский сад для близнецов.

Советская генетика к середине 30-х годов завоевала такое признание, что крупнейший американский ученый, один из пионеров генетики, Г. Мёллер, приехав в Москву по приглашению Н. И. Вавилова, часто бывал в Медико-генетическом институте и живо интересовался проводимыми там антропогенетическими и другими работами.

В 1937 г. Медико-генетический институт был расформирован. При этом часть отдела цитологии слилась с отделом морфологии человека ВИЭМа (Всесоюзный институт экспериментальной медицины, зав. Б. И. Лаврентьев). В этом отделе была организована маленькая лаборатория кариологии. П.И. Живаго в течение двух лет являлся там консультантом. Заведовал лабораторией А. Г. Андрес, сотрудником была М. И. Сорокина.

Наряду с научно-исследовательской работой Петр Иванович вел самостоятельные курсы лекций, в основном по цитологии наследственности. Так, в 1930—1938 гг. он читал лекции в Горьковском университете на физико-математическом факультете, в Горьковском сельскохозяйственном институте, в Москве — аспирантам ВИЖа (Всесоюзного института животноводства) и в других учебных и научных учреждениях.

В 1933 г. П.И. Живаго начал работать в лаборатории цитологии Института экспериментального морфогенеза. Первое время — консультантом на правах заведующего, а через год его избрали действительным членом этого института и он стал официальным заведующим лабораторией. Этот институт был создан в 1929 г. в Останкине на базе лаборатории экспериментального морфогенеза, организованной В. М. Дончаковой еще в 1928 г. Директором института стал Р. И. Белкин. В институте имелся ряд лабораторий: экспериментального морфогенеза (зав. Д. П. Филатов), постэмбрионального морфогенеза (зав. Л. Я. Бляхер), гистогенеза (зав. А. В. Румянцев), гормональных факторов развития (зав. В. Ф. Ларионов). Позднее всех других была организована лаборатория цитологии (зав. П.И. Живаго). Первое время в ее штат входили всего два человека. В 1935 г. институт был переведен в Москву (ул. Белинского, 3) и число штатных единиц лаборатории увеличилось. У Петра Ивановича стали Работать Е. А. Берлин, А. Ф. Иваницкая, С. А. Волохов, В. Д. Вендровский, К.А. Котельникова, М.А. Топильская, Н.Е. Гольдрин. Почти постоянно в лаборатории стажировали сотрудники из различных институтов Москвы и других городов.

В исследованиях, проводимых в лаборатории, широко использовался метод тканевых культур. Опыты в основном ставились на птицах и частично на млекопитающих. Сотрудники лаборатории изучали изменчивость кариотипов эмбриональной и взрослой сомы в онтогенезе, определяли действие различных плазм крови, как основного компонента среды, на деление клеток.

Работая в нескольких лабораториях, П.И. Живаго находил время и для общественной работы. В 1930—1931 гг. он руководил семинаром по цитологии наследственности и микроскопической технике для аспирантов Института экспериментальной биологии. С 1935 г. являлся членом редколлегии «Трудов Института экспериментального морфогенеза» и др.

В 1934 г. вышла из печати работа К. Беляра «Цитологические основы наследственности» под редакцией П.И. Живаго и Г.К. Хрущева — руководство, предназначенное для научных сотрудников, аспирантов и студентов-генетиков старших курсов. Живаго и Хрущев перевели его с немецкого, внося ряд дополнений из работ Курта Штерна. Эта книга была совершенно необходима, так как других пособий по цитологии наследственности в то время не было.

Сейчас может показаться странным, что Живаго одновременно работал в трех лабораториях, совершенно однородных по направлению. Но в то время научно-исследовательские институты были небольшими, в каждой лаборатории имелось всего несколько штатных сотрудников, не хватало даже необходимого оборудования, например микроскопов. Поэтому совместительство давало возможность расширить содержание, направление и количество исследований.

30-е годы явились годами расцвета научной деятельности и широкого признания П.И. Живаго. В 1936 г. ему присудили степень доктора биологических наук без защиты диссертации, а вскоре он получил звание профессора цитологии.

Занимаясь исследованиями совершенно определенного направления (тонкая структура клеток и кариология позвоночных и человека), П.И. Живаго широко интересовался и другими биологическими проблемами и всегда поддерживал тесные научные контакты с сотрудниками многих лабораторий и институтов. Так, он сохранял связи в Медико-генетическом институте — с лабораторией генетики (зав. С. Г. Левит); в Институте экспериментальной биологии — с лабораториями цитогенетики (зав. Н. П. Дубинин) и микрокиносъемок (зав. В. Н. Лебедев); в Институте экспериментального морфогенеза с лабораториями гистологии (зав. А. В. Румянцев), экспериментального морфогенеза (зав. Д. П. Филатов), постэмбрионального развития (зав. Л. Я. Бляхер) и многими другими научными сотрудниками из разных институтов. Эти контакты приводили к научным дискуссиям, а иногда даже к конфликтам. В результате одного из них, как будет сказано дальше, Живаго ушел из Института экспериментальной биологии. Петр Иванович часто посещал научные семинары и коллоквиумы на кафедрах 1-го МГУ, мединститута и ВИЖа, являлся действительным членом Общества испытателей природы, членом Общества анатомов, гистологов и эмбриологов и некоторых других.

В 1926—1930 гг. Живаго сблизился с профессором А.Г. Гурвичем, занимавшим кафедру гистологии на медицинском факультете 1-го МГУ. Живаго был частым гостем на семинарах этой кафедры. В свою очередь Гурвич очень интересовался цитологическими работами Живаго и в свою книгу «Гистологические основы биологии» включил кадры микрофильмов, сделанных Живаго с живых ядер лейкоцитов лягушки. Несколько позже Петр Иванович установил постоянный контакт с Б. И. Лаврентьевым, возглавлявшим кафедру гистологии 1-го МГУ после отъезда Гурвича в Ленинград.

В 1935 г. П.И. Живаго ушел из Института экспериментальной биологии. Уход его был вызван научными расхождениями с Н.К. Кольцовым. По данным П.И. Живаго и его сотрудников, полученным на большом материале при определении кариотипа соматических клеток различных животных, получалось, что видовой кариотип не остается строго постоянным, в некотором проценте делящихся клеток камбиальных тканей обнаруживается колебание числа хромосом. Эти выводы противоречили прочно установившимся в науке точкам зрения. Большинство биологов и генетиков отказывались принять выводы Живаго, а данные наблюдений Петра Ивановича и его сотрудников рассматривали как результат методической ошибки. К этим ученым принадлежали Н.К. Кольцов и его школа. П.И. Живаго не согласился с их суждением. «Для нас казалось несомненным,— писал он,— что здесь «игра должна стоить свечей», так как пересмотр одного из долго господствовавших в биологии основных ее законов мог дать либо новый существенный этап, либо повести к полному снятию ревизуемого закона» ^[7]. Убежденный в своей правоте Петр Иванович ушел из института.

В 1939 г. вместо Н.К. Кольцова исполняющим обязанности директора Института экспериментальной биологии был назначен Г. К. Хрущов. Спустя год этот институт с новым названием «Институт цитологии, гистологии и эмбриологии» вошел в систему Академии наук СССР. Осенью 1939 г. Петр Иванович вернулся сюда, представив большой план работы и организовав новую кариологическую лабораторию. Но через год Петр Иванович тяжело заболел (инфаркт миокарда). Едва оправившись от болезни, еще в постели, он уже работал над руководством по микрофотографии.

Планам, намеченным Живаго, не суждено было осуществиться. С началом войны пришло распоряжение об эвакуации. Семьи сотрудников направлялись в Башкирию и Чкаловскую область, а сотрудники института должны были уезжать работать в Самарканд. Петру Ивановичу по состоянию здоровья жаркий климат Средней Азии был противопоказан. Поэтому его вместе с семьей направили в башкирский поселок Дюртюли. Замаскированный пароход, курсировавший по маршруту Москва-река — Волга — Кама — Белая, доставил москвичей в Дюртюли, расположенный на левом берегу Белой. Отсюда эвакуированных на телегах развозили по окрестным деревням.

Живаго выбрал деревню Ляпустино, куда ехали семьи сотрудников института Л. В. Полежаева и Е. Г. Зиновьевой. Среди них были врачи (мать Полежаева и свекровь Зиновьевой), что было важно для Петра Ивановича, состояние здоровья которого еще не нормализовалось. Эвакуированных разместили по избам колхозников. Жена и дочь Петра Ивановича работали в колхозе, а также занимались собственным огородом. Сам Петр Иванович продолжал писать руководство по микроскопической технике для кариологических исследований.

Несмотря на трудные условия жизни, на тревожные известия с фронта Петр Иванович ни на минуту не терял оптимизма и бодрости. Он был убежден в победе Советского Союза и в скором возвращении в Москву к прерванной научной работе.

