Айзенштадт Тамара Борисовна (1929 – 2008) Эмбриолог, цитолог, специалист по оогенезу, важнейшей проблеме биологии развития. Детально описала структуру клеток гонады, особенности роста ооцитов и их взаимодействия с окружающими клетками. Итогом работы Т.Б. Айзенштадт стала монография "Цитология оогенеза" (1984) Подробнее... Доктор биологических наук Доктор биологических наук Тамара Борисовна Айзенштадт (13.08.1929 – 2008) — известный специалист по оогенезу, важнейшей проблеме биологии развития. В большой серии интересных статей начиная с 1964 г. она детально описала структуру клеток гонады, особенности роста ооцитов и их взаимодействия с окружающими клетками. Итогом работы Т.Б. Айзенштадт стала монография "Цитология оогенеза" (1984), во многом основанная на собственных оригинальных наблюдениях. В книге Т.Б. Айзенштадт, опубликованной в серии монографий "Проблемы биологии развития", два раздела — происхождение половых клеток и цитологические основы роста ооцитов. Оба актуальны с первых шагов цитологии и до сих пор. Наиболее полно она описала ультраструктуру гонады на разных стадиях роста ооцита. Ученик Г.А. Шмидта, одного из основоположников сравнительной эмбриологии, Т.Б. Айзенштадт проводила свои исследования на широком круге объектов — от губок и кишечнополостных до рыб и амфибий. Тамара Борисовна Айзенштадт в коллективе лаборатории цитологии (1984 г.)
Уже первая цитоэмбриологическая работа Т.Б. Айзенштадт называлась "Морфология гонады улитковой пиявки по данным световой и электронной микроскопии". Этот прекрасный (ныне забытый) объект Т.Б. Айзенштадт исследовала затем и с помощью цитохимических методов. Используя электронно-микроскопические и цитохимические методы, она исследовала оогенез также у некоторых губок, кишечнополостных, червей, моллюсков, рыб и амфибий. Соавторами некоторых работ этого раздела исследований Т.Б. Айзенштадт были такие известные эмбриологи, как Г.И. Короткова, Д.Г. Полтева, Т.А. Детлаф. Айзенштадт Т.Б. Во втором разделе книги Т.Б. Айзенштадт, также базируясь на своих данных, классифицировала типы оогенеза по особенностям роста ооцитов. Она детально рассмотрела пути взаимодействия растущего ооцита с окружающими клетками — фолликулярным эпителием или с питающими клетками, трофоцитами в других гонадах. В некоторых исследованиях этого раздела принимали участие ученики Т.Б. Айзенштадт — С.Н. Иванова, И.Б. Бухвалов и И.Б. Николова, а также известные цитохимики К.Г. Газарян и Т.Л. Маршак. В этом цикле работ Т.Б. Айзенштадт развила представления о прямых взаимодействиях клеток, которые впоследствии вошли в одно из важных направлений биологии развития, связанное с межклеточными коммуникациями, сигнальными системами, самоорганизацией клеточных популяций. Это направление продвигается в лаборатории цитологии, где много лет работала Т.Б. Айзенштадт, на других объектах, но в том же круге проблем. Т.Б. Айзенштадт Книга Т.Б. Айзенштадт до сих пор представляет основное руководство по проблемам оогенеза, обобщившее огромную литературу. Среди московских авторов используются материалы Г.А. Шмидта, И.И. Шмальгаузена, Т.А. Детлаф, А.С. Гинзбург, Г.М. Игнатьевой, А.А. Нейфаха, Н.Д. Озернюка, а среди ленинградских (петербуржских) — И.И. Соколова, М.Н. Грузовой, В.Н. Парфенова, В.Н. Арронета, Е.Р. Гагинской, Д.Г. Полтевой, П.А. Дыбана, Д.А.Чмилевского. В памяти останутся не только научные работы Т.Б. Айзенштадт, но также ее обаяние, доброжелательность, юмор в самых разных жизненных ситуациях. Она была другом, прекрасным товарищем, всегда готовым помочь советом и делом. Как истинно талантливые люди, Тамара Борисовна была талантлива во многом. Она глубоко ценила красоту и сама была мастером в разных художественных ремеслах. Она прекрасно рисовала; ее работы и труды ее друзей иллюстрированы прекрасными обобщающими рисунками-схемами (компьютера тогда ведь не было), годными и сейчас для любого руководства. А главный ее талант был в умении понимать людей и сочувствовать им. © В.Я. Бродский, С.Г. Васецкий ПАМЯТИ Т.Б. АЙЗЕНШТАДТ (1929-2008) // ОНТОГЕНЕЗ, 2008, том 39, № 6, с. 473-474 Закрыть |
Арсеньева (Гептнер) Милица Альфредовна (1903 – 1978) Генетик, радиобиолог, радиационный генетик. Доктор биологических наук, профессор. Известна исследованиями по генетике сельскохозяйственных животных, по радиационной генетике, изучению влияния космического полета на генетический аппарат млекопитающих. В Институте биологии развития с 1967 по 1978 год возглавляла лабораторию радиационной генетики млекопитающих. Подробнее...
М.А. Арсеньева известна исследованиями по генетике сельскохозяйственных животных, а также работами по радиационной генетике млекопитающих; изучала влияние факторов космического полета на генетический аппарат млекопитающих. Милица Альфредовна родилась в Санкт-Петербурге в семье служащих. С 1923 по 1928 г. она студентка Московского высшего зоотехнического института. До поступления в институт работала на Аниовской генетической станции Института экспериментальной биологии. В студенческие годы была лаборантом в этом институте. Милица Альфредовна среди сотрудников Аниковской генетической станции: П.И.Живаго, Д.Д.Ромашов, Г.Мёллер, М.А.Гептнер, Н.С.Серебровский, Е.М.Вермель. (19.08 1922 г.) Сотрудники Станции рассматривают привезенные из лаборатории Т. Моргана мутации дрозофил. (фото из юбилейного альбома 1927 г.) Под руководством А.С. Серебровского Милица Альфредовна занималась генетикой сельскохозяйственных животных на Аниковской станции; участвовала также в генетических исследованиях на дрозофиле. После окончания Зоотехнического института ее оставили в аспирантуре при кафедре генетики.
В 1930 г. она была зачислена в штат Всесоюзного института пушно-сырьсвого хозяйства преподавателем на кафедру генетики и разведения животных. Под руководством Н.П. Дубинина занималась генетической структурой популяций дрозофилы. В 1934 г. в «Биол. журнале» вышла статья Н.П. Дубинина, М.А. Гептнер, С.Я. Бессмертной «Экспериментальный анализ экогенотипов Drosophila melanogaster», а в 1936 г. — еще одна статья на эту тему: Дубинин Н.П., Гептнер М.А., Демидова 3.А., Дячкова Л.И. «Генетическая структура популяций и ее динамика в диких поселениях Drosophila melanogaster». Результаты этих исследований легли в основу кандидатской диссертации Милицы Альфредовны, которую она защитила в 1937 г. Во время Великой отечественной войны Милица Альфредовна работала медсестрой в госпиталях Москвы. В 1945 г. она стала сотрудником Научно-исследовательского института рентгенологии и радиологии, где занималась радиационной генетикой. Это направление впоследствии стало главным в се научной деятельности. Н.П. Дубинин и М.А. Арсеньева (Гептнер).
После августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. лабораторию, в которой работала Милица Альфредовна в Институте рентгенологии и радиологии, расформировали, а сотрудники были уволены. С 1949 г. она была принята на работу во Всесоюзную Государственную библиотеку иностранной литературы на должность заведующего научно-библиографичсскнм отделом, а позднее заместителя директора по научной работе. М. А. Арсеньева, Г. Г. Порошенко. Вернуться к научной работе Милица Альфредовна смогла только в 1955 г. Она была принята в Институт биологической физики АН СССР на должность старшего научного сотрудника во вновь созданную лабораторию радиационной генетики, которую возглавил Н.П. Дубинин. В этом же году решением ВАК ей присвоили ученую степень доктора биологических наук без защиты диссертации. Поскольку работа Милицы Альфредовны была связана с радиационной генетикой млекопитающих, она на протяжении многих лет проводила совместные исследования с Институтом экспериментальной патологии и терапии АМН СССР в Сухуми, где была возможность работать на обезьянах. В 1958-1959 гг. се дважды направляли в командировки в Китай для проведения совместных исследований в области радиационной генетики млекопитающих. В 1960 г. М.А. Арсеньева стала руководителем группы радиационной генетики млекопитающих в Институте биофизики АН СССР. Ее группа занималась также новым актуальным направлением радиационной генетики — изучением влияния факторов космического полета на генетический аппарат. Милица Альфредовна Арсеньева в конфернц-зале ИБР. С 1960 по 1964 г. Милица Альфредовна была членом Научного комитета по действию атомной радиации при ООН в качестве представителя СССР по вопросам общей и радиационной генетики. В этот период она принимала активное участие в работе международных конференций по проблемам радиационной генетики: эта область науки стремительно развивалась. В 1963 г. она участвовала в работе XI Международного конгресса по генетике в Голландии; в 1965 г. — Мемориального симпозиума Г. Менделя в Чехословакии; в 1966 г. — Международного конгресса по радиационным исследованиям, который проводился в Италии. В 1966 г. Милица Альфредовна перешла во вновь организованный Институт общей генетики АН СССР где возглавила лабораторию радиационной генетики млекопитающих. Здесь она работала также ученым секретарем института. Однако уже в следующем году Милица Альфредовна вместе с В.В. Сахаровым, Б.Н. Сидоровым, Н.Н. Соколовым и их учениками перешла во вновь созданный Институт биологии развития АН СССР. М.А. Арсеньева скончалась в 1978 г. © Озернюк Н.Д. Милица Альфредовна Арсеньева (ур. Гептнер) (1903 — 1978) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 238-240. Закрыть |
Астауров Борис Львович (1904 – 1974) Цитогенетик. Ученик Н.К. Кольцова. эмбриолог-экспериментатор. Первый директор (1967—1974) возрожденного Кольцовского института – Института биологии развития. Академик АН. Автор фундаментальных исследований по искусственному партеногенезу и регуляции пола у тутового шелкопряда, а также экспериментальному андрогенезу; разработал метод получения ядерно-цитоплазматических гибридов, позволивший выяснить важные особенности ядра и цитоплазмы в процессах развития. Подробнее... Академик В биографии Бориса Львовича Астаурова отразились разные периоды истории отечественной генетики. Он внес большой личный вклад в утверждение генетики в нашей стране как на этапе формирования генетических школ, так и в мрачные годы лысенковщины, когда приходилось отстаивать интересы науки. Анна Ленинг и Родился Астауров 14(27) октября 1904 г. в семье врачей. Мать, Ольга Андреевна, окончила медицинский факультет Парижского университета в Сорбонне. Отец, Лев Михайлович, сначала учился в Московском университете, а завершил образование в Казани. Окончив в 1921 г. среднюю школу в Москве, Астауров поступил на естественное отделение физико – математического факультета МГУ, где специализировался на кафедре экспериментальной зоологии Н.К. Кольцова. В 20-е годы прошлого столетия активно развивалась отечественная генетика. Эта наука, утверждавшаяся в России позже, чем в Америке и Европе, словно наверстывала упущенное. В то время на естественном отделении Московского университета работали выдающиеся ученые. Профессор Н.К. Кольцов преподавал на первом курсе "Введение в биологию" и на втором курсе – зоологию, профессор С.С. Четвериков читал лекции по биометрии и генетике. Студенты слушали лекции знаменитых профессоров – зоологов – эволюционистов А.Н. Северцова, М.М. Завадовского, М.А. Мензбира. Практическими занятиями по цитологии и гистологии руководили доценты Г.И. Роскин, П.И. Живаго [1]. Борис Астауров В 1924 г., еще будучи студентом, Астауров был зачислен сотрудником в Институт экспериментальной биологии Наркомздрава РСФСР, основанный Кольцовым в 1916 г. на средства частного благотворительного фонда. Реально институт начал работать в 1917 г. Профессор Четвериков пригласил Бориса Львовича и С.М. Гершензона, который также был студентом МГУ (на курс младше), на должности лаборантов в отдел генетики. Вместе с заведующим в отделе насчитывалось всего шесть человек [1]. Борис Астауров Своим молодым сотрудникам Четвериков поручил создать коллекцию дрозофил Подмосковья, относящихся к четырем разным видам: Drosophila phalerata, D. transversa, D. vibrissina, D. obscura. Работу c D. Phalerata и D. transversa выполнял Борис Львович. Нужно было отловить мух и получить от них потомство в лаборатории для последующего генетического анализа. Требовалось также подобрать питательные среды, чтобы разводить эти виды в лаборатории. В природе их личинки развиваются на грибах, поэтому стандартная среда для D. melanogaster им не подходила. Пришлось разрабатывать новую среду. Мух ловили преимущественно в районе Звенигорода, на биологической станции МГУ "Воронцы". Так начались исследования природных популяций, результаты которых легли в основу классического труда Четверикова "О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики" (1926). Эта работа послужила позднее одним из оснований синтетической теории эволюции. Для формирования Бориса Львовича как ученого большое значение имело его участие в еженедельных семинарах Института экспериментальной биологии, проходивших под председательством Кольцова. Лишь несколько перспективных студентов старших курсов университета допускались на его заседания. На семинаре присутствовали все 30 сотрудников института, а также сотрудники некоторых биологических кафедр МГУ и других московских институтов. Творческой атмосфере семинара способствовало участие в его работе выдающихся ученых – С.С. Четверикова, А.С. Серебровского, Д.П. Филатова, С.Н. Скадовского. На семинаре в течение года периодически выступали видные ученые, приглашенные из – за границы. Среди них были К. Бриджес – один из главных представителей школы Моргана, С. Хараланд – генетик растений, У. Бэтсон – классик менделизма, давший генетике ее имя, К. Дарлингтон – крупнейший цитогенетик, Э. Бауэр и Р. Гольдшмидт – основатели классической генетики [2]. Б.Л. Астауров (крайний слева) вместе с сотрудниками ИЭБ. Конец 1920-х гг. Здесь же, в институте, в 1924 г. Четвериков организовал в своей лаборатории знаменитый "Coop", то есть "совместное орание", преимущественно на темы по генетике дрозофилы, с реферированием и обсуждением публикаций последних лет. Борис Львович был участником "Соора". Попасть в это неформальное научное собрание было непросто: требовалось владеть тремя европейскими языками и пройти голосование участников "Соора". При этом даже один голос "против" был решающим. Это определяло полную доверительность и взаимное уважение участников дискуссий, в которых любой сотрудник мог тем не менее прервать докладчика в любой момент. Обсуждения бывали порой очень темпераментными. Участниками "Соора" были, кроме Четверикова, его жены и Бориса Львовича, Е.И. Балкашина, Н.К. Беляев, С.М. Гершензон, А.Н. Промптов, П.Ф. Рокицкий, Д.Д. Ромашов, Е.А. и Н.В. Тимофеевы-Ресовские, С.Р. Царапкин. В "Coop" входили и некоторые ведущие сотрудники института. Конечно, его участниками были Н.К. Кольцов, А.С. Серебровский, П.И. Живаго, В.В. Сахаров [2, 3]. В такой атмосфере формирования отечественной генетической школы, проходившего в непосредственном контакте с крупнейшими школами мировой генетики, Астауров сложился как ученый. По окончании университета в 1927 г. Борис Львович продолжал работать в Институте экспериментальной биологии, будучи одновременно аспирантом в Институте зоологии МГУ, где его руководителем был Четвериков. В эти же годы Астауров был сотрудником Московского отделения Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС). Борис Астауров — ученик Кольцова В 1926 и 1927 гг. Борис Львович участвовал в изучении геленджикской популяции D. melanogaster, подтвердившем представления Четверикова о насыщенности природных популяций рецессивными мутациями в гетерозиготном состоянии. При исследовании этого вида дрозофилы у Астаурова проявился талант наблюдателя. Он обнаружил новую мутацию дрозофилы – tetraptera, которая приводила к тому, что у мухи появлялись дополнительные крылья на месте гальтер. Мутация обладала неполной пенетрантностью и варьирующей экспрессивностью. Эти понятия были введены в 1925 г. Тимофеевым-Ресовским[4], работавшим тогда, как и Астауров, в Институте экспериментальной биологии. Они означали, что даже в чистой, гомозиготной линии не все особи проявляют мутантный признак (неполная пенетрантность), к тому же мутантный признак выражен в разной степени у разных особей (варьирующая экспрессивность). В линии tetraptera встречались особи только с правым или только с левым лишним крылом, а также особи с двумя дополнительными крыльями. Эту модель Борис Львович использовал для обоснования представления о существовании спонтанной модификационной изменчивости, основанной на вмешательстве случайных событий в действие гена. Если у мухи в силу случайных событий развивается только правое или только левое дополнительное крыло, то вероятность появления симметричных особей, имеющих два лишних крыла, должна быть равна произведению вероятностей появления асимметричных особей. Эксперименты подтвердили справедливость этой гипотезы [5]. Значение открытия Астаурова оценили лишь немногие современники. Среди них был С.Н. Давиденков, который позже (1949 – 1950) в письме к Борису Львовичу отмечал, что полученные на дрозофиле результаты проливают свет на варьирующее проявление некоторых наследственных невропатологических заболеваний человека, обусловленных одинаковыми наследственными причинами (см. [2]). Открытие Астаурова было недооценено в нашей стране, тем более за рубежом. Такое невнимание можно если не оправдать, то объяснить тем, что в последовавший вскоре период борьбы с лысенковщиной, проповедовавшей наследование модификаций, мы выплеснули вместе с водой ребенка. Был утрачен и интерес к механизмам модификаций. Это обидно, поскольку направление исследований, указанное Астауровым, в последние годы активно развивается. Для примера можно сослаться на статьи, в которых случайные события, сопровождающие молекулярно – биологические процессы в клетке, рассматриваются с точки зрения их вклада в становление биологической индивидуальности (см., например, [6,7]). Авторы статей даже не подозревают, что они не первыми вступили на этот путь. В 1930 – 1935 гг. Борис Львович работал в Среднеазиатском научно – исследовательском институте шелководства и шелковедения в Ташкенте. Здесь он начал свои, ставшие классическими, исследования по генетике тутового шелкопряда Bombyx mori. Необходимость решения ряда практических проблем шелководства подтолкнула исследователя к разработке фундаментальных проблем генетики. Астауров был одним из инициаторов перевода отечественного шелководства на гибридную основу, на получение промышленных межпородных гибридов первого поколения. Это позволяло использовать явление гетерозиса (гибридной мощности) для получения промышленных гибридов, обладающих повышенной устойчивостью к неблагоприятным условиям летне – осенних выкормок гусениц. Борис Львович первым наблюдал у шелкопряда мутации, индуцированные рентгеновским и гамма – излучением. С тех пор он не расставался с шелкопрядом как предметом исследования и постоянно возвращался к проблеме действия радиации на биологические объекты. В Ташкенте Астауров начал работу по искусственному партеногенезу у шелкопряда. Используя воздействие высокой температурой (нагревание яиц при 46°С в течение 18 минут), он сумел получить полный партеногенетический цикл развития насекомого. Позже, уже в Москве, он применил температурное воздействие для обеззараживания яиц шелкопряда от пебрины – опасного паразита, вызывающего болезнь шелкопряда – нозематоз. В 1962 г. этот результат был зарегистрирован в качестве открытия в Комитете по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР. Письмо В 1935 г. Борис Львович возвратился в Москву, в Институт экспериментальной биологии, который позднее был передан в состав Академии наук СССР как Институт цитологии, генетики и эмбриологии, а в 1948 г. объединен с Институтом эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова АН СССР. Несмотря на многочисленные реорганизации института, Астауров настойчиво продолжал работы по партеногенезу шелкопряда. Впервые они были обобщены в монографии "Искусственный партеногенез у тутового шелкопряда", вышедшей в 1940 г. Проведенные исследования показали, что температурный шок блокирует редукционное деление мейоза, а последующее эквационное деление обусловливает диплоидный партеногенез. При этом все потомки оказываются самками, генетически тождественными матери. Таким образом, способность к температурному партеногенезу – это наследственный признак. Партеногенез, индуцируемый температурой, был осуществлен также у В. mandarina – дикого шелкопряда и у межвидового гибрида В. mori xB. mandarina. Это был большой успех экспериментатора. Известно, однако, что мужские особи шелкопряда продуктивнее женских. Их коконы содержат примерно на четверть больше шелка. С практической точки зрения необходимо получение андрогенного, то есть только мужского, потомства шелкопряда. Астауров берется решить и эту задачу. Он нашел два варианта решения. Первый – это температурное воздействие на только что оплодотворенные яйца, в результате которого инактивировалось женское ядро. Оплодотворение завершалось слиянием двух ядер спермиев. Из таких яиц развивались только самцы, поскольку они несут одинаковые наборы хромосом. Мужской пол у шелкопряда определяется двумя одинаковыми половыми хромосомами (ZZ), а женский – разными (ZW). Второй способ выведения андрогенного потомства основан на инактивации ядра яйцеклетки рентгеновскими лучами с последующим оплодотворением. Работы по искусственному получению желаемого пола у шелкопряда также зарегистрированы как открытие в 1959 г. с приоритетом 1947 г. Искусственный андрогенез с помощью теплового воздействия был индуцирован и у межвидовых гибридов В. mori x В. mandarina. Так были впервые в мире получены гибриды, совмещавшие цитоплазму одного вида и ядро другого. При этом андрогенное потомство полностью повторяло признаки того вида, за счет ядра которого получали потомство. Письмо Работы по андрогенезу и действию ионизирующей радиации на яйцеклетки продемонстрировали ведущую роль ядра в наследственности. Эти результаты были особенно важны в нашей стране, поскольку они способствовали восстановлению генетики в правах полноценной научной дисциплины после периода лысенковщины. Работы Астаурова показывали, что генетики не только изучают явления природы, но и используют результаты исследований для решения практических задач. Еще одна область интересов Астаурова – полиплоидия у шелкопряда. Уже в первых опытах по партеногенезу у партеногенетических самок были обнаружены необычные, крупные овоциты, оказавшиеся тетраплоидными. Из них путем температурного воздействия на неоплодотворенные яйца удалось вывести тетраплоидных самок. В результате их скрещивания с нормальными диплоидными самцами были получены триплоидные формы как мужского, так и женского пола, оказавшиеся бесплодными. Частично восстановить их плодовитость удалось путем партеногенеза, который сопровождался появлением половых (гониальных) клеток с удвоенным набором хромосом. Некоторые овогонии были гексаплоидными. После мейоза образовывались триплоидные яйцеклетки, которые при слиянии с гаплоидными сперматозоидами давали жизнеспособных тетраплоидных потомков и мужского, и женского пола [8]. Создать таким способом стабильную тетраплоидную линию шелкопряда не удалось, поскольку тетраплоидные самцы оказались стерильными. Разрешилась эта проблема на основе межвидовой гибридизации. Так были получены первые искусственные фертильные полиплоиды, точнее, амфидиплоиды, у животных. Борис Львович высказал гипотезу о возможности возникновения обычно редких в природе полиплоидных видов животных через этап партеногенеза у отдаленных гибридов. Применительно к растениям близкая гипотеза была предложена в 1917 г. О. Уингом и в 20-е годы прошлого столетия доказана Г.