Воронцов Николай Николаевич (1934 – 2000) Зоолог, эколог, цитогенетик. Сформулировал принципы хромосомного видообразования и компенсации функций в эволюционном процессе, обосновал использование цитогенетических методов в систематике. С 1977 – старший научный сотрудник, затем ведущий научный сотрудник, с 1988 – главный научный сотрудник Института биологии развития. Организатор лаборатории цитогенетики ИБР. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор,
Николай Николаевич Воронцов (01.01.1934 – 03.03.2000), ученый, с именем которого в генетике связано особое и весьма жизнеспособное эволюционное и систематическое направление, попадающее в категорию "новый синтез". Еще в 1956 г. молодой зоолог выступил на заседании Московского общества испытателей природы с докладом о значении изучения хромосомных наборов в систематике млекопитающих. Этот доклад и опубликованная в 1958 г. в Бюллетене МОИП статья послужили замечательной прелюдией к воссозданию цитогенетики на систематической группе, менее всего изученной классиками русской цитогенетической школы, на млекопитающих. "Эффект основателя" в этом направлении сказался в изначально широкой систематической базе исследований в масштабе млекопитающих фауны СССР и подборе спорных видов с давно назревшими проблемами, имеющими отношение не только к систематике, но и к процессам видообразования и зоогеографии. 1953 г. Экспедиция Не будучи цитогенетиком, Николай Николаевич смог привлечь в новое направление лучших специалистов из разных областей цитогенетики и воспитать целую школу последователей и учеников. Блестящий период становления синтетической (генетической) зоологии, как можно было бы назвать быстро сформировавшуюся область, связан в первую очередь с Академгородком г. Новосибирска в начале его расцвета, в 60-е – начале 70-х годов, в частности, с Институтом цитологии и генетики СО АН СССР (ИЦиГ СО АН СССР), где Н.Н. Воронцов руководил группой в составе лаборатории генетики популяций, созданной Р.Л.Берг. Н.Н. Воронцов
Развитие сравнительно-кариологического направления исследований на млекопитающих отвечало европейской и мировой тенденции в послевоенный период и находилось в русле процесса возрождения генетики в постсталинском СССР. Этот процесс не мог не быть политизированным и, по-видимому, отвечал определенным сторонам научного таланта Н.Н. Воронцова, реализованным в перестроечный период. Его судьбу можно рассматривать как неизбежное последствие политической интриги вокруг генетики, раскручивавшейся с 30-х годов. Учитывая, что в 1966 г. в главе по эволюции кариотипа, вошедшей во 2-й том "Руководства по цитологии" (М.;Л., "Наука"), не процитировано ни одной русской работы по млекопитающим, следует признать, что Н.Н. Воронцову обязано существование национальной школы сравнительной кариологии млекопитающих. Уже в 1969 г. в ИЦиГ СО АН СССР под общей редакцией и с авторством Н.Н. Воронцова опубликован для II Всесоюзного совещания по млекопитающим сборник, включивший в себя 42 публикации 15 ведущих авторов с первоописаниями кариотипов 93 видов, обитающих на территории СССР. Этот знаменитый сборник явился вехой в отечественной кариологии природных популяций млекопитающих. Через 30 лет, чтобы хранить всю информацию по кариотипам млекопитающих России и сопредельных стран, придется открыть электронный сайт (проект ИЦИГ СО РАН в сотрудничестве с ИПЭЭ им. Северцова РАН). Воронцов читает дневники Дарвина
Успех общего направления стимулировал начало соответствующих исследований на птицах и рептилиях, выполненных в коллективе, созданном Николаем Николаевичем. До выделения в самостоятельное направление дифференциальной окраски хромосом и молекулярной цитогенетики с Н.Н. Воронцовым работала и гений хромосомного анализа С.И.Раджабли. В 1971 г. Николай Николаевич с частью сотрудников переезжает из Новосибирского научного центра во Владивосток, где он возглавил Биолого-почвенный институт ДВО АН СССР и заново созданную лабораторию эволюционной зоологии и генетики. В 80-90-х гг. Николай Николаевич работает в Москве, в Институте биологии развития им. Н.К.Кольцова. С семьей Эндрю Смита в Фениксе
Маршруты экспедиций за зоологическим и кариологическим материалом из Новосибирска и Владивостока – это пути первооткрывателей, их результаты внесли огромный вклад в новую систематику млекопитающих СССР. Международный авторитет принесли Н.Н. Воронцову исследования по эволюции половых хромосом, по связям берингийских млекопитающих, кариотипам горных баранов (р. Ovis) и хромосомному полиморфизму слепушонки Ellobius talpinus. Последний остававшийся неизученным из спорных подвидов среднеазиатский баран Северцова был кариотипирован группой Н.Н. Воронцова три года тому назад, и таким образом решен давний спор о принадлежности этого подвида к 56-хромосомным архарам (Ляпунова Е.А. и др. // Зоол. журнал, 1997. Вып. 9). Коренные изменения в системе лесных мышей Кавказа тоже связаны с именем Н.Н. Воронцова. Основные результаты работ под его руководством вошли в отечественные и мировые сводки по млекопитающим. Н.Н. Воронцов — министр природопользования и охраны окружающей среды СССР. 1991 г.
Наряду с огромным количеством статей по вопросам кариологических, аллозимных, иммуногенетических связей видов и популяций млекопитающих, Николай Николаевич оставил целый ряд работ общебиологического и прежде всего эволюционного плана. Его труды и книги в соавторстве с Н.В.Тимофеевым-Ресовским и А.В.Яблоковым были учебниками для студентов-биологов, зоологов, генетиков. Последней явилась книга Н.Н. Воронцова "Развитие эволюционных идей в биологии" (М., 1999), основанная на курсе лекций по теории эволюции, прочитанном Николаем Николаевичем на кафедре биофизики физфака МГУ. Награждение ученых-генетиков 16 октября 1990 г.
© Булатова Н.Ш. Н.Н. ВОРОНЦОВ // Информационный вестник ВОГиС, 2000, №13-14.
Основные книги Н.Н. ВоронцоваЗакрыть |
Урываева Ирина Васильевна (1939 – 2020) Цитолог, клеточный биолог, крупнейший специалист в области изучения печени млекопитающих. И.В. Урываевой было показано, что полиплоидизация встречается в той или иной степени во всех тканях млекопитающих, причем феномен полиплоидизации играет важную роль в процессах роста, регенерации и дифференциации клеток и тканей. В Институте руководила лабораторией цитологии. Подробнее... Доктор биологических наук, Ирина Васильевна Урываева, доктор биологических наук, более 50 лет была сотрудником Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН. Окончив 1-й Московский медицинский институт, И.В. Урываева была принята в аспирантуру Института морфологии человека АМН, но вскоре перешла в Лабораторию цитологии Института морфологии животных им. А.Н. Северцова, где сразу включилась в исследование клеточной полиплоидии в печени грызунов. Это направление исследований стало для нее главным на всю жизнь. И.В. Урываева стала крупнейшим специалистом по печени млекопитающих. В область научных интересов Ирины Васильевны помимо полиплоидизации клеток входило изучение амитоза и стволовых клеток печени. Под руководством В.Я. Бродского в 1966 г. И.В. Урываева защитила диссертацию на степень кандидата медицинских наук: "Многоядерные клетки. Вопросы полиплоидизации и прямого деления ядер". В 1987 г. состоялась защита ее диссертации на степень доктора биологических наук " Клеточное размножение и полиплоидия в печени". Ирина Васильевна успешно проводила исследования со многими цитологами лаборатории и с сотрудниками Института цитологии РАН, где работы по клеточной полиплоидии широко проводили до недавнего времени.
Brodsky V.Y., Благодаря выдающимся исследованиям И.В. Урываевой Лаборатория цитологии Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН стала ведущим центром по изучению клеточной полиплоидии, а ее работы приобрели всемирную известность. После публикации обстоятельного обзора по полиплоидии в International Review Cytology (V.Y. Brodsky and I.V. Uryvaeva "Cell Polyploidy: Its Relation to Tissue Growth and Function". 1977. V. 50. P. 275-332) по предложению Кембриджского университета в серии книг по биологии развития в 1985 г. вышла в свет монография: V.Y. Brodsky and I.V. Uryvaeva "Genome Multiplication in Growth and Development", Cambridge University Press. Ирина Васильевна Урываева в коллективе лаборатории цитологии.
Талантливый экспериментатор, виртуозно выполнявший сложнейшие операции на печени грызунов, Ирина Васильевна была склонна к существенным теоретическим обобщениям. В ее работах было показано, что полиплоидизация встречается в той или иной степени во всех тканях млекопитающих, причем феномен полиплоидизации играет важную роль в процессах роста, регенерации и дифференциации клеток и тканей.
Важнейшие публикации
Закрыть |
Клевезаль Галина Александровна (1939 – 2021) Териолог. Доктор биологических наук, профессор. Ученица С.Г. Клейненберга. Широко известна в мире своими работами в области морфологии и экологии животных. Разрабатывала созданное ею направление зоологии, связанное с углубленным изучением онтогенеза, роста и развития животных по результатам анализа структуры слоев, образующихся в тканях зубов и кости. Автор термина "регистрирующие структуры". Работала в Институте биологии развития со дня его образования. Подробнее... Доктор биологических наук Галина Александровна Клевезаль — видный российский зоолог, широко известная своими работами в области морфологии и экологии животных и прежде всего углубленными исследованиями онтогенеза, роста и развития млекопитающих по слоистым структурам зубов и кости, превратившая эту область зоологии в одно из весьма значимых и перспективных направлений современной биологии. Еще в 1953 г. любознательная школьница, ученица 8-го класса пришла в знаменитый КЮБЗ (Кружок юных биологов Московского зоопарка), и это послужило, по существу, первой и весьма важной ступенью в ее формировании как исследователя. Окончив в 1956 г. среднюю школу с золотой медалью, Галина Александровна в том же году поступила на биолого-почвенный факультет МГУ, выбрав для специализации кафедру зоологии позвоночных, которой руководил выдающийся советский эколог профессор Николай Павлович Наумов. Г.А. Клевезаль, слева направо: В 1961 г., по окончании университета, Г.А. была принята на работу в Лабораторию биологии морских млекопитающих Института морфологии животных им. А.Н. Северцова, руководимую проф. С.Е. Клейненбергом. В 1968 г. эта лаборатория вошла в состав Института биологии развития РАН им. Н.К. Кольцова, и на ее основе была сформирована Лаборатория постнатального онтогенеза, которой сначала заведовал С.Е. Клейненберг, а позднее — А.В. Яблоков. Будучи сначала младшим, а потом старшим и, наконец, ведущим научным сотрудником, Г.А. разрабатывала созданное ею направление зоологии, связанное с углубленным изучением онтогенеза, роста и развития животных по результатам анализа структуры слоев, образующихся в тканях зубов и кости. Фрагмент документа 1966 года. Архив ИБР РАН. В 1966 г. она успешно защитила кандидатскую диссертацию, в которой предлагался поистине новаторский, по тем временам, способ определения возраста млекопитающих по слоям в дентине и в периостальной кости, а в 1987 г. защитила докторскую диссертацию "Регистрирующие структуры млекопитающих" и в дальнейшем оставалась признанным лидером и авторитетом в этой области, как в России, так и за рубежом. Г.А. Клевезаль среди сотрудников лаборатории постнатального онтогенеза ИБР (1984 г.)