В 1943 г. Живаго получил разрешение на возвращение в Москву. Здесь он немедленно приступил к экспериментальной работе, по которой так стосковался.

Весной 1944 г. Президиум Академии наук СССР назначил директором Института цитологии, гистологии и эмбриологии А. А. Заварзина. В марте 1945 г. новый директор выступил на Проблемном совещании института с докладом о связи кариологии и гистологии. В своем докладе А. А. Заварзин, в частности, сказал: «В связи с бурным развитием генетики и установлением непосредственной связи генов с хромосомами изучение ядерных структур свелось преимущественно к изучению этих последних в половых клетках. Поэтому и кариология стала преимущественно отраслью гистологии (цитологии), изучающей кариотип, т. е. набор хромосом и их генетическую структуру в половой клетке. Таким образом, современная кариология в значительной своей части сводится к цитогенетике. Такое положение ни в коем случае нельзя признать нормальным, так как кроме интересов генетики, кариология должна обслуживать в первую очередь свою основную науку — гистологию (цитологию).

Между тем обособленное изучение ядра, над которым, кроме того, доминируют интересы генетического анализа, приводит к совершенно абстрактным представлениям об ядре, как таковом, к игнорированию не только его тканевой, но даже и клеточной принадлежности.

С другой стороны, гистология сейчас все более и более выходит в ранг биологической дисциплины общего характера. Она оперирует со своими объектами, т. е. конкретными клетками и тканями, устанавливает отчетливые закономерности их развития, взаимосвязей, возрастных изменений и так далее, оставляя совершенно без внимания ядро.

Таким образом, создается недопустимое и вредное для дальнейшего развития и цитологии, и гистологии положение, когда ядро изучается вне клеток и тканей, а ткани, а следовательно и тканевые клетки, без ядра...

Между тем материал, который приведен в докладе П.И. Живаго ^[8], заставляет думать, что дело здесь обстоит далеко не так просто, как думают многие кариологи. Кариологический материал, добытый до настоящего времени и относящийся к кариотипам соматических клеток, приведенный в докладе П.И. Живаго, позволяет предполагать, что кариотип в соматических клетках далеко не всегда соответствует схеме n — 2n, претерпевает изменения, и часто значительные. Поэтому вполне допустимо предположить, что намеченные в моем докладе закономерности клеточных циклов в различных тканях также связаны с какими-то вполне закономерными изменениями в кариотипах, может быть даже не так легко уловимых» ^[9].

Эта точка зрения была близка взглядам Петра Ивановича на кариотип, доставившим ему в свое время немало огорчений. Доклад Заварзина воодушевил Живаго, и он страстно мечтал поработать с этим ученым хотя бы еще несколько лет. Этим мечтам не суждено было сбыться. Спустя четыре месяца Заварзина не стало.

Заметно ухудшилось и здоровье П.И. Живаго. С 1946 г. он почти не выходил из дому, но любимую работу не бросал. Снова, как в молодости, Петр Иванович устроил небольшую домашнюю лабораторию, на этот раз — для микрофотографии. В ней он обрабатывал материалы последних лет — о строении и функции ядрышек. Его постоянно навещали сотрудники: они приходили к нему для консультации, обсуждения экспериментальных данных. Изредка Петра Ивановича на машине привозили в институт для участия в научных заседаниях. И все это время, даже лежа в постели, он писал «Руководство по микрофотографии» и статью по изменчивости кариотипа в индивидуальном развитии.

30 октября 1948 г. после нового инфаркта Петр Иванович Живаго скончался.

Литература

1. Белый А. На рубеже двух столетий. М.—Л., 1930, стр. 261, 289, 292, 297.
2. Кольцов Н.К. Организация клетки. М., 1936, стр. 27.
3. Кольцов Н.К. Организация клетки, стр. 28.
4. Кольцов Н.К. Организация клетки, стр. 29.
5. М.А. Пешков. О П.И. Живаго (Архив автора).
6. Кольцов Н.К. Организация клетки, стр. 29.
7. Живаго П.И. К проблеме изменяемости кариотипа в онтогенезе. — «Труды Ин-та морфогенеза», т. VII. М., 1940, стр. 323.
8. Живаго П.И. К проблеме изменяемости кариотипа в индивидуальном развитии организмов.
9. Заварзин А.А. Кариология и гистология.— «Журнал общей биологии», 1948, № 4, стр. 275—276, 284.
10. Живаго П.И. О применении метода В.И. Фаворского к прижизненному исследованию ядерных структур. "Известия Ассоциации н.-и. ин-тов при физ.-мат. фан. 1 МГУ", 1928, т. 1, вып. 1—2; К проблеме изменяемости кариотипа в индивидуальном развитии организмов. "Ученые записки Московского гос. ун-та", 1940, вып. 43.

© Берлин Е.А., Иваницкая А.Ф., Сорокина М.И. Глава первая. Жизнь и деятельность // В книге: А.Ф. Иваницкая, М.А. Пешков и др. "Петр Иванович Живаго". М., Наука, 1975, с. 15-30.

Сергей Степанович Чахотин (13 сентября 1883, Константинополь — 24 декабря 1973, Москва) — русский учёный-биолог и общественный деятель. Один из первых аналитиков современных форм пропаганды и один из ведущих теоретиков психологии масс XX века. Один из основателей группы «Смена вех». Автор манифеста «В Каноссу» (1921). В эмиграции был близок к социал-демократическим кругам, выступил соавтором антифашистского символа «Три стрелы», был знаком с Альбертом Эйнштейном. Эсперантист. Изобретатель метода микродиссекции живой клетки посредством ультрафиолетового пучка.

Биография

Родился в Стамбуле в семье российского консула Степана Ивановича Чахотина. В десятилетнем возрасте вместе с родителями переезжает в Одессу. После окончания гимназии с золотой медалью поступает на биологический факультет Московского университета.^[1]

В 1902 году за участие в студенческой забастовке был исключён из университета и выслан за границу. Женился в 1906 году, во время медового месяца на Корсике был вместе с женой похищен бандитами. Выкупом послужили деньги, полученные от продажи на парижских аукционах написанных им картин. В 1907 году был удостоен степени доктора Гейдельбергского университета за работу «Die Statocyste der Heteropoden», посвящённую исследованию органов равновесия у киленогих моллюсков.^[1]

В декабре 1908 года его пригласили возглавить кафедру экспериментальной фармакологии в университете города Мессина. Во время Мессинского землетрясения был заживо погребён под развалинами дома, из-под которых выбрался только через 12 часов.

В 1912 году возвращается в Россию, работает ассистентом в лаборатории академика Павлова. Создав набор микроинструментов, Чахотин начал оперировать живую клетку: брал оплодотворённую яйцеклетку, удалял тот или иной бластомер и смотрел, что получалось дальше, при его росте. И хотя микроинструменты были таковы, что мог бы позавидовать лесковский Левша, клетка нередко погибала во время операции - механические инструменты все же были грубыми. Нужно было нечто другое. Чахотин поставил источник жестких ультрафиолетовых лучей и пропустил их через крохотное отверстие в диске, а кварцевым объективом собрал их в точку. Так в руках Чахотина оказался лучевой скальпель для операций на клетке.^[5]

В 1917 году, после Октябрьской революции, Чахотин уехал на Дон в Добровольческую армию, где руководил ОСВАГ — информационно (осведомительно)-пропагандистский орган Добровольческой армии, а в дальнейшем — Вооружённых Сил Юга России во время Гражданской войны. Осенью 1919 года эмигрировал из России. С 1922 по 1924 год жил в Берлине, работал одним из редакторов просоветской газеты «Накануне», получил советское гражданство. С 1924 по 1926 год — сотрудник советского торгпредства в Берлине.^[8]

В 1927 году из-за болезни переехал в Геную, где занимался проблемами онкологии. В 1930 году по предложению Альберта Эйнштейна ему присуждается премия «Исследовательской корпорации» (Research Corporation). ^[4]

В 1930—1933 годах занимался научными исследованиями в Гейдельберге. В это же время он организовывал демонстрации против партии нацистов. В 1932 году вместе с социал-демократом Карло Мирендорфом Чахотин создаёт «Три стрелы», ставшие символом антинацистского «Железного фронта» (нем. Die Eiserne Front). В апреле 1933 года его увольняют из Института кайзера Вильгельма, и он уезжает в Данию, а в 1934 году переезжает в Париж, где работает в Профилактическом институте, в исследовательской лаборатории госпиталя «Леопольд Беллан», в Институте физико-химической биологии. За научные успехи удостоен премий Французской академии наук (1936) и Парижской медицинской академии (1938). Сотрудничал с радикальным крылом французской социалистической партии (SFIO) и накануне немецкой оккупации Парижа опубликовал Le Viol des foules par la propaganda politique (Gallimard, 1939)^[1].