Д. Карпеченко. Если оценивать работы Астаурова в целом, то фактически все они посвящены одной большой проблеме – наследственность и развитие. Именно под таким названием ученый готовил сборник своих избранных трудов, работа над которым после его смерти была завершена учениками и коллегами [8]. В этой большой проблеме можно выделить несколько крупных тем, которые успешно разрабатывал Астауров. Первая тема – фенотипическое проявление генотипа. В глубоких исследованиях на дрозофиле им изучена феногенетика нарушений билатеральной симметрии. Как талантливый исследователь, Борис Львович на основе безупречно объективных фактов сделал обобщение о значении случайных событий при реализации генотипа в фенотип. Теперь это положение под названием "стохастические процессы" вошло в учебники и руководства по генетике человека как фактор развития мультифакториальных болезней [9, 10]. Б.Л. Астауров работает с коканами шелкопряда. Второе тематическое направление работ Астаурова, кстати, наиболее значимое, охватывает партеногенез и полиплоидию, их роль в эволюции животных. Его многочисленные, оригинальные по замыслу, изящные по исполнению эксперименты на тутовом шелкопряде-образец целеустремленной расшифровки биологических явлений, завершающейся практическими приложениями с громадным экономическим эффектом. В этих работах Борис Львович показал себя одновременно генетиком, цитологом, эмбриологом, биологом широкого профиля. Третья тема, которую разрабатывал ученый, – это значение ядра и цитоплазмы в развитии. Путем экспериментального андрогенеза и анализа ядерно – цитоплазматических межвидовых гибридов им была доказана существенная роль клеточного ядра в морфогенезе, в процессах внутривидовой дифференциации и межвидовых различиях. Работы эти проводились в лысенковский период в отечественной биологии и поэтому заслуживают особенно высокой оценки. Они подпитывали генетическими знаниями молодых ученых. Четвертое направление экспериментальных работ Астаурова – биологическое действие ионизирующих излучений. К середине 1940-x годов он доказал ядерную природу биологического эффекта рентгеновских лучей. Позже Борис Львович обосновал генетическую теорию лучевой болезни. Наконец, большое внимание ученый уделял вопросам биологического действия высоких температур. Тепловой шок оказывает и губительное, и стимулирующее влияние на развитие организмов. Механизмы его были раскрыты Астауровым в рамках денатурационной теории. Он широко использовал температурные воздействия для управления развитием и жизнедеятельностью шелковичного червя. Б.Л. Астауров, Т.А. Детлаф, А.И. Зотин. Работая всего лишь с двумя объектами – дрозофилой и шелковичным червем, – Астауров расшифровал многие общебиологические явления в проблеме "наследственность и развитие". Выполненные им исследования получили признание научного сообщества нашей страны. В 1958 г. Астаурова избрали членом – корреспондентом АН СССР по Отделению биологических наук (специальность "цитология"), в 1966 г. – академиком по Отделению общей биологии (специальность "генетика"). С 1935 по 1967 г. Борис Львович работал в одном и том же Институте экспериментальной биологии, дважды изменившем за эти годы свое название, сначала научным сотрудником, а с 1965 г. заведующим лабораторией. По его предложению в 1967 г. из Института эволюционной морфологии был выделен Институт биологии развития АН СССР, директором которого назначили Астаурова. В 1970 г. он основал журнал "Онтогенез" и стал его главным редактором. За короткий период журнал завоевал всесоюзный и международный авторитет как печатный орган в области биологии развития и онтогенетики. Борис Львович был также членом редколлегий журналов "Природа", "Цитология", "Генетика", "Бюллетень МОИП". Рассказ о Борисе Львовиче как признанном лидере отечественной биологии развития и генетики будет неполным, если не сказать о той сложной исторической обстановке, в которой происходили все упомянутые события. Конец 20-x и 30-е годы прошлого века ознаменовались наступлением неоламаркизма, а затем и лысенковщины, привнесших идеологический акцент в биологические дискуссии того времени. Уже в 1928 г. был арестован в результате политической провокации и затем (в 1929 г.) выслан на Урал Четвериков – один из учителей Астаурова. В 1939 г. Кольцов после нескольких лет травли со стороны лысенковцев, набиравших силу, был смещен с поста директора Института экспериментальной биологии. В августе 1940 г. арестовали Н.И. Вавилова, после чего были арестованы многие генетики [11]. Б.Л. Астауров и Т.А. Детлаф, Окончательное утверждение и государственное признание лысенковщины произошло на сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. Несмотря на все эти мрачные события, под влиянием которых многие биологи были вынуждены поступаться своими убеждениями, Борис Львович сохранил верность передовой науке, продолжал работать и отстаивать генетику. Уже в начале 1950-x годов в Президиум ЦК КПСС было направлено письмо 66 биологов, в котором содержалась резко отрицательная оценка "деятельности" Лысенко и его сторонников. Астауров был в числе ученых, подписавших это письмо [11]. Вскоре он стал выступать на семинарах радиобиологического отдела, созданного И.В. Курчатовым в Институте атомной энергии, где физики и генетики обсуждали общие научные проблемы. Эти новые и опасные для лысенковцев тенденции в научном сообществе в 1956 – 1957 гг. нашли отражение на страницах журнала "Техника – молодежи" в рубрике "На стыке точных и естественных наук". В журнале были опубликованы статьи Астаурова и его коллег, с которыми он работал еще в 20 – 30-е годы под руководством Кольцова, Н.В. Тимофеева-Ресовского, Н.П. Дубинина и других. В 1961 г., вскоре после вручения диплома об открытии способов регуляции пола у шелкопряда, Борис Львович опубликовал в газете "Правда" большую статью о своих работах. Это было важное событие в историческом контексте восстановления генетики в ее законных правах как точной биологической науки. Астауров был в числе ученых, рекомендовавших к публикации книгу Ж.А. Медведева "Культ личности и биология", которую автор сам послал в ЦК КПСС. Книга эта, правда, так и не вышла в свет в нашей стране [11]. Борис Львович пропагандировал достижения передовых отечественных биологов Н.К. Кольцова, Н.И. Вавилова, С.С. Четверикова, Д.П. Филатова и других. В 1950-x и в начале 1960-x годов происходило постепенное восстановление в правах генетики, правда, де-факто, но не де-юре. До октябрьского пленума ЦК КПСС 1964 г. Т.Д. Лысенко оставался в фаворе у Н.С. Хрущева. Тем не менее было восстановлено преподавание генетики в ведущих университетах – Ленинградском и Московском, начали создаваться и воссоздаваться институты и лаборатории генетического профиля. В марте 1965 г. на базе МГУ прошел Всесоюзный семинар по преподаванию генетики, организованный Министерством высшего и среднего специального образования РСФСР для профессоров и преподавателей университетов. На семинаре были прочитаны лекции по современным проблемам генетики выдающимися учеными, в том числе "недобитыми морганистами", – С.И. Алиханяном, Н.П. Дубининым, М.Е. Лобашевым, А.А. Прокофьевой-Бельговской, Н.В. Тимофеевым-Ресовским, Р.Б. Хесиным, В.А. Энгельгардтом. Чтение лекций сопровождали практические занятия, которые проводили молодые сотрудники кафедр генетики МГУ и ЛГУ. "Глубоко любя природу, чувствуя и наблюдая ее, Борис Львович в свободное время был страстным охотником, главным образом на водоплавающих птиц… Астауров прочел на этом семинаре три лекции. Две он посвятил генетике пола [12], а одну – искусственному партеногенезу и экспериментальной полиплоидии у животных [13]. В лекциях были не только блестяще изложены классические и новейшие представления о механизмах определения и дифференциации пола у животных, но и впервые представлены широкой научной общественности собственные результаты Бориса Львовича. Меньше чем через год после Всесоюзного совещания университетских преподавателей вышла в свет книга "Актуальные вопросы современной генетики", в которую вошли все прочитанные на нем лекции. Долгое время она служила учебным пособием как для студентов – биологов, так и преподавателей, поскольку все испытывали очевидный недостаток учебной литературы. Б.Л. Астауров на Менделевском мемориальном симпозиуме c коллегами. Нельзя не упомянуть еще об одной стороне вклада Астаурова в развитие генетики в нашей стране. Он своим авторитетом поддержал медицинскую генетику, возрождение которой началось в 1960-x годах, еще до отставки Лысенко. В своих публикациях и выступлениях Борис Львович призывал не путать расистские концепции "позитивной евгеники" с гуманистическими концепциями медицинской генетики, которые предусматривали создание медико–генетических консультаций, добровольное ограничение деторождения, основанное на расчетах риска рождения больного ребенка. Он защищал авторитет своего учителя Кольцова, которому пытались приписать пропаганду человеконенавистнических положений евгеники. Борис Львович в конференц-зале ИБР. 1973 г. В мае 1966 г. было организовано Всесоюзное Общество генетиков и селекционеров им. Н.И. Вавилова. На учредительном съезде общества, проходившем на базе Главного ботанического сада АН СССР в Москве, первым его президентом был избран академик Астауров. Эти обязанности он выполнял до 1972 г. Создание Всесоюзного общества генетиков и селекционеров, избрание Астаурова его президентом стали своеобразным итогом возрождения генетики в нашей стране после лысенковского "средневековья". Членский билет №1 Всесоюзного Общества генетиков и селекционеров им. Н.И. Вавилова (ВОГИС) Первый выезд за границу большой группы советских генетиков состоялся в 1965 г. для участия в работе Менделевского мемориального симпозиума (г. Брно, Чехословакия), посвященного 100 – летию первой публикации Г. Менделя. На симпозиум была "отпущена" многочисленная делегация и три группы туристов (всего около ста человек). Борис Львович много общался с молодежью, был удивительно доброжелателен, внимателен и уважителен ко всем членам советской делегации. У могилы Г. Менделя после возложения венка он произнес глубоко содержательную речь о значении генетики для общества и менделизма для генетики. На этом симпозиуме ему была присуждена большая серебряная Менделевская мемориальная медаль. В 1968 г. Борис Львович участвовал в работе XII Международного генетического конгресса в Токио в качестве руководителя советской делегации. Он был избран вице-президентом этого конгресса. В течение пяти лет ученый достойно представлял нашу страну в Международной генетической федерации. Незадолго до своей кончины (21 апреля 1974 г.*) Астауров начал заботиться о присвоении Институту биологии развития АН СССР имени Н.К. Кольцова. Сделать это было непросто, поскольку Борис Львович прекрасно знал, что его учитель был связан с подпольной антисоветской организацией "Национальный центр", в которой выполнял обязанности казначея. Организация была раскрыта в 1920 г., и тогда же Кольцова арестовали. От гибели его спасло заступничество М. Горького [11]. И только в 1976 г. институту было присвоено имя Н.К. Кольцова. В 1970 г. Астауров был удостоен золотой медали им. И.И. Мечникова АН СССР по совокупности научных работ в области экспериментальной генетики и биологии развития. Государство отметило его научные достижения двумя орденами Трудового Красного Знамени [14]. Общий список публикаций Бориса Львовича Астаурова насчитывает около 250 названий на русском, английском, немецком и французском языках. Литература
© Инге–Вечтомов С.Г., Бочков Н.П. Выдающийся генетик и гражданин (к 100-летию со дня рождения академика Б.Л. Астаурова) // Вестник Российской Академии Наук. Т. 74 № 9. 2004. __________________ * Б.Л. Астауров похоронен а Москве на Новодевичьем кладбище. Основные труды Б.Л. Астаурова*(список основных трудов см.: Борис Львович Астауров — М.: Наука. 1972. 68 с.)
* Общий список публикаций Б.Л. Астаурова насчитывает около 250 названий на русском, английском, немецком и французском языках. Публикации Б.Л. Астаурова о времени, науке, своих учителях и друзьях
Публикации о Б.Л. АстауровеБорис Львович Астауров: очерки, воспоминания, письма, материалы / [сост. : Е. Б. Астаурова] ; отв. ред. О. Г. Строева. - М.: Наука, 2004
Награды и премии
Закрыть |
Беляев Николай Константинович (1899 – 1937) Генетик. Ученик С.С. Четверикова. В 1925—1929 годы работал в отделе эволюционной генетики Института экспериментальной биологии (ИЭБ). Автор более двадцати научных трудов. Подготовил докторскую диссертацию: "Проблемы генетики и селекции тутового шелкопряда" (Тифлис, 1936); защита не состоялась, в августе 1937 года был арестован и расстрелян 10 ноября 1937. Полностью реабилитирован в 1956 году. Подробнее... Николай Николай Константинович Беляев — известный советский генетик четвериковской школы, специалист в области общей и эволюционной генетики, феногенетики, цитогенетики, селекции. Он был среди первых отечественных исследователей, выполнивших работы по генетике природных популяций дрозофил. Его приход в шелководство оказал определяющее влияние на генетико-селекционные достижения в советском шелководстве. Наряду с чисто экспериментальными исследованиями, в частности генетическим анализом признака с неполным доминированием меланистической окраски бабочек шелкопряда, Н.К. Беляев достиг значительных успехов в разработке проблем шелководческой селекции (гибридизации, разведения и племенного дела). В его работах были установлены коррелятивные связи ряда признаков с продуктивностью, отобраны лучшие гибридные комбинации, выяснена роль скрещивания гибридов при прямых и обратных комбинациях, а также разработаны оптимальные условия температуры, влажности и света для улучшения шелконосности. Им были предложены методы преодоления инбредной депрессии, искусственного оживления грены, оптимальные условия гибридизации. Ему принадлежит ведущая роль перевода шелководства в СССР на промышленную гибридизацию и внедрение повторных выкормок гусениц (Астауров и др., 1975). Велика роль Н.К. Беляева и как организатора науки в области шелководства: наряду с тем, что он организовал лабораторию в Среднеазиатском научно-исследовательском институте шелководства и шелковедения (г. Ташкент), он в 1932 г. организовал Отдел генетики и селекции в Закавказском научно-исследовательском Институте шелководства (г. Тбилиси) и возглавил работу шелководческой сети закавказских республик, в том числе Кутаисской и Ереванской зональных станций. Его научная и научно-организаторская деятельность послужили основой последующих успехов в теории и практике шелководства. Николай Константинович Беляев родился 19 сентября 1899 г. в с. Протасово Нерехтского уезда Костромской губернии. Его отец, Константин Павлович Беляев, был сельским священником, мать, Евстолия Александровна, была домохозяйкой. Николай был первенцем, младшие дети: Паня, Оля и Митя — будущий генетик, академик (Аргутинская, 2002). Окончив в 1917 г. Костромскую гимназию с золотой медалью, Николай по настоянию отца поступил в Петроградский технологический институт. Однако Николай с детства проявлял огромный интерес к биологии. У него было страстное увлечение — коллекционирование бабочек — как бы не мальчишеское занятие. Сам же Николай относился к этому серьёзно. Несмотря на огромное уважение к отцу, Николай оставляет институт и устраивается работать в Костроме в мастерскую по изготовлению учебных пособий, а в 1921 г. поступает в Московский государственный университет, который окончил по биологическому отделению в 1925 г. Стремление изучать биологию бабочек привело Николая Беляева в студенческие годы в лабораторию энтомолога и генетика профессора Сергея Сергеевича Четверикова, в то время, возможно, лучшего отечественного знатока систематики бабочек и обладателя одной из лучших в стране лепидоптерологических коллекций. Профессор С.С. Четвериков читал лекции по энтомологии и биометрии в Московском университете, а в его лаборатории в Институте экспериментальной биологии, организованном Николаем Константиновичем Кольцовым, с самого начала работы развивались в направлении эволюционной генетики, феногенетики и цитогенетики. Лаборатория С.С. Четверикова была сформирована в начале 1920-х гг. и вошла в историю науки как одна из первых и сильнейших генетических школ, воспитавшая плеяду блестящих учёных-генетиков, — гордость советской науки (Бабков, 1985). В лаборатории собрался дружный коллектив молодых, талантливых и увлеченных наукой ученых. В число непосредственных учеников и помощников С.С. Четверикова входили: Б.Л. Астауров, Е.Н. Балкашина, Н.К. Беляев, С.М. Гершензон, А.Н. Промптов, П.Ф. Рокицкий, Д. Д. Ромашов, Е.А. Тимофеева-Ресовская, Н.В. Тимофеев-Ресовский, А.И. Четверикова (жена С.С. Четверикова), С.Р. Царапкин. Их объединяла коллективная работа над основной эволюционно-генетической идеей С.С. Четверикова — выяснение природы и механизмов поддержания генетической изменчивости в природных популяциях. Увлеченность, доброжелательность, раскованность, свобода в отстаивании собственных взглядов — всё это определяло особую творческую атмосферу лаборатории. Чайные среды, знаменитые семинары СООРы помогали осваивать и анализировать современную литературу, приучали к самостоятельному мышлению и давали огромный импульс к научным исследованиям. С.С. Четвериков с особой серьёзностью относился к этому нестандартному виду научной работы. Круг членов семинара был достаточно ограничен уже в силу высоких требований, предъявляемых к его членам, например, обязательным условием было знание трёх иностранных языков и умение четко излагать свои мысли. С 1925 по 1928 гг. Н.К. Беляев работает в отделе эволюционной генетики Научно-исследовательского института экспериментальной биологии в Москве. Одним из главных направлений работ лаборатории С.С. Четверикова было изучение генетической изменчивости в природных популяциях дрозофил и исследование уникальных мутаций у дрозофилы. Отражением интересов эволюционной генетики в работе Н.К. Беляева явилось изучение уникальных мутаций у дрозофилы из природных популяций, одна из которых была сцеплена с полом, а другая локализована в самой маленькой из хромосом — хромосоме 4. При исследовании феногенетики Н.К. Беляев уделил внимание физиологическим механизмам онтогенетического развития. Изучались виды бабочек, у которых варьирование окраски и рисунка гусениц и куколок наблюдается непосредственно в природе и носит характер модификационной изменчивости. Оказалось, что для Spilosoma lubricepeda Esp. различные температурные воздействия вызывают разные реакции (развитие при 31 °С вызывало посветление окраски личинок, а при 17-20 °С — потемнение). Это явление Н.К. Беляев объяснял тем, что изменение температуры приводит к нарушению синхронности процессов развития организма — высокая температура ускоряет процесс линьки, а процесс пигментообразования при этом отстаёт. Н.К. Беляев, Н.В. И Е.И. Тимофеевы-Ресовские, Е.И. Балкашина, А.И. Четверикова с сотрудниками четвериковской лаборатории на звенигородской опытной станции.