После Чернобыльской катастрофы Г.А. занималась освоением метода определения накопленных доз радиации по эмали зубов, работая в тесном сотрудничестве с физиками и медиками. Естественно, основной задачей было определение накопленных доз радиации у человека, но Г.А., используя тот же метод, выполнила интереснейшее исследование по северным оленям Новой Земли и Таймыра и по белым медведям. Г.А. Клевезаль во время видеозаписи для проекта "Устная история". 2013 г. Последние годы Г.А. интенсивно изучала так называемую "зону спячки" в резцах зимоспящих грызунов. По положению этой зоны можно с точностью до дня определить дату выхода животного из гибернации *. Галина Александровна Клевезаль — автор более 160 печатных работ, в том числе нескольких монографий, научно-популярных изданий и обзорных статей. Одновременно она успешно выполняла общественную работу, в том числе связанную с деятельностью Совета по морским млекопитающим. Галина Александровна во время празднования своего юбилея. Надо отметить широкий международный диапазон ее научной деятельности. Свободно владея английским языком и будучи весьма общительным и контактным человеком, она чрезвычайно плодотворно сотрудничала с зарубежными коллегами, прежде всего с американскими и польскими зоологами, проведя с ними ряд совместных исследований и подготовив несколько совместных публикаций. Удостоверение. Архив ИБР РАН. Захоронение на Донском кладбище в Москве. Помимо могучего таланта и неиссякаемой энергии ученого-исследователя, коллеги и друзья отмечали ее замечательные человеческие качества: внимание к людям, скромность и доброжелательность, милосердие и отзывчивость, готовность поддержать, прийти на помощь в трудную минуту. Все знавшие ее искренне и глубоко ее любили и гордились общением с нею. © Ивантер Э.В. Памяти Галины Александровны Клевезаль // Зоологический Журнал, 2021, том 100, № 12 _____________________ * Последняя статья Галины Александровны (на английском языке) вышла уже после её смерти. (Прим. разработчиков) Монографии и диссертации
Основные статьи
Видео:
Закрыть |
Струнников Владимир Александрович (1914 – 2005) Генетик. Академик РАН (1987). Сформулировал принципы закрепления эффекта гетерозиса. Разработал методы селекции, искусственного партеногенеза и регуляции пола у тутового шелкопряда. Внедрение в практику выведенных им пород и гибридов привело к значительным экономическим достижениям в промышленном шелководстве. Основатель и руководитель лаборатории биологии размножения и регуляции пола. Подробнее... Струнников Владимир Александрович Владимир Александрович родился 19 августа (по паспорту 15 июля) 1914 г. в Тамбове. Отец, Иван Евгеньевич Чехов, окончил духовную семинарию, принял сан, был приходским священником в Богучаре и в Подколодновке под Воронежом, где и прошли детские годы Володи. Мать, Лариса Митрофановна, дочь священника, получила хорошее образование — она окончила Воронежское заведение благородных девиц. Конец 1920-х годов — наступили времена гонений, раскулачивания и арестов. Володе шел пятнадцатый год, когда впервые арестовали его отца. (В 1932 г. отец был освобождён из заключения, вернулся в Богучар, работал в фотоателье. В 1937 г. его повторно арестовали и приговорили к тюремному заключению без права переписки. Только через 60 лет его дети узнали правду: 23 октября 1937 г. И.Е. Чехов был расстрелян. На семейном совете было решено, что после окончания семилетки Володя переедет жить в Краснодар к своей тете по линии отца — Валентине Евгеньевне Чеховой, которая была замужем за профессором-хирургом Струнниковым Александром Николаевичем. Они решили усыновить Володю и таким образом дать ему возможность поступить в вуз и получить образование. После повторного обучения в выпускном классе школы, по документам уже Владимир Александрович Струнников, он поступил в Горский сельскохозяйственный институт (Владикавказ), откуда через год перевёлся в Ташкентский сельскохозяйственный институт, который окончил в 1936 г. Струнников В.А. С 1936 по 1963 гг. с перерывом 1939-1945 гг. он работал в Среднеазиатском НИИ шелководства (САНИИШ, г. Ташкент). В 1939 г. В.А. Струнников был призван в армию. Участник Великой Отечественной войны. В 1941 г., в первый месяц войны, с многочисленными ранениями он попал в плен. В 1944 г. после освобождения из плена снова вернулся в действующую армию на фронт, где провел 8 месяцев на передовой. Среди его боевых наград — очень редкий орден Славы III степени и орден Отечественной войны II степени, медаль «За отвагу». После демобилизации в 1945 г. В.А. Струнников вернулся в Ташкент в САНИИШ и уже в 1947 г. защитил кандидатскую диссертацию.Как писал В.А. Струнников в своей книге воспоминаний «Шелковый путь» (2004, С. 143): «Некоторые события настигают нас столь неожиданно, что поистине они уподобляются грому среди ясного неба. Нечто подобное произошло и с августовской сессией ВАСХНИЛ 1948 года». Сразу же после августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. решением Ученого совета САНИИШ В.А. Струнников был понижен в должности за приверженность к формальной генетике. Кроме того, он и его жена Анна Александровна Шевелёва были лишены учёной степени кандидата наук — это был единственный прецедент такого рода в то время. Спустя некоторое время им обоим пришлось пройти процедуру повторной защиты своих кандидатских диссертаций. В 1962 г. В.А. Струнников защитил докторскую диссертацию по теме: «Разработка методов повышения продуктивности тутового шелкопряда». С 1963 г. он профессор Ташкентского университета, где читает курс классической генетики. В 1968 г. В.А. Струнников с семьей переезжает в Москву и начинает работать в Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова АН СССР в должности заведующего лабораторией регуляции пола. После смерти академика Б.Л. Астаурова, директора института и заведующего лабораторией цитогенетики развития, обе лаборатории объединяются в одну — лабораторию цитогенетики развития и регуляции пола, которой Владимир Александрович заведовал и в которой проработал до последнего дня своей жизни. В.А. Струнников всю жизнь занимался генетикой и селекцией тутового шелкопряда. В самом начале своей научной деятельности им была изучена биология оплодотворения и размножения тутового шелкопряда, разработаны способы его искусственного размножения. При его участии и под его руководством были созданы полтора десятка районированных производственных пород и гибридов. Учитывая тот факт, что самцы тутового шелкопряда дают на 20 % больше шелка, чем самки, и в промышленности выгоднее разводить только самцов, он разработал несколько промышленных технологий регуляции пола, которые дали возможность проводить однополые самцовые выкормки с колоссальным экономическим эффектом. К этим технологиям относится выведение линий, меченых по полу на стадии яйца (темные яйца — самки, светлые яйца — самцы), и выведение двухлетальной линии путём введения в генотип сбалансированных сцепленных с полом летальных мутаций. Скрещивание этой линии с любыми другими породами дает в гибридах особей только одного пола — самцов, а все самки погибают от леталей. Метод массового получения самцов широко используется в шелководстве Узбекистана и Китая. На этом же принципе — соединение в генотипе самцов-носителей двух неаллельных летальных мутаций Z-хромосомы — был предложен новый генетический метод борьбы с вредными насекомыми отряда чешуекрылые. Для тутового шелкопряда были усовершенствованы способы клонирования самок (амейотический партеногенез) и разработаны методы клонирования самцов (мейотический партеногенез плюс андрогенез). Впервые разработанный у шелкопряда мейотический партеногенез позволил получать полностью гомозиготных самцов, которые широко использовались в качестве важного методического приема во многих генетических исследованиях. Так, выведенные с их помощью амейотические клоны оказались настолько высокожизнеспособными, что это позволило предложить использовать их в гибридизации в качестве материнской породы. Достаточно легкое получение в нужных количествах абсолютно гомозиготных самцов делает возможным проведение процедуры очищения популяции от вредных генов, которая получила название «генетический сепаратор». Им разработаны тонкие методики активации яиц к мейотическому партеногенезу, гиногенезу (особый вид партеногенетического развития, при котором индукция развития осуществляется проникшим в яйцеклетку сперматозоидом, неспособным к слиянию с ядром яйцеклетки, т. е. кариогамия), к моноспермическому андрогенезу (особое развитие, которое протекает на основе цитоплазмы материнского организма и хромосомного набора спермия). Практически полностью гомозиготную линию получили путем комбинации мейотического и андрогенетического размножения. Андрогенезом можно получить лишь высокогомозиготную мужскую линию, тогда как мейотический партеногенез дает абсолютно гомозиготных самцов. Полученную абсолютную гомозиготу далее размножали андрогенезом, без изменения его генотипа (абсолютно гомозиготный клон) в течение 25 поколений, и в каждом поколении самцы этого клона скрещивались с самками обоеполой линии. Такое число скрещиваний привело к выведению абсолютно гомозиготной обоеполой линии. Скрещивание между собой двух линий, полученных таким образом, позволяет получать в неограниченных количествах высокожизнеспособных, генетически идентичных двойников, причем обоих полов, которые можно использовать в тонких генетических исследованиях. В.А. Струнниковым был предложен метод получения двухотцовского андрогенеза. При этом способе размножения потомство возникает от слияния сперматозоидов, происходящих от двух разных отцов. Это позволило проводить «скрещивание» двух выдающихся по показателям самцов. Кроме того, этот метод позволил повысить выход (вылупление) андрогенетических потомков до 5-20 %. В.А. Струнников выдвинул оригинальную теорию гетерозиса и на ее основе разработал методику повышения гетерозиса путём искусственного создания компенсационных комплексов благоприятных генов в результате селекции на жизнеспособность на фоне депрессивного действия полулетальной мутации. Под его руководством были получены формы с высокой комбинативной способностью генотипа. Глубокое понимание природы гетерозиса позволило усовершенствовать методы его повышения и разработать способ его закрепления в последующих поколениях без дальнейшей гибридизации. Способ закрепления гетерозиса был запатентован. Осуществлена цепь превращения диплоидных партеноклонов в тетраплоидные и vice versa, однако вновь полученные при такой процедуре диплоидные клоны генетически отличаются от исходных. Это даёт возможность селекции партеноклонов без вовлечения в скрещивания самцов. Выведена целая серия партеноклонов промышленной породы САНИИШ-30, показана перспективность использования партеноклонов в качестве компонентов гибридов. Работы В.А. Струнникова хорошо известны у нас в стране, в странах ближнего и дальнего зарубежья, прежде всего в традиционных шелководческих странах — Японии и Китае. В 1995 г. в США издательством «Gordon and Breach» была издана его книга «Control Over Reproduction, Sex, and Heterosis of the Silkworm», в которую вошли все его основные научные достижения. По признанию самого В.А. Струнникова, на его становление и формирование как учёного огромное влияние оказали Михаил Ильич Слоним и Борис Львович Астауров, поддержкой которых он очень дорожил. В свою очередь он сформировал свою научную школу: в лабораториях, которыми руководил В.А. Струнников, было защищено 10 кандидатских и 6 докторских диссертаций. В 1964 г. В.А. Струнников был избран президентом Узбекского отделения ВОГиС и дважды избирался президентом ВОГиС им. Н.И. Вавилова (на периоды 1982-1987 и 1987-1992 гг.). В.А. Струнников (в центре) Он назначался председателем Проблемного совета по генетике и селекции при АН СССР. Был председателем комиссии Академии наук по присуждению золотой медали им. И.И. Мечникова и премии им. Н.И. Вавилова, а также членом комитета по присуждению Ленинских и Государственных премий. Входил в состав Оргкомитета (председателем Оргкомитета был академик Ю.А. Овчинников, а его заместителями — И.А. Рапопорт, В.Е. Соколов, В.А. Струнников и А. А. Созинов) по подготовке к 100летнему юбилею Н.И. Вавилова и Комиссии по сохранению и разработке научного наследия Н. И. Вавилова. В.А. Струнников был в числе основателей журнала «Генетика» и членом его редакционного совета (1965-1966, 1994-2005 гг.) и редакционной коллегии (1989-1993 гг.). Он был членом редакционного совета журнала «Онтогенез» (1984-2000 гг.). В.А. Струнников
Работы В.А. Струнникова удостоены Государственной премии (1981 г.) и премии АН СССР им. Н.И. Вавилова (1991). В послевоенное время В.А. Струнников награжден орденами «Знак Почёта» и Трудового Красного Знамени (дважды). В 1990 г. группе генетиков старшего поколения были вручены высокие правительственные награды за тот большой и особый вклад, который они сделали в развитие, сохранение и возрождение генетики и селекции, подготовку высококвалифицированных кадров в СССР. Среди награждённых был и академик АН СССР В.А. Струнников — ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением Ордена Ленина и золотой медали «Серп и молот». За теоретические исследования и практические разработки на тутовом шелкопряде В.А. Струнников награждён несколькими серебряными и золотыми медалями ВДНХ и большой золотой медалью им. И.И. Мечникова за цикл работ «Искусственная регуляция пола у тутового шелкопряда» (1981 г.). Струнников В.А. На долгом и богатом событиями и встречами жизненном пути В.А. Струнникова была одна встреча, которую он описал в своей последней прижизненно изданной книге «Шёлковый путь» (2004, С. 234-235). Всего один абзац — своеобразный штрих к портрету, в котором он тепло вспоминает свою встречу сорокалетней давности в Ташкенте с Владимиром Ивановичем Корогодиным (Как это ни прискорбно, следующая статьянекролог в этом же номере журнала посвящена В.И. Корогодину, поэтому, думается, что эту цитату привести здесь вполне уместно): «... Мне вспомнилось прекрасное осеннее утро выходного дня. Я вышел погулять на обширных тутовых плантациях, высаженных на земле бывшей дачи князя Константина Романова, сосланного в Ташкент. В самом отдаленном конце плантации была расположена моя радиобиологическая лаборатория. До завтрака оставалось ещё много времени, и я решил зайти в лабораторию и прочитать свою, отпечатанную на машинке, статью в журнал "Цитология" об относительной радиорезистентности ядра и цитоплазмы яиц тутового шелкопряда. Не успел я дочитать до конца статью, как в дверь постучал, а затем вошел незнакомый мне молодой человек. Он объяснил, что прибыл ко мне по совету московских радиобиологов, чтобы обсудить возможность проведения изучения резистентности цитоплазмы на тутовом шелкопряде. Я молча передал ему статью, которую он тут же стал читать. Через несколько минут мой посетитель, прочитав статью, поднял голову и, сказав, что он опоздал, заразительно расхохотался. Я его поддержал смехом, и мы вместе пошли завтракать. Это был в дальнейшем известный радиобиолог, редактор радиобиологического журнала, Владимир Иванович Корогодин, очень милый и симпатичный человек. Он попросил передать в редакцию все работы, связанные с радиооблучением. К сожалению, эту просьбу я не выполнил. Ради знакомства и выяснения радиорезистентности мы выпили по нескольку рюмок коньяка. Корогодин очаровал всё моё семейство — увидев, что стол у нас расшатался, он тут же починил его, для чего я так и не нашел времени». Могила В.А. Струнникова В последний год жизни В.А. Струнников работал над вторым дополненным изданием книги своих воспоминаний «Шелковый путь». В плане издательства «Наука» выход ее намечен на вторую половину 2006 г. B.А. Струнников скончался 9 декабря 2005 г. в Москве и был похоронен на кладбище Ракитки. Основные публикации В.А. Струнникова
о В.А. Струнникове
© Захаров И.К., Шумный В.К. Шелковая нить жизни: академик Владимир Александрович Струнников (15.07.1914-9.12.2005) // Вестник ВОГиС, 2006, Том 10,№1 Основные награды и премии
Закрыть |
Малиновский Александр Александрович (1909 – 1996) Генетик, биолог широкого профиля. Анализировал понятия обратной отрицательной связи и обратной положительной связи, применил их к вопросам регуляции гормонального баланса. Сформулировал системные принципы в области биологической эволюции и принцип существования оптимума изоляции для эволюции популяций. Сформулировал четыре требования к критерии вида как эволюционного целого. Работал в Кольцовском институте с 1931 по 1948. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор Родился 12 июля 1909 в семье профессиональных русских революционеров-эмигрантов Александра Александровича Богданова и Анфисы Ивановны Смирновой. Мама, прошедшая тюрьмы и ссылки, болела туберкулёзом[1]. Крещён в соборе Александра Невского. За неделю до начала Первой мировой войны с матерью приехал в Барнаул. После смерти матери от туберкулёза в 1915 году, переехал в Москву и воспитывался Л.П. Павловой (†1952), подруги матери. Учился в гимназии Репман, затем — в гимназии Брюхоненко. Содержание сына взял на себя отец, ставший сыну близким духовно человеком[1]. В 1926 году, после неудачи с поступлением на физико-математический факультет, Александр поступил на медицинский факультет Московского университета. Во время учёбы заинтересовался психиатрией, своим учителем впоследствии считал П.Б. Ганнушкина, с его разрешения курировал нескольких больных. В 1927 году перенёс экспериментальное переливание крови под наблюдением отца, возглавившего за год до этого им же созданный Государственный институт переливания крови. Смерть отца, произведшего на себе обменное переливание крови (возможно из-за неизвестной тогда резус-несовместимости), 7 апреля 1927 года вызвала у Александра тяжёлое нервное потрясение[1]. Завершил образование в 1931 году (когда факультет был преобразован в 1-й Московский медицинский институт). С 1931 — аспирант Института экспериментальной биологии Наркомздрава РСФСР, по окончании аспирантуры работал там же[1]. В 1935 году защитил кандидатскую диссертацию по изучению конституции человека. Этими проблемами он начал заниматься ещё студентом, не без участия отца познакомившись с книгой Э. Кречмера «Строение тела и характер»[1] По 1948 — научный сотрудник Института экспериментальной биологии Наркомздрава РСФСР (с 1939 — Институт цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР). Секретарь «Эволюционной бригады» Д.Д. Ромашова (ученика Н.К. Кольцова), в разные годы в ней сотрудничали С.С. Четвериков, математики А.Н. Колмогоров и А.А. Ляпунов. Вёл исследования по генетике (первая его научная статья — «Роль генетических и феногенетических явлений в эволюции вида»[1]. А.А. Малиновский — участник Великой Отечественной войны. Мобилизован 22 июня 1941 года, (военврач 3-го ранга); в 1941—1942 руководил лабораторией военного госпиталя близ Торжка. К началу 1943 года демобилизован по болезни, вернулся на работу в Институт цитологии, гистологии и эмбриологии[1]. В 1947 году перевёл на русский язык книгу Э. Шредингера «Что такое жизнь? С точки зрения физика»[2]. На августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года был квалифицирован в докладе Трофима Лысенко как «вейсманист», после чего был уволен с работы. Три года не мог трудоустроиться[1] и до 1951 года с семьёй существовал благодаря поддержке А.И. Витвера (брат матери жены А.А. Малиновского). В 1951 году по приглашению академика АМН СССР В.П. Филатова (узнавшем о Малиновском, разбирая бумаги брата — выдающегося эмбриолога Д.П. Филатова) стал сотрудником его Института глазных болезней в Одессе, возглавил научно-лабораторный сектор, периодически выполнял обязанности заместителя директора. Участвовал в Совещаниях по применению математических методов в биологии (1959—1964). Выполнил ряд работ по тканевой терапии, исследованию миопии и другим вопросам офтальмологии. За работы в области борьбы с близорукостью был награждён знаком «Отличник здравоохранения»[1]. В 1965 году приглашён в Москву, в 1965—1970 годах — консультант вице-президента Академии наук, лауреата Нобелевской премии академика Н.Н. Семенова по вопросам развития современной биологии[1]. Одновременно организовал и возглавил курс генетики на медико-биологическом факультете 2-го Московского медицинского института. В 1967 году присвоена степень доктора биологических наук, в 1969 году — звание профессора.[1] Александр Александрович Малиновский (в центре) в конфернц-зале ИБР в президиуме на Первых Кольцовских чтениях. 1972 г.