Во время Второй мировой войны в 1941 году был заключён в концлагерь Руалье в Компьене, где провёл семь месяцев.^[1] Руалье - один из созданных во время Второй мировой войны в июне 1941 года на территории оккупированной Франции лагерей для интернированных гражданских лиц, в основном евреев. Находился в поле близ Компьеня, в департаменте Уаза, к югу от Парижа. Также в пересыльном лагере содержались участники движения Сопротивления перед отправкой в другие лагеря. С декабря 1941 года он был превращен в транзитный лагерь для евреев - граждан Франции и других стран, отправлявшихся в лагеря смерти нацистской Германии. С июня 1941 года по август 1944 года 54 000 человек содержались в лагере, из них 50 000 человек были депортированы в лагеря смерти. <...> Лагерь для интернированных гражданских лиц в Компьене существовал с июня 1941 года по сентябрь 1944 года. ^[15]

После Второй мировой воины в 1955 году С.С. Чахотин переезжает в Италию — сначала в Геную, затем в Рим.^[1]

В 1958 году возвращается на родину^[10]. Работает в Институте цитологии АН СССР в Ленинграде.^[1]

В 1960 переводится в Москву, в Институт биофизики АН СССР, где проработает до 1967 года. В поездках на международные конференции ему отказывают.^[5]

В 1968 году в порядке перевода зачисляется в Институт биологии развития АН СССР, где с 1967 по 1973 г., вплоть до своей смерти, возглавлял группу Методики ультрафиолетового микропучка.^[16]

24 декабря 1973 г. профессор Чахотин умер в Москве в возрасте 90 лет. По завещанию, его прах был развеян сыном Евгением над Средиземным морем в селении Каржез, на Корсике, где когда-то ученый жил, любил, был счастлив. Совершилось, правда, это событие только через 32 года после смерти ученого.^[13]

Изобретения, открытия и интересные факты

Начиная с 1912 г. С.Чахотин разрабатывает целую серию микроманипуляторов, микрооператоров и других устройств для обеспечения механических приемов и операций над клеткой под микроскопом. При этом исследователем была учтена необходимость перемещения клеток, их фиксации, иммобилизации, извлечения, помещения в различные сосуды.^[7] Но основной сферой научной деятельности является разработка методов и средств микроманипулирования с отдельными клетками, а также микрооблучение клеток и их органелл сфокусированным ультрафиолетовым излучением. ^[7]

Главное техническое изобретение С. С. Чахотина — установка для локального ультрафиолетового облучения живых микрообъектов. Уже в 1970-е годы широко использовалась фирменные системы, разработанные Carl Zeiss, Jena на основе чахотинского прибора. Идея Сергея Степановича, воплощенная в современной микроскопической установке с зеркально-линзовыми объективами, позволила оперировать клеточные органеллы <...>. Впоследствии ультрафиолетовый источник излучения был заменен лазером, что значительно повысило скорость и эффективность операций на живой клетке. Пик работ, выполненных с использованием «чахотинского метода», пришелся на последнюю четверть XX века и позволил решить или приблизиться к решению нескольких проблем клеточной биологии и физиологии.^[13]

Живя в Европе он подружился с Альбертом Эйнштейном. Эйнштейн считал, что Чахотин первым проник в атом жизни, т.е. в живую клетку, не расщепив ее. Как и Павлов, он выдвинул Чахотина на Нобелевскую премию, которую тот, увы, не получил (помешало его советское гражданство).^[5]

В римской лаборатории Чахотин работал с яйцами морских ежей. Они крупные и уже поэтому (но не только) представляют удобный материал для биологических экспериментов. Обычно он брал уже оплодотворенные яйца, но в этот раз решил ограничиться одной женской яйцеклеткой, при этом роль сперматозоида взял на себя луч ультрафиолета. Клетка начала делиться, на свет родился морской ёж, у которого была только мать, но не было отца! Когда информация об этом попала в печать, вокруг чахотинского открытия (весьма важного для генетики) начался ажиотаж. Один журналист спросил, может ли таким образом зачать женщина, без мужчины, от луча. Чахотин ответил, что подобное возможно, но только в принципе. В данное же время это есть чудо, которое мог бы осуществить разве что Бог. Ученые из Папской академии написали, что, видимо, так и произошло непорочное зачатие: лучи Духа Святого попали в чрево Девы Марии, она зачала и родила Иисуса, причем лучи эти и были мужским, божественным началом. За это свое открытие Чахотин получил денежную премию Папской академии, которая помогла ему пережить нелегкие годы в Италии, в затем в Германии.^[5]

Основные публикации

• Serge Tchakhotine: A mistificação das massas pela propaganda política. Tradução de Miguel Arraes. Rio de Janeiro: Civilização Brasileira, 1967.
• Serghej Ciacotin: Tecnica della propaganda politica. Milano : Sugar, 1964.
• S. Tchakhotine. La morale du point de vue biologique et la notion de culpabilite. — Psyche, Revue internationale des sciences de l’homme et de psychanalyse. — Paris, 1948.
• Serge Chakotin: The rape of the masses : the psychology of totalitarian political propaganda [Transl. E. W. Dickes]. London : George Routledge. 1940 & New York: Alliance Book Corporation, 1940.
• Serge Tchakhotine: ''Le Viol des Foules par la Propaganda politique.'' Paris: Nrf, Gallimard 1939. Второе издание вышло в 1952 г.)
• Sergej S. Cachotin: Organisation rationelle de la recherche scientifique. Paris : Hermann. 1938.
• Sergei Tschachotin: Trepil mod Hagekors. København : Frem-Forl., 1933.
• Sergei Tschachotin: ''Dreipfeil gegen Hakenkreuz.'' Verlag Aktiver Sozialismus, Kopenhagen 1933.
• (Статья в:) ''Neue Blätter für den Sozialismus. Zeitschrift für geistige und politische Gestaltung. 3. Jahr, 3. Heft.'' (August Rathmann, Schriftleiter). Potsdam, Protte, 1932.
• Carlo Mierendorff und Sergej Tschachotin: ''Grundlagen und Formen politischer Propaganda''. Magdeburg: Bundesvorstand des Reichsbanners Schwarz-Rot-Gold, 1932.
• Sergei Tschachotin: Rationelle Organisation von biologischen Instituten. — Rationelle Technik der geistigen Arbeit des Forschers. — Berlin, Wien: Urban & Schwarzenberg 1930. S. 1598—1702. (Allgemeine u. vergleichende Physiologie.) (Handbuch d. biol. Arbeitsmethoden. Abt. 5. T. 2,14 = Lfg 318.)
• Сергей Чахотин: Европейская литература по НОТ; Чахотин, С. С., проф. Москва: НКРКИ, 1924.
• Сергей Чахотин: Организация; Чахотин, С. С., проф.; Принципы и методы в производстве, торговле, администрации и политике. С 100 рис. и табл. Берлин: Опыт, 1923.
• Wirkung lokaler Bestrahlung des Kerns yon Infusorien mittels ultraviolettem Mikrostrahlstich. S. Tschachotin, Biol. Zentralbl., 32, 623 (1912).
• Sergej Tchakhotine: Sotto le macerie di Messina. Racconto di un sopravvissuto al terremoto di Messina. Под развалинами Мессины. Рассказ заживо погребенного в землетрясении 1908 года (на итальянском и русском языках) Messina: Intilla editore, 2008.
• Sergei Tschachotin: Die Statocyste der Heteropoden. Heidelberg, Univ., Diss., 1908 (Zeitschrift f. wissenschaftl. Zoologie ; Bd. 90 ; S. 343—422).
• Über die bioelektrischen Ströme bei Wirbellosen und deren Vergleich mit analogen Erscheinungen bei Wirbeltieren. Vergleichend-physiologische Studie // European Journal of Physiology. Volume 120, Numbers 10-12 / December 1907.