Н.К. Беляев серьёзно занимался кариосистематикой бабочек. Он определил хромосомные числа у 38 видов бабочек, принадлежащих к 16 различным семействам. Собственные исследования кариотипов различных видов чешуекрылых в связи с их филогенией и литературные данные позволили ему сделать вывод о второстепенной роли хромосомного набора в процессе эволюции отряда Lepidoptera, так как кариотипические изменения сводятся к незначительному перераспределению хромосомного материала путем фрагментаций, транслокаций и ассоциаций хромосомных фрагментов. Основную роль в процессе эволюции бабочек он приписывал изменениям в самих генах. Эти выводы, по заключению Б.Л. Астаурова, полностью сохранили свое значение и получили дополнительное экспериментальное подтверждение и на других объектах и генетических моделях. На 1-м Всесоюзном съезде по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству, организованном академиком Н.И. Вавиловым и состоявшемся в г. Ленинграде 10-16 января 1929 г., Н.К. Беляев выступил с докладом «Хромосомные комплексы Lepidoptera и их отношение к системе и филогении этого отряда». Интерес генетиков-теоретиков к шелководству определялся развитием шелководства в стране, а также тем, что научно-организационным центром, координирующим изучение естественных производительных сил страны при АН СССР (КЕПС), руководил лидер московской школы генетиков Н.К. Кольцов. В 1929 г. Н.К. Беляев по совету Н.К. Кольцова перешел работать в Среднеазиатский институт шелководства и шелковедения (САНИИШ, г. Ташкент). Позднее, в 1930 г., руководствуясь советом Николая Константиновича Беляева, перешел в этот институт и Б.Л. Астауров. Отдел генетики и селекции в САНИИШ в то время возглавлял профессор генетики Ташкентского университета М.И. Слоним. В Ташкенте Н.К. Беляеву удалось создать блестяще работающую лабораторию и за относительно короткий срок достичь значительных успехов в решении практических проблем генетики, селекции и разведения шелкопряда (Астауров и др., 1975). Дело практического применения генетики в шелководстве приходилось начинать почти с чистого листа, а порой освобождаться от устоявшихся представлений. Прежде всего, для проведения селекционной работы на тутовом шелкопряде необходимо было чётко установить эффекты близкородственного разведения, которое использовалось при получении чистых линий и поддержании коллекций. Своё предположение об инбредной депрессии Николай Константинович подтвердил экспериментальными данными и предложил меры если не для устранения, то для снижения вредных эффектов инбредной депрессии в условиях производства. Для повышения продуктивности за счет получения двух последовательных генераций шелкопряда в год Николай Константинович усовершенствовал метод искусственного оживления грены (шелководческий технический термин, обозначающий устранение состояния покоя, или эмбриональной диапаузы). В результате масштабных экспериментов были выработаны нормативы искусственного оживления грены, даны практические рекомендации, которые не утратили своего значения и ныне. Прослеживая жизненный путь молодых учёных «гнезда» Н.К. Кольцова, невольно обращаешь внимание на огромную ответственность их перед страной и отраслью, в которой они работали. Так, опираясь на собственный экспериментальный материал и опыт зарубежного шелководства, три генетика САНИИШа: зав. отделом генетики и селекции М.И. Слоним, зав. лабораторией генетики и селекции Н.К. Беляев и руководитель группы гибридизации Б. Л. Астауров, на 1-м Среднеазиатском совещании по племенному шелководству при САНИИШ предложили провести коренную перестройку всей генетико-селекционной работы в отрасли — это стало началом перевода на промышленную основу и послужило переломным моментом в развитии шелководства в СССР. Работы Н.К. Беляева вместе с Б.Л. Астауровым в Средней Азии в САНИИШ, а с 1932 г. в другом ведущем центре шелководства — в Закавказском институте шелководства (г. Тбилиси), куда был переведен Николай Константинович и где он организовал и возглавил отдел генетики и селекции, имели решающее значение для внедрения промышленной гибридизации и повторных выкормок. По свидетельству Б.Л. Астаурова, в этой работе Н.К. Беляев сыграл ведущую роль. Незаурядные организаторские способности Н.К. Беляева позволили привлечь к исследованиям большой коллектив как в самом институте, так и на Кутаисской и Ереванской зональных станциях, а также осуществлять руководство всей шелководческой отраслью Закавказских республик. В старых районах шелководства образовалось два крупных селекционно-генетических центра, Среднеазиатский и Закавказский, заметно повлиявших и на быстрое развитие новых районов шелководства — на Северном Кавказе и на Украине. Хотя и существовали местные особенности в шелководстве, однако общность научно-практических задач определила значительный параллелизм основных исследований в Закавказье и Средней Азии, работа в этих центрах велась при взаимно дружественном контроле и при взаимном подтверждении (Астауров и др., 1975). Н.К. Беляев организовал исследования для установления оптимальных гибридных комбинаций применительно к условиям Закавказья при использовании принятых там пород. Климатические условия в трёх местах — в самом Закшелкинституте, на Кутаисской и Ереванской зональных станциях были различными и опыты ставились одновременно в трёх географических пунктах. Была проведена большая работа по получению гибридов как для весенних, так и для повторных выкормок, что обеспечивало повышение продуктивности. Особое внимание Н.К. Беляевым было уделено гибридам для повторных выкормок. Породы шелкопряда отличаются по вольтинности, т. е. числу генераций за год, и эта особенность коррелирует с рядом хозяйственно полезных признаков. Так, для моновольтинных пород характерны медленное развитие, крупные коконы и при этом низкая жизнеспособность. Бивольтинные породы отличаются более высокой жизнеспособностью, но меньшими размерами коконов и низким содержанием шелка. В результате испытаний гибридов различных комбинаций скрещиваний некоторых моновольтинных пород с бивольтинными удалось получить отдельные сочетания с высокой жизнеспособностью и хорошим качеством коконов. Наряду с направленностью на получение практических результатов по оптимизации гибридных комбинаций тутового шелкопряда и по внедрению повторных выкормок гусениц Н.К. Беляев продолжал заниматься разработкой чрезвычайно важных теоретических проблем. Работы на шелкопряде выявили целый ряд вопросов общебиологической значимости. Н.К. Беляев с сотрудниками при направленном отборе в пределах морфологически гомогенной породы обнаружили распадение её на биотипы. Отбор на ускорение развития моновольтинных пород сопровождался коррелятивными изменениями по целому комплексу морфофизиологических признаков — снижением среднего веса кокона и шелконосности при повышении доли недиапаузирующих кладок и теплостойкостью, т. е. наблюдались генетические сдвиги в сторону бивольтинности. Отбор на медленное развитие, напротив, сдвигал комплекс связанных признаков в сторону моновольтинности: происходило увеличение веса и шелконосности коконов, но это сопровождалось снижением устойчивости к инфекциям и увеличением способности давать диапаузирующие, зимующие кладки. Такая же корреляция комплекса признаков была обнаружена и при регуляции вольтинности внешними условиями развития, в частности, температурными и световыми воздействиями. Полное сходство коррелятивных сдвигов по параметру моновольтинность- бивольтинность в случае получения этих сдвигов, с одной стороны, на основе изменения генотипа (при отборе) и с другой — на основе изменений средовых условий развития (при регуляции вольтинности температурой и фотопериодом во время раннего эмбриогенеза) позволило предполагать, что как гены, так и внешние факторы действуют в развитии через одну и ту же морфогенетическую систему. Здесь следует подчеркнуть, что эти экспериментальные данные позднее были полностью подтверждены и нашли свое объяснение в работах по генетической регуляции диапаузы в работах преимущественно японских исследователей, показавших у шелкопряда гормональную регуляцию диапаузы (Астауров, 1975). Понимание характера сложившихся корреляций позволило получать желаемые результаты отбора путём разрыва коррелятивных связей. Например, создать жизнеспособную породу шелкопряда с высокой продуктивностью (шелконосностью), что и было экспериментально подтверждено. Материалы своих экспериментальных исследований и практических разработок Н.К. Беляев обобщил в докторской диссертации «Проблемы генетики и селекции тутового шелкопряда» (Тифлис, 1936). Защита не состоялась и рукопись докторской диссертации не была опубликована в связи с трагическими событиями: в 1937 г. Н.К. Беляев был арестован. Однако результаты этой диссертации не были бесследно утрачены. Многие из полученных им результатов были хорошо известны работавшим с Николаем Константиновичем работникам Закавказского института шелководства и использованы ими в дальнейшей работе. Некоторые материалы этой работы сохранил В.П. Эфроимсон, сразу оценивший их значение для общей теории селекции и впоследствии развивавший исследования в этой области (Астауров и др., 1975). Судьба всей семьи Н.К. Беляева была трагична. В 1937 г. перед самым арестом Николай Константинович был в Москве по делам. Родные и друзья ему советовали не возвращаться в Тбилиси, там уже шли аресты ученых. Но он вернулся в Тбилиси, и в августе 1937 г. был арестован. О его судьбе родным ничего не было известно до 1956 г. На протяжении последующих после ареста лет на все многочисленные запросы и письма о судьбе Н.К. Беляева приходили ответы, что Н.К. Беляев осужден на 18 лет без права переписки. И только из реабилитационных документов, полученных родными в 1956 г., стало известно, что по решению тройки НКВД Николай Константинович Беляев был расстрелян 10 ноября 1937 г. На долю Нины Петровны, его жены и верного друга, выпали тяжелейшие испытания после 1937 г.: ее арестовали в 1938 г. и приговорили к заключению без права переписки. Обычно это означало, что о судьбе заключенного родственникам ничего не было известно. Только настойчивость матери Николая Константиновича, Евстолии Александровны, позволила найти место заключения Нины Петровны и установить хотя бы одностороннюю связь. Евстолия Александровна ездила по тюрьмам и пыталась передать передачи. Если передачу в тюрьме принимали, это могло служить знаком, что арестованная жива и находится в данной тюрьме. Нину Петровну неоднократно перемещали из тюрьмы в тюрьму и в конце концов она оказалась далеко от Тбилиси — на Алтае в тюрьме около г. Бийска. В это время в Бийском зверосовхозе работала Вера Александровна, жена Дмитрия Константиновича Беляева. Нина Петровна считала, что она выжила только благодаря помощи и поддержке родных. После ареста Нины Петровны их пятнадцатилетнего сына-подростка Андрея взяла к себе ее сестра Вера Петровна. Во время обыска и конфискации имущества в квартире Н.К. Беляева следователь, по словам Веры Петровны, очень нервничал и чувствовал, что делает неправедное дело и, пожалев испуганного мальчика, позволил оставить ему одну книгу, сказав: «На память об отце». С первых дней войны Андрей был мобилизован в армию, был ранен, затем снова вернулся на фронт и погиб (пропал без вести). 20 марта 1956 г. Нина Петровна Беляева-Попова была реабилитирована. Верховным судом Грузинской ССР от 29 августа 1956 г. дело Н.К. Беляева было пересмотрено, производством прекращено и он был полностью реабилитирован. Н.К. Беляев — автор 20 научных работ, которые входят в золотой фонд отечественной генетики.
Литература
© Аргутинская С.В., Захаров И.К. Николай Константинович Беляев // Вестник ВОГиС, 2005, Том 9, № 2 Закрыть |
Бляхер Леонид Яковлевич (1900 – 1987) Историк науки и эмбриолог. Доктор биологических наук, профессор. Ученик М.М. Завадовского. С 1942 по 1949 год работал в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР. Основные научные труды посвящены вопросам эмбриогенеза и истории биологии. Проанализировал историю исследований по "проблеме наследования приобретённых признаков" – историю априорных и эмпирических попыток её решения. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, Л.Я. Бляхер — известный эмбриолог и историк науки; занимался исследованием проблем регенерации, а также разработкой целостной концепции индивидуального развития; специалист в области истории биологии; автор монографий «История эмбриологии в России», «Очерк истории морфологии животных», «А.Н. Северцов и ламаркизм», «Проблема наследования приобретенных признаков», «Проблемы морфологии животных». Леонид Яковлевич родился в Самаре в семье земского статистика. В 1920 г. он поступил на медицинский факультет Второго Московского университета (в прошлом Московские Высшие женские курсы). Будучи студентом, Леонид Яковлевич прошел обучение на Большом зоологическом практикуме Н.К. Кольцова, что давало основание быть причисленным к Кольцовской школе. Его преподавателем на зоологическом практикуме был М.М. Завадовский. В это время он посещал также биологический кружок М.М. Завадовского в Московском зоопарке. Михаил Михайлович здесь начинал свои известные исследования по гормональному переопределению пола у птиц с помощью пересадки половых желез. Вокруг него сплотилась группа способной молодежи: Н.А. Ильин, Я.М. Кабак, Л.Я. Бляхер, Б.Н. Кудряшов, М.С. Мицкевич, М.А. Воронцова, Л.Д. Лиознер и др. (Григорьян, Музрукова, 1994). Принадлежность Леонида Яковлевича в студенческие годы к школе Н.К. Кольцова сыграла большую роль не только в становлении его научного мировоззрения, но также в формировании гражданской позиции, которая проявилась, прежде всего, в борьбе с лысенковщиной в последующие годы. После окончания Второго МГУ в 1925 г. Леонид Яковлевич стал ассистентом кафедры общей биологии этого университета, а с 1933 г. возглавил кафедру общей биологии. С 1927 по 1937 г. он был также заведующим Кропотовской биологической станцией, которая в это время находилась в ведении Второго МГУ. В этот период Леонид Яковлевич был также заведующим лабораторией постэмбрионального морфогенеза в Институте экспериментального морфогенеза при Московском государственном университете. В этом институте работали и другие известные представители школы Н.К. Кольцова. Лабораторию экспериментального морфогенеза возглавлял Д.П. Филатов, лабораторию гистогенеза — А.В. Румянцев, лабораторию цитологии — П.И. Живаго. Л.Я. Бляхер известен своими исследованиями проблем регенерации. Этот процесс он рассматривал в качестве модели для анализа закономерностей эмбрионального и постэмбрионального развития. Занимаясь регенерацией у амфибий, он показал зависимость данного процесса от локализации и стадии развития (Бляхер, 1932, Бляхер, Лиознер, 1934). Леонид Яковлевич предполагал также участие митогенетического излучения в восстановительных процессах в качестве опосредующего фактора. Основную задачу своих исследований он видел в разработке целостной концепции индивидуального развития. Важное место в научном наследии Леонида Яковлевича занимает статья «Каузально-аналитический метод в учении об индивидуальном развитии» (совместно с М.А. Воронцовой и Л.Д. Лиознером). В этой критической статье анализируются основные постулаты Вильгельма Ру относительно определяющих и детерминирующих факторов морфогенеза. Авторы статьи предложили отказаться от поиска этих факторов, поскольку закономерности морфогенеза определяются всем комплексом условий развития. Дискуссия имела резонанс в научных кругах. Работы Леонида Яковлевича и его коллег цитировались Г. Шпеманом, а также упоминались в учебниках по эмбриологии (Григорьян, Музрукова, 1994). Бляхер Л.Я. В 1935 г. ему была присуждена ученая степень доктора биологических наук, а также присвоено звание профессора. В 1945 г. Л.Я. Бляхер стал заведующим лабораторией теоретической биологии Института экспериментальной биологии АМН СССР. Следует отметить, что еще в 1929 г. он опубликовал очерк по истории генетики «Хромосомная теория наследственности» в серии «Наука XX века», продемонстрировав тем самым свое пристрастие к проблемам истории науки, которая впоследствии станет главным делом его жизни. В этот период Л.Я. Бляхер читал курс регенерации в Московском государственном университете на кафедре динамики развития организма, которой руководил М.М. Завадовский — учитель Леонида Яковлевича. В 1937 г. он написал учебник «Курс общей биологии с зоологией и паразитологией», который пользовался большой популярностью и спросом. За семь лет он переиздавался четыре раза. Тем не менее, эта замечательная книга подвергалась ожесточенной критике со стороны приверженцев лысенковской биологии. Критики называли учебник порочным. Автора обвиняли «в слепой приверженности менделизму-морганизму». В своем учебнике Леонид Яковлевич поместил портреты Менделя, Вейсмана, Моргана, но отсутствовали портреты Т.Д. Лысенко и И.В. Мичурина. В итоге книгу Л.Я. Бляхера было запрещено использовать в качестве учебного пособия и ее изъяли из библиотек учебных заведений. Августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 г. самым драматическим образом сказалась на его судьбе, как и на судьбе многих учеников Н.К. Кольцова. В 1948 г. Леонид Яковлевич был уволен с поста заведующего кафедрой общей биологии в Медицинском институте и руководителя лаборатории в Институте экспериментальной биологии АМН СССР. Сохранился текст приказа о его освобождении от заведования кафедрой общей биологии, подписанный министром высшего образования и министром здравоохранения СССР: «Освободить профессора Л.Я. Бляхера от работы заведующего кафедрой общей биологии 2-го Московского государственного медицинского института имени И.В. Сталина, как активного приверженца и пропагандиста реакционного вейсмановско-менделевско-моргановского направления в биологии, и назначить на эту должность профессора-мичуринца» (цит. по: Григорьян, Музрукова, 1994). Леонид Яковлевич оставался безработным до 1955 г. В 1955 г. он был принят на работу в Институт истории естествознания и техники АН СССР на должность старшего научного сотрудника. В течение 20 лет он возглавлял в этом институте сектор истории биологических наук. Данный период стал началом формирования отечественной школы истории биологии. Леонидом Яковлевичем созданы фундаментальные труды по истории биологии. В 1955 г. была опубликована его двухтомная монография: «История эмбриологии в России» (Издательство АН СССР). Автор провел исчерпывающий анализ становления отечественной эмбриологии, начиная с трудов К. Бэра и кончая выдающимися исследованиями А.О. Ковалевского и И.И. Мечникова. В 1962 г. была издана монография Леонида Яковлевича «Очерк истории морфологии животных». Позднее вышли его монографии «А.Н. Северцов и ламаркизм» (1970) и «Проблема наследования приобретенных признаков» (1971). Последняя книга имела большой резонанс, поскольку в послелысенковскую эпоху борьба с тяжелыми последствиями лысенковщины продолжалась. Профессор На судьбе книги «Проблема наследования...» необходимо остановиться подробнее. Ее публикация в издательстве «Наука» была под угрозой. Н.А. Григорьян и Е.Б. Музрукова (1994) по этому поводу писали: «Спас этот выдающийся труд академик Б.Л. Астауров, человек большого ума и таланта и столь же щедрого сердца. Леониду Яковлевичу пришлось поступиться многим, но тем не менее для тех, кто умел читать между строк, было совершенно ясно, что эта книга не просто посвящена «проблеме наследования приобретенных признаков и многовековым дискуссиям на эту тему», как сказано в аннотации к ней. Труд ученого является приговором научной некомпетентности, а приводимые в ней результаты экспериментов, теоретические воззрения классиков биологии воспринимаются вне временного контекста. В сравнении с ними все высказывания Лысенко и К° выглядят невежественной болтовней. Не случайно, что эта монография — одна из немногих работ по истории биологии, переведенных на английский язык (издана в США в 1984 г.). Более блестящего анализа этой проблемы до книги Бляхера история биологии не знала». Леонид Яковлевич поддерживал тесные связи с учениками Н.К. Кольцова. Он был руководителем Кропотовской биостанции, когда она находилась в ведении Второго МГУ, а в 1937 г. ее передали Кольцовскому институту. На биостанцию приезжал Николай Константинович. Здесь проводили свои исследования многие сотрудники института, а также ученые из других научных учреждений страны. Леонид Яковлевич Бляхер у могилы академика Б.Л. Астаурова на Новодевичьем кладбище. 1978 г.