С 1974 — старший научный сотрудник сектора истории биологии Института истории естествознания и техники Академии наук СССР. 1979—1986 — сотрудник Всесоюзного научно-исследовательского института системных исследований (ВНИИСИ). Александр Александрович Малиновский (в центре) у могилы академика Б.Л. Астаурова на Новодевичьем кладбище. 1978 г.
В 1986 вышел на пенсию, продолжал публиковать научные труды. Скончался 16 апреля 1996. Похоронен в колумбарии Нового Донского кладбища[3]. Интересные факты
Награды
Основные труды
Источники
© Материал из Википедии — свободной энциклопедии Закрыть |
Клейненберг Сергей Евгеньевич (1909 – 1968) Териолог. Создал отечественную школу эволюционной морфологии и экологии морских млекопитающих. Организовал экспериментальные исследования принципов действия эхолокационного аппарата дельфинов. Под его руководством была развернута масштабная кампания против истребления черноморских дельфинов, в результате которой их промысел был запрещен. Основатель лаборатории постнатального онтогенеза. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор Сергей Евгеньевич родился 21 июля 1909г. в Смоленске, там же окончил школу. Его привлекали естественные науки, и он выдержал экзамены в Ленинградский госуниверситет, но не был принят «за отсутствием мест» (обычная форма отказа по социальному положению) и поступил в Вятский педагогический институт. В феврале 1930 перевелся на биологический факультет Московского госуниверситета, который и окончил в 1933 г. Его научная работа началась во ВНИРО, в лаборатории, где изучением морских млекопитающих в то время занимались «четыре Сергея»: С.Ю. Фрейман, С.В. Дорофеев, С.К. Клумов и С.Е. Клейненберг. Первые экспедиционные работы были на Белом, Черном и Каспийском морях. В 1936-1941гг. выходят его первые статьи по биологии и промыслу черноморских дельфинов и каспийского тюленя. Статьи были интересными, глубокими, и С.Е. Клейненберг быстро выдвинулся в число лучших специалистов по морским млекопитающим. Незадолго до начала Великой Отечественной войны Сергей Евгеньевич перешел в Главное управление по заповедникам. Он не был призван в армию из-за язвы желудка, и до 1944 г. работал в Хоперском заповеднике заместителем директора по научной работе. Здесь он продолжал исследования млекопитающих, не морских, но водных, выхухоли. Язва обострилась в 1944г. и ее пришлось оперировать в Москве. В Москве Сергей Евгеньевич поступил на работу в Институт эволюционной морфологии АН СССР в лабораторию Сергея Алексеевича Северцова и вернулся к исследованию морских млекопитающих. С.А. Северцова он считал своим учителем и высоко ценил. После ранней смерти С.А. Северцова Сергей Евгеньевич приложил много усилий для издания его книги «Проблемы экологии животных». После недоброй памяти сессии ВАСХНИЛ 1948 г. многие биологические научные институты АН СССР были расформированы или переформированы. К более или менее лояльному Институту эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова был присоединен опальный Институт цитологии, гистологии и эмбриологии – одно из «гнезд вейсманизма-морганизма». Так возник объединенный Институт морфологии животных им А.Н. Северцова – ИМЖ АН СССР. В этом сложнейшем коллективе, благодаря своему общительному характеру, культуре, эрудиции и широким интересам, Сергей Евгеньевич быстро завоевал популярность и авторитет. Обаятельный человек и замечательный рассказчик, Сергей Евгеньевич играл особую роль в жизни молодежи Института. Он участвовал и в лыжных вылазках, и в организации праздничных вечеров. На одном из вечеров-капустников аспиранты (С.Е. тогда заведовал аспирантурой) маршировали на сцене с большим портретом Сергея Евгеньевича на древке под остроумную песенку, ему посвященную, а он смеялся до слез. Клейненберг С.Е. Он возобновил свое довоенное изучение морфологии, экологии и промысла черноморских дельфинов, что завершились монографией «Млекопитающие Черного и Азовского морей» (Изд-во АН СССР, 1956), которая до сих пор остается самой полной и надежной сводкой по биологии дельфинов Черного моря. Эта сводка сделала С.Е. Клейненберга одним из лидеров в области исследований морских млекопитающих в СССР и поставила его в ряд крупнейших специалистов по морским млекопитающим в мире. Для встречи с ним в Институт стали приезжать специалисты по дельфинам из других стран. В 1959 г. Сергей Евгеньевич стал заведующим лабораторией экологической морфологии водных млекопитающих ИМЖ АН СССР. В эту лабораторию пришел студентом А.В. Яблоков. В 1956 г. Яблоков успешно окончил биофак МГУ, но Комиссия по распределению отказалась удовлетворить заявку Академии Наук на А.В. Яблокова из-за статьи его – пятикурсника в общефакультетской стенгазете против профессора Дворянкина, ближайшего сподвижника Лысенко. Распределили его учителем в Архангельскую область; он не подписал распределения и не получил диплома (получил через 2 года). Тогда Сергей Евгеньевич сделал смелый и хитрый ход: он зачислил Яблокова в ИМЖ младшим лаборантом, на должность, не требующую диплома о высшем образовании. В лаборатории получилось замечательное сочетание: спокойный, общительный, очень доброжелательный и умудренный опытом жизни в СССР С.Е. Клейненберг с его научным весом и молодой сверхэнергичный, горячий, рвущийся вперед А.В. Яблоков. В результате лаборатория стала центром, притягивающим исследователей морских млекопитающих со всего Союза. Здесь были частыми гостями и обсуждали свои исследования такие «ассы» морской териологии как А.А. Берзин с Дальнего Востока, Г.А. Федосеев из Магадана, Р.Ш. Хузин и М.Я. Яковенко из Мурманска. Клейненберг С.Е., В 1956-1963 гг. С.Е. Клейненберг со своими молодыми коллегами, А.В. Яблоковым и В.М. Бельковичем, провели беспрецедентное по широте охвата комплексное изучение белухи – полярного дельфина. Экспедиционные исследования позволили собрать огромный материал на Белом и Баренцевом морях, на Чукотке и в Охотском море. Анкетированием были охвачены все без исключения поселки на побережье Арктических морей СССР от Кольского полуострова до Чукотки. К исследованиям были привлечены (сказались широкие научные и дружеские связи Сергея Евгеньевича) исследователи из ВНИРО и его региональных отделений в Архангельске, Мурманске, Владивостоке, Магадане. Вместе со своими учениками Сергей Евгеньевич с энтузиазмом работал в экспедициях на Севере и Дальнем Востоке, в Москве активно участвовал в обработке собранного материала. Итогом этих исследований стала монография «Белуха», которая вскоре была переведена в США на английский язык (что для того времени являлось крупным событием). В этот же период лаборатория выпустила сборники «Определение возраста промысловых ластоногих и рациональное использование морских млекопитающих» и «Морфологические особенности водных млекопитающих» (Изд-во Наука 1964), стала одним из организаторов всесоюзных совещаний по морским млекопитающим, которые проводились раз в два года. В не малой степени благодаря Сергею Евгеньевичу и его лаборатории советские исследователи морских млекопитающих приобрели высокую репутацию за рубежом. Зарубежные коллеги посещали лабораторию и договаривались о совместных работах. Вот например, канадский специалист д-р Эдвард Митчелл после свого визита в лабораторию прислал для совместных исследований 2 огромные бочки фрагментов скелета усатых китов, что вызвало переполох на мурманской таможне (бочки шли морем). А.А. Кирпичников, А.В. Яблоков, Эдвард Митчелл (Канада), С.Е. Клейненберг Сергей Евгеньевич активно участвовал во многих заседаниях и комиссиях по изучению и рациональному использованию морских млекопитающих. В первую очередь это была Ихтиологическая комиссия Академии Наук, которую с 1951 г. возглавлял известный зоолог, паразитолог академик Е.Н. Павловский. В 1956 г. при этой комиссии был создан научно-консультативный совет по морским млекопитающим и С.Е. Клейненберг стал его председателем. Во всех инстанциях он отстаивал неистощительное использование морских млекопитающих, протестуя против чрезмерного промысла. Белькович В.М., В 60-е годы вместе с А.В. Яблоковым и В.М. Бельковичем он развернул кампанию за прекращение промысла черноморских дельфинов. Научно-популярная книга: «Загадка океана», имевшая большой общественный резонанс, завершила то, что начали многочисленные письма в правительство и статьи в журналах и газетах. В 1966 г промысел черноморских дельфинов был закрыт. С.Е. выступал против хищнического промыла беломорского тюленя. На одном из заседаний Министерства рыбного хозяйства, исчерпав все научные доводы против такого промысла, он воскликнул: «Подумайте, что скажут о вас потомки!». На что тогдашний министр А.А. Ишков ответил спокойно: «Потомки меня снимать с работы не будут». В 1967 г., когда ослабло лысенковское влияние в биологии, Институт морфологии животных им. А.Н. Северцова был разделен на два – Институт эволюционной морфологии и экологии животных им. А.Н. Северцова (ИЭМЭЖ) и Институт биологии развития (ИБР) (позднее ему было присвоено имя Н.К. Кольцова). Это разделение Сергей Евгеньевич переживал тяжело. Он был человеком высоких моральных принципов, бескомпромиссным в отношении научных фактов. Не будучи сам героем– правдоискателем, он всегда таких поддерживал и никогда не был с теми, кто пресмыкался и угодничал. Доброжелательно и терпимо относясь к людям, он был неизменно тверд в отстаивании своих принципов. Ему пришлось решать – либо идти в ИБР с надежными и принципиальными коллегами и оказаться на периферии научных интересов этого института, либо быть в ИЭМЭЖ’е «в струе» научных интересов института, но в компании людей, большинство которых были чужды ему по взглядам. Выбор был сделан в пользу ИБР'а. Сергей Евгеньевич остался в коллективе, руководимым академиком Б.Л. Астауровым, и никогда об этом не жалел. Сергей Евгеньевич Сергей Евгеньевич был замечательным руководителем в науке и в жизни. Неизменно доброжелательный, он никогда не навязывал свою волю, а лишь советовал. Он не стеснялся сказать, что не знает того или иного, но немедленно давал совет, как найти тех, кто это знает. Он не только не подавлял инициативу своих молодых сотрудников (в лаборатории тогда работали в основном люди до 30 лет), но с юношеским азартом поддерживал все их порой авантюрные начинания. Его дружелюбие и интеллигентность проявлялись во всем, даже в мелочах. Например, когда приходилось по делам зайти к нему домой (что из-за его болезни в последние годы бывало часто), приходящему неизменно предлагали чай или кофе, а его спаниель, виляя хвостом, приносил и предлагал гостю свою миску. Его надежной опорой в жизни и верным помощником была его жена – Екатерина Васильевна Владимирская. “Мой энциклопедический словарь в рыжем переплете” – называл он ее в шутку, и приятно было видеть с какой любовью и каким уважением они относились друг к другу. Клевезаль Г.А., Первый инфаркт застал Сергея Евгеньевича зимой 1961 г., когда он катался на лыжах в Подмосковье. Он упал на снег. К счастью, вскоре его заметили пробегавшие лыжники. Они, оставшиеся неизвестными, доставили его в ближайший санаторий, фактически подарив ему еще 7 лет жизни. Эти годы, несмотря на периодическое обострение болезни сердца, Сергей Евгеньевич активно работал. Его последняя книга (совместно с Г.А. Клевезаль) “Определение возраста млекопитающих по слоистым структурам зубов и кости” (Изд-во Наука 1967), переведенная на английский язык уже после его смерти, открыла новое направление в определении возраста млекопитающих. Он умер 18 ноября 1968 г., не прожив и 60 лет. Дарованные ему судьбой недолгие годы Сергей Евгеньевич прожил достойно, и свидетельством тому его научные заслуги и труды, а также добрая память в сердцах всех, кому посчастливилось его знать лично. © Яблоков А. В., Клевезаль Г. А. Сергей Евгеньевич Клейненберг 1909—1968 // Московские териологи / Отв. ред. О. Л. Россолимо. — Изд-во Товарищество научных изданий КМК, 2001. — С. 257—266. Награды
|
Айзенштадт Тамара Борисовна (1929 – 2008) Эмбриолог, цитолог, специалист по оогенезу, важнейшей проблеме биологии развития. Детально описала структуру клеток гонады, особенности роста ооцитов и их взаимодействия с окружающими клетками. Итогом работы Т.Б. Айзенштадт стала монография "Цитология оогенеза" (1984) Подробнее... Доктор биологических наук Доктор биологических наук Тамара Борисовна Айзенштадт (13.08.1929 – 2008) — известный специалист по оогенезу, важнейшей проблеме биологии развития. В большой серии интересных статей начиная с 1964 г. она детально описала структуру клеток гонады, особенности роста ооцитов и их взаимодействия с окружающими клетками. Итогом работы Т.Б. Айзенштадт стала монография "Цитология оогенеза" (1984), во многом основанная на собственных оригинальных наблюдениях. В книге Т.Б. Айзенштадт, опубликованной в серии монографий "Проблемы биологии развития", два раздела — происхождение половых клеток и цитологические основы роста ооцитов. Оба актуальны с первых шагов цитологии и до сих пор. Наиболее полно она описала ультраструктуру гонады на разных стадиях роста ооцита. Ученик Г.А. Шмидта, одного из основоположников сравнительной эмбриологии, Т.Б. Айзенштадт проводила свои исследования на широком круге объектов — от губок и кишечнополостных до рыб и амфибий. Тамара Борисовна Айзенштадт в коллективе лаборатории цитологии (1984 г.)