Источники

1. Чахотин, Сергей Степанович // wikipedia.org
2. Сергей Чахотин/Sergey Chahotin/ // © Люди биографии, истории, факты, фотографии
3. Юлия Индиктор: C.С. Чахотин. Как выглядит толпа под микроскопом? // © Ежедневный познавательный журнал «ШколаЖизни.ру»
4. Чахотин (Tschachotin, Tchakhotine, Tchakhotin, Chacotine) Сергей Степанович // © Дом русского зарубежья им.А. Солженицына
5. Александр Харьковский. ''Профессор Чахотин: операция на живой клетке''
6. Гасан Гусейнов. ''Три стрелы против свастики''
7. Посудин Ю.И.Биофизик Сергей Чахотин. Киев: Изд-во Нац. аграрного ун-та, 1995. 98 с. С предистовием Т.М. Турпаева.
8. Дж. Биггарт, «Сергей Степанович Чахотин — Русский тейлорист в Берлине (1922—1926)» // Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына (2012)
9. Сорокина М.Ю. «Невозвращенцы», или как Сергей Чахотин вернулся в СССР // Третьи чтения памяти В.Иофе. Право на имя: Биография вне шаблона. 22—24 апреля 2005. Сборник докладов. СПб., 2006. С. 73—87;
10. Сорокина М.Ю. «В Каноссу!», или Как Сергей Чахотин вернулся на родину // Природа. 2007. № 3. С. 69—77;
11. Масоликова Н.Ю., Сорокина М.Ю. Российское научное зарубежье: Материалы для биобиблиографического словаря. Пилотный выпуск 2: Психологические науки. XIX — первая половина ХХ в. М.: Дом русского зарубежья им. А.Солженицына, 2010. С.103-105;
12. Стоюхина Н.Ю. Сергей Степанович Чахотин и НОТ: КОВОТЕП – ОСВАГ – СССР // История российской психологии в лицах: Дайджест. 2017. № 5. С. 142-166.
13. Фокин С.И. АНГЕЛЫ НА ЗЕМЛЕ НЕ ВОДЯТСЯ — НА НЕЙ ЖИВУТ ЛЮДИ "ЖУРНАЛ РУССКОЕ СЛОВО" 28.12.2015
14. МИКРУРГИЯ // Большая Медицинская Энциклопедия
15. Руалье (концентрационный_лагерь) // Материал из Википедии — свободной энциклопедии
16. Институт биологии развития. Краткий справочник. М., Наука, 1969.

В последние годы своей жизни, подводя ее итоги, Алексей Владимирович Яблоков говорил: "я – счастливый человек. Я всю жизнь занимался тем, чем хотел заниматься".

А.В. Яблоков родился в семье научных работников. Отец, Владимир Сергеевич Яблоков – геолог. Мать, Татьяна Георгиевна Сарычева палеонтолог. Он – младший из двух сыновей.

Свой жизненный путь он нашел рано. Подростком попал в Кружок юных биологов Московского зоопарка (КЮБЗ). И как сам он говорил: "Там я и пропал!" Это бы период, когда КЮБЗом руководил Петр. Петрович. Смолин, педагог и натуралист, организатор юннатского движения, воспитатель целого поколения отечественных биологов и деятелей охраны природы. Он стал первым учителем Яблокова и оставался им долгие годы. Когда Смолину пришлось уйти из Зоопарка, Алексей с группой кружковцев ушел вместе с ним. Они стали основателями другого знаменитого юннатского кружка – ВООП.

Легко поступил на биофак МГУ, не мыслил себя вне зоологии, но в конце первого семестра – приказ по Университету, поименный список здоровых мужчин, сдавших первую сессию без троек – перевести на химический факультет МГУ. Там, как потом оказалось, организовали специальное секретное отделение по радиохимии.

Это был удар. Но студенты не сдались. они писали письма во все инстанции, обивали пороги чиновников и наконец добились возвращения на биофак. При этом двое, Яблоков и Сергей Розанов, вернулись без потери курса, т.к. сумели учась на химфаке, посещать лекции на биофаке и к концу первого курса все зачеты и экзамены на биофаке сдали.

Алексей пошел на Кафедру зоологии позвоночных, где попал в руки Бориса Степановича Матвеева и стал заниматься морфологией. Как он сам говорил: "Я думаю, что я – неплохой морфолог, и это только потому, что я попал в руки к Матвееву.

Он начал активно заниматься морфологией зубатых китов и первые статьи были им написаны в студенческие годы: В них уже была черта, характерная и для позднейших работ Яблокова – поиск нестандартных, необычных решений. Дипломную работу он делал по Белухи в лаборатории С.Е. Клейненберга в ИМЖ-е. Тогда было обязательное распределение на работу по окончании. Пока не подпишешь согласие на распределение, диплом не давали. По инициативе Сергея Евгеньевича заявка от Академии наук на молодого специалиста Яблокова уже лежала в комиссии по распределению.

Однако студент Яблоков был активен не только в своих научных исследованиях. То был период процветания идей Лысенко, и пятикурсник Яблоков написал статью в общефакультетскую стенгазету, что мы, студенты, голосуем ногами против лекций профессора Дворянкина, ближайшего сподвижника Лысенко. Разразился скандал. Объявили выговор по комсомольской линии и эта история сработала на распределении. Заявка на Яблокова не была удовлетворена, и его направили учителем биологии средней школы в Архангельскую область. Он распределения не подписал и диплом не получил. И тут Клейненберг сделал хитрый и смалый ход. Яблокова зачислили в Институт морфологии животных АН младшим лаборантом, эта должность не требует диплома о высшем образовании. Диплом он получил лишь пару лет спустя: позвонили из Университета и сказали, чтобы забрал.

С.Е. Клейненберг был замечательной личностью, ученик Сергея Алексеевича Северцова, известный исследователь биологии морских млекопитающих, имевший высокую репутацию как ученый и как человек. Науке, имевшей дело с морскими млекопитающими, крупно повезло, что образовалось такое сочетание: спокойный, общительный и очень доброжелательный С.Е. с его научным весом и молодой сверхэнергичный, горячий Яблоков. К 1961 г. лаборатория Клейненберга уже являлась центром притяжения исследователей морских млекопитающих СССР. Таких исследователей было немало по двум причинам. Во-первых в то время шел интенсивный промысел ластоногих и китообразных, как у нас, так и в мире, поэтому требовалось научное обоснование их рационального использования, группы исследователей были по всей стране в институтах Минрыбхоза, а во-вторых, морские млекопитающие для биологов – очень интересная группа в связи со вторичных переходом к водному образу жизни. И Клейненберг, и Яблоков принимали горячее участие в судьбе любого исследователя, если видели его заинтересованность в деле. Им вместе удалось сделать многое, Было много публикаций и в 1964 г. появилась на свет книга "Белуха", монографическое описание вида, в котором была и морфология, и биология. Книга была переведена на английский. Интерес к русским работам по морским млекопитающим за рубежом был велик, и лаборатория имела широкую известность. Наши зарубежные коллеги бывали в лаборатории. Вот например канадский специалист Эдвард Митчелл, который после этого визита прислал две огромные бочки фрагментов скелета усатых китов для совместных исследований. В те годы публиковаться можно было практически только в отечественных журналах, но как выяснилось, все работы советских исследователей морских млекопитающих переводили в США на английский, но неофициально: только для рабочего пользования.

Следующей капитальной сводкой по китообразным, написанной А.В. Яблоковым и группой привлеченных им исследователей, стала монография "Киты и дельфины" (1972). И в ней значительную часть занимает раздел "Функциональная анатомия".

С самого начала своей научной деятельности и до конца А.В. оставался не столько разработчиком идей своих предшественников, сколько первопроходцем, генератором новых идей и подходов. И в области функциональной морфологии морских млекопитающих он выдвинул ряд оригинальных гипотез.

Сканирование современной литературы показало, что одна его гипотеза подтвердилась частично, одна до сих пор дебатируется, а три полностью подтвердились. Ссылки на его работы начала 60-х годов можно встретить в современных публикациях (2011 – 2016 г. г) его последователей, как в отечественных, так и в зарубежных журналах. Но и те гипотезы, которые не подтвердились, стимулировали серии работа его коллег и последователей. Можно сказать, что все исследователи морских млекопитающих 60-70 это школа Клейненберга-Яблокова. Не все свои идеи он успел не только реализовать, но и озвучить, о чем вспоминал в конце жизни.

Он все время стремился вперед, расширяя рамки исследований. Традиционно в начале его научной деятельности морфология была в основном морфологией особи, он стал одним из тех, кто стал обращать внимание на изменчивость морфологических признаков, сначала на материале морских млекопитающих, затем и других групп млекопитающих. Появилась монография "Изменчивость млекопитающих" 1966г, которая до сих пор цитируется.

А.В. первым определил направление, которое назвал "популяционной морфологией" по аналогии с популяционной генетикой. В этой области работали многие исследователи, предложенный термин способствовал осознанию единства решаемых ими задач и методических подходов. Выглядело странным, что никто раньше не отметил это единство, и люди не верили, что термин новый. Казалось, что он существовал уже много лет, кое-кто из недоверчивых искали его в прошлых публикациях, но убедились, что до Яблокова он не использовался.

С самого начала своей научной деятельности А.В. старался рассматривать наблюдаемые факты в эволюционном аспекте. Позднее его интерес к проблемам эволюции стал более глубоким под влиянием Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского.

А.В. говорил, что у него в жизни были два основных учителя: П.П. Смолин и Н.В. Тимофеев-Ресовский. С Н.В. Тимофеевым-Ресовским в начале 70-х годов они создали направление исследований на грани морфологии и генетики – "популяционную фенетику". Идея была в том, что ген мы никогда не сможем исследовать непосредственно (тогда многие так считали), поэтому надо в популяционно-морфологических исследованиях применять генетический подход, изучая дискретно варьирующие признаки – фены, чтобы на основе полученных результатов судить о генетической изменчивости и эволюционных изменениях популяций.