Л.Я. Бляхер не терял связи с представителями Кольцовской школы. Леонид Яковлевич общался с Б.Л. Астауровым и помогал ему в работе, в частности, над книгой о Н.К. Кольцове. В 1974 г. Борис Львович в своем письме к Д.К. Беляеву писал: «Главное дело, которым я занимался, — доводка книги о Кольцове, подбор к ней иллюстраций, мелкая правка после просмотра (вполне положительного) Л.Я. Бляхера и т.д. Вероятно, если судить по судьбе Кольцовской библиографии..., лежащей в издательстве уже почти 7(!!!) лет, эту вторую книжку о Кольцове, которой Бляхер «восхищен», ожидает та же судьба». Прогнозы Бориса Львовича, к счастью, не оправдались. Книга Б.Л. Астаурова и П.Ф. Рокицкого «Николай Константинович Кольцов» была выпущена в 1975 г. В 1976 г. Леонид Яковлевич опубликовал монографию «Проблемы морфологии животных», которая подводила итог его научного творчества. В книге отражено развитие основных направлений этой старейшей науки, служившей фундаментом эволюционных построений на протяжении веков. В главе, где речь идет о материальной природе процессов, определяющих морфологические структуры, автор впервые смог писать о работах Н.К. Кольцова и некоторых его учеников. Для Леонида Яковлевича — представителя Кольцовской школы — это было важной вехой. Л.Я. Бляхер скончался в 1987 г. © Озернюк Н.Д. Леонид Яковлевич Бляхер (1900 – 1987) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 303-307. Основные научные труды
Закрыть |
Бузников Геннадий Алексеевич (1931 – 2012) Эмбриолог, физиолог. Основатель нового направления в биологии развития – изучения эмбриональных функций нейромедиаторных веществ. Установил внутриклеточную локализацию ряда эмбриональных медиаторных рецепторов. Организатор (1977) лаборатории эмбриофизиологии. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор
Доктор биологических наук, профессор Геннадий Алексеевич Бузников — выдающийся советский и российский ученый, создатель нового направления в биологии развития — изучения эмбриональных функций нейромедиаторных веществ. Геннадий Алексеевич Бузников родился 18 января 1931 года в Ленинграде, и эпоха наложила на его детство и юность тяжелый отпечаток: в конце 30-х был репрессирован его отец, а осенью 1941 года в 10-летнем возрасте сам он был эвакуирован перед самой блокадой и оказался в детском доме Ленинградского Литфонда в Приуралье. Сил и способностей Г.А. Бузникова, однако, хватило для отличного окончания школы и поступления на Биологический факультет Московского Государственного Университета. Беды и на этом этапе не обошли его стороной: очередная волна репрессий затронула его мать, и семья оказалась лишенной средств к существованию, кроме студенческой стипендии и приработков Геннадия Алексеевича. Тем не менее, его научная карьера развивалась успешно, и начатые в студенчестве под руководством чл.-корр. АН СССР Хачатура Седраковича Коштоянца исследования роли гиалуронидазы в вылуплении костистых рыб (Бузников, 1955) стали основой защищенной в 1956 г. кандидатской диссертации, результаты которой до сих пор остаются актуальными. Однако не это направление стало в научной жизни Г. А. Бузникова основным. События, определившие его дальнейшую судьбу, произошли в конце 1950-х гг., когда в сотрудничестве с Б.Н. Манухиным был впервые в истории физиологии показан эффект серотонина в донервном развитии (на личинке брюхоногого моллюска) (Бузников, Манухин, 1961). Именно эта работа стала первым камнем в основании нового направления — исследовании эмбриональных функций нейромедиаторов. Важную роль в дальнейших исследованиях сыграла разработанная Г.А. Бузниковым схема эксперимента, которая по праву должна называться его именем. Г.А. Бузников стал исследовать чувствительность к антагонистам нейромедиаторов зародышей морских ежей в период делений дробления. Практически неограниченное количество зародышей в эксперименте (и, соответственно, статистическая достоверность результата), возможность работы на практически синхронной культуре генетически однородного материала и высокая скорость развития сделали эту схему опытов чрезвычайно продуктивной и надежной. Слева направо: Подмарёв В.И., Бузников Г.А., Маркова Л.Н. (сидит)
В 1977 году в Институте биологии развития была образована под руководством Г.А. Бузникова Лаборатория эмбриофизиологии, в которой также работали и сотрудники Группы испытаний эмбриотоксических и цитотоксических препаратов НИИ по БИХС, которой Г.А. Бузников руководил на общественных началах с 1974 года. Бузников характеризовал ситуацию в исследованиях эмбриональных трансмиттерных механизмов так: — Идей больше, чем людей, — поэтому большинство его сотрудников имело самостоятельные направления работы. В их деятельность Геннадий Алексеевич вмешиваться не любил, полагая, что у научного работника должна быть своя голова на плечах. Он был переполнен собственными идеями, сам ставил множество опытов, но и был чрезвычайно внимателен к результатам своих коллег, конструктивно обсуждал и поддерживал их инициативы. Слаженной и продуктивной работе коллектива в чрезвычайной степени способствовала интеллигентная и доброжелательная атмосфера в Лаборатории, подкрепляемая тесным общением в экспедициях на Баренцево, Японское, Средиземное и Южно-Китайское моря, где Г.А. Бузников был не только научным и интеллектуальным лидером, но также и своей личностью задавал тон в работе и в отношениях, подавая пример неприхотливости, терпения и фантастического трудолюбия. Среди новых направлений работ, которые стали развиваться с образованием Лаборатории эмбриофизиологии, были исследования эмбриональных межклеточных взаимодействий, которые продемонстрировали способность антагонистов серотонина блокировать функциональные межклеточные взаимодействия у ранних зародышей морских ежей. Исходно Г.А. Бузников предполагал, что медиаторы могут в той или иной форме участвовать в этих процессах, но их роль в качестве межклеточных посредников считал маловероятной. Тем не менее, последующие работы показали, что серотонин может действовать и как собственно межклеточный посредник (Buznikov, Shmukler, 1981). С этими работами Лаборатории, а также с изучением роли медиаторов в созревании ооцитов (Бузников и др., 1990) связано и изменение представлений о локализации эмбриональных медиаторных рецепторов — полученные результаты заставили принять возможность одновременного присутствия у зародышей рецепторов, локализованных и внутриклеточно, и на поверхностной мембране клетки (Shmukler, Buznikov, 1998), что еще более усложнило картину медиаторной регуляции раннего развития. В самое последнее время в созданном Г.А. Бузниковым коллективе установлено, что в эмбриональных клетках не только присутствует одновременно несколько трансмиттеров, но и к одному и тому же трансмиттеру может экспрессироваться несколько типов рецепторов одновременно (Nikishin et al., 2012). К сожалению, об этих работах Г.А. Бузников уже не узнал. С начала 1980-х гг., наряду с перечисленными выше исследованиями, в Лаборатории началось активное изучение связи между медиаторами и системами вторичных мессенджеров в раннем эмбриогенезе. Были изучены динамика цАМФ и локализация активности аденилатциклазы в ранних зародышах морских ежей, а также показано защитное действие циклических нуклеотидов против эмбриостатических антагонистов серотониновых рецепторов. Все эти материалы послужили основой при написании новой монографии "Нейротрансмиттеры в эмбриогенезе" (Бузников, 1987), в подготовке которой принял участие весь коллектив Лаборатории. Впоследствии книга, отразившая и историю развития этого научного направления, и весь спектр современных тому моменту данных была переведена на английский язык. Новое направление в физиологии с первых же шагов стало приносить своему первооткрывателю изобильные научные результаты. Первым из них стало обнаружение самой по себе чувствительности ранних зародышей, начиная с одноклеточной стадии, к антагонистам медиаторов (Бузников, 1963), которые в физиологических концентрациях специфически блокировали развитие. В тех же опытах выявилась и еще одна неожиданная особенность эмбрионального медиаторного процесса: оказалось, что ранние зародыши морских ежей обладают чувствительностью к антагонистам нескольких нейромедиаторов одновременно. Логично предпринятое вслед за этим исследование содержания медиаторов в эмбрионах продемонстрировало, что и самих медиаторов в них присутствует сразу несколько — серотонин, катехоламины и ацетилхолин (Buznikov et al., 1964), что выглядело вопиющим противоречием классическому принципу Дэйла "один нейрон — один медиатор". Эти пионерские данные стали основой защищенной Г.А. Бузниковым в 1966 году докторской диссертации, а затем и монографии "Низкомолекулярные регуляторы зародышевого развития" — первой в истории фундаментальной работы в этой области (Бузников, 1967). Однако и этим список удивительных открытий Г.А. Бузникова уже на первых этапах исследований не исчерпывается. На основании многочисленных экспериментов им было сделано предположение о внутриклеточной локализации эмбриональных медиаторных рецепторов. От Г.А. Бузникова потребовалось большое научное мужество, чтобы вопреки авторитетным коллегам, и без того считавшим, что "медиаторам нечего делать в эмбрионах", заявить столь нетривиальную идею. Исследования с использованием специально синтезированных антагонистов серотонина, различающихся по липофильности, а, следовательно, их способности проникать в клетку, это предположение подтвердили. Позднее сотрудниками Г.А. Бузникова методом микроинъекции было получено и прямое доказательство внутриклеточной чувствительности зародышей шпорцевой лягушки к антагонистам медиаторных рецепторов (Шмуклер и др., 1984). Г.А. Бузников с сотрудниками своей лаборатории. 1988 г. Верхний ряд (слева направо): Наталья Давидовна Звездина, Ольга Львова, Людмила Александровна Мальченко, Лидия Наумовна Маркова, Элеонора Владимировна Гусарева Нижний ряд: Лариса Мартынова, Никита Григорьев, Юрий Борисович Шмуклер, Геннадий Алексеевич Бузников, Нинель Абрамовна Теплиц, Светлана Устинова Фактически в этот период времени Г.А. Бузников занимал место не только первооткрывателя научного направления, но и вместе с созданным им коллективом — мирового лидера исследований в этой области знания. Этого, однако, оказалось недостаточным для избрания Г.А. Бузникова в Академию Наук СССР. Уникальная ситуация — советский ученый, который являлся отцом-основателем признанного в мировой науке направления, дважды не был избран член-корреспондентом, а впоследствии отказывался от попыток выдвижения. Конечно, здесь сказалась сосредоточенность Г. А. Бузникова на научных исследованиях и неспособность к административным интригам. Г.А. Бузников Наступившие новые времена вызывали у Г.А. Бузникова большие опасения за развитие отечественной науки (оправдавшиеся, к сожалению), однако, наряду со стремительным обнищанием появились и новые возможности, которыми в значительной степени удалось воспользоваться. В частности, в 1994—1995 гг. Г.А. Бузников имел возможность поработать в лабораториях Университетского Колледжа Лондона и Ньюкаслского Университета (Великобритания), где впервые удалось изучить влияние трансмиттеров и их антагонистов на внутриклеточный уровень кальция. Результатом этих поездок стала серия статей в международных журналах, а также мини-монография "From oocyte to neuron: do neurotransmitters function in the same way throughout development?", опубликованная в журнале Molecular and Cellular Neurobiology (Buznikov et al., 1996). Геннадий Алексеевич Бузников. А в 1996 году Г.А. Бузников получил приглашение на работу в Университет Северной Каролины, где и провел последние годы своей научной жизни. Его работы этого периода были посвящены, в частности, влиянию медиаторов на патогенез болезни Альцгеймера (Buznikov et al., 2008). В эти же годы в сотрудничестве с московскими коллегами Г.А. Бузников активно развивал исследования по своей последней революционной научной идее — возможности существования нового типа эндогенных регуляторов эмбрионального развития — конъюгатов трансмиттеров с функционализированными жирными кислотами (Бузников, Безуглов, 2000). До последней возможности Г.А. Бузников поддерживал научные контакты со своими сотрудниками в ИБР и летом 2010 года в последний раз посетил свой коллектив и обсуждал научные достижения и планы своих выучеников. Шестеро сотрудников и аспирантов Г.А. Бузникова защитили под его руководством диссертации кандидатов биологических наук, а один из них — и докторскую. В настоящее время подготовлена к защите кандидатская диссертация аспиранта из уже следующего поколения последователей Г.А. Бузникова, и есть надежда, что его научное направление, зародившееся в стенах Института биологии развития, не угаснет. Список литературы
© Шмуклер Ю.Б. ГЕННАДИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ БУЗНИКОВ (1931-2012) // ОНТОГЕНЕЗ, 2013, том 44, № 4, с. 298-300 Закрыть |
Васецкий Сергей Григорьевич (1935 – 2020) Эмбриолог, цитолог. Получил оригинальные данные по участию цитоскелетных структур в молекулярных механизмах преобразований ооцита амфибий в ходе созревания. Изучил локализацию ряда актинсодержащих белков в созревающих ооцитах шпорцевой лягушки и показал роль протеинкиназных каскадов в регуляции созревания ооцитов. С 1972 по 1981 г. заместитель директора ИБР. Руководил лабораторией экспериментальной эмбриологии ИБР. Многие годы главный редактор журнала «Онтогенез» - единственного в стране профильного журнала по биологии развития. Подробнее... Доктор После обучения на философском факультете и окончания биолого-почвенного факультета МГУ им. М.В. Ломоносова С.Г. Васецкий начинает работать с такими выдающимися советскими учеными-эмбриологами как С.Г. Крыжановский, а затем с 1962 г. с Т.А. Детлаф и А.С. Гинзбург в лаборатории экспериментальной эмбриологии Института морфологии животных им. А.Н. Северцова АН СССР. С.Н. Нистратова и С.Г. Васецкий на уборке картофеля. Совхоз Руновский.
Сформировавшись как ученый под их руководством, С.Г. Васецкий всю жизнь посвятил изучению основополагающих проблем биологии развития и внес большой вклад в исследование оогенеза низших позвоночных, роли цитоскелета в процессах преобразований ооцита амфибий в ходе созревания, выявление закономерностей мейоза. В 1967 г. С.Г. Васецкий защитил кандидатскую диссертацию на тему "Изучение закономерностей созревания и раннего зародышевого развития осетровых рыб в связи с возможным применением метода термической регуляции пола у рыб", а в 1988 г. — докторскую диссертацию на тему "Мейоз и управление развитием". Сергей Григорьевич Васецкий c сотрудниками своей лаборатории.
Сергей Григорьевич Васецкий всю жизнь работал в одном институте — сначала Институте морфологии животных им. А.Н. Северцова АН СССР, а после его разделения — в Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН. Многие годы Сергей Григорьевич возглавлял лабораторию экспериментальной эмбриологии. Письмо Рене Тома С.Г. Васецкому. 26 августа, 1967.
Уважаемый Сергей,
Я очень рад услышать, что вы собираетесь перевести мою книгу "На пути к теоретической биологии" на русский язык. Я с нетерпением жду, когда она будет опубликована там, и услышу реакцию на нее советских биологов. Боюсь, я не могу прислать вам большую часть текстов Рене Тома на французском языке. Кажется, у меня нет французского текста его комментариев, напечатанного на страницах 32-41. Я думаю, возможно, я отправил ему французский текст, когда представил ему свой английский перевод. Возможно, вы могли бы написать и попросить его об этом, если вы считаете это целесообразным. Его адрес указан в списке в конце книги. Что касается переписки между Томом и мной со страницы 166 и далее, то его письмо на страницах 167-168 было написано по-французски, и я прилагаю его копию. Его более позднее письмо на страницах 176-177 изначально было написано на английском языке, и вопрос о переводе не возникает. Я рад, что вы встретили Кэрри и Ника, когда они снова были в Москве этим летом. Они оба вернулись в Англию несколько дней назад, но мы их еще не видели. Я сам надеюсь увидеть вас и других в Москве на конференции по эмбриологии в следующем году. Искренне Ваш, К.Х. Уоддингтон Письмо Конрада Х. Уоддингтона С.Г. Васецкому. 16 августа, 1968. С 1972 по 1981 г. С.Г. Васецкий являлся заместителем директора Института. На этом посту проявились его незаурядные организаторские способности, что способствовало превращению Института в уникальный современный научный центр. Он являлся одним из инициаторов и организаторов Всесоюзных, а впоследствии Всероссийских Школ по биологии развития, собиравших ведущих специалистов и молодых ученых всей страны, а также ближнего и дальнего зарубежья. С.Г. Васецкий с коллегами в конференц‑зале ИБР.
Организаторские и творческие способности Сергея Григорьевича Васецкого в полной мере проявились и в журнале "Онтогенез". Когда этот журнал, основанный академиком Б.Л. Астауровым в 1970 г., начинает выходить в издательстве "Наука", С.Г. Васецкий становится ответственным секретарем журнала, членом редколлегии, затем заместителем главного редактора, а с 1974 по 2019 г. его главным редактором. Сергей Григорьевич считал журнал главным делом своей жизни, его усилиями журнал стал известен за рубежом как "Russian Journal of Developmental Biology". К написанию обзоров по основным проблемам биологии развития он привлекал ведущих отечественных и зарубежных специалистов, которые, благодаря его высокому авторитету в международной научной среде, активно участвовали в работе журнала. Слева направо: С.Г. Васецкий, Professor Scott F. Gilbert (Swarthmore College, PA, USA), А.В. Васильев, И.С. Захаров в конференц-зале ИБР РАН. 8.10.2015. (Архив ИБР РАН) С.Г. Васецкий на протяжении многих лет представлял и пропагандировал российскую науку за рубежом. Широкая биологическая эрудиция в сочетании с блестящим знанием английского, а также французского и немецкого языков, способствовали многолетнему участию С.Г. Васецкого в работе Национального комитета советских биологов (в настоящее время — Национальный комитет биологов России), Международного союза биологических наук. Он также многие годы был членом редколлегий международных журналов "Cell Differentiation", "International Journal of Developmental Biology", "Philosophical Transactions of the Royal Society" и "Biology International". С.Г. Васецкий Среди специалистов широко известна серия монографий "Проблемы биологии развития", одним из наиболее активных участников этого издания, редактором и инициатором некоторых книг серии был С.Г. Васецкий. Книги серии, написанные ведущими биологами нашей страны, многие годы являются справочным пособием по эмбриологии и цитологии. Нельзя не отметить огромный труд по изданию на русском языке трехтомной монографии всемирно известного американского биолога развития Скотта Ф. Гилберта "Биология развития" (под редакцией С.Г.Васецкого и Т.А.Детлаф), сделавший эту выдающуюся книгу доступной для российского читателя. Многие коллеги с благодарностью будут вспоминать Сергея Григорьевича, его благожелательность, готовность помочь, в том числе с переводом статей на настоящий научный английский, обсудить свои идеи и результаты в контексте мировой науки. © А.В. Васильев, В.Я. Бродский, В.В. Терских, Б.Ф. Гончаров // ОНТОГЕНЕЗ, 2020, том 51, № 6, с. 479-480 Видео:Закрыть |
Воронцов Николай Николаевич (1934 – 2000) Зоолог, эколог, цитогенетик. Сформулировал принципы хромосомного видообразования и компенсации функций в эволюционном процессе, обосновал использование цитогенетических методов в систематике. С 1977 – старший научный сотрудник, затем ведущий научный сотрудник, с 1988 – главный научный сотрудник Института биологии развития. Организатор лаборатории цитогенетики ИБР. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор,
Николай Николаевич Воронцов (01.01.1934 – 03.03.2000), ученый, с именем которого в генетике связано особое и весьма жизнеспособное эволюционное и систематическое направление, попадающее в категорию "новый синтез". Еще в 1956 г. молодой зоолог выступил на заседании Московского общества испытателей природы с докладом о значении изучения хромосомных наборов в систематике млекопитающих. Этот доклад и опубликованная в 1958 г. в Бюллетене МОИП статья послужили замечательной прелюдией к воссозданию цитогенетики на систематической группе, менее всего изученной классиками русской цитогенетической школы, на млекопитающих. "Эффект основателя" в этом направлении сказался в изначально широкой систематической базе исследований в масштабе млекопитающих фауны СССР и подборе спорных видов с давно назревшими проблемами, имеющими отношение не только к систематике, но и к процессам видообразования и зоогеографии. 1953 г. Экспедиция Не будучи цитогенетиком, Николай Николаевич смог привлечь в новое направление лучших специалистов из разных областей цитогенетики и воспитать целую школу последователей и учеников. Блестящий период становления синтетической (генетической) зоологии, как можно было бы назвать быстро сформировавшуюся область, связан в первую очередь с Академгородком г. Новосибирска в начале его расцвета, в 60-е – начале 70-х годов, в частности, с Институтом цитологии и генетики СО АН СССР (ИЦиГ СО АН СССР), где Н.Н. Воронцов руководил группой в составе лаборатории генетики популяций, созданной Р.Л.Берг. Н.Н. Воронцов
Развитие сравнительно-кариологического направления исследований на млекопитающих отвечало европейской и мировой тенденции в послевоенный период и находилось в русле процесса возрождения генетики в постсталинском СССР. Этот процесс не мог не быть политизированным и, по-видимому, отвечал определенным сторонам научного таланта Н.Н. Воронцова, реализованным в перестроечный период. Его судьбу можно рассматривать как неизбежное последствие политической интриги вокруг генетики, раскручивавшейся с 30-х годов. Учитывая, что в 1966 г. в главе по эволюции кариотипа, вошедшей во 2-й том "Руководства по цитологии" (М.;Л., "Наука"), не процитировано ни одной русской работы по млекопитающим, следует признать, что Н.Н. Воронцову обязано существование национальной школы сравнительной кариологии млекопитающих. Уже в 1969 г. в ИЦиГ СО АН СССР под общей редакцией и с авторством Н.Н. Воронцова опубликован для II Всесоюзного совещания по млекопитающим сборник, включивший в себя 42 публикации 15 ведущих авторов с первоописаниями кариотипов 93 видов, обитающих на территории СССР. Этот знаменитый сборник явился вехой в отечественной кариологии природных популяций млекопитающих. Через 30 лет, чтобы хранить всю информацию по кариотипам млекопитающих России и сопредельных стран, придется открыть электронный сайт (проект ИЦИГ СО РАН в сотрудничестве с ИПЭЭ им. Северцова РАН). Воронцов читает дневники Дарвина
Успех общего направления стимулировал начало соответствующих исследований на птицах и рептилиях, выполненных в коллективе, созданном Николаем Николаевичем. До выделения в самостоятельное направление дифференциальной окраски хромосом и молекулярной цитогенетики с Н.Н. Воронцовым работала и гений хромосомного анализа С.И.Раджабли. В 1971 г. Николай Николаевич с частью сотрудников переезжает из Новосибирского научного центра во Владивосток, где он возглавил Биолого-почвенный институт ДВО АН СССР и заново созданную лабораторию эволюционной зоологии и генетики. В 80-90-х гг. Николай Николаевич работает в Москве, в Институте биологии развития им. Н.К.Кольцова. С семьей Эндрю Смита в Фениксе
Маршруты экспедиций за зоологическим и кариологическим материалом из Новосибирска и Владивостока – это пути первооткрывателей, их результаты внесли огромный вклад в новую систематику млекопитающих СССР. Международный авторитет принесли Н.Н. Воронцову исследования по эволюции половых хромосом, по связям берингийских млекопитающих, кариотипам горных баранов (р. Ovis) и хромосомному полиморфизму слепушонки Ellobius talpinus. Последний остававшийся неизученным из спорных подвидов среднеазиатский баран Северцова был кариотипирован группой Н.Н. Воронцова три года тому назад, и таким образом решен давний спор о принадлежности этого подвида к 56-хромосомным архарам (Ляпунова Е.А. и др. // Зоол. журнал, 1997. Вып. 9). Коренные изменения в системе лесных мышей Кавказа тоже связаны с именем Н.Н. Воронцова. Основные результаты работ под его руководством вошли в отечественные и мировые сводки по млекопитающим. Н.Н. Воронцов — министр природопользования и охраны окружающей среды СССР. 1991 г.
Наряду с огромным количеством статей по вопросам кариологических, аллозимных, иммуногенетических связей видов и популяций млекопитающих, Николай Николаевич оставил целый ряд работ общебиологического и прежде всего эволюционного плана. Его труды и книги в соавторстве с Н.В.Тимофеевым-Ресовским и А.В.Яблоковым были учебниками для студентов-биологов, зоологов, генетиков. Последней явилась книга Н.Н. Воронцова "Развитие эволюционных идей в биологии" (М., 1999), основанная на курсе лекций по теории эволюции, прочитанном Николаем Николаевичем на кафедре биофизики физфака МГУ. Награждение ученых-генетиков 16 октября 1990 г.
© Булатова Н.Ш. Н.Н. ВОРОНЦОВ // Информационный вестник ВОГиС, 2000, №13-14.