Уже первая цитоэмбриологическая работа Т.Б. Айзенштадт называлась "Морфология гонады улитковой пиявки по данным световой и электронной микроскопии". Этот прекрасный (ныне забытый) объект Т.Б. Айзенштадт исследовала затем и с помощью цитохимических методов. Используя электронно-микроскопические и цитохимические методы, она исследовала оогенез также у некоторых губок, кишечнополостных, червей, моллюсков, рыб и амфибий. Соавторами некоторых работ этого раздела исследований Т.Б. Айзенштадт были такие известные эмбриологи, как Г.И. Короткова, Д.Г. Полтева, Т.А. Детлаф. Айзенштадт Т.Б. Во втором разделе книги Т.Б. Айзенштадт, также базируясь на своих данных, классифицировала типы оогенеза по особенностям роста ооцитов. Она детально рассмотрела пути взаимодействия растущего ооцита с окружающими клетками — фолликулярным эпителием или с питающими клетками, трофоцитами в других гонадах. В некоторых исследованиях этого раздела принимали участие ученики Т.Б. Айзенштадт — С.Н. Иванова, И.Б. Бухвалов и И.Б. Николова, а также известные цитохимики К.Г. Газарян и Т.Л. Маршак. В этом цикле работ Т.Б. Айзенштадт развила представления о прямых взаимодействиях клеток, которые впоследствии вошли в одно из важных направлений биологии развития, связанное с межклеточными коммуникациями, сигнальными системами, самоорганизацией клеточных популяций. Это направление продвигается в лаборатории цитологии, где много лет работала Т.Б. Айзенштадт, на других объектах, но в том же круге проблем. Т.Б. Айзенштадт Книга Т.Б. Айзенштадт до сих пор представляет основное руководство по проблемам оогенеза, обобщившее огромную литературу. Среди московских авторов используются материалы Г.А. Шмидта, И.И. Шмальгаузена, Т.А. Детлаф, А.С. Гинзбург, Г.М. Игнатьевой, А.А. Нейфаха, Н.Д. Озернюка, а среди ленинградских (петербуржских) — И.И. Соколова, М.Н. Грузовой, В.Н. Парфенова, В.Н. Арронета, Е.Р. Гагинской, Д.Г. Полтевой, П.А. Дыбана, Д.А.Чмилевского. В памяти останутся не только научные работы Т.Б. Айзенштадт, но также ее обаяние, доброжелательность, юмор в самых разных жизненных ситуациях. Она была другом, прекрасным товарищем, всегда готовым помочь советом и делом. Как истинно талантливые люди, Тамара Борисовна была талантлива во многом. Она глубоко ценила красоту и сама была мастером в разных художественных ремеслах. Она прекрасно рисовала; ее работы и труды ее друзей иллюстрированы прекрасными обобщающими рисунками-схемами (компьютера тогда ведь не было), годными и сейчас для любого руководства. А главный ее талант был в умении понимать людей и сочувствовать им. © В.Я. Бродский, С.Г. Васецкий ПАМЯТИ Т.Б. АЙЗЕНШТАДТ (1929-2008) // ОНТОГЕНЕЗ, 2008, том 39, № 6, с. 473-474 Закрыть |
Беляев Николай Константинович (1899 – 1937) Генетик. Ученик С.С. Четверикова. В 1925—1929 годы работал в отделе эволюционной генетики Института экспериментальной биологии (ИЭБ). Автор более двадцати научных трудов. Подготовил докторскую диссертацию: "Проблемы генетики и селекции тутового шелкопряда" (Тифлис, 1936); защита не состоялась, в августе 1937 года был арестован и расстрелян 10 ноября 1937. Полностью реабилитирован в 1956 году. Подробнее... Николай Николай Константинович Беляев — известный советский генетик четвериковской школы, специалист в области общей и эволюционной генетики, феногенетики, цитогенетики, селекции. Он был среди первых отечественных исследователей, выполнивших работы по генетике природных популяций дрозофил. Его приход в шелководство оказал определяющее влияние на генетико-селекционные достижения в советском шелководстве. Наряду с чисто экспериментальными исследованиями, в частности генетическим анализом признака с неполным доминированием меланистической окраски бабочек шелкопряда, Н.К. Беляев достиг значительных успехов в разработке проблем шелководческой селекции (гибридизации, разведения и племенного дела). В его работах были установлены коррелятивные связи ряда признаков с продуктивностью, отобраны лучшие гибридные комбинации, выяснена роль скрещивания гибридов при прямых и обратных комбинациях, а также разработаны оптимальные условия температуры, влажности и света для улучшения шелконосности. Им были предложены методы преодоления инбредной депрессии, искусственного оживления грены, оптимальные условия гибридизации. Ему принадлежит ведущая роль перевода шелководства в СССР на промышленную гибридизацию и внедрение повторных выкормок гусениц (Астауров и др., 1975). Велика роль Н.К. Беляева и как организатора науки в области шелководства: наряду с тем, что он организовал лабораторию в Среднеазиатском научно-исследовательском институте шелководства и шелковедения (г. Ташкент), он в 1932 г. организовал Отдел генетики и селекции в Закавказском научно-исследовательском Институте шелководства (г. Тбилиси) и возглавил работу шелководческой сети закавказских республик, в том числе Кутаисской и Ереванской зональных станций. Его научная и научно-организаторская деятельность послужили основой последующих успехов в теории и практике шелководства. Николай Константинович Беляев родился 19 сентября 1899 г. в с. Протасово Нерехтского уезда Костромской губернии. Его отец, Константин Павлович Беляев, был сельским священником, мать, Евстолия Александровна, была домохозяйкой. Николай был первенцем, младшие дети: Паня, Оля и Митя — будущий генетик, академик (Аргутинская, 2002). Окончив в 1917 г. Костромскую гимназию с золотой медалью, Николай по настоянию отца поступил в Петроградский технологический институт. Однако Николай с детства проявлял огромный интерес к биологии. У него было страстное увлечение — коллекционирование бабочек — как бы не мальчишеское занятие. Сам же Николай относился к этому серьёзно. Несмотря на огромное уважение к отцу, Николай оставляет институт и устраивается работать в Костроме в мастерскую по изготовлению учебных пособий, а в 1921 г. поступает в Московский государственный университет, который окончил по биологическому отделению в 1925 г. Стремление изучать биологию бабочек привело Николая Беляева в студенческие годы в лабораторию энтомолога и генетика профессора Сергея Сергеевича Четверикова, в то время, возможно, лучшего отечественного знатока систематики бабочек и обладателя одной из лучших в стране лепидоптерологических коллекций. Профессор С.С. Четвериков читал лекции по энтомологии и биометрии в Московском университете, а в его лаборатории в Институте экспериментальной биологии, организованном Николаем Константиновичем Кольцовым, с самого начала работы развивались в направлении эволюционной генетики, феногенетики и цитогенетики. Лаборатория С.С. Четверикова была сформирована в начале 1920-х гг. и вошла в историю науки как одна из первых и сильнейших генетических школ, воспитавшая плеяду блестящих учёных-генетиков, — гордость советской науки (Бабков, 1985). В лаборатории собрался дружный коллектив молодых, талантливых и увлеченных наукой ученых. В число непосредственных учеников и помощников С.С. Четверикова входили: Б.Л. Астауров, Е.Н. Балкашина, Н.К. Беляев, С.М. Гершензон, А.Н. Промптов, П.Ф. Рокицкий, Д. Д. Ромашов, Е.А. Тимофеева-Ресовская, Н.В. Тимофеев-Ресовский, А.И. Четверикова (жена С.С. Четверикова), С.Р. Царапкин. Их объединяла коллективная работа над основной эволюционно-генетической идеей С.С. Четверикова — выяснение природы и механизмов поддержания генетической изменчивости в природных популяциях. Увлеченность, доброжелательность, раскованность, свобода в отстаивании собственных взглядов — всё это определяло особую творческую атмосферу лаборатории. Чайные среды, знаменитые семинары СООРы помогали осваивать и анализировать современную литературу, приучали к самостоятельному мышлению и давали огромный импульс к научным исследованиям. С.С. Четвериков с особой серьёзностью относился к этому нестандартному виду научной работы. Круг членов семинара был достаточно ограничен уже в силу высоких требований, предъявляемых к его членам, например, обязательным условием было знание трёх иностранных языков и умение четко излагать свои мысли. С 1925 по 1928 гг. Н.К. Беляев работает в отделе эволюционной генетики Научно-исследовательского института экспериментальной биологии в Москве. Одним из главных направлений работ лаборатории С.С. Четверикова было изучение генетической изменчивости в природных популяциях дрозофил и исследование уникальных мутаций у дрозофилы. Отражением интересов эволюционной генетики в работе Н.К. Беляева явилось изучение уникальных мутаций у дрозофилы из природных популяций, одна из которых была сцеплена с полом, а другая локализована в самой маленькой из хромосом — хромосоме 4. При исследовании феногенетики Н.К. Беляев уделил внимание физиологическим механизмам онтогенетического развития. Изучались виды бабочек, у которых варьирование окраски и рисунка гусениц и куколок наблюдается непосредственно в природе и носит характер модификационной изменчивости. Оказалось, что для Spilosoma lubricepeda Esp. различные температурные воздействия вызывают разные реакции (развитие при 31 °С вызывало посветление окраски личинок, а при 17-20 °С — потемнение). Это явление Н.К. Беляев объяснял тем, что изменение температуры приводит к нарушению синхронности процессов развития организма — высокая температура ускоряет процесс линьки, а процесс пигментообразования при этом отстаёт. Н.К. Беляев, Н.В. И Е.И. Тимофеевы-Ресовские, Е.И. Балкашина, А.И. Четверикова с сотрудниками четвериковской лаборатории на звенигородской опытной станции.