Сам Яблоков реализован его при исследовании вида как сложной популяционной системы на примере изучения прыткой ящерицы – объекта широко распространенного и обладающего легко диагностируемыми дискретными признаками. А.В. предполагал, что его можно использовать как модельный вид.

А.В. организовал экспедиционные работы от Байкала до Западной Европы и от границ Китая до Карелии. и собранный и обработанный им и его коллегами материал лег в основу коллективной монографии "Прыткая ящерица" (1976), к написанию которой были привлечены исследователи из многих научных учреждений. Результаты нашли отражение в учебниках по популяционной генетике (например, Ayala &Valentine,1980; Grant, 1991). Если бы не изобрели секвенирование, то фенетика, вероятно, сейчас бы процветала и была на переднем крае науки. Тем не менее такой подход используется и сегодня. Так, по мнению профессора Васильев зав. лабораторией эволюционной экологии ИЭРиЖ РАН фены "представляют собой маркеры особенностей эпигенеза и могут быть маркерами эпигенетической системы популяции".

Фенетический подход продолжает использоваться и при неинвазивном способе исследовать группировки дельфинов и тюленей по особенностям их окраски. Простой и дешевый способ прослеживания семейных группировок и локальных перемещений был пробирован Яблоковым с коллегами на тюленях, живущих на островах Калифорнийского прибрежья и последующие молекулярные исследования полностью подтвердили их выводы.

1969 г. вышло первое издание книги "Краткий очерк теории эволюции", написанной Н.В. Тимофеевым-Ресовским, Н.Н. Воронцовым и А.В. Яблоковым где были обоснованы ряд новые положение и понятий, Эти положения впоследствии были дополнены и развиты в работах А.В. Яблокова, а также его непосредственных сотрудников и последователей.

"Краткий очерк теории эволюции" лег в основу учебника для университетов "Эволюционное учение", написанного Яблоковым в соавторстве с Абдулмаликом Юсуфовым (первое издание в 1976 г. было пять переизданий, исправленных и дополненных, последнее в 2006 гг., и ряд зарубежных переводов). Книга до сих пор стоит первой в списке литературы Рабочей программы для госуниверситетов "теория эволюции" по специальности Биология. Вклад А.В. Яблокова в развитие популяционной морфологии, фенетики популяций, микроэволюции послужили причиной его избрания в 1996 г. почетным иностранным членом Американской академии искусств и наук по классу "Эволюционная и популяционная биология". А это действительно признание, а не сертификат о членстве в Нью-Йоркской Академии наук, который предлагали за 100 долларов многим из нас в 90-е годы.

Экологический этап в жизни Алексея Владимировича нельзя отделить от природоохранного. Интерес к охране природы возник еще в юности, под влиянием П.П. Смолина. Еще в 1958 г. А.В. совместно с Г. Г. Боссэ написал брошюру "Охрана природы и ее значение для нашей страны", потом он написал несколько работ на эту тему, но в 1980г. вернулся к ней всерьез, изложив свои подходы к теории охраны природы в двух книгах, написанных совместно с Сергеем Остроумовым.

А.В. вместе с. Н. Ф. Реймерсом – словарь терминов, связанных с охраной природы.

Семь сформулированных А.В. Яблоковым теоретических положений охраны живой природы остаются актуальными и по сей день.

Была не только теория, но и практика охраны природы. В 60-е годы месте с С.Е. Клейненбергом и В.М. Бельковичем ему удалось добиться прекращения промысла черноморских дельфинов. Для этого понадобились не только письма в адрес правительства, но и публикация научно-популярной книги "Загадка океана" в1965г. и в 1966 г промысел был закрыт.

В 70-е годы А.В. Яблоков, вместе с другими известными специалистами по морским млекопитающим из разных стран, добивался прекращения коммерческого промысла крупных китов. В результате их усилий в 1982 г. Международная китобойная комиссия приняла мораторий на коммерческий китобойный промысел.

Яблоков оказал еще одну совершенно неоценимую услугу исследователям морских млекопитающих всего мира. Пока существовал промысел крупных китов, на каждой нашей китобойной флотилии в был в качестве наблюдателя специалисты по китообразным. И был накоплен огромный фактический материал. Однако значительная часть данных была засекречена и со временем подлежала уничтожению, ибо промысел часто вели с нарушением международных правил, и официальные данные, существенно расходились с реальными. В 1994 г. Яблоков опубликовал в журнале "Nature" сообщение, что с 1948г. в течение 30 лет СССР проводил промысел с нарушениями, а в конце 90-х к нему обратились исследователи, которые, проявив настоящее гражданское мужество, сохранили исходные реальные материалы промысла и созданная Яблоковым неправительственная экологическая организация, Центр экологической политики, опубликовала два тома о фактической промысловой деятельности советских китобойных флотилий и реальные биологические данные добытых китов. Вообще, свою первую любовь, морских млекопитающих, Яблоков никогда не оставлял своим вниманием, В последние годы был членом международной группы экспертов по серому киту.

Еще при Советской власти, начиная с 1984 – и далее в 90-е годы он участник а позже и организатор экологических экспертиз крупных правительственных проекторов. Началось с того, что под руководством Яншина и при участии ряда других членов АН СССР и деятелей культуры, удалось заморозить план переброски части стока северных и сибирских рек на юг, а также остановить строительство канала Волга – Чограй.

Далее были экологические экспертизы заводов, которые производили БВК (белково-витаминный концентрат) на основе дрожжей, выращиваемых на парафинах, строительства Ленинградской дамбы, строительства северной ТЭЦ, Астраханского газоконденсатного комбината. Не всегда получалось запретить экологически грязные и непродуманные проекты, но удавалось сделать их экологически более чистыми, что тоже немало. Так, Северная ТЭЦ под Москвой была построена, но с мнением экспертной экологической комиссии пришлось посчитаться и в результате эта ТЭЦ стала самой экологически чистой не только в России, но и в Европе.

Яблоков начал бить тревогу по поводу химического загрязнения в сельском хозяйстве в 80-е годы. Когда на общем собрании Академии наук в 1985г. могущественный академик Овчинников в своем докладе сказал, что большое значение в развитии химизации сельского хозяйства на современном этапе имеют пестициды, недавно избранный в член-корры Яблоков посмел ему возрастить, сказав, что пестициды это страшно опасная вещь, что с ними нельзя обращаться так, как мы обращаемся. По окончании собрания, в кулуарах, проходя мимо, Овчинников тихо сказал ему: "Убью!"

Яблоков продолжал выступать в научных и общественно-политических изданиях (включая теоретический журнал КПСС "Коммунист"). И выпустил брошюру о последствиях применения пестицидов, правда издана она была с грифом "для служебного пользования".

С 1989 по 1994г. у А.В. занимал официальные посты, сначала как депутат Верховного Совета СССР, затем как cоветник Ельцина по вопросам экологии. С этого периода, основное его внимание и энергия переключаются на экологические проблемы.

Он продолжает исследовать и анализировать экологические последствия химизации сельского хозяйства. Эти материалы были обобщены в сводке А.В. Яблокова "Ядовитая приправа. Проблемы применения ядохимикатов и пути экологизации сельского хозяйства" (1990). Вместе с тем, он все больше переключается на экологические проблемы, связанные с ядерной индустрией. С ними он вплотную столкнулся в 1991-1993 гг., когда, как официальное лицо посетил основные центры атомной индустрии.

Он приходит к заключению, что роль радиационного загрязнения недооценена, начинает планомерный сбор материала по последствиям Чернобыльской и других радиационных катастроф и публикует материалы на эту тему.

Здесь невозможно рассказать даже бегло о его борьбе за экологическое оздоровление страны, которую он продолжал до последних дней. Он старался анализировать все источники экологической опасности. тут и тяжелые металлы, влияние малых доз радиации, изменение климата, ГМО, все АЭС и многое другое.

Этот талантливый, энергичный и работоспособный человек до последнего дня боролся за экологическую чистоты мира. Кристально честному человеку трудно было идти против мутного потока алчности в окружающем мире, но он следовал принципу: "делай что можешь".