Основные книги Н.Н. ВоронцоваЗакрыть |
Гайсинович Абба Евсеевич (1906 – 1989) Генетик и историк науки. Ученик С.С. Четверикова и А.С. Серебровского. Еще студентом университета под руководством С.С. Четверикова занимался экспериментальной генетикой. Позднее, работая у А.С. Серебровского, изучал ступенчатый алломорфизм у дрозофилы. Автор фундаментальных трудов по истории биологии. В Институте биологии развития работал с 1967 по 1989 г. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор,
Абба Евсеевич Гайсинович (29.10.1906 — 30.07.1989) — генетик, историк биологии с мировым именем и мировым признанием, к авторитетному мнению которого на протяжении многих лет с уважением прислушивались историки науки и в России, и за рубежом. Редко можно было встретить человека, обладавшего столь острым критическим умом, феноменальной памятью, добросовестностью и преданностью науке. Талантливый и одаренный от природы многими замечательными качествами, Абба Евсеевич, казалось, должен был легко пройти по жизни, оставив след в науке не только в виде своих трудов, но и основав школу историков биологии. Если уж изучать историко-научные методы, то только под руководством такого энциклопедически образованного и эрудированного человека, каким был Абба Евсеевич. Для него история науки была не бегством от эксперимента или нишей, где можно было спокойно работать, как у большинства его коллег. Это было его призвание, его талант, который раскрылся в полной мере в его выдающихся трудах. Но судьба распорядилась иначе. Абба Евсеевич остался одиночкой в науке, и это объясняется не только стечением тяжелых жизненных обстоятельств. Он был незаурядной личностью с нелегким характером, несмотря на свою всегдашнюю открытость в общении. Осознавая свое интеллектуальное превосходство над очень и очень многими, Абба Евсеевич позволял себе всегда говорить правду, какой бы неприглядной она ни была, если дело касалось принципиальных научных вопросов. В.М. Полынин справедливо отметил в статье, посвященной памяти Гайсиновича: «Высокая гражданственность и глубокая профессиональная боль за многострадальную генетику, как "одна, но пламенная страсть" заставили его изменить холодному академизму и ступить на путь популяризатора науки... Историки науки, будем откровенны перед памятью не нуждающегося в снисхождении человеческого характера А.Е. Гайсиновича, относились к нему как к назойливому возмутителю их респектабельного спокойствия. Многим из них он создавал дискомфорт своей непримиримостью не только к существенным, но и незначительным промахам. Но он был к ним так же беспощаден, как и к самому себе. Он очень страдал от созданной самоизоляции, но своим "верую" поступиться не мог» (Полынин, 1989, с. 101). Беспристрастная правда не всем нравилась, и многие считали Гайсиновича просто человеком с дурным и вздорным характером. Но это было крайне примитивное суждение. Абба Евсеевич не страдал иллюзией всепонимания. Библейское «Горе мудрым о себе!» — это не о нем. И все-таки характер помешал ему в очень важном деле — собрать вокруг себя учеников. Он всегда считал, что сам сделает всё намного лучше, и только в конце жизни, горько сожалея об этом (чему я была свидетелем), начал работать с сотрудниками Института истории естествознания и техники РАН (со мной и К.О. Россияновым), сетуя, что не сделал этого раньше. Абба Евсеевич родился в небольшом местечке под Кишиневом, в интеллигентной семье. По семейным преданиям, фамилия Гайсинович появилась довольно необычным образом. Как пишет М.Е. Аспиз (2000), когда одному из предков Аббы Евсеевича пришла пора отдавать сына в солдаты, он подкупил урядника, составляющего списки призывников, и из Кисневича стал Гайсиновичем: по списку с фамилиями на букву «Г» призыв уже прошел. В 1922 году семья переехала в Москву, а в 1928 году А.Е. Гайсинович окончил биологический факультет МГУ. Уже в студенческие годы товарищи по университету поражались его эрудиции и блестящему знанию истории, умению обобщать полученные экспериментально факты. Дипломная работа А.Е. Гайсиновича была выполнена под руководством С.С. Четверикова, родоначальника генетики популяций в нашей стране, и была посвящена чисто генетической теме — бессамцовости у Drosophila. В дальнейшем, будучи аспирантом МГУ, Абба Евсеевич работал в группе А.С. Серебровского и стал участником знаменитого исследования этой группы по искусственному получению мутаций у Drosophila melanogaster, приведшему к обоснованию теории ступенчатого аллеломорфизма на основе анализа серии аллелей гена scute (добавочные щетинки), полученных под воздействием рентгеновских лучей. Эта теория всерьез претендовала на доказательство сложной структуры генов и непрерывности в генетическом составе хромосом, что было в то время оригинальной точкой зрения. В 1930 году Гайсинович обнаружил и описал мутацию scute-5. Казалось, его ожидала блестящая карьера генетика-экспериментатора, но неожиданная вспышка туберкулеза легких не позволила более заниматься экспериментальной работой. Абба Евсеевич целиком переключился на работу по истории биологии и издательскую деятельность. С 1934 года А.Е. Гайсинович работает в «Биомедгизе», «Советской энциклопедии», Издательстве АН СССР. Благодаря его стараниям и под его редакцией в течение первой половины 1930-х годов увидели свет на русском языке классические труды по генетике Э. Синнота и Л. Дэнна (1934), Дж.Б.С. Холдейна (1935), Т.Х. Моргана (1936), а также А.С. Серебровского (1936) и других. В середине 30-х годов Абба Евсеевич совместно с С.Л. Соболем основал серию «Классики биологии и медицины». В этой серии он впервые на русском языке издает классические работы Г. Менделя и его предшественников (1935) с обширной вступительной статьей по истории менделизма и интереснейшими комментариями. В дальнейшем в этой серии было издано 14 книг: сочинения Гиппократа, Аристотеля, Ламарка, Кювье, Шванна, Геккеля, Дорна и др. За эту поистине титаническую деятельность Гайсиновичу в 1938 году без защиты была присуждена степень кандидата биологических наук. В 1939 году был репрессирован и расстрелян старший брат Аббы Евсеевича — Самуил Евсеевич, видный деятель Министерства просвещения, и все последующие годы сталинских репрессий Абба Евсеевич жил в состоянии постоянного напряжения. Ему много раз приходилось менять место работы. Служебная записка ответственного секретаря редакции журнала "Успехи современной биологии"
В предвоенные годы А.Е. Гайсинович был доцентом на кафедре дарвинизма МГУ, которую возглавлял И.И. Шмальгаузен, затем работал в Отделении биологических наук АН СССР в качестве ученого секретаря комиссии по истории биологии. В 1948 году Абба Евсеевич очень недолго работал в Институте истории естествознания и техники АН СССР, что более всего соответствовало его научным интересам, но в том же году он был уволен из Института как «менделист-морганист». Оглядываясь в прошлое, горько сознавать, что в течение многих лет Гайсинович трудился в очень неблагоприятных условиях. После сессии ВАСХНИЛ 1948 года он был вынужден работать в аппарате АН СССР и АМН СССР, в различных издательствах и редакциях, тратя огромную энергию на чисто канцелярские и организационные дела. И тем не менее он делал все возможное, чтобы защитить интересы отечественной генетики. После того как академик Б.Л. Астауров в 1966 году основал Институт биологии развития им. Н.К. Кольцова, он взял на работу А.Е. Гайсиновича, который оставался сотрудником этого института до конца жизни. Долгие годы Гайсинович был ученым секретарем научного совета по проблеме «Закономерности индивидуального развития животных и управление процессами онтогенеза», опубликовал ряд статей в журнале «Онтогенез». Эрудиция Аббы Евсеевича позволяла ему быть первоклассным специалистом как в области истории генетики, так и в области истории эмбриологии, эволюционной теории, знать и понимать «горячие точки» современной науки. Его исключительным даром как историка было умение, подкрепленное скрупулезным знанием фактов и дат, оценивать историю «изнутри», а не осовременивать ее, подгоняя под мерки сегодняшнего дня. «Долгое время работы по истории науки своей целью преследовали воссоздание картины развития крупных разделов науки, либо ее отдельных дисциплин. Позднее доминирующими стали реконструкции конкретных аспектов, позволявшие достаточно глубоко и дифференцированно представить эволюцию методик и методологических подходов, увязав их с конкретными личностями. Сегодня представляется возможность найти ту единственную точку, после которой научные исследования принципиально, и что не менее важно, необратимо меняют свой характер» (Мазинг, 2008, с. 4). Автор этой цитаты имеет в виду синергетический подход и точку бифуркации определенного исторического или научного процесса. Гайсинович, задолго до введения в научный оборот этих терминов, в своей блестящей монографии о К.Ф. Вольфе нашел тот момент, когда преформация (господствующая парадигма того времени) уступила место эпигенезу, то есть он нашел ту самую точку бифуркации, которая изменила характер развития и эмбриологии, и генетики. Работа над этой монографией началась с публикации А.Е. Гайсиновичем (1950) рукописи диссертации «Теория зарождения» К.Ф. Вольфа (1759 г.) на русском языке, дополнений к диссертации, а также писем Вольфа к А. Галлеру. Все это в дальнейшем легло в основу монографии «К.Ф. Вольф и учение о развитии организмов» (Гайсинович, 1961), за которую в 1964 году Аббе Евсеевичу была присуждена степень доктора биологических наук. В чем же заключается ценность монографии Гайсиновича о Вольфе? Надо сказать, что с середины XIX века после двух работ немецкого биолога А. Кирхгофа (1867, 1868) не было издано ни одной самостоятельной работы о Вольфе. Наиболее полно изложение заслуг К.Ф. Вольфа перед наукой было дано Л.Я. Бляхером в его капитальной сводке «История эмбриологии в России» (Бляхер, 1955). Но личность и деятельность Вольфа требовали всестороннего и глубокого освещения в контексте его эпохи. Напомним, что в биологии XVII—XVIII вв. доминировало учение преформации, которое опиралось на целую систему биологических открытий и представлений и гармонировало с авторитетной в то время философской системой Лейбница. Поскольку учение о преформации допускало предобразование организма в эмбрионе, предполагалось, что развития как такового не существует, а есть лишь развертывание уже сформированных частей. Эта идея приостановила развитие эмбриологии, по крайней мере на 100 лет, и этот период застоя имел серьезные последствия для науки. Дело в том, что он произошел в эпоху расцвета первых микроскопических исследований, когда появились конкретные факты для изучения эмбрионального развития в современном понимании этого термина. Но учение о преформации, по-своему толкуя идею творения, отрицало историческое развитие организмов. Именно преформистам принадлежала фантастическая теория «вложения», по которой все организмы «от Адама и до наших дней» были сформированы в половых зачатках живых существ, созданных при сотворении мира. Детально проанализировав борьбу преформизма и эпигенеза от Аристотеля до Ш. Боннэ, а также научно-философское мировоззрение в Европе в эпоху К.Ф. Вольфа, Гайсинович сделал обоснованный вывод: именно Вольф в «Теории зарождения» опроверг учение о преформации и научно обосновал учение об эпигенезе и эмбриональном развитии. Тем самым были заложены предпосылки не только начал современной эмбриологии, но и всего учения о развитии. Говоря современным языком, Вольф изменил представление о биологической реальности, создал новую парадигму эмбриологии и внес новые штрихи в современную ему картину мира. Монография о Вольфе была своеобразным уходом Аббы Евсеевича от генетической проблематики, что было продиктовано господством лысенкоизма. Однако после 1965 года Гайсинович вернулся к любимой теме — истории генетики. В своих замечательных исследованиях по истории менделизма он впервые в отечественной исторической литературе подверг серьезному критическому анализу высказывания К.А. Тимирязева, неправильно понявшего в свое время суть менделизма. Фигура Тимирязева еще в 1960—1970-е годы была своеобразной «иконой», воплощением единства науки и диалектической идеологии, поэтому не удивительно, что этот материал увидел свет на русском языке лишь в фундаментальной монографии 1988 года (Гайсинович, 1988, с. 244-280). Письмо Закономерным результатом исследований по истории генетики, изложенных в многочисленных статьях Гайсиновича, печатавшихся у нас в стране и за ее пределами, стал выход в свет двух монографий «Зарождение генетики» (Гайсинович, 1967) и «Зарождение и развитие генетики» (Гайсинович, 1988). Последняя монография — плод более чем полувековой работы, — завершающая творчество ученого, является поистине неоценимым вкладом в историю отечественной и мировой генетики. Она содержит богатейший фактический материал, объединенный глубоким анализом генетических проблем, хронологически доведенным до современности. Эта книга может служить (и уже служит) своеобразной энциклопедией по истории генетики. В последние годы жизни Аббы Евсеевича мне посчастливилось помогать ему в работе над этой монографией. Он уже фактически ничего не видел, и ему надо было читать замечания редактора, делать исправления, зачитывать отрывки из необходимой литературы. Для меня лично это был неоценимый опыт работы с Мастером. Более добросовестного и скрупулезного отношения к работе я не видела никогда. Огромный запас сведений о событиях, людях, перипетиях общественной жизни, помноженный на глубочайшее знание биологии, — все это сделало книгу уникальной. Само оглавление монографии дает представление о масштабе проанализированного в ней материала. Значительное место в творчестве Гайсиновича, обладавшего уникальным даром архивиста, занимала работа над научным наследием Мечникова, перед личностью которого он преклонялся, над перепиской братьев А.О. и В.О. Ковалевских. Издание этой переписки, успешно завершенное Гайсиновичем, — крупный вклад не только в историю биологии, но и в общую историю культуры XIX века. Абба Евсеевич любил работать с письмами. Он говорил, что это «вкусная работа». Поэтому не удивительно, что у нас в стране имеется только одно издание избранных писем Ч. Дарвина (1950), подготовленное Гайсиновичем с помощью человека невероятной доброты и скромности — Г.Э. Фельдмана. Он помогал расшифровывать невероятно сложный почерк Ч. Дарвина. Нынешнее поколение историков биологии должно склонить голову перед подвижническим трудом Гайсиновича над архивами и письмами. Уже в конце 70-х годов прошлого века он практически потерял зрение, но продолжал работать. Благодаря ему мы можем читать забытые документы, по-новому осмысливать развитие биологии в России. М.С. Мицкевич и А.Е. Гайсинович (справа) Абба Евсеевич обладал и редким даром слова. Его блестящие, содержательные доклады, с которыми он выступал охотно и часто, позволяли его слушателям выйти за узкие рамки своих специальностей и на какое-то время стать сопричастными эпохе, о которой говорил Гайсинович. А.Е. Гайсинович (крайний слева) в конференц-зале ИБР.
Архив ИБР РАН Абба Евсеевич на протяжении своей жизни как бы прошел путь становления отечественной генетики с середины 20-х годов до конца века. Он был лично знаком с Н.И. Вавиловым, Н.К. Кольцовым, С.С. Четвериковым, А.С. Серебровским и многими другими. Это, безусловно, облегчало его работу как историка биологии. Но он был историком по призванию. В совершенстве владея французским языком, он легко находил общий язык с зарубежными коллегами. Пожалуй, ни у кого из отечественных историков биологии в середине прошлого века не было такого количества зарубежных контактов, как у Аббы Евсеевича. И он всегда оставался в центре всего, что происходило в мировом сообществе историков биологии. К нему приезжали историки биологии из США, Англии, Франции за советами и консультациями. В конце жизни он мужественно переносил физические недуги, огромную роль в этом сыграла его жена Анна Александровна, ставшая верным помощником и другом. Те, кому посчастливилось работать и общаться с Аббой Евсеевичем в последние месяцы его жизни, всегда будут помнить высоту его духа, ясность ума и творческую активность. Он работал буквально до последнего дня жизни *. Литература
© Музрукова Е.Б. Пимен биологии Очерк жизни и деятельности А.Е. Гайсиновича //Историко-биологические исследования. Т.: 3 №1 2011 с. 10-16. _______________ * А.Е. Гайсинович скончался в 1989 г. Похоронен на Введенском кладбище, колумбарий № 2. (прим. разработчиков сайта) Основные работыКниги
В качестве редактора
Статьи опубликованные в Интернете
Переводы
Энциклопедические статьи
Статьи в Большой советской энциклопедии (1 издание):
Закрыть |
Галактионов Вадим Геллиевич (1938 – 2005) Иммунолог. Сформулировал новое представление о роли специфического иммунитета в прогрессивной эволюции животного мира. Описал роль иммунитета в морфофункциональной эволюции животных. Автор нескольких учебников и ряда монографий по иммунологии. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор,
В.Г. Галактионов принадлежал к поколению исследователей, пришедших в иммунологию в конце шестидесятых — начале семидесятых годов ХХ века. В то время его интересы были сосредоточены на механизмах взаимодействия иммунокомпетентных клеток, прежде всего — на роли макрофагов в иммунном ответе. Его экпериментальные работы 70-х годов были посвящены анализу двух аспектов проблемы: участию макрофагов в регуляции иммунного ответа и взаимоотношениям между несингенными макрофагами и лимфоцитами. В современном понимании это был анализ явлений презентации антигена и генетической рестрикции взаимодействия клеток иммунной системы. В.Г. Галактионов развивал оригинальный подход к преодолению генетической несовместимости лимфоцитов и макрофагов с помощью обработки их препаратами РНК, выделенной из клеток разных генотипов. Полученные в этом направлении результаты легли в основу его докторской диссертации «Фенотипическая коррекция клеток иммунной системы». В начале восьмидесятых годов не по своей воле, а в силу сложившихся обстоятельств В.Г. Галактионов был вынужден прервать эти перспективные исследования. Его дальнейшая научная деятельность была определена интересом к проблемам эволюционной иммунологии, который возник в молодости и оставался главным до конца жизни. Вопрос об эволюции системы иммунитета приобрел актуальность только в последние годы. Двадцать пять-тридцать лет тому назад этим интересовались немногие. Одно из замечательных качеств В.Г. Галактионова состояло в том, что в своей научной работе он никогда не руководствовался конъюнктурными соображениями. Первые обзоры научной литературы и статьи об эволюции иммунитета в журнале «Природа» были опубликованы им в 1972-1978 годах. Интенсивная работа в этом направлении привела к изданию в 1995 году монографии «Очерки эволюционной иммунологии». Книга В.Г. Галактионова была встречена научной общественностью с огромным интересом. Об этом свидетельствуют опубликованные в 1997 году в журнале «Онтогенез» материалы научной дискуссии, в которой приняли участие виднейшие иммунологи и эволюционисты — Г.И.Абелев, Л.Н.Фонталин, А.А.Ярилин, А.С.Северцов. Наверное, справедливо будет сказать, что место В.Г. Галактионова в отечественной иммунологии было определено именно этим его трудом. В 2005 году вышла в свет его книга «Эволюционная иммунология», существенно дополненная версия первой монографии в форме учебного пособия для студентов-биологов. Работая в Институте биологии развития им. Н.К.Кольцова, В.Г. Галактионов в течение многих лет читал курсы лекций по общей иммунологии и иммуноморфологии в Московском государственном университете им. М.В.Ломоносова. Его перу принадлежит учебник «Иммунология», вышедший в издательстве МГУ в 2000 году. Нельзя не сказать еще об одной, редкой и очень привлекательной черте В.Г. Галактионова. Он обладал тонким художественным вкусом и талантом художника-графика. Множество поясняющих схем в его статьях и книгах созданы его рукой. Собранные вместе, эти работы составили основу его монографий «Графические модели в иммунологии» (1986) и «Механизмы иммунитета в графической форме» (2000). В лице В.Г. Галактионова сообщество российских иммунологов потеряло одного из ярких своих представителей, продолжателя заложенных И.И.Мечниковым и академиком А.А.Заварзиным классических традиций эволюционной и сравнительной биологии. Памяти профессора В.Г. Галактионова (1938-2005) // Медицинская Иммунология 2005, Т. 7, № 5-6, стр 620 © 2005, СПб РО РААКИ Наиболее важные труды Закрыть |
Гаузе Георгий Георгиевич (1940 – 2019) Биохимик, генетик, молекулярный биолог. Ученик И.Б. Збарского. Доктор биологических наук, профессор. Был одним из первых в нашей стране ведущих специалистов в области изучения биохимии и молекулярной биологии нуклеиновых кислот, генной инженерии, механизмов действия антибиотиков. Организатор и первый руководитель лаборатории молекулярной генетики ИБР. Подробнее... Георгий Георгиевич Гаузе. Георгий Георгиевич Гаузе многие десятилетия работал в Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова. После окончания кафедры биохимии Биофака МГУ в 1962 году Георгий Георгиевич поступил в аспирантуру Института морфологии животных АН СССР. С 1965 года Г.Г. Гаузе работал в лаборатории биохимии клеточных структур ИМЖ АН СССР, возглавляемую Ильей Борисовичем Збарским, которая с 1967 года стала Лабораторией биохимии Института биологии развития АН СССР, а с 1985 года возглавлял лабораторию молекулярной генетики ИБР РАН. Г.Г. Гаузе Г.Г. Гаузе был одним из первых в нашей стране ведущих специалистов в области изучения биохимии и молекулярной биологии нуклеиновых кислот, генной инженерии, механизмов действия антибиотиков. Георгий Георгиевич Гаузе, Георгий Георгиевич, блестяще владея английским языком, был прекрасным переводчиком-синхронистом на многих международных конференциях в нашей стране и за рубежом. Будучи высоким профессионалом, ярким и остроумным человеком, он пользовался большим уважением сотрудников и коллег по научному сообществу. На оз. Молдино, Последние годы Г.Г. Гаузе жил и работал в США, однако регулярно приезжал на родину. Основные публикации
Использованные материалы
Георгий Георгиевич Гаузе рассказывает о том, как он приобретал дом в деревне на озере Молдино (году в 1985-86-м), когда стройка Калининской АЭС выселила их с дачи на острове Двиново на берегу озера Удомля. Съемка 25.07.2013 г. в д. Островно, в доме Алексея Чудинова (тогда - смотрителя музея в Островно). Видео выкладывается для рассказа о Г.Г.Гаузе на
краеведческом форуме Путника
Закрыть |
Гинзбург Анна Самойловна (1915 – 1993) Эмбриолог. Основные исследования посвящены изучению процесса оплодотворения у рыб и механизмов, обеспечивающих блок полиспермии. Создала концепцию о смене типов оплодотворения в эволюции. Подробнее... Доктор биологических Исследования доктора биологических наук Анны Самойловны Гинзбург, многие из которых стали классическими, были посвящены изучению процесса оплодотворения у рыб и механизмов, обеспечивающих блок полиспермии.
А.С. Гинзбург
в президиуме торжественого собрания посвященного 50-летию революции.
Анной Самойловной была разработана детальная инструкция по осеменению яйцеклеток осетровых рыб, которая вот уже на протяжении многих десятилетий используются в мировой практике их искусственного разведения. А.С. Гинзбург в конференц-зале ИБР.
А.С. Гинзбург была, крупным ученым, талантливым исследователем, автором нескольких книг и 90 научных статей, опубликованных в отечественных и международных журналах. Работы А. С. Гинзбург по механике развития органов чувств амфибий, проблеме оплодотворения у рыб и амфибий и биотехнике разведения осетровых рыб останутся в ряду классических исследований по эмбриологии и биологии развития.
Более 25 лет она была заместителем зав. лаб. экспериментальной эмбриологии им. Д.П. Филатова Института биологии развития АН СССР. Благодаря работам А.С. Гинзбург осетровые стали почти таким же классическим объектом эмбриологии, как амфибии и птицы. Она автор монографии "Оплодотворение у рыб и проблема полиспермии" (1968 г., перевод на английский язык – 1972 г., премия им. А.О. Ковалевского – 1970 г.). В 1954, 1969 и 1981 гг ею выпущены 3 книги, в которых, кроме описания развития разных видов осетровых, содержатся рекомендации по совершенствованию биотехники их заводского разведения. Анна Самойловна Гинзбург cреди сотрудников лаборатории экспериментальной эмбриологии.