Н.К. Беляев серьёзно занимался кариосистематикой бабочек. Он определил хромосомные числа у 38 видов бабочек, принадлежащих к 16 различным семействам. Собственные исследования кариотипов различных видов чешуекрылых в связи с их филогенией и литературные данные позволили ему сделать вывод о второстепенной роли хромосомного набора в процессе эволюции отряда Lepidoptera, так как кариотипические изменения сводятся к незначительному перераспределению хромосомного материала путем фрагментаций, транслокаций и ассоциаций хромосомных фрагментов. Основную роль в процессе эволюции бабочек он приписывал изменениям в самих генах. Эти выводы, по заключению Б.Л. Астаурова, полностью сохранили свое значение и получили дополнительное экспериментальное подтверждение и на других объектах и генетических моделях. На 1-м Всесоюзном съезде по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству, организованном академиком Н.И. Вавиловым и состоявшемся в г. Ленинграде 10-16 января 1929 г., Н.К. Беляев выступил с докладом «Хромосомные комплексы Lepidoptera и их отношение к системе и филогении этого отряда». Интерес генетиков-теоретиков к шелководству определялся развитием шелководства в стране, а также тем, что научно-организационным центром, координирующим изучение естественных производительных сил страны при АН СССР (КЕПС), руководил лидер московской школы генетиков Н.К. Кольцов. В 1929 г. Н.К. Беляев по совету Н.К. Кольцова перешел работать в Среднеазиатский институт шелководства и шелковедения (САНИИШ, г. Ташкент). Позднее, в 1930 г., руководствуясь советом Николая Константиновича Беляева, перешел в этот институт и Б.Л. Астауров. Отдел генетики и селекции в САНИИШ в то время возглавлял профессор генетики Ташкентского университета М.И. Слоним. В Ташкенте Н.К. Беляеву удалось создать блестяще работающую лабораторию и за относительно короткий срок достичь значительных успехов в решении практических проблем генетики, селекции и разведения шелкопряда (Астауров и др., 1975). Дело практического применения генетики в шелководстве приходилось начинать почти с чистого листа, а порой освобождаться от устоявшихся представлений. Прежде всего, для проведения селекционной работы на тутовом шелкопряде необходимо было чётко установить эффекты близкородственного разведения, которое использовалось при получении чистых линий и поддержании коллекций. Своё предположение об инбредной депрессии Николай Константинович подтвердил экспериментальными данными и предложил меры если не для устранения, то для снижения вредных эффектов инбредной депрессии в условиях производства. Для повышения продуктивности за счет получения двух последовательных генераций шелкопряда в год Николай Константинович усовершенствовал метод искусственного оживления грены (шелководческий технический термин, обозначающий устранение состояния покоя, или эмбриональной диапаузы). В результате масштабных экспериментов были выработаны нормативы искусственного оживления грены, даны практические рекомендации, которые не утратили своего значения и ныне. Прослеживая жизненный путь молодых учёных «гнезда» Н.К. Кольцова, невольно обращаешь внимание на огромную ответственность их перед страной и отраслью, в которой они работали. Так, опираясь на собственный экспериментальный материал и опыт зарубежного шелководства, три генетика САНИИШа: зав. отделом генетики и селекции М.И. Слоним, зав. лабораторией генетики и селекции Н.К. Беляев и руководитель группы гибридизации Б. Л. Астауров, на 1-м Среднеазиатском совещании по племенному шелководству при САНИИШ предложили провести коренную перестройку всей генетико-селекционной работы в отрасли — это стало началом перевода на промышленную основу и послужило переломным моментом в развитии шелководства в СССР. Работы Н.К. Беляева вместе с Б.Л. Астауровым в Средней Азии в САНИИШ, а с 1932 г. в другом ведущем центре шелководства — в Закавказском институте шелководства (г. Тбилиси), куда был переведен Николай Константинович и где он организовал и возглавил отдел генетики и селекции, имели решающее значение для внедрения промышленной гибридизации и повторных выкормок. По свидетельству Б.Л. Астаурова, в этой работе Н.К. Беляев сыграл ведущую роль. Незаурядные организаторские способности Н.К. Беляева позволили привлечь к исследованиям большой коллектив как в самом институте, так и на Кутаисской и Ереванской зональных станциях, а также осуществлять руководство всей шелководческой отраслью Закавказских республик. В старых районах шелководства образовалось два крупных селекционно-генетических центра, Среднеазиатский и Закавказский, заметно повлиявших и на быстрое развитие новых районов шелководства — на Северном Кавказе и на Украине. Хотя и существовали местные особенности в шелководстве, однако общность научно-практических задач определила значительный параллелизм основных исследований в Закавказье и Средней Азии, работа в этих центрах велась при взаимно дружественном контроле и при взаимном подтверждении (Астауров и др., 1975). Н.К. Беляев организовал исследования для установления оптимальных гибридных комбинаций применительно к условиям Закавказья при использовании принятых там пород. Климатические условия в трёх местах — в самом Закшелкинституте, на Кутаисской и Ереванской зональных станциях были различными и опыты ставились одновременно в трёх географических пунктах. Была проведена большая работа по получению гибридов как для весенних, так и для повторных выкормок, что обеспечивало повышение продуктивности. Особое внимание Н.К. Беляевым было уделено гибридам для повторных выкормок. Породы шелкопряда отличаются по вольтинности, т. е. числу генераций за год, и эта особенность коррелирует с рядом хозяйственно полезных признаков. Так, для моновольтинных пород характерны медленное развитие, крупные коконы и при этом низкая жизнеспособность. Бивольтинные породы отличаются более высокой жизнеспособностью, но меньшими размерами коконов и низким содержанием шелка. В результате испытаний гибридов различных комбинаций скрещиваний некоторых моновольтинных пород с бивольтинными удалось получить отдельные сочетания с высокой жизнеспособностью и хорошим качеством коконов. Наряду с направленностью на получение практических результатов по оптимизации гибридных комбинаций тутового шелкопряда и по внедрению повторных выкормок гусениц Н.К. Беляев продолжал заниматься разработкой чрезвычайно важных теоретических проблем. Работы на шелкопряде выявили целый ряд вопросов общебиологической значимости. Н.К. Беляев с сотрудниками при направленном отборе в пределах морфологически гомогенной породы обнаружили распадение её на биотипы. Отбор на ускорение развития моновольтинных пород сопровождался коррелятивными изменениями по целому комплексу морфофизиологических признаков — снижением среднего веса кокона и шелконосности при повышении доли недиапаузирующих кладок и теплостойкостью, т. е. наблюдались генетические сдвиги в сторону бивольтинности. Отбор на медленное развитие, напротив, сдвигал комплекс связанных признаков в сторону моновольтинности: происходило увеличение веса и шелконосности коконов, но это сопровождалось снижением устойчивости к инфекциям и увеличением способности давать диапаузирующие, зимующие кладки. Такая же корреляция комплекса признаков была обнаружена и при регуляции вольтинности внешними условиями развития, в частности, температурными и световыми воздействиями. Полное сходство коррелятивных сдвигов по параметру моновольтинность- бивольтинность в случае получения этих сдвигов, с одной стороны, на основе изменения генотипа (при отборе) и с другой — на основе изменений средовых условий развития (при регуляции вольтинности температурой и фотопериодом во время раннего эмбриогенеза) позволило предполагать, что как гены, так и внешние факторы действуют в развитии через одну и ту же морфогенетическую систему. Здесь следует подчеркнуть, что эти экспериментальные данные позднее были полностью подтверждены и нашли свое объяснение в работах по генетической регуляции диапаузы в работах преимущественно японских исследователей, показавших у шелкопряда гормональную регуляцию диапаузы (Астауров, 1975). Понимание характера сложившихся корреляций позволило получать желаемые результаты отбора путём разрыва коррелятивных связей. Например, создать жизнеспособную породу шелкопряда с высокой продуктивностью (шелконосностью), что и было экспериментально подтверждено. Материалы своих экспериментальных исследований и практических разработок Н.К. Беляев обобщил в докторской диссертации «Проблемы генетики и селекции тутового шелкопряда» (Тифлис, 1936). Защита не состоялась и рукопись докторской диссертации не была опубликована в связи с трагическими событиями: в 1937 г. Н.К. Беляев был арестован. Однако результаты этой диссертации не были бесследно утрачены. Многие из полученных им результатов были хорошо известны работавшим с Николаем Константиновичем работникам Закавказского института шелководства и использованы ими в дальнейшей работе. Некоторые материалы этой работы сохранил В.П. Эфроимсон, сразу оценивший их значение для общей теории селекции и впоследствии развивавший исследования в этой области (Астауров и др., 1975). Судьба всей семьи Н.К. Беляева была трагична. В 1937 г. перед самым арестом Николай Константинович был в Москве по делам. Родные и друзья ему советовали не возвращаться в Тбилиси, там уже шли аресты ученых. Но он вернулся в Тбилиси, и в августе 1937 г. был арестован. О его судьбе родным ничего не было известно до 1956 г. На протяжении последующих после ареста лет на все многочисленные запросы и письма о судьбе Н.К. Беляева приходили ответы, что Н.К. Беляев осужден на 18 лет без права переписки. И только из реабилитационных документов, полученных родными в 1956 г., стало известно, что по решению тройки НКВД Николай Константинович Беляев был расстрелян 10 ноября 1937 г. На долю Нины Петровны, его жены и верного друга, выпали тяжелейшие испытания после 1937 г.: ее арестовали в 1938 г. и приговорили к заключению без права переписки. Обычно это означало, что о судьбе заключенного родственникам ничего не было известно. Только настойчивость матери Николая Константиновича, Евстолии Александровны, позволила найти место заключения Нины Петровны и установить хотя бы одностороннюю связь. Евстолия Александровна ездила по тюрьмам и пыталась передать передачи. Если передачу в тюрьме принимали, это могло служить знаком, что арестованная жива и находится в данной тюрьме. Нину Петровну неоднократно перемещали из тюрьмы в тюрьму и в конце концов она оказалась далеко от Тбилиси — на Алтае в тюрьме около г. Бийска. В это время в Бийском зверосовхозе работала Вера Александровна, жена Дмитрия Константиновича Беляева. Нина Петровна считала, что она выжила только благодаря помощи и поддержке родных. После ареста Нины Петровны их пятнадцатилетнего сына-подростка Андрея взяла к себе ее сестра Вера Петровна. Во время обыска и конфискации имущества в квартире Н.К. Беляева следователь, по словам Веры Петровны, очень нервничал и чувствовал, что делает неправедное дело и, пожалев испуганного мальчика, позволил оставить ему одну книгу, сказав: «На память об отце». С первых дней войны Андрей был мобилизован в армию, был ранен, затем снова вернулся на фронт и погиб (пропал без вести). 20 марта 1956 г. Нина Петровна Беляева-Попова была реабилитирована. Верховным судом Грузинской ССР от 29 августа 1956 г. дело Н.К. Беляева было пересмотрено, производством прекращено и он был полностью реабилитирован. Н.К. Беляев — автор 20 научных работ, которые входят в золотой фонд отечественной генетики.
Литература
© Аргутинская С.В., Захаров И.К. Николай Константинович Беляев // Вестник ВОГиС, 2005, Том 9, № 2 Закрыть |
Астауров Борис Львович (1904 – 1974) Цитогенетик. Ученик Н.К. Кольцова. эмбриолог-экспериментатор. Первый директор (1967—1974) возрожденного Кольцовского института – Института биологии развития. Академик АН. Автор фундаментальных исследований по искусственному партеногенезу и регуляции пола у тутового шелкопряда, а также экспериментальному андрогенезу; разработал метод получения ядерно-цитоплазматических гибридов, позволивший выяснить важные особенности ядра и цитоплазмы в процессах развития. Подробнее... Академик В биографии Бориса Львовича Астаурова отразились разные периоды истории отечественной генетики. Он внес большой личный вклад в утверждение генетики в нашей стране как на этапе формирования генетических школ, так и в мрачные годы лысенковщины, когда приходилось отстаивать интересы науки. Анна Ленинг и Родился Астауров 14(27) октября 1904 г. в семье врачей. Мать, Ольга Андреевна, окончила медицинский факультет Парижского университета в Сорбонне. Отец, Лев Михайлович, сначала учился в Московском университете, а завершил образование в Казани. Окончив в 1921 г. среднюю школу в Москве, Астауров поступил на естественное отделение физико – математического факультета МГУ, где специализировался на кафедре экспериментальной зоологии Н.К. Кольцова. В 20-е годы прошлого столетия активно развивалась отечественная генетика. Эта наука, утверждавшаяся в России позже, чем в Америке и Европе, словно наверстывала упущенное. В то время на естественном отделении Московского университета работали выдающиеся ученые. Профессор Н.К. Кольцов преподавал на первом курсе "Введение в биологию" и на втором курсе – зоологию, профессор С.С. Четвериков читал лекции по биометрии и генетике. Студенты слушали лекции знаменитых профессоров – зоологов – эволюционистов А.Н. Северцова, М.М. Завадовского, М.А. Мензбира. Практическими занятиями по цитологии и гистологии руководили доценты Г.И. Роскин, П.И. Живаго [1]. Борис Астауров В 1924 г., еще будучи студентом, Астауров был зачислен сотрудником в Институт экспериментальной биологии Наркомздрава РСФСР, основанный Кольцовым в 1916 г. на средства частного благотворительного фонда. Реально институт начал работать в 1917 г. Профессор Четвериков пригласил Бориса Львовича и С.М. Гершензона, который также был студентом МГУ (на курс младше), на должности лаборантов в отдел генетики. Вместе с заведующим в отделе насчитывалось всего шесть человек [1]. Борис Астауров Своим молодым сотрудникам Четвериков поручил создать коллекцию дрозофил Подмосковья, относящихся к четырем разным видам: Drosophila phalerata, D. transversa, D. vibrissina, D. obscura. Работу c D. Phalerata и D. transversa выполнял Борис Львович. Нужно было отловить мух и получить от них потомство в лаборатории для последующего генетического анализа. Требовалось также подобрать питательные среды, чтобы разводить эти виды в лаборатории. В природе их личинки развиваются на грибах, поэтому стандартная среда для D. melanogaster им не подходила. Пришлось разрабатывать новую среду. Мух ловили преимущественно в районе Звенигорода, на биологической станции МГУ "Воронцы". Так начались исследования природных популяций, результаты которых легли в основу классического труда Четверикова "О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики" (1926). Эта работа послужила позднее одним из оснований синтетической теории эволюции. Для формирования Бориса Львовича как ученого большое значение имело его участие в еженедельных семинарах Института экспериментальной биологии, проходивших под председательством Кольцова. Лишь несколько перспективных студентов старших курсов университета допускались на его заседания. На семинаре присутствовали все 30 сотрудников института, а также сотрудники некоторых биологических кафедр МГУ и других московских институтов. Творческой атмосфере семинара способствовало участие в его работе выдающихся ученых – С.С. Четверикова, А.С. Серебровского, Д.П. Филатова, С.Н. Скадовского. На семинаре в течение года периодически выступали видные ученые, приглашенные из – за границы. Среди них были К. Бриджес – один из главных представителей школы Моргана, С. Хараланд – генетик растений, У. Бэтсон – классик менделизма, давший генетике ее имя, К. Дарлингтон – крупнейший цитогенетик, Э. Бауэр и Р. Гольдшмидт – основатели классической генетики [2]. Б.Л. Астауров (крайний слева) вместе с сотрудниками ИЭБ. Конец 1920-х гг. Здесь же, в институте, в 1924 г. Четвериков организовал в своей лаборатории знаменитый "Coop", то есть "совместное орание", преимущественно на темы по генетике дрозофилы, с реферированием и обсуждением публикаций последних лет. Борис Львович был участником "Соора". Попасть в это неформальное научное собрание было непросто: требовалось владеть тремя европейскими языками и пройти голосование участников "Соора". При этом даже один голос "против" был решающим. Это определяло полную доверительность и взаимное уважение участников дискуссий, в которых любой сотрудник мог тем не менее прервать докладчика в любой момент. Обсуждения бывали порой очень темпераментными. Участниками "Соора" были, кроме Четверикова, его жены и Бориса Львовича, Е.И. Балкашина, Н.К. Беляев, С.М. Гершензон, А.Н. Промптов, П.Ф. Рокицкий, Д.Д. Ромашов, Е.А. и Н.В. Тимофеевы-Ресовские, С.Р. Царапкин. В "Coop" входили и некоторые ведущие сотрудники института. Конечно, его участниками были Н.К. Кольцов, А.С. Серебровский, П.И. Живаго, В.В. Сахаров [2, 3]. В такой атмосфере формирования отечественной генетической школы, проходившего в непосредственном контакте с крупнейшими школами мировой генетики, Астауров сложился как ученый. По окончании университета в 1927 г. Борис Львович продолжал работать в Институте экспериментальной биологии, будучи одновременно аспирантом в Институте зоологии МГУ, где его руководителем был Четвериков. В эти же годы Астауров был сотрудником Московского отделения Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС). Борис Астауров — ученик Кольцова В 1926 и 1927 гг. Борис Львович участвовал в изучении геленджикской популяции D. melanogaster, подтвердившем представления Четверикова о насыщенности природных популяций рецессивными мутациями в гетерозиготном состоянии. При исследовании этого вида дрозофилы у Астаурова проявился талант наблюдателя. Он обнаружил новую мутацию дрозофилы – tetraptera, которая приводила к тому, что у мухи появлялись дополнительные крылья на месте гальтер. Мутация обладала неполной пенетрантностью и варьирующей экспрессивностью. Эти понятия были введены в 1925 г. Тимофеевым-Ресовским[4], работавшим тогда, как и Астауров, в Институте экспериментальной биологии. Они означали, что даже в чистой, гомозиготной линии не все особи проявляют мутантный признак (неполная пенетрантность), к тому же мутантный признак выражен в разной степени у разных особей (варьирующая экспрессивность). В линии tetraptera встречались особи только с правым или только с левым лишним крылом, а также особи с двумя дополнительными крыльями. Эту модель Борис Львович использовал для обоснования представления о существовании спонтанной модификационной изменчивости, основанной на вмешательстве случайных событий в действие гена. Если у мухи в силу случайных событий развивается только правое или только левое дополнительное крыло, то вероятность появления симметричных особей, имеющих два лишних крыла, должна быть равна произведению вероятностей появления асимметричных особей. Эксперименты подтвердили справедливость этой гипотезы [5]. Значение открытия Астаурова оценили лишь немногие современники. Среди них был С.