Важнейшие научные публикации А.В. Яблокова

• Белуха. Опыт монографического исследования вида (соавторы — Белькович В. М., Клейненберг С. Е., Тарасевич М. Н.) — М.: Наука, 1964. — 456 с.
• Изменчивость млекопитающих — М.: Наука, 1966
• Краткий очерк теории эволюции (соавторы — Воронцов Н. Н.,Тимофеев-Ресовский Н. В.) — М.: Наука, 1969. — 408 с.
• Киты и дельфины (соавторы — Белькович В. М., Борисов В. И., Клейненберг С. Е.) — М.: Наука, 1972. — 469 с.
• Эволюционное учение (соавтор — Юсуфов А. Г.) — 6-е изд., испр. — М.: Высшая школа, 2006.
• Уровни охраны живой природы (1985)
• Популяционная биология (1986; 2-е изд. 1987)
• Атомная мифология. Заметки эколога об атомной индустрии (1997)
• Пестициды. Токсический удар по биосфере и человеку (1999).
• Чернобыль: последствия катастрофы для человека и природы (соавторы — Нестеренко В. Б., Нестеренко А. В., Преображенская Н. Е.) — Киев: Универсариум, 2011. — 592 с. ISBN 966-96344-1-5
• Тимофеев-Ресовский Н.В., Яблоков А.В., Глотов Н.В., 1973. Очерк учения о популяции, М., Наука, 277 с.
• Трофименко А.Л., Баранов А.С., Яблоков А.В., Винничук Д.Т., Машуров А.М.. Авторское свидетельство № 4250156 от 26.02.1987 г. на изобретение: Способ определения пола по некоторым частям тела у крупного рогатого скота.
• Трофименко А.Л., Винничук Д.Т., Баранов А.С., Яблоков А.В. Авторское свидетельство № 4400290 от 30.03.1988 г. на изобретение: Способ отбора быков-производителей крупного рогатого скота на повышенную спермопродукцию.
• Яблоков А.В. (отв. редактор), 1976. Прыткая ящерица. Монографическое описание вида. М. Наука, 274 с.
• Яблоков А.В., Баранов А.С., Розанов А.С., 1981. Популяционная структура вида (на примере прыткой ящерицы) // Журн. общ. биол., том 42, вып. 5, с. 645-655.
• Яблоков А.В., Баранов А.С., Розанов А.С., 1981а. Географическая изменчивость неметрических признаков окраски прыткой ящерицы // Вестник зоологии, № 2, с.14-21.
• Яблоков А.В., Баранов А.С., Розанов А.С., 1981б. Реконструкция микрофилогенеза вида (на примере изучения прыткой ящерицы) // Вестник зоологии, №З, с. 11-16.
• Яблоков А.В., Валецкий А.В., 1970. Об изучении изменчивости меристических признаков птиц // Зоол. журн., том 49, вып. 1, с. 12-30.
• Яблоков А.В., Валецкий А.В., 1972. Изменчивость структур пера и окраски яиц у некоторых птиц // Зоол. журн., том. 51, вып.2, с. 248-258.
• Yablokov A.V., Baranov A.S. and Rozanov A.S., 1980. Population structure geographic variation and microphilogenesis of the sand lizard (Lacerta agilis)// Evolutionary Biology, vol.12: 91-127.
• Yablokov A. V. 1986a. Population biology. Progress and problems of studies on natural population. M. Mir, 303 p.
• Yablokov A.V. 1986b. Phenetics: Evolution, Population, Trait N.Y. Columbia Univ Press. 171 p.

Научно-популярные издания

• Загадка океана (соавторы — Белькович В. М., Клейненберг С. Е.) — М.: Молодая гвардия, 1965. — 176 с.
• Наш друг — дельфин (соавторы — Белькович В. М., Клейненберг С. Е.) — М.: Молодая гвардия, 1967. — 336 с.
• Яблоков А. В. Фенетика: Эволюция, популяция, признак. — М.: Наука, 1980. — 136 с. — (Научно-популярная серия АН СССР). — 32 400 экз.
• Мир эволюции. М.: Детская литература, 1985. — 126 с.

Художественная проза

• Совместно с В. М. Бельковичем опубликовал под коллективным псевдонимом Тур Трункатов (от лат. Tursiops truncatus, «дельфин-афалина») сказочную повесть «Приключения Гука» о подводных похождениях маленького дельфина.

Почётные учёные степени

• Иностранный член Американской академии искусств и наук (с 1996),
• Почётный член Международного Общества по морским млекопитающим (c 2004 года),
• Почётный доктор Брюссельского университета (с 1991 года).

Научные награды и премии

• Премия имени А. Н. Северцова АН СССР (1976 год) — за цикл работ по популяционной морфологии животных
• Премия имени Карпинского (Германия, 1996 год).
• Премия Московского общества испытателей природы (1984 год),
• Международная премия «За безъядерное будущее» (2002 год).
• Экологическая премия WASA (Швеция, 1995 год).
• Медаль Баска Королевского географического общества Великобритании, (1994 год),
• Золотая медаль герцога Эдинбургского (Международный фонд дикой природы, Великобритания, 2000 год).
• Ежегодная научная награда Американского общества экотоксикологии (1992 год),
• Международная награда «Зелёный Дом» (Великобритания, 1993 год),
• Премия имени Бруно Шуберта (ФРГ, 2016 год) — «за вклад в защиту видов и борьбу против рисков, связанных с развитием атомной энергетики».

Награды субъектов Российской Федерации

• Почётная грамота Московской городской Думы (12 ноября 2008 года) — за заслуги перед городским сообществом.

© Клевезаль Г.А. А.В. Яблоков: морфолог, эволюционист, эколог. Этапы пути // Юбилейные чтения к столетию Института биологии развития им. Н.К. Кольцова. М., ИБР РАН, 2018 г.

Закрыть

Михаил Александрович Пешков — известный цитолог, кариолог и протистолог; открыл многоклеточные бактерии, вошедшие в состав нового порядка Caryophanales; автор работ по сравнительной цитологии протистов растительного и животного происхождения, синезеленых водорослей, бактерий и актиномицетов.

Михаил Александрович родился в Иркутске 22 октября 1903 г.

В 1929 г. он окончил Медицинский факультет Иркутского государственного университета где его учителями были протистолог проф. В.Т. Шевяков и микробиолог проф. О.И. Бронштейн. К окончанию университета Михаил Александрович был автором трех уже опубликованных научных работ.

В 1932 г. он получил от проф. Г.В. Эпштейна приглашение в Москву во Всесоюзный институт прудовою рыбного хозяйства (ВНИИПРХ) научным сотрудником в сектор болезней рыб. По результатам исследований в этом институте в 1935 г. он защитил кандидатскую диссертацию на тему «Краснуха карпов».

В 1933 г. Михаил Александрович перешел работать в Институт экспериментальной биологии в отдел генетики протистов, который возглавлял Г.В. Эпштейн. Здесь он работал вместе с В.И. Олифан, Л.B. Луговой, Л.C. Пешковской, Е.Д. Равич-Бигер, А.А. Савинковой. После неожиданной кончины Г.В. Эпштейна в 1935 г. руководителем отдела генетики протистов Кольцовского института стал Михаил Александрович.

Его научные интересы были связаны с исследованием ядерных структур у прокариот. Он первым в мире стал изучать ядерный аппарат бактерий; занимался проблемой изменчивости и циклов развития бактерий, синсзсленых водорослей и простейших в связи с изменением ядерного аппарата.

В 1937 г. Михаил Александрович открыл многоклеточные бактерии Caryophanon, поражавшие своими большими размерами, а также необычайно четко выявляющимися ядрами и ставшие излюбленным объектом в цитологических лабораториях разных стран. Открытые им бактерии Caryophanon latum и С. tenue вошли в состав нового порядка Caryophanales. Михаил Александрович вспоминал об этом времени: «Осенью 1937 г. культуры были привезены [из окрестностей г. Боровичи] в Москву в лабораторию генетики протистов и после консультации с Николаем Константиновичем Кольцовым, поскольку у нового микроба отчетливо наблюдался его ядерный аппарат как в окрашенном, так и в живом виде, ему, по совету Николая Константиновича, было присвоено имя Caryophanon, что значит проявляющий ядро».

В 1940 г. Михаил Александрович защитил докторскую диссертацию на тему: «Полиэнергидные стадии развития бактерий в связи с изменениями ядерного аппарата». В 1947 г. ему было присвоено звание профессора. На протяжении многих лет он читал лекции по сравнительной цитологии протистов на биологическом факультете Московского государственного университета.

М.А. Пешков был человеком разносторонних интересов и увлечений. Вот что вспоминает о нем H.Л. Делоне, работавшая с ним в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии: «Я помню Михаила Александровича Пешкова, который для отдыха выбегал из своей лаборатории и в зале бравурно играл на рояле. Он делал высокопрофессиональные микрофильмы живых клеток. Его специальностью была цитология. Михаил Александрович был многогранным человеком, и все, что он делал, было на самом высоком уровне. Он имел красивый баритон и пел. У него было музыкальное образование. Он прекрасно рисовал. У Михаила Александровича было множество разнообразных аквариумных рыбок, которых он держал в помещении лаборатории. Он их скрещивал, выводил новые формы, вел по поводу рыбок широкую переписку и обменивался ими с другими любителями. В лаборатории он содержал и некоторых певчих и просто красивых птиц. Эрудиция ето по многим вопросам удивляла своим разнообразием. Но главным делом он избрал изучение живой клетки; в основном он специализировался на одноклеточных эукариотах. Он выбирал оригинальные подходы в исследованиях. В своей специальности он был блистателен. Его микрофильмы и микрофотографии поражали...»