В 1993 г. вышла в издательства Springer-Verlag подготовленная А.С. Гинзбург вместе с Т.А. Детлаф и О.И. Шмальгаузен кн. "Sturgeon Fishes. Developmental Biology and Aquaculture". С 1970 г. А.С. Гинзбург была зам. главного редактора журнала "Онтогенез" и много сделала для его становления. © ИБР РАН История лаборатории эволюции генома и механизмов видообразования // Официальный сайт ИБР РАНОсновные публикации
Закрыть |
Граевский Эммануил Яковлевич (1913 – 1979) Гидробиолог, радиобиолог. Доктор биологических наук, профессор. Изучил особенности действия ионизирующей радиации на процессы эмбриогенеза и механизмы радиозащитного эффекта. Установил, что природная радиочувствительность зависит от содержания эндогенных тиолов в биологическом объекте. Создатель и руководитель лаборатории радиобиологии ИБР. Подробнее... Доктор биологических наук, Гидробиолог, радиобиолог. Ветеран Великой Отечественной Войны, младший лейтенант 56-го запасного стрелкового полка. Доктор биологических наук, основатель и бессменный руководитель лаборатории радиобиологии. * * *Лаборатория радиобиологии была организована Э.Я. Граевским в январе 1955 г. в Институте морфологии животных им. А.Н. Северцова АН СССР. С момента организации в лаборатории разрабатывались вопросы прямого и косвенного, местного и дистанционного действия радиации на изолированные клетки и животные организмы, изучались особенности действия ионизирующей радиации на процессы эмбриогенеза и механизмы радиозащитного эффекта. Граевский Э.Я. Исследования лаборатории показали, что подавляющее большинство радиопротекторов защищает животный организм от действия радиации путем снижения содержания кислорода («кислородный эффект») в жизненно важных радиочувствительных системах организма, тогда как противолучевое действие сульфгидрильных веществ, являющихся наиболее активными радиозащитными соединениями, имеет иную природу. В экспериментах на млекопитающих in vivo и нормальных и опухолевых клетках in vitro с использованием методов радиоактивной метки, снектрофотометрии, амперометрии, электрофореза, хроматографии и т. д. установлено, что природная радиочувствительность коррелирует с содержанием эндогенных тиолов в биологическом объекте; агенты, инактивирующие сульфгидрильные группы, повышают чувствительность биологических объектов к облучению; радиозащитные агенты, независимо от их химической структуры, в подавляющем большинстве в период радиозащнтной активности вызывают повышение уровня тиолов в системе. Э.Я. Граевский На основании полученных данных была выдвинута гипотеза, согласно которой одним из важнейших факторов в определении естественной радиочувствительности и ее искусственного модифицирования с помощью радиозащитных и радиосенсибилизирующих средств являются эндогенные белковые и небелковые тиолы. С позиций этой гипотезы находят объяснение накопленные в радиобиологии многие факты, до сего времени остававшиеся непонятными. Исследования лаборатории, посвященные анализу лучевой реакции кроветворной системы млекопитающих, показали, что повреждение кроветворных элементов (интерфазная гибель, нарушение ядерного аппарата и др.) вызывается лишь непосредственным воздействием на них ионизирующей радиации, их радиочувствительность in situ и вне организма не различается, хотя распад клеток происходит только в организме. Дистанционный эффект радиации выражается в кратковременном угнетении митотической активности и появлении мостов слипания хромосом. Изменение численности клеток в разных подразделениях гемопоэтической системы осуществляется при помощи разных механизмов, а восстановительные процессы обеспечиваются размножением сохранивших жизнедеятельность стволовых клеток. Радиация, по-видимому, не нарушает существенно процессов дифференцировки кроветворных клеток. Исследования, проводимые в настоящее время*, ставят целью выяснить: удельное значение тиолов среди прочих факторов, от которых может зависеть радиочувствительность живой системы; природу эндогенных тиолов, обусловливающих природную радиочувствительность и ее изменения в условиях защиты; механизмы, благодаря которым тиолы ослабляют радиационное поражение биологических объектов и роль кроветворной системы в изменении радиочувствительности. © Граевский Э.Я. Лаборатория радиобиологии // Институт биологии развития. Краткий справочник. М., Наука, 1969. c. 16-17. _________________* 1969 г. (прим. разработчиков сайта) Наиболее известные публикации
Закрыть |
Детлаф Татьяна Антоновна (1912 – 2006) Эмбриолог. Ученица Д.П. Филатова. Доктор биологических наук, профессор. Исследовала закономерности процессов созревания ооцитов и разработала метод характеристики продолжительности развития у низших позвоночных. В ИБР заведовала лабораторией экспериментальной эмбриологии с 1967 по 1987 г. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, 8 октября 2012 г. исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося российского эмбриолога, профессора, доктора биологических наук Татьяны Антоновны Детлаф. Специалистам в области биологии развития это имя хорошо знакомо по публикациям в отечественных и международных журналах. Кроме того, ее имя неразрывно связано с серией монографий "Проблемы биологии развития", инициатором издания которой она была, а также с популярными в свое время научными школами по биологии развития, в организации и проведении которых она принимала самое активное участие. Татьяна Антоновна Детлаф родилась в Московской области. Ее мать, Софья Ароновна, была врачом, а отец, Антон Иосифович Детлаф, учителем математики. С 1918 по 1929 гг. он заведовал педагогическим и сельскохозяйственным техникумами в Волоколамском уезде, где вся семья жила 10 лет. Отец преподавал там математику, мать — биологию, а также вела санитарные наблюдения за здоровьем студентов. После окончания школы-семилетки и двух курсов техникума Татьяна Антоновна в 1925 г. сдала вступительные экзамены на биологическое отделение 2-го пединститута в Москве, но принята не была, так как для детей служащих было выделено мало мест. Ее принял Симферопольский пединститут, где был недобор студентов. Однако через несколько месяцев был объявлен дополнительный набор студентов на биофаке 1-го МГУ. Так как в это время семья переехала ближе к Москве, Татьяне Антоновне удалось перевестись в 1-й МГУ. Ознакомившись с кафедрами геоботаники и физико-химической биологии, она остановила свой выбор на кафедре Михаила Михайловича Завадовского "Динамика развития организмов". После окончания университета в 1933 г. Татьяна Антоновна была оставлена в аспирантуре и под руководством своего учителя — выдающегося российского ученого, основателя школы экспериментальной эмбриологии в России, профессора Д.П. Филатова — подготовила и в 1937 г. защитила кандидатскую диссертацию на тему "Развитие нервной системы у Anura в связи с вопросом о действии организатора". Татьяна Антоновна в 30-е годы В 1937 г. Т.А. Детлаф поступила в Лабораторию экспериментальной эмбриологии ВИЭМ, а в 1939 г., в связи с переводом ВИЭМ в Ленинград, перешла в Институт эволюционной морфологии АН СССР. Во время эвакуации она работала в Лаборатории динамики развития Казахского филиала АН СССР у М.М. Завадовского по изучению многоплодия овец. В 1943 г. Татьяна Антоновна вернулась в Москву и поступила в докторантуру к академику И.И. Шмальгаузену, который возглавлял в то время Институт эволюционной морфологии АН СССР. Татьяна Антоновна подготовила и защитила в 1948 г. докторскую диссертацию на тему "Сравнительно-экспериментальное изучение эктодермы, хордо-мезодермы и их производных у Anamnia". Первая часть была посвящена изложению теории зародышевых листков на разных этапах развития этой теории. Характеризуя работу Татьяны Антоновны, академик И.И. Шмальгаузен писал: " Т.А. Детлаф проявила себя при этом как замечательно тонкий и точный экспериментатор. В результате ее исследований получено много совершенно новых данных и сделаны весьма интересные выводы, в частности, о влиянии темпа диффенренцировки на формирование эмбриональных зачатков". Эта диссертация должна была быть опубликована в виде книги, однако из-за прошедшей в августе 1948 г. печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ, после которой в число "лженаук" попала не только генетика, но и механика развития (так тогда называлась экспериментальная эмбриология), набор книги был рассыпан, а утверждение Татьяны Антоновны в степени доктора биологических наук состоялось лишь через год. С декабря 1947 г. Т.А. Детлаф работала старшим научным сотрудником в Институте эволюционной морфологии АН СССР (с 1948 г. — Институт морфологии животных им. А.Н. Северцова), а после раздела Института в 1967 г. — в Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова АН СССР. При организации Института биологии развития Лаборатория академика Б. Л. Астаурова была разделена на три, и одну из них, Лабораторию экспериментальной эмбриологии им. Д.П. Филатова, Татьяна Антоновна возглавила и руководила ею до 1987 г. Нельзя не отметить важнейшие вехи ее пути в науке. Это, прежде всего, изучение эволюционных аспектов процесса детерминации и дифференцировки эмбриональных зачатков у позвоночных животных. К сожалению, материалы этого большого цикла исследований, которые легли в основу ее докторской диссертации, были опубликованы лишь частично из-за наступившего в 1948 г. периода мракобесия в биологической науке. В этих исследованиях были экспериментально показаны различия в свойствах, морфогенетических потенциях и проспективном значении наружного и внутреннего слоев эктодермы и хордомезодермы. Сравнительный анализ изучения зародышевых листков позволил рассмотреть пути эволюции первичной эктодермы у разных групп Anamnia. При этом было показано, что расчленение первичной эктодермы на наружный и внутренний слой происходит у разных низших позвоночных на разных стадиях развития, т.е. может служить примером гетерохронии. Более ранняя или поздняя эпителиальная дифференцировка наружного слоя определяет особенности раннего эмбриогенеза в разных группах Anamnia (см., например: Современные проблемы..., 1982; Dettlaff, 1983). Б.Л. Астауров и Т.А. Детлаф, В 1948 г., когда встал вопрос об изменении направления исследований в связи с новыми "веяниями", Т.А. Детлаф и ее сотрудники вынуждены были переключиться на изучение зародышевого и личиночного развития важной в народнохозяйственном отношении группы рыб — осетровых. Однако именно благодаря этому осетровые рыбы встали в один ряд с наиболее хорошо изученными эмбриологическими объектами (см. Детлаф, Гинзбург, 1954). Вместе с тем в ходе этих исследований были получены данные, имеющие важное значение для разработки научных основ биотехники разведения осетровых и способствовавшие становлению новой отрасли народного хозяйства — осетроводства. Результаты этих исследований были опубликованы в большой серии статей Татьяны Антоновны и ее сотрудников, в методических руководствах и нескольких монографиях (Гинзбург, Детлаф, 1955, 1969; Детлаф и др., 1986; Dettlaff etal., 1993), ставших настольными книгами для специалистов в области разведения осетровых рыб в России и за рубежом. Татьяна Антоновна Детлаф Существенное место в научной деятельности Т.А. Детлаф заняло изучение механизмов созревания ооцитов амфибий и осетровых рыб. В этом цикле исследований ею и ее сотрудниками впервые были получены экспериментальные данные об изменениях строения и свойств цитоплазмы ооцита в ходе созревания и выяснена роль кариоплазмы в приобретении ооцитами способности к цитотомии. Первые работы этого цикла (Dettlaf et al., 1964; Детлаф и др., 1965; Dettlaff, Skoblina, 1968) заложили начало нового направления исследований в биологии развития, связанного с изучением механизмов созревания ооцитов низших позвоночных животных, которое успешно развивалось и развивается ее учениками (Skoblina, 1969, 1976, 1997; Skoblina et al., 1986; Vassetzky et al., 1986; Трубникова, Рябова, 1989; Ryabova et al., 1994a—c; Гончаров и др., 1997, 1999; Nikitina, 1997; Ryabova, Vissetzky, 1997; Гончаров, 1998; Рябова и др., 1998, 2000; Елизаров и др., 1999; Goncharov, 2002). Это направление затем получило широкое развитие в ряде лабораторий США, Канады, Франции, Японии и других стран и привело к ряду фундаментальных открытий, касающихся общих биохимических и молекулярно-генетических механизмов регуляции мейоза и митоза. Наконец, еще одно, наиболее любимое, направление исследований Т.А. Детлаф связано с выяснением временных закономерностей развития. При изучении продолжительности развития зародышей осетровых рыб она обнаружила, что при изменении температур в пределах оптимальных продолжительность разных периодов эмбриогенеза изменяется пропорционально. Такая же закономерность была выявлена позднее на амфибиях и костистых рыбах (Игнатьева, 1979), а в последнее время и на насекомых (Детлаф, 1994). Основываясь на этих наблюдениях, Татьяна Антоновна разработала в 1960 г. совместно с братом — физиком А.А. Детлафом — метод относительной (безразмерной) характеристики продолжительности зародышевого развития (Детлаф Т, Детлаф А., 1960, 1982; Dettlaff Т., Dettlaff A., 1961). При этом в качестве единицы измерения было предложено использовать продолжительность одного митотического цикла в период синхронных делений дробления т0 (некоторые исследователи называют эту единицу детлафом). В настоящее время этот метод с успехом используется в научных лабораториях ряда стран и нашел отражение в рекомендациях по совершенствованию биотехники отечественного рыбоводства. Основные итоги исследований в этой области подведены Татьяной Антоновной в ее изданной монографии (Детлаф, 2001). Татьяна Антоновна Детлаф уделяла немалое внимание истории науки. Ее перу принадлежат работы, в которых она проанализировала становление и развитие экспериментальной эмбриологии (Детлаф, 1953, 1957, 1976, 1988). Помимо научной работы Татьяна Антоновна вела и педагогическую. С 1937 по 1940 гг. она читала курс гистологии и эмбриологии в Гомельском пединституте, а в 1947 г. — спецкурс по механике развития в МГУ. Татьяна Антоновна Детлаф (крайняя справа) в конференц-зале ИБР.
Архив ИБР РАН Т.А. Детлаф известна как активный организатор науки. В течение многих лет она была заместителем председателя Научного совета РАН по проблемам биологии развития и сделала очень много для развития исследований по биологии развития в нашей стране. Она была инициатором, активным организатором и участником школ по биологии развития, которые пользовались большой популярностью в среде биологов. На этих школах, которые проходили в основном на базе академического пансионата в Звенигороде, выступали ведущие ученые с лекциями о разных аспектах биологии развития и смежных областей биологии. Школы сыграли большую роль в подготовке и повышении квалификации научных и педагогических кадров в области биологии развития. Под руководством Татьяны Антоновны и при ее непосредственном участии была подготовлена учебная программа по биологии развития. Татьяна Антоновна явилась также инициатором и организатором издания серии монографий "Проблемы биологии развития". В этой серии было опубликовано свыше 20 монографий, и в ряде этих монографий она была редактором и автором (Методы..., 1974; Объекты..., 1975; Современные проблемы., 1976, 1982). Три монографии из этой серии были переведены на английский язык (Oocyte., 1988; Experimental Species., 1990, 1991). Татьяна Антоновна много сделала для ознакомления научной общественности с достижениями зарубежной науки. Она переводила книги и редактировала переводы книг ведущих зарубежных ученых. Татьяна Антоновна Детлаф c сотрудниками своей лаборатории.
В течение ряда лет Т.А. Детлаф была членом Национального комитета советских биологов, и благодаря ее настойчивости удалось организовать выезды делегаций советских ученых на международные конференции и конгрессы по биологии развития, что в те времена было совсем не простым делом. Т.А. Детлаф пользуется широкой международной известностью, и ее достижения признаны во всем мире. Еще в 1957 г. она была избрана (одной из первых среди советских ученых) членом Международного Института эмбриологии, позже реорганизованного в Международное общество биологов развития. С момента организации журнала "Онтогенез" она была бессменным членом редколлегии, а затем редакционного совета журнала. За свою исследовательскую деятельность она была удостоена премии Президиума АН СССР в 1954 г. и премии А.О. Ковалевского в 1972 г., а также награждена серебряной медалью ВДНХ в 1981 г. Преданность науке, которую мы, ее ученики и коллеги, наблюдали в течение всех долгих лет совместной работы в лаборатории, кажется, не имеет границ. Список основных публикаций Т.А. Детлаф и ее сотрудников
© Васецкий С.Г. К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ТАТЬЯНЫ АНТОНОВНЫ ДЕТЛАФ // ОНТОГЕНЕЗ, 2012, том 43, № 6, с. 450-454. Закрыть |
Дубинин Николай Петрович (1907 – 1998) Генетик. Ученик Н.К. Кольцова. Автор классических работ по эволюционной, радиационной, молекулярной и космической генетике, проблемам наследственности человека. Дал научное обоснование селекции сельскохозяйственных животных, растений и микроорганизмов, внёс вклад в развитие медицинской генетики. В 1932 г. по приглашению Кольцова возглавил отдел генетики Института экспериментальной биологии, где проработал до 1948 г. Подробнее... Академик РАН Родился в 1907 году в городе Кронштадте в семье моряка. После гибели отца в 1918 году семья переехала в Поволжье. В 1919 году ушел из дома, бродяжничал. В голодный 1921 год в числе детей с Поволжья был перевезен в Жиздринский детский дом (Калужская область). В 1923 году он окончил Жиздринскую школу второй ступени и решил стать биологом. В 1928 году окончил биологическое отделение физико-математического факультета Московского университета. С 1927 года работал в Московском зоотехническом институте; в 1929–1931 годах преподавал в Московском институте свиноводства, одновременно вел исследовательскую работу в Биологическом институте им. К.А. Тимирязева. В 1932 году был приглашен Н.К. Кольцовым на должность заведующего отделом генетики Института экспериментальной биологии (с 1938 года – Институт цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР), где работал до 1948 года. Одновременно в 1932–1938 годах заведовал кафедрой разведения и генетики Всесоюзного института пушно-сырьевого хозяйства, а в 1938–1948 годах – кафедрой генетики Воронежского государственного университета. В 1946 году избран членом-корреспондентом АН СССР. В середине 1950-х годов Н.П. Дубинин вместе с рядом других генетиков развернул огромную работу по реабилитации генетики и восстановлению исследовательской деятельности в нашей стране. В 1956 году вернулся к генетическим исследованиям в организованной им лаборатории радиационной генетики Института биофизики АН СССР. В 1957 году приглашен для организации Института цитологии и генетики СО РАН в Новосибирском академгородке, директором которого оставался до ноября 1959 года. В 1966 году, после «реабилитации» генетики, лаборатория радиационной генетики явилась основой для организации Института общей генетики АН СССР, директором которого Н.П. Дубинин оставался до 1981 года и в котором (с непродолжительным перерывом в 1986–1990 годы) проработал до самой смерти. В 1966 году Н.П. Дубинин был избран академиком АН СССР и удостоен Ленинской премии. Член КПСС с 1969 года. Основные труды – по проблемам общей и эволюционной генетики, связи генетики с сельским хозяйством. В частности, совместно с А.С. Серебровским открыл дробимость гена и явление комплементации, доказал (совместно с Б.Н. Сидоровым) явление эффекта положения гена; разработал идею о целостности в структуре и функции хромосомы, открыл наличие в популяциях летальных и сублетальных мутаций (явление генетического груза), разработал ряд проблем радиационной и эволюционной генетики, провел эксперименты в области космической генетики, обосновал и разработал проблемы этапности в процессах мутаций. Особое место в исследованиях Н.П. Дубинина занял анализ действия мутагенов окружающей среды, им проведены пионерские исследования по генетическим последствиям искусственного повышения радиационного фона естественных ландшафтов. Велика роль академика Н.П. Дубинина в создании советской школы генетиков. Среди его учеников есть действительные члены и члены-корреспонденты АН СССР и АН союзных республик, доктора и кандидаты наук.