Н. Давиденков, который позже (1949 – 1950) в письме к Борису Львовичу отмечал, что полученные на дрозофиле результаты проливают свет на варьирующее проявление некоторых наследственных невропатологических заболеваний человека, обусловленных одинаковыми наследственными причинами (см. [2]). Открытие Астаурова было недооценено в нашей стране, тем более за рубежом. Такое невнимание можно если не оправдать, то объяснить тем, что в последовавший вскоре период борьбы с лысенковщиной, проповедовавшей наследование модификаций, мы выплеснули вместе с водой ребенка. Был утрачен и интерес к механизмам модификаций. Это обидно, поскольку направление исследований, указанное Астауровым, в последние годы активно развивается. Для примера можно сослаться на статьи, в которых случайные события, сопровождающие молекулярно – биологические процессы в клетке, рассматриваются с точки зрения их вклада в становление биологической индивидуальности (см., например, [6,7]). Авторы статей даже не подозревают, что они не первыми вступили на этот путь. В 1930 – 1935 гг. Борис Львович работал в Среднеазиатском научно – исследовательском институте шелководства и шелковедения в Ташкенте. Здесь он начал свои, ставшие классическими, исследования по генетике тутового шелкопряда Bombyx mori. Необходимость решения ряда практических проблем шелководства подтолкнула исследователя к разработке фундаментальных проблем генетики. Астауров был одним из инициаторов перевода отечественного шелководства на гибридную основу, на получение промышленных межпородных гибридов первого поколения. Это позволяло использовать явление гетерозиса (гибридной мощности) для получения промышленных гибридов, обладающих повышенной устойчивостью к неблагоприятным условиям летне – осенних выкормок гусениц. Борис Львович первым наблюдал у шелкопряда мутации, индуцированные рентгеновским и гамма – излучением. С тех пор он не расставался с шелкопрядом как предметом исследования и постоянно возвращался к проблеме действия радиации на биологические объекты. В Ташкенте Астауров начал работу по искусственному партеногенезу у шелкопряда. Используя воздействие высокой температурой (нагревание яиц при 46°С в течение 18 минут), он сумел получить полный партеногенетический цикл развития насекомого. Позже, уже в Москве, он применил температурное воздействие для обеззараживания яиц шелкопряда от пебрины – опасного паразита, вызывающего болезнь шелкопряда – нозематоз. В 1962 г. этот результат был зарегистрирован в качестве открытия в Комитете по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР. Письмо В 1935 г. Борис Львович возвратился в Москву, в Институт экспериментальной биологии, который позднее был передан в состав Академии наук СССР как Институт цитологии, генетики и эмбриологии, а в 1948 г. объединен с Институтом эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова АН СССР. Несмотря на многочисленные реорганизации института, Астауров настойчиво продолжал работы по партеногенезу шелкопряда. Впервые они были обобщены в монографии "Искусственный партеногенез у тутового шелкопряда", вышедшей в 1940 г. Проведенные исследования показали, что температурный шок блокирует редукционное деление мейоза, а последующее эквационное деление обусловливает диплоидный партеногенез. При этом все потомки оказываются самками, генетически тождественными матери. Таким образом, способность к температурному партеногенезу – это наследственный признак. Партеногенез, индуцируемый температурой, был осуществлен также у В. mandarina – дикого шелкопряда и у межвидового гибрида В. mori xB. mandarina. Это был большой успех экспериментатора. Известно, однако, что мужские особи шелкопряда продуктивнее женских. Их коконы содержат примерно на четверть больше шелка. С практической точки зрения необходимо получение андрогенного, то есть только мужского, потомства шелкопряда. Астауров берется решить и эту задачу. Он нашел два варианта решения. Первый – это температурное воздействие на только что оплодотворенные яйца, в результате которого инактивировалось женское ядро. Оплодотворение завершалось слиянием двух ядер спермиев. Из таких яиц развивались только самцы, поскольку они несут одинаковые наборы хромосом. Мужской пол у шелкопряда определяется двумя одинаковыми половыми хромосомами (ZZ), а женский – разными (ZW). Второй способ выведения андрогенного потомства основан на инактивации ядра яйцеклетки рентгеновскими лучами с последующим оплодотворением. Работы по искусственному получению желаемого пола у шелкопряда также зарегистрированы как открытие в 1959 г. с приоритетом 1947 г. Искусственный андрогенез с помощью теплового воздействия был индуцирован и у межвидовых гибридов В. mori x В. mandarina. Так были впервые в мире получены гибриды, совмещавшие цитоплазму одного вида и ядро другого. При этом андрогенное потомство полностью повторяло признаки того вида, за счет ядра которого получали потомство. Письмо Работы по андрогенезу и действию ионизирующей радиации на яйцеклетки продемонстрировали ведущую роль ядра в наследственности. Эти результаты были особенно важны в нашей стране, поскольку они способствовали восстановлению генетики в правах полноценной научной дисциплины после периода лысенковщины. Работы Астаурова показывали, что генетики не только изучают явления природы, но и используют результаты исследований для решения практических задач. Еще одна область интересов Астаурова – полиплоидия у шелкопряда. Уже в первых опытах по партеногенезу у партеногенетических самок были обнаружены необычные, крупные овоциты, оказавшиеся тетраплоидными. Из них путем температурного воздействия на неоплодотворенные яйца удалось вывести тетраплоидных самок. В результате их скрещивания с нормальными диплоидными самцами были получены триплоидные формы как мужского, так и женского пола, оказавшиеся бесплодными. Частично восстановить их плодовитость удалось путем партеногенеза, который сопровождался появлением половых (гониальных) клеток с удвоенным набором хромосом. Некоторые овогонии были гексаплоидными. После мейоза образовывались триплоидные яйцеклетки, которые при слиянии с гаплоидными сперматозоидами давали жизнеспособных тетраплоидных потомков и мужского, и женского пола [8]. Создать таким способом стабильную тетраплоидную линию шелкопряда не удалось, поскольку тетраплоидные самцы оказались стерильными. Разрешилась эта проблема на основе межвидовой гибридизации. Так были получены первые искусственные фертильные полиплоиды, точнее, амфидиплоиды, у животных. Борис Львович высказал гипотезу о возможности возникновения обычно редких в природе полиплоидных видов животных через этап партеногенеза у отдаленных гибридов. Применительно к растениям близкая гипотеза была предложена в 1917 г. О. Уингом и в 20-е годы прошлого столетия доказана Г.Д. Карпеченко. Если оценивать работы Астаурова в целом, то фактически все они посвящены одной большой проблеме – наследственность и развитие. Именно под таким названием ученый готовил сборник своих избранных трудов, работа над которым после его смерти была завершена учениками и коллегами [8]. В этой большой проблеме можно выделить несколько крупных тем, которые успешно разрабатывал Астауров. Первая тема – фенотипическое проявление генотипа. В глубоких исследованиях на дрозофиле им изучена феногенетика нарушений билатеральной симметрии. Как талантливый исследователь, Борис Львович на основе безупречно объективных фактов сделал обобщение о значении случайных событий при реализации генотипа в фенотип. Теперь это положение под названием "стохастические процессы" вошло в учебники и руководства по генетике человека как фактор развития мультифакториальных болезней [9, 10]. Б.Л. Астауров работает с коканами шелкопряда. Второе тематическое направление работ Астаурова, кстати, наиболее значимое, охватывает партеногенез и полиплоидию, их роль в эволюции животных. Его многочисленные, оригинальные по замыслу, изящные по исполнению эксперименты на тутовом шелкопряде-образец целеустремленной расшифровки биологических явлений, завершающейся практическими приложениями с громадным экономическим эффектом. В этих работах Борис Львович показал себя одновременно генетиком, цитологом, эмбриологом, биологом широкого профиля. Третья тема, которую разрабатывал ученый, – это значение ядра и цитоплазмы в развитии. Путем экспериментального андрогенеза и анализа ядерно – цитоплазматических межвидовых гибридов им была доказана существенная роль клеточного ядра в морфогенезе, в процессах внутривидовой дифференциации и межвидовых различиях. Работы эти проводились в лысенковский период в отечественной биологии и поэтому заслуживают особенно высокой оценки. Они подпитывали генетическими знаниями молодых ученых. Четвертое направление экспериментальных работ Астаурова – биологическое действие ионизирующих излучений. К середине 1940-x годов он доказал ядерную природу биологического эффекта рентгеновских лучей. Позже Борис Львович обосновал генетическую теорию лучевой болезни. Наконец, большое внимание ученый уделял вопросам биологического действия высоких температур. Тепловой шок оказывает и губительное, и стимулирующее влияние на развитие организмов. Механизмы его были раскрыты Астауровым в рамках денатурационной теории. Он широко использовал температурные воздействия для управления развитием и жизнедеятельностью шелковичного червя. Б.Л. Астауров, Т.А. Детлаф, А.И. Зотин. Работая всего лишь с двумя объектами – дрозофилой и шелковичным червем, – Астауров расшифровал многие общебиологические явления в проблеме "наследственность и развитие". Выполненные им исследования получили признание научного сообщества нашей страны. В 1958 г. Астаурова избрали членом – корреспондентом АН СССР по Отделению биологических наук (специальность "цитология"), в 1966 г. – академиком по Отделению общей биологии (специальность "генетика"). С 1935 по 1967 г. Борис Львович работал в одном и том же Институте экспериментальной биологии, дважды изменившем за эти годы свое название, сначала научным сотрудником, а с 1965 г. заведующим лабораторией. По его предложению в 1967 г. из Института эволюционной морфологии был выделен Институт биологии развития АН СССР, директором которого назначили Астаурова. В 1970 г. он основал журнал "Онтогенез" и стал его главным редактором. За короткий период журнал завоевал всесоюзный и международный авторитет как печатный орган в области биологии развития и онтогенетики. Борис Львович был также членом редколлегий журналов "Природа", "Цитология", "Генетика", "Бюллетень МОИП". Рассказ о Борисе Львовиче как признанном лидере отечественной биологии развития и генетики будет неполным, если не сказать о той сложной исторической обстановке, в которой происходили все упомянутые события. Конец 20-x и 30-е годы прошлого века ознаменовались наступлением неоламаркизма, а затем и лысенковщины, привнесших идеологический акцент в биологические дискуссии того времени. Уже в 1928 г. был арестован в результате политической провокации и затем (в 1929 г.) выслан на Урал Четвериков – один из учителей Астаурова. В 1939 г. Кольцов после нескольких лет травли со стороны лысенковцев, набиравших силу, был смещен с поста директора Института экспериментальной биологии. В августе 1940 г. арестовали Н.И. Вавилова, после чего были арестованы многие генетики [11]. Б.Л. Астауров и Т.А. Детлаф, Окончательное утверждение и государственное признание лысенковщины произошло на сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. Несмотря на все эти мрачные события, под влиянием которых многие биологи были вынуждены поступаться своими убеждениями, Борис Львович сохранил верность передовой науке, продолжал работать и отстаивать генетику. Уже в начале 1950-x годов в Президиум ЦК КПСС было направлено письмо 66 биологов, в котором содержалась резко отрицательная оценка "деятельности" Лысенко и его сторонников. Астауров был в числе ученых, подписавших это письмо [11]. Вскоре он стал выступать на семинарах радиобиологического отдела, созданного И.В. Курчатовым в Институте атомной энергии, где физики и генетики обсуждали общие научные проблемы. Эти новые и опасные для лысенковцев тенденции в научном сообществе в 1956 – 1957 гг. нашли отражение на страницах журнала "Техника – молодежи" в рубрике "На стыке точных и естественных наук". В журнале были опубликованы статьи Астаурова и его коллег, с которыми он работал еще в 20 – 30-е годы под руководством Кольцова, Н.В. Тимофеева-Ресовского, Н.П. Дубинина и других. В 1961 г., вскоре после вручения диплома об открытии способов регуляции пола у шелкопряда, Борис Львович опубликовал в газете "Правда" большую статью о своих работах. Это было важное событие в историческом контексте восстановления генетики в ее законных правах как точной биологической науки. Астауров был в числе ученых, рекомендовавших к публикации книгу Ж.А. Медведева "Культ личности и биология", которую автор сам послал в ЦК КПСС. Книга эта, правда, так и не вышла в свет в нашей стране [11]. Борис Львович пропагандировал достижения передовых отечественных биологов Н.К. Кольцова, Н.И. Вавилова, С.С. Четверикова, Д.П. Филатова и других. В 1950-x и в начале 1960-x годов происходило постепенное восстановление в правах генетики, правда, де-факто, но не де-юре. До октябрьского пленума ЦК КПСС 1964 г. Т.Д. Лысенко оставался в фаворе у Н.С. Хрущева. Тем не менее было восстановлено преподавание генетики в ведущих университетах – Ленинградском и Московском, начали создаваться и воссоздаваться институты и лаборатории генетического профиля. В марте 1965 г. на базе МГУ прошел Всесоюзный семинар по преподаванию генетики, организованный Министерством высшего и среднего специального образования РСФСР для профессоров и преподавателей университетов. На семинаре были прочитаны лекции по современным проблемам генетики выдающимися учеными, в том числе "недобитыми морганистами", – С.И. Алиханяном, Н.П. Дубининым, М.Е. Лобашевым, А.А. Прокофьевой-Бельговской, Н.В. Тимофеевым-Ресовским, Р.Б. Хесиным, В.А. Энгельгардтом. Чтение лекций сопровождали практические занятия, которые проводили молодые сотрудники кафедр генетики МГУ и ЛГУ. "Глубоко любя природу, чувствуя и наблюдая ее, Борис Львович в свободное время был страстным охотником, главным образом на водоплавающих птиц… Астауров прочел на этом семинаре три лекции. Две он посвятил генетике пола [12], а одну – искусственному партеногенезу и экспериментальной полиплоидии у животных [13]. В лекциях были не только блестяще изложены классические и новейшие представления о механизмах определения и дифференциации пола у животных, но и впервые представлены широкой научной общественности собственные результаты Бориса Львовича. Меньше чем через год после Всесоюзного совещания университетских преподавателей вышла в свет книга "Актуальные вопросы современной генетики", в которую вошли все прочитанные на нем лекции. Долгое время она служила учебным пособием как для студентов – биологов, так и преподавателей, поскольку все испытывали очевидный недостаток учебной литературы. Б.Л. Астауров на Менделевском мемориальном симпозиуме c коллегами. Нельзя не упомянуть еще об одной стороне вклада Астаурова в развитие генетики в нашей стране. Он своим авторитетом поддержал медицинскую генетику, возрождение которой началось в 1960-x годах, еще до отставки Лысенко. В своих публикациях и выступлениях Борис Львович призывал не путать расистские концепции "позитивной евгеники" с гуманистическими концепциями медицинской генетики, которые предусматривали создание медико–генетических консультаций, добровольное ограничение деторождения, основанное на расчетах риска рождения больного ребенка. Он защищал авторитет своего учителя Кольцова, которому пытались приписать пропаганду человеконенавистнических положений евгеники. Борис Львович в конференц-зале ИБР. 1973 г. В мае 1966 г. было организовано Всесоюзное Общество генетиков и селекционеров им. Н.И. Вавилова. На учредительном съезде общества, проходившем на базе Главного ботанического сада АН СССР в Москве, первым его президентом был избран академик Астауров. Эти обязанности он выполнял до 1972 г. Создание Всесоюзного общества генетиков и селекционеров, избрание Астаурова его президентом стали своеобразным итогом возрождения генетики в нашей стране после лысенковского "средневековья". Членский билет №1 Всесоюзного Общества генетиков и селекционеров им. Н.И. Вавилова (ВОГИС) Первый выезд за границу большой группы советских генетиков состоялся в 1965 г. для участия в работе Менделевского мемориального симпозиума (г. Брно, Чехословакия), посвященного 100 – летию первой публикации Г. Менделя. На симпозиум была "отпущена" многочисленная делегация и три группы туристов (всего около ста человек). Борис Львович много общался с молодежью, был удивительно доброжелателен, внимателен и уважителен ко всем членам советской делегации. У могилы Г. Менделя после возложения венка он произнес глубоко содержательную речь о значении генетики для общества и менделизма для генетики. На этом симпозиуме ему была присуждена большая серебряная Менделевская мемориальная медаль. В 1968 г. Борис Львович участвовал в работе XII Международного генетического конгресса в Токио в качестве руководителя советской делегации. Он был избран вице-президентом этого конгресса. В течение пяти лет ученый достойно представлял нашу страну в Международной генетической федерации. Незадолго до своей кончины (21 апреля 1974 г.*) Астауров начал заботиться о присвоении Институту биологии развития АН СССР имени Н.К. Кольцова. Сделать это было непросто, поскольку Борис Львович прекрасно знал, что его учитель был связан с подпольной антисоветской организацией "Национальный центр", в которой выполнял обязанности казначея. Организация была раскрыта в 1920 г., и тогда же Кольцова арестовали. От гибели его спасло заступничество М. Горького [11]. И только в 1976 г. институту было присвоено имя Н.К. Кольцова. В 1970 г. Астауров был удостоен золотой медали им. И.И. Мечникова АН СССР по совокупности научных работ в области экспериментальной генетики и биологии развития. Государство отметило его научные достижения двумя орденами Трудового Красного Знамени [14]. Общий список публикаций Бориса Львовича Астаурова насчитывает около 250 названий на русском, английском, немецком и французском языках. Литература
© Инге–Вечтомов С.Г., Бочков Н.П. Выдающийся генетик и гражданин (к 100-летию со дня рождения академика Б.Л. Астаурова) // Вестник Российской Академии Наук. Т. 74 № 9. 2004. __________________ * Б.Л. Астауров похоронен а Москве на Новодевичьем кладбище. Основные труды Б.Л. Астаурова*(список основных трудов см.: Борис Львович Астауров — М.: Наука. 1972. 68 с.)