В 1955 г. в Издательстве АН СССР была опубликована монография М.А. Пешкова «Цитология бактерий». В 1966 г. вышла в свет его монография «Сравнительная цитология синезеленых водорослей, бактерий и актиномицетов» (Изд-во «Наука»). Монография посвящена филогении и сравнительной цитологии некоторых протистов растительного и животного происхождения, синезеленых водорослей, бактерий, в том числе открытых автором многоклеточных бактерий порядка Caryophanales. Особое внимание в его книге уделено анализу тонкого строения ядерного аппарата этих организмов.

В 1967 г. во вновь созданном Институте биологии развития АН СССР Михаил Александрович возглавил лабораторию цитологии протистов и микрокинометодов и руководил этим коллективом до конца жизни.

Михаил Александрович обладал блестящими способностями и огромной эрудицией в области микроскопической оптики и фотографии. Он, одним из первых в стране, стал применять фазово-контрастную оптику и изготовил новый тип аноптрального объектива системы Пешкова. Он создал несколько уникальных фильмов о биологии простейших, делении ядра у протистов, движению цитоплазмы в растущей пыльцевой трубке. Фильм Михаила Александровича «Митоз» был и остается прекрасным учебным пособием для многих поколений цитологов и клеточных биологов. Им были выполнены первые в нашей стране исследования кариологии L-форм бактерий.

В 1977 г. в издательстве «Наука» уже после кончины М.А. Пешкова была опубликована его монография «Систематика и биология многоклеточных бактерий порядка Caryophanales Pcshkoff», ставшая итогом многолетних (более 35 лет) исследований открытых автором бактерий. В монографии представлены данные о тонком строении, биологии, физиологии питания, генетике и систематике этих гигантских микроорганизмов.

Михаил Александрович всю жизнь работал в Кольцовском институте: сначала в Институте экспериментальной биологии, затем в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР и, наконец, в Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова АН СССР.

М.А. Пешков скончался в 1977 г.

© Озернюк Н.Д. Михаил Александрович ПЕШКОВ (1903-1977) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 257-260.

Основные монографии М.А. Пешкова

• Цитология бактерий – 1955
• Сравнительная цитология синезеленых водорослей, бактерий и актиномицетов – 1966
• Систематика и биология многоклеточных бактерий порядка Caryophanales Pcshkoff – 1977

Награды и премии

• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»
• Премия имени И.И. Мечникова за монографию "Цитология бактерий" (1957)

Родился 13 (26) октября 1913 г. в г. Каменце Подольском, в семье известного учёного-биохимика Бориса Збарского (1885 — 1954).

1930 год — окончил Московскую опытно-показательную школу-коммуну имени Лепешинских с химическим уклоном: работал лаборантом в физико-химической лаборатории Института курортологии Наркомздрава СССР, где занимался химическим анализом минеральных вод.

1935 год — окончил зоологическое отделение биологического факультета Московского государственного университета имени М. Н. Покровского (кафедра физиологии животных).

1936—1946 гг. — работал на кафедре биологической и аналитической химии 1-го Московского медицинского института: аспирант, ассистент, доцент. Преподавание биологической и аналитической химии Збарский сочетал с исследовательской работой в области биохимии. В 1942—1944 гг. заведовал (по совместительству) кафедрой естествознания Тюменского педагогического института и кафедрой общей химии Кубанского медицинского института в Тюмени. В тюменский период участвовал в обслуживании тела Ленина, эвакуированного в Тюмень.

1946—1960 гг. — заведующий биохимической лабораторией Государственного онкологического института имени П. А. Герцена: занимался исследованиями в области биохимии опухолей и биохимии клетки. Работал (попутно — 1934—1952 гг.) в лаборатории при Мавзолее В. И. Ленина: сначала ассистентом, а затем старшим научным сотрудником.

С 1956 года работал в Институте морфологии животных имени А. Н. Северцова АН СССР (с 1967 года — Институт биологии развития имени Н. К. Кольцова АН СССР (РАН)): старшим научным сотрудником (1956—1960), заведующим лабораторией биохимии (1961—1989); с 1989 года — советник при дирекции института. Одновременно заведовал лабораторией биохимии Института медицинской радиологии АМН СССР в Обнинске, где проводил исследования в области радиационной биохимии клетки (1962—1964 гг.); а также кафедрой медицинской биохимии Центрального института усовершенствования врачей в Москве, где организовал курсы по усовершенствованию преподавателей биохимии медицинских вузов (1964—1967 гг.).

Опубликовал более 400 научных трудов, в том числе 6 монографий и 60 обзорных статей. Помимо того 140 статей в энциклопедиях, рецензий, популярных и других сообщений.

Последние годы жил в Москве. Написал книгу мемуаров «Объект № 1».

Скончался 9 ноября 2007 года. Похоронен на Хованском кладбище (Северная территория, участок 236).

Направление научных исследований: биохимия клеточных структур, биохимия нуклеиновых кислот и белков, биология развития и биохимия опухолей. Еще в 1948 году им идентифицирован остов ядра (ядерный матрикс), впоследствии изучены и охарактеризованы ядерные структуры.

Научные регалии: доктор биологических наук, профессор. В 1950-е годы — учёный секретарь, затем заместитель редактора отдела химии Большой медицинской энциклопедии. Член Биохимического общества АН СССР (с 1956 г.), учёный секретарь Президиума (1956—1962 гг.). Член-корреспондент АМН СССР (с 1963 г.), с 1986 г. — действительный член АМН СССР (РАМН). Член президиума Общества клеточной биологии (с 2001 г.).

Награды:

• Орден «Знак Почёта» (05.04.1939);
• Орден Трудового Красного Знамени (24.01.1944);
• Медаль «За победу над Германией» (1945);
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» (1947);
• болгарская серебряная медаль «За науку и искусство» (1950);
• Орден Дружбы народов (25.10.1983)

Основные научные труды:

• Химия и биохимия нуклеиновых кислот (совместно с С.С.Дебовым и др). Изд. "Медицина", 1968.
• Организация клеточного ядра, Изд. "Медицина", 1988.
• Скелетные структуры клеточного ядра (совместно с С.Н.Кузьминой), "Наука", 1991.
• О белках клеточных ядер (совм. с С.С.Дебовым), Докл. АН СССР, 1948, т. 62, с. 795-798.
• Химия клеточного ядра, в кн. "Успехи биологической химии", 1950, т. 1, с. 91-114.
• On the Structure of Tumour Cell Nuclei (with N.P.Dmitrieva and L,P, Yermolaeva), Exper. Cell Research, 1968, vol. 27, pp. 573-576.
• Биохимические особенности опухолевой клетки, // Успехи совр. биологии, 1961, т. 52, № 5. с. 164-178.
• Особенности нуклеотидного состава околоядрышкового хроматина (совм. с Л.П.Ермолаевой и Н.Г.Хрушовым). Докл. АН СССР, 1964, т. 157, № 1, с. 175-177.
• Изоляция ядерных оболочек животных клеток (совм. с К.А. Перевощиковой и Л.Н. Делекторской) Докл. АН СССР, 1967, т. 177, с. 445-447.
• Isolation and Biochemical Characterization of the Nuclear Envelope (with K.A. Perevoshchikova, L.N. Delektorskaya and V.V.Delektorsky), Nature (London), 1969, vol. 221, pp. 257-259.
• Структура и функции ядерной оболочки. Успехи совр. биологии, 1969, т. 67, № 3, с. 323-341.
• Nuclear Envelope Isolation, In "Methods in Cell Physiology", Acad. Press, New York, 1972, vol. 5, 167-198.
• Ядерная оболчка. В кн. "Структура и функции биологических мембран". "Наука", М. 1975, с. 26-44.
• An Enzyme Profile of the Nuclear Envelope. Intern. Review of Cytology, 1978, vol. 54, pp. 295-360.
• Characterization of the Nuclear Matrix of Rat Liver and Hepatoma 27. In "Macromolecules in the Functioning Cell", Plenum Press, New York, 1979, pp. 15-29. Nuclear Matrix and its Characteristics in Normal and Tumor Cells. In "Problems of Developmental Biology", "MIR" Publ. Moscow, 1981, pp. 7-45.
• Characterization and Fractionation of Rat Liver Nuclear Matrix (with S.N. Kuzmina, T.V. Buldyaeva and L.P. Troitskaya). Eur.J. Cell Biol., 1981, vol. 25, pp. 225-232.
• Some Features of Nucleo-Cytoplasmic RNA Transport from Isolated Nuclei (with A.V. Peskin and Ya. M. Koen). Molec. Biol. Rep. 1981, vol. 7, pp. 25-30.
• Granules 25-30 nm in Diameter - a Basic Constituent of the Nuclear Matrix, Chromosome Scaffold and Nuclear Envelope (with P. Engelhardt, U. Plagens and L.S. Filatova), Proc. Natl. Acad. Sci. USA, 1982, vol. 79, pp. 6937-6940.
• Качественные и количественные особенности ферментативной генерации супероксидных радикалов внутриклеточными мембранами опухолей (совм. с А.В. Пескиным). Вестник АМН СССР, 1984, № 8, с. 32-35.
• Иммунохимическое выявление некоторых высокомолекулярных белков в ядерном матриксе опухолевых клеток (совм. с Л.С. Филатовой). Бюлл. эксп. биол. мед., 1993, т. 116, № 10, с. 418-420.
• Phosphorylation and Biosynthesis of High Molecular Weight Phosphoproteins of Tumour Nuclear Matrix (with T.M. Bazarnova, T.V. Buldyaeva L.S. Filatova and S.B. Akopov). Cell Research, 1998, vol. 8, pp. 195-207.