Могила Н. П. Дубинина на Троекуровском кладбище Н.П. Дубинин – автор более 20 научных и научно-популярных книг, воспоминаний и стихотворений. Был награжден двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции. В 1989 году был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Являлся членом многих зарубежных академий и научных обществ. Скончался Николай Петрович Дубинин 26 марта 1998 года. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище. ДУБИНИН НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ // Новосибирская Книга Памяти В.К. Шумный, И.К. Захаров АКАДЕМИК НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ ДУБИНИН: К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ (1907–199) Вестник ВОГиС, 2007, Том 11, No 1 Закрыть |
Живаго Пётр Иванович (1883 – 1949) Цитолог. Доктор биологических наук, профессор. Соратник Н.К. Кольцова. С 1943 по 1948 год заведующий лабораторией кариологии Института цитологии, гистологии и эмбриологии. Детально исследовал строение интерфазных ядер и механизм расхождения хромосом в митозе. Показал изменение числа хромосом соматических клеток в онтогенезе. Исследовал кариотипы человека и домашних животных, объяснил причину невозможности скрещивания разных видов мелкого рогатого скота. Разрабатывал вопрос о постоянстве числа хромосом в пределах организма. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, Петр Иванович Живаго родился в Москве 27 августа 1883 г. Его отец, Иван Михайлович, был известным московским педагогом и в течение многих лет возглавлял Практическую академию коммерческих наук. Мать Петра Ивановича, Софья Васильевна, занималась своей большой семьей; у нее было пятеро детей: четыре сына и дочь. Петр Иванович был самым младшим. Семья И. М. Живаго принадлежала к старой московской интеллигенции и сохраняла традиционные особенности этой среды: прогрессивные (хотя и несколько ограниченные) политические взгляды, серьезный интерес к науке, увлечение искусством и широкое хлебосольство. Вспоминая свое детство и юность, Петр Иванович рассказывал, что в доме его отца (Живаго жили на Покровском бульваре при Практической академии) гости не переводились и за стол нередко садилось больше 20 человек. Постоянно и запросто заходили сослуживцы Ивана Михайловича — преподаватели Практической академии, часто собирались гимназисты, студенты — товарищи подрастающих сыновей. Среди гостей своего отца Петр Иванович называл известного в Москве преподавателя русской словесности, талантливого чтеца и переводчика «Калевалы» — Л. П. Бельского, молодого Ф. И. Шаляпина и П. Е. Касаткина — художника-передвижника, с которым П.И. Живаго сохранял дружбу до конца его жизни. В доме Живаго постоянно устраивались концерты, спектакли и даже выставки живописи и художественной фотографии. Братья Петра Ивановича, окончив разные высшие учебные заведения, в общем остались верны педагогическому направлению деятельности отца: Сергей Иванович был избран профессором физики, Владимир Иванович, инженер по профессии, преподавал в техническом училище, Василий Иванович был учителем словесности в мужской гимназии. Сестра Петра Ивановича, Надежда Ивановна, работала в издательстве Сытина художником-иллюстратором, оформляя главным образом детские книги. Но независимо от выбранной профессии все молодые Живаго, вероятно под влиянием артистической атмосферы родительского дома, отдали дань любительскому увлечению искусством. Каждый был театралом, участвовал в домашних спектаклях, играл на рояле, пел. У Петра Ивановича был хороший слух, музыкальная память, небольшой голос и выраженная склонность к амплуа комика. Он смолоду играл в водевилях, с пением и без пения, до старости постоянно посещал оперные и опереточные спектакли, пел по памяти любые арии, мастерски читал юмористические рассказы Чехова. В детстве Петр Иванович отличался слабым здоровьем и учиться в гимназии начал, по-видимому, относительно поздно: он окончил ее в 1903 г. Гимназия была частная, основанная в 1868 г. Львом Ивановичем Поливановым, литературоведом, пушкинистом, педагогом и методистом преподавания словесности. Поливановская гимназия занимает важное место в истории московской интеллигенции. Замечательный поэт и прозаик начала XX в. Андрей Белый (Борис Бугаев — сын профессора математики, проректора Московского университета Н. В. Бугаева) сам «поливановец», учившийся в гимназии примерно в те же годы, что и Петр Иванович, описал ее в автобиографической книге «На рубеже двух столетий». Книга написана в 1930 г., и воспоминания о гимназии, относящиеся к 90-м годам XIX в., наверное, содержат немало неточностей, ошибок и несут в себе элемент пристрастия. Но все же в них очень четко ощущается своеобразие этого интересного учебного заведения. «В 90-е годы это была лучшая московская гимназия,— пишет А. Белый.— В ней отрицалась казенщина; состав преподавателей был довольно высок; преподаватели принадлежали к лучшему московскому культурному кругу; не одною силою педагогических дарований их должно оценивать, а фактом, что человек, интересующийся культурою, в них доминировал над «только учителем»». Среди своих учителей А. Белый выделяет физика-философа Н. И. Шишкина и словесника Л. П. Бельского — приятеля отца Петра Ивановича. По словам Белого, гимназия «была достаточно представлена преподавательским составом». Так, в последних классах логику преподавал профессор Лопатин, латынь — профессор М. М. Покровский, историю — Ю. В. Готье, впоследствии крупнейший археолог, академик. Но центром гимназической вселенной был директор гимназии — Л. И. Поливанов, «не человек, а какая-то двуногая, воплощенная идея гениального педагога». Поливанов преподавал латынь в первом, а русский язык и словесность начиная со второго и до самых старших классов. Славу гимназии составлял шекспировский кружок. Вначале он занимался изучением творчества Шекспира и постановками отрывков из его трагедий силами гимназистов-любителей. Затем этот кружок, развившийся «в культурное дело, ставшее одно время очагом шекспировского культа, давшее ряд талантливых исполнителей, вырос из стен гимназии». Из этого кружка вышли известные актеры Лопатин и Садовский. Руководителем кружка и главным режиссером был все тот же Л. И. Поливанов. Особенность Поливановской гимназии заключалась и в устойчивой связи, сохранявшейся между ее воспитанниками после окончания курса обучения. Существовало Общество бывших воспитанников Поливановской гимназии, члены его постоянно посещали занятия шекспировского кружка, принимали участие в спектаклях, бывали на традиционных субботниках у Л. И. Поливанова. Они приходили студентами, приходили, окончив высшую школу, и нередко возвращались в гимназию в качестве преподавателей. Общее число гимназистов не превышало 200 человек. Социальный состав не был однороден, но «ядро коллектива — дети верхов русской интеллигенции, часто профессорской...» [1] Андрей Белый описал эту среду с яростным сарказмом, обличая ее ограниченность, либерализм и затхлость традиций. Но как бы то ни было несомненно, что сыновья медиков Ф. Ф. Эрисмана и В. Ф. Снегирева, зоолога С. А. Усова, гистолога И. Ф. Огнева и многих других профессоров-естественников приносили из родительского дома в Поливановскую гимназию интерес к естествознанию, чуждый даже лучшим из классических гимназий тех лет. Ближайшими гимназическими друзьями Петра Ивановича были Александр Иванович и Сергей Иванович Огневы. С младшим из них, С. И. Огневым, впоследствии известным зоологом позвоночных, Петр Иванович дружил до конца своих дней. Когда Петр Иванович учился в последнем классе гимназии, тяжело заболела его мать. В 1903 г. у нее отнялись ноги, и врачи порекомендовали ей лечение за границей. Сразу после сдачи выпускных экзаменов Петр Иванович отправился с больной в Карлсбад. Они жили там больше года, но лечение не принесло заметного улучшения: после возвращения в Москву Софья Васильевна уже не поднималась с постели. В 1906 г. она умерла. Спустя год не стало и Ивана Михайловича. В 1907 г. Петр Иванович поступил на медицинский факультет Московского университета, но вскоре перешел на естественное отделение физико-математического факультета. В 1908 г. Петр Иванович женился на Любови Семеновне Гальцовой — сестре своего друга и университетского товарища П. С. Гальцова. Через год в семье П.И. Живаго родилась дочь Татьяна. В этом же году Петру Ивановичу пришлось везти тяжелобольную жену в Италию. Со второго курса естественного отделения Петр Иванович начал заниматься исследовательской работой. Его привлекали зоология беспозвоночных, точнее, биология простейших, а также гистология и цитология. Возможности для научной работы студентов в, университетских лабораториях были тогда очень ограниченны, и Петр Иванович устроил домашнюю лабораторию. Он обзавелся микроскопом, микротомом, небольшим термостатом и некоторым количеством посуды, необходимой для приготовления препаратов и красителей. Эта лаборатория давала ему возможность больше времени проводить дома. Первая работа Петра Ивановича «О размножении Pleistophora и Splendore» была напечатана в 1909 г., вторая — «Современное состояние вопроса о половом процессе у миксо- и микроспоридий» (реферат) — в 1911 г. В университете Петр Иванович работал под руководством Г. А. Кожевникова, тогда уже директора Зоологического музея, и у Н. В. Богоявленского — гистолога, цитолога и зоолога беспозвоночных. Он слушал также приват-доцентский курс цитологии, который читал Н.К. Кольцов, и, возможно, принимал участие в большом зоологическом практикуме, организованном Кольцовым на Высших женских курсах. В 1911 г. Петр Иванович закончил университет с дипломом 1-й степени и был оставлен при кафедре беспозвоночных животных стипендиатом для подготовки к степени магистра. В то же время он продолжал свою научно-исследовательскую работу. В 1913 г. вышла в свет его работа «Uber die Erscheinungen der Blasenformigen Secretion und uber die plasmatischen Structuren in den Malpigischen Gefassen der Insekten». Начиная с 1912 г. Петр Иванович Живаго вел научную работу также в зоологической и физической лабораториях Московского народного университета им. А. Л. Шанявского. Основатель университета Альфонс Леонович Шанявский, польский дворянин, русский генерал, исследователь Амурского края, золотопромышленник и горячий борец за просвещение, был широко известен в демократических кругах России. Он вместе с женой Лидией Алексеевной, урожденной Родственной, добился открытия народного университета в Москве. Этот университет явился первой в России «вольной» высшей школой, открывшей свободную дорогу к высшему образованию всем, кому были недоступны государственные университеты. Как известно, по существовавшим тогда правилам, в университеты не могли поступать лица, окончившие реальные и коммерческие училища, духовные семинарии, технические и земледельческие школы; с большим ограничением (3%) принимали евреев, совсем не принимали женщин. В соответствии с уставом, разработанным А. Л. Шанявским, двери народного университета распахнулись перед всеми, кто желал учиться, без различия пола, национальности и вероисповедания, без обязательного предъявления каких-либо дипломов, за возможно умеренную плату. Преподаватели для университета выбирались не по ученым степеням, а на основании научных работ и педагогического стажа. А. Л. Шанявский умер в 1905 г. Для организации народного университета он завещал Московской городской думе свой дом и большую часть состояния. Однако университет открылся лишь спустя три года после его смерти, т. е. в 1908 г. В создании университета активное участие принимали многие прогрессивные всемирно известные ученые (К. А. Тимирязев, П. Н. Лебедев, Ф. Ф. Фортунатов, Н.К. Кольцов и др.) и общественные деятели (издатель М. В. Сабашников и др.). В правовом отношении университет Шанявского находился в ведении городской думы. Дальнейшее финансирование производилось за счет пожертвований. Сбором пожертвований и пропагандой университета занималось специальное Общество помощи университету Шанявского. Университет Шанявского имел два отделения: научно-популярное, на котором можно было получить среднее образование, и академическое, дававшее высшее образование. Академическое отделение включало два цикла: естественный и общественно-философский. В первый год работы университета в нем было всего 11 преподавателей и 400 студентов. В 1912 г. число студентов достигло 4000 человек, с которыми занимались 130 преподавателей. Народный университет просуществовал до 1918 г. Значение университета Шанявского заметно возросло в 1911 г., когда более 50 профессоров и доцентов в знак протеста против реакционных действий министра просвещения Кассо оставили Московский университет и часть их перешла в университет Шанявского. Среди них был и известный физик П. Н. Лебедев, который пришел в университет вместе со всеми сотрудниками своей лаборатории. Тогда же окончательно обосновался в университете Шанявского Н.К. Кольцов — выдающийся исследователь, основатель физико-химической биологии в СССР, прекрасный организатор и пропагандист науки. В университет перешли В. И. Вернадский, А. Е. Ферсман и др. К этому времени закончилось строительство нового здания университета, и для каждого из вновь прибывших ученых открылась возможность организации и развертывания научной работы. Так, Н.К. Кольцов позднее писал: «...Я получил возможность создать в университете Шанявского хорошую исследовательскую лабораторию, в которой начали работать мои ученики — кончающие или только что кончившие студенты. Среди них было несколько талантливых и упорных в своем увлечении наукой. В дальнейшем многие из них выдвинулись как крупные научные работники: М. М. Завадовский, А. С. Серебровский, С. Н. Скадовский, Г. В. Эпштейн, Г. И. Роскин, П.И. Живаго, В. Г. Савич, И. Г. Коган, В. В. Ефримов и др.» [2] Работы, выполненные П.И. Живаго в университете Шанявского под руководством Кольцова, были опубликованы в 1915—1916 гг. В это же время Петр Иванович начал преподавать естествознание и физику в частной гимназии В. П. Гельбиг. Петр Иванович был человеком многосторонним и, несмотря на свою большую занятость научной и педагогической работой, продолжал по-прежнему любительски заниматься музыкой, следить за театральными премьерами, изучать русскую старину, заниматься фотографией. Художественной фотографией он увлекся еще будучи студентом и с годами достиг большого мастерства. Живаго участвовал в выставках Общества любителей фотографии (это было отделение Русского технического общества) и в 1912—1913 гг. получил медали (золотую и серебряную) за видовые и портретные снимки. Глубокое и детальное знакомство с фотографическим процессом позже сыграло большую роль в его научной работе. В 1914 г., в начале первой мировой войны, П.И. Живаго был мобилизован. Так как он не проходил военной подготовки в качестве вольноопределяющегося и не имел офицерского чина, его призвали рядовым. Из-за слабости зрения Живаго признали непригодным к строевой службе и зачислили санитаром подвижного госпиталя. С госпиталем Петр Иванович попал под Брест-Литовск, где работал в операционной, а затем был откомандирован в Киев, в распоряжение Комиссии помощи раненым рентгеновским исследованием. Эта комиссия была одной из многочисленных общественных организаций помощи раненым, возникших в первые недели войны, когда стала очевидной полная неподготовленность санитарной части русского военного ведомства. В объявлении о приеме в комиссию добровольцев указывалось, что желающие работать должны быть знакомы с физикой в объеме средней школы и иметь представление о фотографии. П.И. Живаго — преподаватель физики, знаток фотографии, профессионально изучавший анатомию человека,— вполне подходил для этой организации. Первое время он работал рентгенофизиком, а осенью 1915 г. был избран членом комиссии и заведующим сначала рентгеновским кабинетом при госпитале № 7 Земского союза, а затем еще при лазарете № 5 Союза городов. Петр Иванович не только обслуживал раненых, но и постоянно решал различные практические задачи. Так, он провел испытание на пригодность имевшихся в кабинетах средств защиты от рентгеновских лучей, сконструировал выпрямитель «типа Ржевусского», применение которого позволило намного увеличить нагрузку рентгеновских трубок. В «Известиях», издававшихся комиссией, опубликованы два сообщения П.И. Живаго: «О рентгеновских снимках с двумя усиливающими экранами» (1916, вып. 4) и «Фотографический процесс при исследовании Х-лучами» (1916, вып. 9—12). Будучи на военной службе (в Киеве), Петр Иванович жил не на казарменном положении. В 1915 г. к нему приехали жена и дочь. Любовь Семеновна сразу же начала работать регистратором в одном из рентгеновских кабинетов. В 1917 г. Петр Иванович был демобилизован и перешел на работу в Киевский университет помощником прозектора кафедры гистологии медицинского факультета. Как почти всем киевлянам в те годы, им пришлось вести тяжелую борьбу за существование. Многократные смены власти в городе сопровождались уличными боями, обысками, арестами, конфискациями; не хватало хлеба, топлива, свирепствовал сыпной тиф. Петр Иванович читал курс гистологии на медицинском факультете университета и продолжал работать рентгенологом в госпитале Красного Креста. Любовь Семеновна тоже все время работала: то швеей в артели, то на фабрике игрушек — это давало ей право иметь несколько больший паек, чем получали регистраторы или канцеляристы. Осенью 1920 г. П.И. Живаго был переведен в Москву помощником прозектора на кафедру гистологии Высшей медицинской школы, открывшейся на базе частных медицинских курсов Статкевича и Изачека. Помимо чтения лекций Петр Иванович занимался научной работой — изучал гистологические методики, касающиеся в основном фиксаторов и красителей. Он проявлял большую изобретательность, комбинируя их различным образом и получая интересные результаты. Здание школы было небольшое, и занятия проводились в помещении кафедры гистологии 1-го МГУ. Вскоре Петр Иванович стал ассистентом этой кафедры. Молодая Республика Советов испытывала острый недостаток во врачах: голод и разруха, перемещение огромных масс населения, вызванное демобилизацией и возвращением беженцев, эпидемия сыпного тифа и «испанки» требовали срочно организовать в небывалых масштабах лечебную и профилактическую медицинскую помощь. С 1918 по 1922 г. в разных городах страны открылось 16 новых медицинских учебных заведений. Это были медицинские институты, медицинские факультеты при ранее существовавших университетах, высшие медицинские школы для окончивших различные краткосрочные медицинские курсы и школы военных фельдшеров. Во многих высших медицинских учебных заведениях создавались специальные отделения для ускоренной подготовки недоучившихся медиков и медичек, уходивших на фронт. Спустя несколько лет некоторые из этих новых медицинских вузов, выполнившие свою задачу, были закрыты. С 1922 по 1926 г. Петр Иванович работал самостоятельным преподавателем педагогического факультета 2-го МГУ сначала по кафедре анатомии и физиологии животных, а потом по кафедре гистологии. В 1922 г. в Москву вернулась Любовь Семеновна с дочерью. Руководство Дома ученых помогло семье Живаго получить просторную комнату с балконом, лепными карнизами, расписным потолком и резными дубовыми панелями. Она была разделена перегородкой на две части и находилась в большой коммунальной квартире, заселенной научными работниками. В ней Петр Иванович прожил до самой смерти. В Москве Любовь Семеновна занималась домашним хозяйством и по возможности помогала мужу в его делах, в частности перепечатывала на машинке его работы. Еще в 1916 г. в Москве было создано (на общественные средства, собранные Обществом научного института) несколько научно-исследовательских институтов. Своеобразие этих научных учреждений заключалось в том, что предназначались они для совершенно определенных ученых: физический — для биофизика П. П. Лазарева, Экспериментальной биологии — для Н.К. Кольцова, Тропический — для Е. И. Марциновского и т. д. Руководители этих институтов имели широкие возможности развивать по своему усмотрению интересовавшие их направления. Институт экспериментальной биологии открылся в середине 1917 г. Он помещался на Сивцевом Вражке и состоял из трех больших комнат и хорошего вивария. В институте было всего три штатных научных сотрудника, но всегда работало много сверхштатных добровольцев. Много позднее Н.К. Кольцов писал: «...Я решил избрать генетику, как общую, так и прикладную, боевой проблемой молодого Института экспериментальной биологии» [3]. Очевидно, при этом важную роль сыграло отсутствие в то время у русских биологов особого интереса к генетике. Кольцова прельщала и относительная простота техники генетического эксперимента, не требовавшая приобретения специального оборудования. В начале 1920 г. этот институт был включен в систему ГИНЗ (Государственных институтов Наркомата здравоохранения). Туда же вошли Тропический и некоторые другие институты. При этом значительно увеличилось число штатных должностей. «Только тогда появилась возможность организовать при институте отделы по главным отраслям экспериментальной биологии: генетики, цитологии, эндокринологии, физико-химической биологии, гидробиологии, механики развития и зоопсихологии» [3]. Сразу же после установления Советской власти Н.К. Кольцов вернулся в Московский университет, где возглавил кафедру экспериментальной зоологии и начал читать курсы общей биологии и зоологии. Свои блестящие лекции он тут же прекрасно иллюстрировал на доске цветными мелками. В начале 20-х годов Кольцов организовал еще и двухгодичный большой практикум по экспериментальной зоологии. Особенность работы практикума заключалась в широком применении экспериментальных методов исследования, что было в те времена для биологии новым и необычным. Н. В. Тимофеев-Ресовский (бывший студент этого практикума), в свое время побывавший почти во всех европейских странах и интересовавшийся постановкой учебного процесса по биологии, свидетельствовал, что «кольцовский» был лучшим биологическим практикумом в Европе. Практикум пользовался у студентов таким успехом, что число желающих принять в нем участие всегда превышало число мест. Преподавали здесь лучшие ученики Кольцова. Все они стали в дальнейшем большими учеными. Заведовал большим практикумом и вел занятия по протистологии Г. И. Роскин; цитолого-кариологический практикум вел П.И. Живаго, а в некоторые годы, кроме него, еще и С. Л. Фролова; генетический и биометрический — С. С. Четвериков; по физико-химической биологии — С. Н. Скадовский. Иногда вводились дополнительные «спецкурсы», например С. С. Четверикова — по генетике, Д. П. Филатова — по экспериментальной биологии (позднее получившей название «механики развития»). Все, что касалось практикума, живо интересовало Н.К. Кольцова. Он еженедельно бывал на занятиях, беседовал со студентами о проделанной работе, о прочитанной литературе, об их планах. Необычной была общая атмосфера практикума. Преподаватели называли студентов по имени и отчеству и относились к ним как к равным. Обоюдная доброжелательность и внимание создавали теплые и в то же время по-деловому серьезные отношения. Эта обстановка оказалась естественной и для Петра Ивановича Живаго. В то время он был человеком с плотной, несколько даже полной фигурой, двигавшийся, однако, с легкостью. Его приветливое лицо, казалось, излучало доброжелательность и теплоту. Бережное и внимательное отношение (его любимые обращения «друг мой», «родная моя») сразу располагало к нему студентов. Они видели в нем не только хорошего преподавателя, но и очень хорошего человека. Петр Иванович Живаго был прирожденным педагогом. В те времена не могло быть и речи, чтобы вменить в обязанность преподавателям еще и воспитание молодежи. Однако Петр Иванович воспитывал, причем так тонко и деликатно, что студенты не противились и воспринимали это как должное. Они видели в Петре Ивановиче своего старшего товарища, которому было просто приятно с ними. Однако, общаясь со студентами, Петр Иванович осторожно и ненавязчиво прививал им культуру поведения. Он не делал выговоров или замечаний, когда кто-нибудь поступал не так, как следует, а по-особенному кряхтел, и это действовало. Петр Иванович никогда не допускал со стороны студентов панибратства. Если же оно все же проявлялось, на его лице появлялось какое-то кислое выражение, и виновнику сразу становилось неловко и стыдно. Человек высокой культуры, Петр Иванович Живаго стремился привить студентам различные культурные навыки, и прежде всего культуру работы. Настойчиво и требовательно, однако не впадая в педантизм, добивался он высокой техники изготовления препаратов, необходимых для выявления тонкого строения цитологических объектов. Практические занятия Живаго всегда были интересными, объекты изучения — очень разнообразными. После ознакомления с основным материалом студенты постепенно переходили к научной работе. При этом Петр Иванович требовал ответственного отношения к ней, впрочем, это было обязательным условием для всех, кто хотел работать с Н.