* Общий список публикаций Б.Л. Астаурова насчитывает около 250 названий на русском, английском, немецком и французском языках. Публикации Б.Л. Астаурова о времени, науке, своих учителях и друзьях
Публикации о Б.Л. АстауровеБорис Львович Астауров: очерки, воспоминания, письма, материалы / [сост. : Е. Б. Астаурова] ; отв. ред. О. Г. Строева. - М.: Наука, 2004
Награды и премии
Закрыть |
Старостин Валерий Иванович (1939 – 2012) Гистолог, доктор биологических наук, заведующий лабораторией гистогенеза ИБР РАН (2010 – 2012). Основные труды по фундаментальной проблеме гистогенеза рыхлой соединительной ткани: происхождению и дифференцировке мезенхимных стромальных и кроветворных клеток. Подробнее... Старостин Валерий Иванович Старостин родился 31 октября 1939 г. в г. Харькове. Детские годы провел в г. Ашхабаде, где окончил среднюю школу. В 1956 г. поступил на биолого-почвенный факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, который окончил в 1961 г. По окончании Университета В.И. Старостин работал старшим лаборантом в 1-м Московском медицинском институте им. Н.М. Сеченова. С 1962 по 1965 гг. учился в аспирантуре на кафедре гистологии и эмбриологии Университета дружбы народов им. П. Лумумбы. С 1965 по 1967 гг. работал ассистентом кафедры гистологии и эмбриологии 1-го Московского медицинского института. С 1967 по 1971 гг. был младшим научным сотрудником Института медико-биологических проблем МЗ СССР. В 1967 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему "Реактивные изменения элементов соединительной ткани и крови в очаге асептического воспаления при введении некоторых нейротропных фармакологических смесей". С 1971 г. научная деятельность Валерия Ивановича Старостина связана с Институтом биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН, где он прошел путь от младшего научного до ведущего научного сотрудника. В 1986 г. защитил докторскую диссертацию "Органные и тканевые основы кроветворения". В 2010 г. В.И. Старостин возглавил лабораторию гистогенеза, сменив на этом посту академика Н.Г. Хрущова. В.И. Старостин сумел сохранить и продолжить богатые научные традиции и направление работы лаборатории — разработку фундаментальной проблемы гистогенеза рыхлой соединительной ткани, а именно, происхождения и дифференцировки мезенхимных стромальных (МСК) и кроветворных клеток. Его отличали глубокие фундаментальные познания и уважение к традициям классической гистологии, да и сам он был великолепным гистологом. Для исследований, проводимых В.И. Старостиным, были характерны оригинальная постановка экспериментов, использование многообразных моделей и современных методических приемов. Валерий Иванович Старостин (крайний справа) и сотрудники возглавляемой им лаборатории Гистогенеза (2007 год).
Научные интересы В.И. Старостина были связаны в первую очередь с гистогенезом соединительной и кроветворной тканей. Он был одним из крупнейших в нашей стране специалистов в области исследования МСК и их взаимодействия с кроветворными клетками на разных стадиях индивидуального развития. Проблемы взаимоотношения кроветворных и стромальных клеток были отражены им в коллективной монографии "Стволовые клетки крови" (1988). Непосредственно Валерием Ивановичем и под его руководством были получены новые данные о структуре гистогенетического ряда МСК, их возрастных и органных особенностях и потенциях к дифференцировке в различных экспериментальных системах in vivo и in vitro. Проводимые с его участием исследования влияния сверхмалых доз ионизирующего излучения на строму костного мозга выявили феномен радиационного гормезиса, который для этой клеточной системы был обнаружен впервые. Этот факт послужил еще одним подтверждением несостоятельности господствующей до недавнего времени парадигмы о беспороговом эффекте радиации малой интенсивности. Научные интересы Валерия Ивановича не ограничивались исследованием только стромальных клеток. В частности, в последние годы он занялся проблемой малоизученных аспектов скелетного миогенеза, а именно характеристикой эктопических миогенных клеток-предшественников, локализованных в немышечных органах. Он был автором более 100 научных работ, опубликованных в отечественных и зарубежных изданиях. Огромная эрудиция биолога и поистине энциклопедические знания в других областях науки заслужили ему глубочайшее уважение всех, кто нуждался в его консультациях и советах. Много сил и времени В.И. Старостин отдавал подготовке молодых ученых, стараясь передать им свои знания и привить широту мышления, раскрывая перспективы той области исследования, которой они занимались. Под его руководством были защищены четыре кандидатских диссертации. Продолжительное время он вел практические занятия и читал лекции для студентов МГУ и РУДН. Требовательность к ученикам и коллегам сочеталась у него с неизменной доброжелательностью, внимательным и чутким отношением, готовностью помочь. Все, кто общался с Валерием Ивановичем, отмечали неординарность его суждений и тонкую иронию. Он был прекрасно образованным человеком, знавшим несколько иностранных языков и обладавшим обширными познаниями в самых разнообразных областях (география, военная история, литература и др.). 16 декабря 2012 г. Валерий Иванович ушел из жизни. Это стало огромной, невосполнимой потерей для Института и всей биологической науки. Мы сделаем все возможное, чтобы продолжить дело, которому он посвятил всю свою жизнь. Светлая память замечательному человеку и ученому.
Закрыть |
Румянцев Алексей Всеволодович (1889 – 1948) Гистолог. Основные труды: "Культуры тканей вне организма и их значение в биологии" (1932); "Микроструктура кожи и методы ее микроскопического исследования" (1934); "Морфология и гистофизиология эндокринной системы" (1936); "Курс гистологии" (1946) (совместно с А.А. Заварзиным); "Опыт исследования эволюции хрящевой и костной тканей" (1958). С 1935 по 1947 год работал в институте эволюционной морфологии АН СССР. Подробнее... Алексей Всеволодович Румянцев
В конференц-зале Института биологии развития им. Н.К. Кольцова среди портретов ученых, связанных с его историей, есть и фотография Алексея Всеволодовича Румянцева, имя которого уже, к сожалению, почти забыто. И мало кто помнит облик этого очень красивого человека. В 2004 году исполняется 115 лет со дня его рождения. И я, его ученица, хочу напомнить о нем. А.В. Румянцев родился в 1889 г. в селе Никольском, относившемся тогда к Курскому земству, где его отец служил врачом. Начальное образование он получил в земской школе, а с 10 лет учился в Курской гимназии. Окончил ее в 1908 г. и сразу стал студентом естественного отделения физико-математического факультета Московского университета. Отец Алексея умер, когда мальчику было 14 лет, и мать должна была содержать четверых детей на небольшую пенсию и скромный заработок от частных уроков музыки. Не будучи освобожден от платы за обучение, Алексей вынужден был подрабатывать. Он брался за все – чертил, рисовал, делал препараты, демонстрировал диапозитивы на лекциях. В 1913 г. он окончил уни-верситет с дипломом I-й степени и званием кандидата естественных наук по специальности "зоология, сравнительная анатомия и физиология". Его оставили при кафедре гистологии младшим сверхштатным ассистентом. Вынужденный заботиться о переехавшей в Москву семье, Алексей Всеволодович в течение пяти лет давал уроки по химии, физике и географии в частных гимназиях. При этом он напряженно работал на кафедре, где последовательно был младшим преподавателем, а с 1925 г. доцентом. Биологическая станция на Глубоком озере, 1993, Россия, Московская область, Рузский городской округ, Государственный заказник «Озеро Глубокое» Автор: Ozernyj_kraeved. Источник:Личный архив. Адрес точки cъемки: Московская область, Рузский район. Направление съемки:Юго-Восток. Подпись на вотермарке: uploaded by Ozernyj_kraeved Студентом 2-го курса Румянцев оказался на практике на биологической станции "Глубокое озеро", где он выполнил ряд гидробиологических работ. В 1919 г. его назначили заведующим этой станции. Благодаря усилиям Алексея Всеволодовича это старейшее гидробиологическое учреждение удалось сохранить в тяжелые для страны годы. Постепенно научные интересы Румянцева отходили от гидробиологических проблем и все большее место в них стала занимать экспериментальная биология. Старой, описательной, гистологии, основанной лишь на изучении фиксированных и окрашенных препаратов, Алексей Все-володович противопоставил экспериментальную науку. Им был сделан первый шаг к изучению живой клетки. Его интересовало изучение цитоплазмы и ее органоидов, особенно аппарата Гольджи, для чего он блестяще освоил метод культуры тканей и начал широкое его использование в цитологических исследованиях. Занятно, что в рабочем боксе Румянцева висел лозунг: "Быстрота, но не торопливость". Он был первым в нашей стране, кто организовал на кафедре большой практикум по гистологии. В начале 20-х гг. прошлого века его посещал Б.В. Кедровский, впоследствии крупный цитолог, считавший себя учеником Румянцева. На кафедре А.В. Румянцев читал разные курсы: теоретические основы микроскопии, общую цитологию, коллоидную химию протоплазмы, специальные главы по сравнительной гистологии, культуру тканей. В 1930 г. Румянцев ушел из университета и в течение четырех лет основным местом его работы был Институт экспериментального морфогенеза Наркомпроса РСФСР, а потом Лаборатория экспериментальной зоологии (в составе Биоотделения АН СССР), которая влилась в академический Институт эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова. Здесь Алексей Всеволодович возглавил лабораторию гистогенеза. В кругу его обширных интересов стали доминировать две проблемы – тканевые корреляции и гистогенез соединительной ткани. С начала 30-х гг. прошлого века и до начала Великой Отечественной войны А.В. Румянцев был консультантом многих московских научно-исследовательских учреждений. Интерес к причинам и факторам гистогенеза, к гуморальным связям, проявляющимся в морфогенетических процессах, к роли гормонов в регуляции клеточных взаимоотношений привел его к консультиро-ванию во Всесоюзном институте экспериментальной эндокринологии Наркомздрава СССР. На основе работ сотрудников Отдела морфологии этого института, а также литературных данных он стал соавтором книги "Основы эндокринологии" (Н.А. Шерешевский, О.А. Степпун, А.В. Румянцев, 1936), написав раздел "Морфофизиология и гистофизиология эндокринной системы". А интерес Румянцева к основному веществу соединительной ткани и его волокнистым структурам привел ученого к обобщению работ руководимой им лаборатории в Центральном научно-исследовательском институте кожевенной промышленности: в 1934 г. вышла монография "Микроструктура кожи и методы ее исследования". В 1934-35 гг. Румянцев создал и стал заведовать хорошо оснащенной кафедрой гистологии в новом тогда вузе – Московском областном клиническом институте (будущем 3-м мединституте), переведенном затем в Рязань. Начавшаяся Великая Отечественная война и эвакуация с Институтом эволюционной морфологии в г. Фрунзе переключили исследования А.В. Румянцева и его лаборатории на изучение тканевых и биохимических изменений при ожоговой травме. В течение двух лет эвакуации Алексей Всеволодович подытоживал работы за предыдущие годы. Он подготовил ряд объемных рукописей: "Гистология конъюнктивы при трахоме", "Проблемы происхождения остеокластов", "Остеокласты в тканевых культурах", "Основы экспериментальной эндокринологии" и др. Особое внимание он уделил своему труду по эволюции хряща и кости. Эта его работа увидела свет лишь через 11 лет после смерти автора под названием "Опыт исследования эволюции хрящевой и костной тканей" (М.: Изд-во АН СССР, 1958), в ней приведен список работ А.В. Румянцева. Румянцев сокрушался из-за отсутствия современного учебника по гистологии. Довоенное издание учебника А.А. Заварзина явно устарело. И Алексей Всеволодович в письме Заварзину в 1943 г. писал: "Вы, как признанный папаша, должны прежде всего подумать о многотомном учебнике. Лично я охотно взялся бы за всю техническую работу и готов написать ряд разделов". Они договорились о совместной работе с намерением отразить в новом учебнике, главным образом, достижения биохимической и физиологической цитологии. Старый учебник был существенно переработан, появились разделы о клетке, об ее делении, о строении хромосом. Румянцева беспокоило послевоенное состояние гистологии. Когда до окончания войны оставалось больше года, он в письме Заварзину пишет, что от людей, подобных им, "потребуется огромная энергия, чтобы по-настоящему наладить гистологический фронт ... Перед нами стоят две задачи: 1) поднять уровень знаний нашей профессорской и кандидатской массы, 2) постараться привлечь, отобрать и воспитать талантливую студенческую молодежь." Алексей Всеволодович придавал большое значение подготовке аспирантов. Интересно, как он осуществлял их прием в 1945 году. На одно аспирантское место в Лабораторию гистогенеза было много претендентов, в том числе и автор этого очерка. Румянцев собрал всех и сказал, чтобы никто не готовился к предстоящему экзамену по специальности, т.е. по гистологии. Чтобы дали слово, что не будут открывать ни одного учебного пособия, не будут читать конспекты лекций и т.