Автобиография:

• Збарский И.Б. Объект № 1 М.: ВАГРИУС, 2000, 315 с.

© Материал из Википедии — свободной энциклопедии

8 ноября 2023 г. исполняется 120 лет со дня рождения выдающегося физиолога-эндокринолога Михаила Семеновича (Сулеймановича) МИЦКЕВИЧА. М.С. Мицкевич в течение многих лет являлся руководителем или одним из со-руководителей Института морфологии животных им. Северцова РАН (после реорганизации - Институт биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН), а также основателем и бессменным руководителем Лаборатории гормональных регуляций Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН.

М.С. Мицкевич родился в Минске и вскоре после начала первой мировой войны вместе с семьей переехал в Казань, где в тринадцать лет начал трудовую жизнь. В 1921 г. он поступил в Сибирскую сельскохозяйственную академию в Омске и два года спустя продолжил образование на биологическом отделении физико-математического факультета Московского государственного университета.

Научную работу Михаил Семенович начал еще в студенческие годы в Лаборатории экспериментальной биологии Московского зоопарка под руководством известного биолога, впоследствии вице-президента ВАСХНИЛ, профессора М.М. Завадовского. После окончания университета М.С. Мицкевич продолжил работу под его руководством сначала в качестве аспиранта, а впоследствии ассистента и старшего научного сотрудник, (1928-1931 гг.). В течение следующих пяти лет он работал в Биологическом институте им. К.А. Тимирязева и защитил кандидатскую диссертацию Дальнейшая научная деятельность М.С. Мицкевича была связана с Институтом эволюционной морфологии АН СССР, где в 1936 г. его избрали старшим научным сотрудником.

С юношеских лет М.С. Мицкевич отличат и высокой социальной активностью и гражданском принципиальностью, вступив в 1919 г. в BЛKСМ и в 1928 г. в Коммунистическую партию Советского Союза. Такая социальная и политическая активность не могла остаться незамеченной, что, вероятно, послужило причиной перевода М.С. Мицкевича по решению ЦК ВКП(б) на дипломатическую работу в Наркомат иностранных дел СССР. Талантливый в широком смысле слова человек и незаурядный организатор, М.С. Мицкевич за короткое время сделал блестящую дипломатическую карьеру, став заведующим одною из крупнейших региональных отделов этого министерства, когда его возглавлял М.М. Литвинов. Судьба М.С. Мицкевича мало отличалась от судьбы многих советских политических деятелей в период сталинизма: вскоре после начала Великой Отечественной войны, когда Наркомат иностранных дел СССР возглавил В.М. Молотов, М.С. Мицкевич был арестован и провел пять лет в тюрьмах без предъявления обвинений.

После освобождения из заключения и полной реабилитации М.С. Мицкевич в 1946 г. вернулся к исследовательской работе в Институте эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова АН СССР, где подготовил и защитил докторскую диссертацию, а затем руководил этим Институтом в течение пяти лет до его реорганизации в 1967 г. Во вновь организованном Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова АН СССР М.С. Мицкевич основал Лабораторию гормональных регуляций, которой руководил более двадцати лет и оставался ее фактическим научным идеологом до последних дней жизни. Скончался М.С. Мицкевич 29 апреля 1995 г.

За свою долгую научную жизнь М.С. Мицкевич создал оригинальную концепцию о формировании нейроэндокринных регуляций в онтогенезе и их роли в развитии организма. Начало этим исследованиям было положено еще в студенческие годы, что отражено в первой публикации М.С. Мицкевича "Зависимость формообразовательной реакции от зрелости сомы и наличия полового гормона" (1929 г.). В его дальнейших исследованиях освещены такие кардинальные вопросы, как эволюция гуморальной регуляции и ее становление в онтогенезе, формирование и зна-чение отдельных желез внутренней секреции в процессах индивидуального развития, нервная регуляция эндокринных желез у зародышей, значение гормонов материнского организма в зародышевом развитии птиц, гормональные взаимоот-ношения матери и плода у млекопитающих. Итог этих исследований был подведен в монографии "Железы внутренней секреции в зародышевом развитии птиц и млекопитающих" (М.: Наука, 1957), которая была удостоена премии Президиума АН СССР и издана в США.

Важнейший этап научной деятельности М.С. Мицкевича был посвящен анализу формирования нейроэндокринной системы регуляции развития организма во всей сложности взаимодействий: прямых и обратных связей, отдельных структурно-функциональных элементов этой системы - периферических эндокринных желез, эндокринного гипоталамуса, центральных афферентных путей регуляции гипоталамуса. Наиболее широкое освещение получили вопросы формирования гипоталамо-адренокортикальных, гипоталамо-тиреодиных и гипоталамо-гонадных функциональных взаимоотношений в перинатальном периоде онтогенеза у млекопитающих. Значительный прогресс в понимании механизмов становления нейроэндокринных регуляций был достигнут в результате исследований развития нейросекреторных центров гипоталамуса и формирования путей транспорта нейрогормонов из гипоталамуса к гипофизу. Работы этого периода были обобщены в монографии М.С. Мицкевича "Гормональные регуляции в онтогенезе животных" (1978 г.). Именно в ней сформулирована концепция об основных этапах и механизмах развития нейроэндокринных регуляций в онтогенезе, что и явилось основным итогом многолетней плодотворной деятельности М.С. Мицкевича.

М.С. Мицкевич в своих ранних работах особое внимание уделял регенерации и трансплантации тканей - проблеме, ставшей особенно актуальной в наши дни в связи с перспективой использования стволовых клеток для клеточной терапии. Он в числе первых установил более высокие потенции к регенерации тканей в процессе зародышевого развития по сравнению со взрослыми животными. Более того, М.С. Мицкевич получил экспериментальные доказательства возможности криоконсервации висцеральных органов и, в частности, эндокринных желез перед их трансплантацией.

Большие научные успехи М.С. Мицкевича стали возможными в значительной степени благодаря сочетанию в нем таких уникальных человеческих и профессиональных качеств, как принципиальность, честность и доброжелательность, острый аналитический ум и энциклопедические знания, научная интуиция и способность четко формулировать проблему, определяя максимально эффективные пути ее решения. М.С. Мицкевич являлся пионером в использовании самых современных методов исследований, внеся существенный вклад в развитие микрохирургии плода, в разработку и использование радиоизотопных методов оценки функциональной активности эндокринных желез.

Многие годы Михаил Семенович был председателем Научного совета РАН по проблеме "Закономерности индивидуального развития животных и управление процессами онтогенеза". М.С. Мицкевич был известен в самых широких международных кругах физиологов. Он являлся членом Европейского общества сравнительных эндокринологов, в течение многих лет входил в состав редколлегии международного журнала "General and Comparative Endocrinology" и постоянного оргкомитета по созыву международных симпозиумов сравнительных эндокринологов, неоднократно возглавлял делегации советских ученых на международных форумах и выступал там с научными докладами.

С момента основания журнала "Онтогенез" М.С. Мицкевич принимал самое активное участие в его работе - он был заместителем главного редактора, а затем и главным редактором журнала.

За большие заслуги в научной и общественной деятельности М.С. Мицкевич награжден орденами Трудового Красного Знамени, Знак Почета, а также медалями.

Чуткий и отзывчивый человек, крупный ученый, общественный деятель, М.С. Мицкевич снискал уважение и признательность своих коллег и друзей, оставив глубокий след в их памяти. Коллектив Лаборатории гормональных регуляций - научные "дети и внуки" Михаила Семеновича - продолжают успешно развивать сформированное им научное направление. Итоги их научной и научно-педагогической деятельности подведены в юбилейном году в рамках российско-французской школы "Методы функциональной и молекулярной морфологии" (31 мартам апреля 2003 г., Москва) и международного симпозиума "Дифференцировка и пластичность нейрона - регуляция межклеточными сигналами" (6-9 июля 2003 г., Москва).

© Т.М. Турпаев, М.В. Угрюмов Профессор Михаил Семенович Мицкевич (к 100-летию со дня рождения) //ОНТОГЕНЕЗ, 2003, том 34, № 5, с. 394-396

Закрыть