п. На состоявшемся через какое-то время экзамене Алексей Всеволодович сначала задавал каждому по несколько вопросов. Я ответила хуже всех. Однако, подытоживая эту часть экзамена, он сказал, что экзамен на честность выдержала только я одна. А затем он каждому дал гранки будущего учебника Заварзина и Румянцева (о котором говорилось ранее), причем можно было выбрать любую понравившуюся главу и долго готовиться. По результатам дальнейшего собеседования он делал вывод о степени общей подготовленности, умении анализировать, обобщать. В итоге на единственное место была зачислена именно я. Подобный метод проверки знаний я через много лет использовала, когда принимала вступительный экзамен в аспирантуру в Институте морфологии человека медицинской АН: я накануне экзамена давала вопросы, на самом экзамене позволяла пользоваться любой литературой. И убедилась, что при беседе на известную заранее тему можно выявить общую подготовку и способность к научной работе. Румянцев хотел, чтобы его аспиранты были подготовлены и к педагогической работе. Все аспиранты (их было много по медицинскому институту и я) должны были вести практические занятия в мединституте, предваряемые как бы мини-лекцией. Это давало нам навыки лектора и экономило время для изложения лекционного материала самого профессора. Он учил нас выдержке, умению не сбиваться ни при каких случайных обстоятельствах. К каждому у него был свой подход. Он знал, что я очень смешлива. Когда я вела занятия, Алексей Всеволодович подходил к частично застекленной двери аудитории и тихонько постукивал. Когда я поворачивалась, он через стекло строил мне уморительные гримасы. Поначалу я не могла удержаться от смеха, что-то при-думывала в свое оправдание, а потом научилась не реагировать. Алексея Всеволодовича беспокоило не только научное будущее аспирантов. За его аспиранткой по мединституту, моей подругой Галей Харловой, постоянно приходили два друга, чтобы ее провожать. Алексей Всеволодович звал меня, чтобы наблюдать за ними через лестничный пролет с 3-го этажа с целью выбора лучшего жениха. Надо сказать, что наши с ним вкусы совпали со вкусами самой Харловой. Вскоре она вышла замуж за одобренного нами, хотя мы до этого ничего не говорили ей о наших наблюдениях и выводах. Профессор радовался ее выбору. А.В. Румянцев любил шутить, рассказывать и слушать смешные истории. Однажды он был чем-то расстроен и показанный ему препарат раскритиковал. На следующий день я принесла ему то же стеклышко, которое, по моему мнению, было хорошим. "Вот это совсем другое дело", – воскликнул он. Я призналась, что это вчерашний препарат. Он не только не рассердился, но смеялся и говорил, что с ним не надо иметь дела, когда он не в форме. Несмотря на большую загруженность, А.В. Румянцев охотно принимал участие в работе научных обществ, устройстве съездов и конференций. Он был председателем секции гистологии, эмбриологии и экспериментальной морфологии Московского общества испытателей природы и заместителем председателя Общества анатомов, гистологов и эмбриологов. Алексей Всеволодович внезапно скончался в 1947 г. от сердечного приступа. После злополучной сессии ВАСХНИЛа диссертационные работы всех его аспирантов, некоторые уже фактически полностью законченные, были признаны не соответствующими требованиям "передовой науки". Всем нам был продлен на год срок аспирантуры и предложены новые темы, на которые мы в немыслимом темпе, работая с утра до ночи, написали новые диссертации. Уже мало осталось на этом свете людей, которые знали Алексея Всеволодовича Румянцева – необычайного эрудита, блестящего лектора, горячего спорщика. Я считаю своим долгом рассказать о своем дорогом, незабываемом учителе, замечательном ученом, прекрасном человеке. © Аспиз М.Е. ГИСТОЛОГ АЛЕКСЕЙ ВСЕВОЛОДОВИЧ РУМЯНЦЕВ // ОНТОГЕНЕЗ, 2004, том 35, № 5, с. 395-397. Закрыть |
Фролова Софья Леонидовна (1884 – 1951) Цитолог, кариолог. Соратница Н.К. Кольцова. Доктор биологических наук. Выполнила ряд блестящих исследований по цитологии искусственного партеногенеза и регуляции пола тутового шелкопряда. Автор работ по соматической полиплоидии у насекомых. Заведовала лабораторией цитогенетики в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии. Подробнее... Доктор биологических наук, заведующий лабораторией цитогенетики Института цитологии, гистологии и эмбриологии, C.Л. Фролова — известный цитолог и кариолог; работала с Н.К. Кольцовым, Б.Л. Астауровым, В.В. Сахаровым и выполнила с ними ряд блестящих исследований по цитологии искусственного партеногенеза и регуляции пола у тутового шелкопряда; автор работ по соматической полиплоидии у насекомых; вместе с Б.Л. Астауровым описала новый вид дрозофилы Drosophila pseudoobscura Frol. Софья Леонидовна родилась в Москве в семье инженера-технолога Леонида Леонидовича Фролова. Она заинтересовалась проблемами экспериментальной биологии, будучи слушательницей Московских Высших женских курсов, на которых преподавал Н.К. Кольцов. Женские курсы она окончила в 1910 г. и поступила на Естественное отделение физико-математического факультета Императорского Московского университета. В 1914 г. после окончания университета Софья Леонидовна была оставлена на кафедре экспериментальной зоологии Н.К. Кольцова для подготовки к профессорскому званию. Будучи сотрудницей кафедры, она вместе с М.П. Садовниковой, проводила занятия на малом микроскопическом практикуме. Кроме того, Софья Леонидовна преподавала на Большом зоологическом практикуме, организованном Н.К. Кольцовым. На этом знаменитом практикуме она с П.И. Живаго проводила занятия по цитологии и кариологии. Параллельно она была преподавателем на Пречистенских курсах для рабочих. Н.В. Тимофеев-Ресовский вспоминает о Большом зоологическом практикуме Н.К. Кольцова: «Софья Леонидовна Фролова, замечательный цитолог из первой гвардии цитологов и кариологов нашего отечества и Петр Иванович Живаго читали нам курсы цитологии и кариологии с соответствующими практикумами». Этот практикум, как известно, среди студентов пользовался большой популярностью, что было связано в первую очередь с качеством преподавания. В 1933 г. она была зачислена научным сотрудником в Институт экспериментальной биологии. Н.К. Кольцов вспоминал о первых совместных с Софьей Леонидовной исследованиях искусственного партеногенеза шелковичного червя: «Морфологическое изучение этих процессов на полученном мною экспериментальном материале я передал своей давнишней сотруднице С.Л. Фроловой, которая и опубликовала тщательное исследование, подтвердившее мои предположения». Речь идет о статье Софьи Леонидовны «Цитология искусственного партеногенеза тутового шелкопряда», опубликованной в «Биологическом журнале» в 1935 г. Это была первая статья, посвященная новой для нее проблеме, которая впоследствии превратилась в серию блестящих исследований цитологии искусственного парте-ногенеза и регуляции пола у тутового шелкопряда. Работая под руководством Н.К. Кольцова, Софья Леонидовна занималась также изучением полиплоидии в отдельных тканях и органах насекомых. Она показала, что у мух в клетках дыхательных трахейных трубок содержится тетраплоидный набор хромосом, а в клетках ректальных желез — октаплоидный. В этот период она изучала также строение половых хромосом у лошадиной аскариды. Будучи цитологом высочайшей квалификации, она проводила совместные цитогенетические исследования с Б.Л. Астауровым и В.В. Сахаровым. О начале своего сотрудничества с Софьей Леонидовной Б.Л. Астауров писал: «Кольцов был очень рад посодейство- вать мне, когда мне захотелось привлечь к сотрудничеству прекрасного цитолога C.Л. Фролову...». B. Полынин, автор известной книги о Н.К. Кольцове «Пророк в своем отечестве» (1969), характеризуя учеников Николая Константиновича, писал: «... А Софья Леонидовна Фролова, неотступно шедшая за Кольцовым со времен Женских курсов. Великолепный цитолог, это она провела ряд исследований, про одно из которых сам Морган сказал: «Каждый из нас с гордостью подписался бы под такой работой». Софья Леонидовна была «пробирной палатой» цитологического мастерства всех кольцовских птенцов». C. Л. Фролова вместе с Б.Л. Астауровым описали новый вид дрозофилы и Борис Львович назвал этот вид в честь Софьи Леонидовны — Drosophila pseudoobscura Frol. Описание нового вида дано в статье: S.L. Frolova, B.L. Astaurov: "Die Chromosomengarnitur als syste- matisches Merkmal. (Eine Vergleichende Untersuchung der rusischen und amerikanischen Drosophila obscura Fall.)", опубликованной в журнале "Zeitschriflt ffir Zellforschung" в 1929 г. Этот вид стал широко известен в научных кругах благодаря исследованиям Ф.Г. Добржанского. В Институте экспериментальной биологии (1928 г.) В центре сидят Г.И. Роскин, C.Л. Фролова, С.С. Четвериков и П.И.Живаго. Н.К. Кольцов вспоминал об истории с описанием Софьей Леонидовной нового вида дрозофилы в своей знаменитой статье «Наследственные молекулы» (1935):«... У европейского вида obscura был давно уже описан... комплекс из шести пар хромосом. Но в Америке существует вид, очень похожий на нашу Dr. obscura, который долго описывался под тем же названием. Однако лабораторные опыты показали, что несмотря на полное внешнее сходство, американские и европейские мухи не скрещиваются между собой. С.Л. Фролова изучила хромосомы американского вида и убедилась, что комплекс их резко отличен. Здесь икс-хромосомы достигают огромной величины по сравнению с аутосомами, между тем у европейской формы величина аутосом и идиосом приблизительно одинакова. Пришлось признать американскую форму за особый вид, и новое данное С.Л. Фроловой название за ним удержалось. Американскими исследователями уже опубликовано несколько интересных экспериментальных работ по этому виду, который всюду именуется ими Drosophila pseudoobscura Frolova. Это, кажется, первый случай в истории биологии, когда основанием для выделения настоящего вида послужили особенности хроматинового комплекса». Софья Леонидовна работала вместе с Б.Л. Астауровым с 1930 по 1934 г. в Ташкенте в Среднеазиатском институте шелководства и шелковедения (САНИИШ). Здесь были выполнены выдающиеся исследования по цитологии искусственного партеногенеза у тутового шелкопряда. Борис Львович писал об этом времени С.С. Четверикову в своем письме от 8 августа 1934 г. «Завтра уезжает Софья Леони-довна, нагруженная маринованной репой и виноградом. Очень грустно с ней расставаться, опять терять живую связь с Москвой». Дружеские отношения Б.Л. Астаурова с Софьей Леонидовной сохранились на всю жизнь. Фотографии С.Л. Фроловой и еще одной его преданной сотрудницы — В.П. Остряковой-Варшавер, были на рабочем столе Бориса Львовича в лаборатории в Институте биологии развития АН СССР. С.Л. Фролова (третья слева во втором ряду) и Б.Л. Астауров (крайний слева) вместе с сотрудниками ИЭБ. Конец 1920-х гг. В 1936 г. Софье Леонидовне была присвоена ученая степень доктора биологических наук за исследования в области кариологии и цитологии, а также звание старшего научного сотрудника. В цитологических исследованиях по искусственному партеногенезу у тутового шелкопряда (1935, 1948), выполненных С.Л. Фроловой совместно с Б.Л. Астауровым, было установлено, что термический партеногенез является амейотическим. Термическая обработка, применяемая для получения искусственного партеногенеза, блокирует первое редукционное деление созревания, и происходит только второе эквационное деление, что приводит к формированию диплоидного пронуклеуса. Эти исследования: «Цитология искусственного партеногенеза у тутового шелкопряда» были опубликованы в «Биологическом журнале» в 1935 г. Еще одна совместная работа «Цитология искусственного партеногенеза у тутового шелкопряда (Bombyx mori L.)» вышла в свет в 1948 г. в «Трудах Института цитологии, ги-стологии и эмбриологии АН СССР». В этот период Софья Леонидовна параллельно читала курс лекций по цитологии для студентов Московского государственного педагогического института (МГПИ). С 1936 г. она много работала на Кропотовской биостанции — экспериментальной базе Института экспериментальной биологии, занимаясь проблемами цитогенетики. Эти работы проводились вместе с Б.Л. Астауровым, В.В. Сахаровым, В.П. Остряковой-Варшавер, Н.Н. Соколовым и Б.Н. Сидоровым. Очень продуктивным было сотрудничество Софьи Леонидовны с В.В. Сахаровым в области экспериментальной полиплоидии. В частности, она участвовала в выведении тетраплоидного сорта гречихи и сравнительном изучении чувствительности диплоидных и тетраплоидных сортов к действию радиации. С.Л. Фролова В годы Великой Отечественной войны район Подмосковья, где расположена Кропотовская биостанция, не был оккупирован, и ряд сотрудников Кольцовского института (Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР), в том числе В.В. Сахаров, C.Л. Фролова, В.М. Мансурова, Л.C. Пешковская, в это тяжелое время продолжали трудиться здесь в течение всех военных лет. В конце войны Софья Леонидовна стала заведующим лабораторией цитогенетики в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии. Несколько позже эта лаборатория вошла в состав лаборатории цитогенетики (заведующий Н.П. Дубинин), которая была упразднена в 1948 г. после сессии ВАСХНИЛ. Софья Леонидовна оставалась беззаветно преданной Н.К. Кольцову всю жизнь. Ее усилиями был установлен памятник на могиле Николая Константиновича и Марии Полиевктовны Садовниковой-Кольцовой на Введенском кладбище. С.Л. Фролова скончалась в 1951 г.* ____________________ * Софья Леонидовна похороненa в некрополе Донского монастыря (на Старом Донском кладбище). (Прим. разработчиков)
Закрыть |