К. Кольцовым. Петр Иванович предостерегал своих студентов от поспешных, скороспелых выводов, учил их считать верными лишь те заключения, которые основывались на большом и достоверном материале. В процессе обучения Петр Иванович обычно ссылался как на русскую, так и на иностранную литературу. Это обязывало студентов изучать иностранные языки, для того чтобы самим знакомиться с первоисточниками. Цитологическая «кухня» никому не казалась скучной, студенты всегда работали с увлечением. Занятия обычно сопровождались интересными научными рассказами и даже анекдотами (например, о знаменитом своей феноменальной рассеянностью профессоре Каблукове). Помимо цитологии Петр Иванович Живаго обучал студентов микрофотографии. Эти занятия проводились в подвальной фотдлаборатории Института экспериментальной биологии (Воронцово поле, 6). Сам Петр Иванович очень любил микрофотографию и старался привить своим студентам любовь к ней. Он считал этот метод чрезвычайно перспективным при исследовании тонких структур клеток различного происхождения и с увлечением занимался его совершенствованием. В 1926 г. Петр Иванович Живаго стал приват-доцентом кафедры экспериментальной зоологии и начал читать, тогда еще совершенно новый, приват-доцентский курс цитологии наследственности. Вскоре он организовал к нему двухгодичный практикум (в помещении большого «кольцовского» практикума). Занятия велись на очень высоком уровне. Для работы использовались не только зоологические, но и ботанические объекты. Большую роль в практических занятиях по курсу Живаго отводил прижизненным наблюдениям и изучению тонких цитологических структур на микрофотографиях. Петр Иванович Живаго в Институте экспериментальной биологии (1928 г.) В Институте экспериментальной биологии еженедельно устраивались коллоквиумы. В их организации главную роль играли Кольцов, Четвериков, Живаго, Фролова, Серебровский, Скадовский, Роскин и др. Они же выступали с основными докладами. Приглашались и другие докладчики, как крупные ученые, так и студенты. В течение последующих лет состав основных организаторов коллоквиума менялся, но П.И. Живаго представлял исключение. П.И. Живаго щедро делился со студентами познаниями в музыке, живописи, литературе. В Институте экспериментальной биологии иногда устраивались концерты, на них выступали первоклассные вокалисты, среди которых особенно блистали Н. А. Обухова и К. Г. Держинская. С ними Петр Иванович был знаком лично. Он часто делился со студентами впечатлениями об исключительном по красоте меццо-сопрано Обуховой и ее артистичности, о драматическом сопрано К. Г. Держинской, рассказывал и о других певцах и музыкантах, об операх (он знал около 90 опер), о музыке вообще. Можно предположить, что эти его рассказы научили многих студентов понимать и любить музыку. Помимо музыки Петр Иванович Живаго очень любил живопись и фотографию и хорошо разбирался в них. Сам он не был художником, но его фотографии были поистине художественными произведениями. Нам, ученикам Живаго, еще пришлось увидеть его полные настроения пейзажи, его снимки архитектурных памятников и т. д. К сожалению, не сохранилось его фотографий Пушкинских мест, а ведь с каким горячим чувством рассказывал Петр Иванович об этих местах! Он умел рассказывать о Москве, об ее улицах и улочках, об архитектурных особенностях тех или иных зданий, их истории. Петр Иванович знал многое из жизни тех людей, которые когда-то жили в Москве. Приходится только пожалеть о том, что он не записывал того, о чем так хорошо и интересно рассказывал. С 1922 г. П.И. Живаго начал работать ассистентом на кафедре экспериментальной зоологии, возглавляемой Н.К. Кольцовым. Спустя год он начал работать в Институте экспериментальной биологии сперва сверхштатным сотрудником, потом старшим лаборантом и старшим ассистентом. С 1928 г. и до конца своей жизни Петр Иванович был заведующим цитологическим отделением этого института. По предложению директора института, Н.К. Кольцова, Петр Иванович занялся изучением видового кариотипа и тонкого строения хромосом. Одновременно он исследовал динамику митоза и тонкие цитологические структуры, применяя для прижизненных наблюдений контрастирующую микрофотографию по методу Фаворского. Вновь, как когда-то в армии, мастерство фотографа и научное понимание фотографического процесса оказались как нельзя более кстати. В известной мере они определили одно из направлений исследований П.И. Живаго. Пользуясь контрастирующей микрофотографией и микрокиносъемкой, он постоянно занимался их развитием и усовершенствованием на уровне решения теоретических вопросов. Применяя различные методические приемы и, в частности цейтраферную микрокнносъемку, П.И. Живаго одним из первых обнаружил структуру ядрышка, высказался о возникновении и роли его в процессе клеточного обмена. М.А. Пешков, считающий себя учеником Петра Ивановича, вспоминает: «Работая в кольцовском институте в лаборатории генетики протистов, организованной Г. В. Эпштейном, я узнал об удивительных методах выявления невидимых деталей строения живой клетки, которыми владел, по словам Г. В. Эшптейна, один лишь исследователь, до того неизвестный мне,— П.И. Живаго. С экспансивностью молодости я стал осаждать Петра Ивановича градом вопросов, касающихся техники микрофотографирования. Полагаю, что моя тогдашняя настойчивость вряд ли могла доставить Петру Ивановичу много радости, но он терпеливо старался удовлетворить запросы моей, все возрастающей, страсти к микрофотографии во всех ее проявлениях. Постепенно как от Г.В. Эпштейна, так и от Б. В. Кедровского и В. Н. Лебедева я узнал о чудодейственных результатах, полученных Петром Ивановичем после применения к исследованию живой клетки уникальных методов выявления неразличимых глазом деталей с применением фотографического метода цветоделения, изобретенного Е. Ф. Буринским. Методика цветоотделения, введенная Петром Ивановичем в цитологию, позволила ему заглянуть в сокровенные процессы деления ядра. Еще в 1926 г. он проводил исследования прижизненных структур лимфоцитов и лейкоцитов крови лягушки, обнаружив в них нитчатую структуру. После многолетнего перерыва Петр Иванович вновь применяет эту уникальную методику к изучению тонкого строения ядрышек в клетках слюнной железы мотыля. Заканчивая свою слабую попытку вспомнить и воздать по заслугам крупнейшему советскому цитологу первой половины двадцатого века — Петру Ивановичу Живаго, не могу не поделиться, что цитологов такого широкого размаха я больше уже не встречал в моей дальнейшей жизни» [5]. Петр Иванович среди сотрудников Аниковской генетической станции: П.И.Живаго, Д.Д.Ромашов, Г.Мёллер, М.А.Гептнер, Н.С.Серебровский, Е.М.Вермель. (19.08 1922 г.) Сотрудники Станции рассматривают привезенные из лаборатории Т. Моргана мутации дрозофил. (фото из юбилейного альбома 1927 г.) В 1921 г. под Москвой (деревня Аниково, Звенигородский район) была организована Генетическая станция. В связи с этим ее директор Н.К. Кольцов писал: «С целью приблизить генетику к запросам практической жизни я связал работу генетической станции с отделом животноводства Наркомзема...» [6] Станцией заведовал В. Н. Лебедев. Она размещалась в двух небольших домах, имела собственный небольшой птичник. Большая часть исследований касалась генетики домашней курицы. Генетикой дрозофилы занимался А. С. Серебровский. Генетикой кур занимались А. С. Серебровский и Р. И. Серебровская. Однако планы у создателя станции, Н.К. Кольцова, были значительно шире. Он хотел развернуть исследования по генетике овец. С этой целью он пригласил на станцию специалистов-овцеводов Б. Н. Васина и Е. Т. Васину-Попову. А так как овец на станции не было, работу пришлось проводить непосредственно в крестьянских хозяйствах. Коллектив станции работал дружно, в атмосфере товарищеской взаимопомощи. П.И. Живаго занимался кариологией, исследовал хромосомы кур. Материалом для этой работы его снабжали А. С. Серебровский и Р. И. Серебровская. Орнитолог А. Н. Промптов, работавший на станции по генетике воробьиных, снабжал Петра Ивановича материалом для исследования их хромосомного комплекса. Живаго поддерживал тесную связь и с Б. Н. Васиным, который доставлял ему материал для проведения работы по кариологии овец. На станции проходили генетическую подготовку многие животноводы. Летом на генетическую практику сюда направлялись студенты с кафедры Кольцова из МГУ, в их числе П. Ф. Рокицкий, Н. А. Диомидова, А. Е. Гайсинович и др., а также ученики П.И. Живаго: Б. А. Бочаров, В. Д. Вендровский, Е. А. Берлин. Работали здесь и студенты из Высшего зоотехнического института с кафедры А. С. Серебровского: Я. Л. Глембоцкий, М. А. Гептнер (Арсеньева). В 1923 г. на станцию приезжал и делал там доклад профессор Г. Мёллер — один из первых американских ученых, посетивших СССР. В 1926 г. Аниковская станция была реорганизована в научное учреждение общегосударственного значения — Центральную генетическую станцию (ЦГС). Задачи ее оставались теми же. После реорганизации станция была переведена в Назарьево (Звенигородский район), в бывшее помещичье имение с парком. Лаборатории были размещены в трех больших домах со стрельчатыми окнами. Теперь станция имела хорошую хозяйственную базу: птичник на 200 кур, овчарню на 150 овец и др. Директором станции оставался Н.К. Кольцов (в дальнейшем его сменил на этом посту В.А. Рациборский). Отделом общей генетики и генетики кур заведовал А. С. Серебровский, отделом анатомии — С. Н. Боголюбский, отделом овцеводства — Б. Н. Васин. Сотрудниками этих отделов были Р. И. Серебровская, Е. Т. Васина, С. М. Гершензон, П. Ф. Рокицкий и др. Петр Иванович приезжал на станцию летом. Его лаборатория была на втором этаже. Здесь он проводил кариологические исследования вместе со своими университетскими студентами. Лично он занимался изучением хромосом мелкого рогатого скота (овцы и козы). Регулярно посещали станцию сотрудники Института экспериментальной биологии. Кроме них на летнюю практику приезжали студенты из различных вузов, а также сотрудники научных и опытных учреждений Сибири, Украины, Кавказа, Туркестана. Они знакомились с теоретической генетикой, с методикой генетической работы на животных. За короткий срок станция завоевала широкое признание. О ее работе заговорили и за рубежом. В числе ее посетителей были зарубежные специалисты, профессора из Америки, Англии, Польши, Японии. Станция по-прежнему оставалась связанной с Институтом экспериментальной биологии. Ее сотрудники были непременными участниками институтских коллоквиумов. Неоднократно выступал на них и П.И. Живаго. Он делал доклады о своих работах и рефераты, иногда обзорные, по интересующим аудиторию вопросам. Регулярно бывали коллоквиумы и на ЦГС. Кроме того, руководители станции устраивали большие конференции по племенному делу. В них участвовали крупнейшие специалисты в области животноводства: П. Н. Кулешов (член-корреспондент АН СССР), М. Ф. Иванов (академик ВАСХНИЛ), Е. Ф. Лискун (академик ВАСХНИЛ) и др. В Назарьеве станция функционировала до 1930 г., а затем ее перевели в Гатчину, но Петр Иванович там уже не работал. В 1926 г. известный клиницист профессор В. Ф. Зеленин организовал в Москве Медико-биологический институт. Этот новый научно-исследовательский институт, вошедший в систему Главнауки Наркомпроса, должен был дать врачам более широкие биологические знания, приобщить их к современным проблемам и методам биологии. Первые годы институт работал на базе Ново-Екатерининской больницы (у Петровских ворот). Он состоял из ряда отделов, руководимых крупными специалистами. Директором был В. Ф. Зеленин, его заместителем — Л. И. Фогельсон; отдел патофизиологии возглавлял A. А. Богомолец, отдел физиологии — Л. С. Штерн, отдел эндокринологии — М. Я. Серейский, отдел терапии — B. Ф. Зеленин. Петр Иванович Живаго (в центре, рядом с Н.К. Кольцовым) и Б.Л. Астауров (крайний слева) среди сотрудников ИЭБ. Конец 1920-х гг. В 1927 г. в институт был приглашен С. Г. Левит. С его приходом начали энергично развиваться исследования по генетике. Спустя три года после прихода Левита в институте уже занимались генетикой человека. В 1931 г. институт переехал на Б. Калужскую (Ленинский проспект), в специально для пего построенное здание. Еще раньше, в 1930 г. П.И. Живаго получил предложение организовать в институте отдел цитологии. Согласившись, он начал подбирать себе кадры. Выбрать будущих сотрудников для Живаго не представляло большого труда. Почти все, кто знакомился с ним, неизбежно попадали под обаяние этого умного, приятного человека, мечтали ближе с ним познакомиться и вместе работать. Больше того, при дальнейшем общении с ним каждый убеждался, что имеет дело не просто с ученым, а и с человеком, удивительно тепло и душевно относящимся к людям. Так, приходя в лабораторию, Петр Иванович доброжелательно приветствовал каждого сотрудника, как бы подчеркивая, что все они являются членами одной семьи. Петр Иванович всегда отличался большой целеустремленностью. Его научные планы и интересы были очень широкими, но он умел в нужный момент концентрировать все свои мысли и намерения вокруг решения одной основной задачи, например изучения кариотипа в разных тканях у различных животных и человека. В исследованиях по кариологии Живаго стремился использовать всевозможные методы, в частности метод культуры ткани. Подбирая сотрудников для работы в новом отделе института, он р ководствовался тем, насколько тот или иной человек владеет цитологическими методами и методом культуры тканей. Живаго хотел создать работоспособную группу сотрудников, могущих немедленно приступить к исследованию по данной проблеме. В отделе цитологии работали Г. К. Хрущев, владевший методом культуры тканей, Б. Д. Морозов — ученик П.И. Живаго по университету, ранее работавший с ним в Институте экспериментальной биологии, А. Ф. Иваницкая, окончившая в 1929 г. курсы по культуре ткани в Институте экспериментальной биологии, организованные А. В. Румянцевым, и др. В отделе у Живаго был аспирант А.Г. Андрес, по образованию врач. Петр Иванович занимался с ним, не жалея ни времени, ни сил. Он стремился вложить в него все, что знал сам. В 1933 г. Андрес стал заведующим отделом цитологии, а Петр Иванович — его заместителем. В том же году Медико-биологический институт возглавил С. Г. Левит. Вскоре институт получил новое название, точнее характеризующее основной профиль его работы: он стал называться Медико-генетическим институтом. В нем теперь функционировали большие отделы: генетики (зав. С. Г. Левит), цитологии (зав. А. Г. Андрес, зам. зав. П.И. Живаго), морфологии (зав. Я. Л. Рапопорт), терапии (зав. Л. И. Фогельсон), нейрологии (зав. С. Н. Давиденков). В институте работали известные в то время ученые: антрополог В. В. Бунак, математик М. В. Игнатьев и др. В последующие годы бурно рос научный авторитет института, становившегося центром изучения медицинской генетики. Большое место в работе института отводилось теоретической генетике. В отделе цитологии были получены интересные данные, касающиеся кариотипа человека. Они показали, что ткани эмбриона человека представляют собой кариологическую мозаику с числом хромосом, варьирующим в довольно широких пределах. Клиннико-генетические исследования велись в самых различных направлениях: терапии, педиатрии, психиатрии, неврологии, дерматологии, офтальмологии и др. Интерес представляли и широкие генеалогические и генетические исследования на близнецах, проводимые педиатрами во главе с Л. Я. Босиком. Именно в этом институте был открыт единственный в СССР детский сад для близнецов. Советская генетика к середине 30-х годов завоевала такое признание, что крупнейший американский ученый, один из пионеров генетики, Г. Мёллер, приехав в Москву по приглашению Н. И. Вавилова, часто бывал в Медико-генетическом институте и живо интересовался проводимыми там антропогенетическими и другими работами. В 1937 г. Медико-генетический институт был расформирован. При этом часть отдела цитологии слилась с отделом морфологии человека ВИЭМа (Всесоюзный институт экспериментальной медицины, зав. Б. И. Лаврентьев). В этом отделе была организована маленькая лаборатория кариологии. П.И. Живаго в течение двух лет являлся там консультантом. Заведовал лабораторией А. Г. Андрес, сотрудником была М. И. Сорокина. Наряду с научно-исследовательской работой Петр Иванович вел самостоятельные курсы лекций, в основном по цитологии наследственности. Так, в 1930—1938 гг. он читал лекции в Горьковском университете на физико-математическом факультете, в Горьковском сельскохозяйственном институте, в Москве — аспирантам ВИЖа (Всесоюзного института животноводства) и в других учебных и научных учреждениях. В 1933 г. П.И. Живаго начал работать в лаборатории цитологии Института экспериментального морфогенеза. Первое время — консультантом на правах заведующего, а через год его избрали действительным членом этого института и он стал официальным заведующим лабораторией. Этот институт был создан в 1929 г. в Останкине на базе лаборатории экспериментального морфогенеза, организованной В. М. Дончаковой еще в 1928 г. Директором института стал Р. И. Белкин. В институте имелся ряд лабораторий: экспериментального морфогенеза (зав. Д. П. Филатов), постэмбрионального морфогенеза (зав. Л. Я. Бляхер), гистогенеза (зав. А. В. Румянцев), гормональных факторов развития (зав. В. Ф. Ларионов). Позднее всех других была организована лаборатория цитологии (зав. П.И. Живаго). Первое время в ее штат входили всего два человека. В 1935 г. институт был переведен в Москву (ул. Белинского, 3) и число штатных единиц лаборатории увеличилось. У Петра Ивановича стали Работать Е. А. Берлин, А. Ф. Иваницкая, С. А. Волохов, В. Д. Вендровский, К.А. Котельникова, М.А. Топильская, Н.Е. Гольдрин. Почти постоянно в лаборатории стажировали сотрудники из различных институтов Москвы и других городов. В исследованиях, проводимых в лаборатории, широко использовался метод тканевых культур. Опыты в основном ставились на птицах и частично на млекопитающих. Сотрудники лаборатории изучали изменчивость кариотипов эмбриональной и взрослой сомы в онтогенезе, определяли действие различных плазм крови, как основного компонента среды, на деление клеток. Работая в нескольких лабораториях, П.И. Живаго находил время и для общественной работы. В 1930—1931 гг. он руководил семинаром по цитологии наследственности и микроскопической технике для аспирантов Института экспериментальной биологии. С 1935 г. являлся членом редколлегии «Трудов Института экспериментального морфогенеза» и др. В 1934 г. вышла из печати работа К. Беляра «Цитологические основы наследственности» под редакцией П.И. Живаго и Г.К. Хрущева — руководство, предназначенное для научных сотрудников, аспирантов и студентов-генетиков старших курсов. Живаго и Хрущев перевели его с немецкого, внося ряд дополнений из работ Курта Штерна. Эта книга была совершенно необходима, так как других пособий по цитологии наследственности в то время не было. Сейчас может показаться странным, что Живаго одновременно работал в трех лабораториях, совершенно однородных по направлению. Но в то время научно-исследовательские институты были небольшими, в каждой лаборатории имелось всего несколько штатных сотрудников, не хватало даже необходимого оборудования, например микроскопов. Поэтому совместительство давало возможность расширить содержание, направление и количество исследований. 30-е годы явились годами расцвета научной деятельности и широкого признания П.И. Живаго. В 1936 г. ему присудили степень доктора биологических наук без защиты диссертации, а вскоре он получил звание профессора цитологии. Занимаясь исследованиями совершенно определенного направления (тонкая структура клеток и кариология позвоночных и человека), П.И. Живаго широко интересовался и другими биологическими проблемами и всегда поддерживал тесные научные контакты с сотрудниками многих лабораторий и институтов. Так, он сохранял связи в Медико-генетическом институте — с лабораторией генетики (зав. С. Г. Левит); в Институте экспериментальной биологии — с лабораториями цитогенетики (зав. Н. П. Дубинин) и микрокиносъемок (зав. В. Н. Лебедев); в Институте экспериментального морфогенеза с лабораториями гистологии (зав. А. В. Румянцев), экспериментального морфогенеза (зав. Д. П. Филатов), постэмбрионального развития (зав. Л. Я. Бляхер) и многими другими научными сотрудниками из разных институтов. Эти контакты приводили к научным дискуссиям, а иногда даже к конфликтам. В результате одного из них, как будет сказано дальше, Живаго ушел из Института экспериментальной биологии. Петр Иванович часто посещал научные семинары и коллоквиумы на кафедрах 1-го МГУ, мединститута и ВИЖа, являлся действительным членом Общества испытателей природы, членом Общества анатомов, гистологов и эмбриологов и некоторых других. В 1926—1930 гг. Живаго сблизился с профессором А.Г. Гурвичем, занимавшим кафедру гистологии на медицинском факультете 1-го МГУ. Живаго был частым гостем на семинарах этой кафедры. В свою очередь Гурвич очень интересовался цитологическими работами Живаго и в свою книгу «Гистологические основы биологии» включил кадры микрофильмов, сделанных Живаго с живых ядер лейкоцитов лягушки. Несколько позже Петр Иванович установил постоянный контакт с Б. И. Лаврентьевым, возглавлявшим кафедру гистологии 1-го МГУ после отъезда Гурвича в Ленинград. В 1935 г. П.И. Живаго ушел из Института экспериментальной биологии. Уход его был вызван научными расхождениями с Н.К. Кольцовым. По данным П.И. Живаго и его сотрудников, полученным на большом материале при определении кариотипа соматических клеток различных животных, получалось, что видовой кариотип не остается строго постоянным, в некотором проценте делящихся клеток камбиальных тканей обнаруживается колебание числа хромосом. Эти выводы противоречили прочно установившимся в науке точкам зрения. Большинство биологов и генетиков отказывались принять выводы Живаго, а данные наблюдений Петра Ивановича и его сотрудников рассматривали как результат методической ошибки. К этим ученым принадлежали Н.К. Кольцов и его школа. П.И. Живаго не согласился с их суждением. «Для нас казалось несомненным,— писал он,— что здесь «игра должна стоить свечей», так как пересмотр одного из долго господствовавших в биологии основных ее законов мог дать либо новый существенный этап, либо повести к полному снятию ревизуемого закона» [7]. Убежденный в своей правоте Петр Иванович ушел из института. В 1939 г. вместо Н.К. Кольцова исполняющим обязанности директора Института экспериментальной биологии был назначен Г. К. Хрущов. Спустя год этот институт с новым названием «Институт цитологии, гистологии и эмбриологии» вошел в систему Академии наук СССР. Осенью 1939 г. Петр Иванович вернулся сюда, представив большой план работы и организовав новую кариологическую лабораторию. Но через год Петр Иванович тяжело заболел (инфаркт миокарда). Едва оправившись от болезни, еще в постели, он уже работал над руководством по микрофотографии. Планам, намеченным Живаго, не суждено было осуществиться. С началом войны пришло распоряжение об эвакуации. Семьи сотрудников направлялись в Башкирию и Чкаловскую область, а сотрудники института должны были уезжать работать в Самарканд. Петру Ивановичу по состоянию здоровья жаркий климат Средней Азии был противопоказан. Поэтому его вместе с семьей направили в башкирский поселок Дюртюли. Замаскированный пароход, курсировавший по маршруту Москва-река — Волга — Кама — Белая, доставил москвичей в Дюртюли, расположенный на левом берегу Белой. Отсюда эвакуированных на телегах развозили по окрестным деревням. Письмо П.И. Живаго Живаго выбрал деревню Ляпустино, куда ехали семьи сотрудников института Л. В. Полежаева и Е. Г. Зиновьевой. Среди них были врачи (мать Полежаева и свекровь Зиновьевой), что было важно для Петра Ивановича, состояние здоровья которого еще не нормализовалось. Эвакуированных разместили по избам колхозников. Жена и дочь Петра Ивановича работали в колхозе, а также занимались собственным огородом. Сам Петр Иванович продолжал писать руководство по микроскопической технике для кариологических исследований. Несмотря на трудные условия жизни, на тревожные известия с фронта Петр Иванович ни на минуту не терял оптимизма и бодрости. Он был убежден в победе Советского Союза и в скором возвращении в Москву к прерванной научной работе. В 1943 г. Живаго получил разрешение на возвращение в Москву. Здесь он немедленно приступил к экспериментальной работе, по которой так стосковался. Весной 1944 г. Президиум Академии наук СССР назначил директором Института цитологии, гистологии и эмбриологии А. А. Заварзина. В марте 1945 г. новый директор выступил на Проблемном совещании института с докладом о связи кариологии и гистологии. В своем докладе А. А. Заварзин, в частности, сказал: «В связи с бурным развитием генетики и установлением непосредственной связи генов с хромосомами изучение ядерных структур свелось преимущественно к изучению этих последних в половых клетках. Поэтому и кариология стала преимущественно отраслью гистологии (цитологии), изучающей кариотип, т. е. набор хромосом и их генетическую структуру в половой клетке. Таким образом, современная кариология в значительной своей части сводится к цитогенетике. Такое положение ни в коем случае нельзя признать нормальным, так как кроме интересов генетики, кариология должна обслуживать в первую очередь свою основную науку — гистологию (цитологию). Между тем обособленное изучение ядра, над которым, кроме того, доминируют интересы генетического анализа, приводит к совершенно абстрактным представлениям об ядре, как таковом, к игнорированию не только его тканевой, но даже и клеточной принадлежности. С другой стороны, гистология сейчас все более и более выходит в ранг биологической дисциплины общего характера. Она оперирует со своими объектами, т. е. конкретными клетками и тканями, устанавливает отчетливые закономерности их развития, взаимосвязей, возрастных изменений и так далее, оставляя совершенно без внимания ядро. А.Ф. Иваницкая, М.А. Пешков и др. "Петр Иванович Живаго". М.: Наука, 1975, 112 с. Таким образом, создается недопустимое и вредное для дальнейшего развития и цитологии, и гистологии положение, когда ядро изучается вне клеток и тканей, а ткани, а следовательно и тканевые клетки, без ядра... Между тем материал, который приведен в докладе П.И. Живаго [8], заставляет думать, что дело здесь обстоит далеко не так просто, как думают многие кариологи. Кариологический материал, добытый до настоящего времени и относящийся к кариотипам соматических клеток, приведенный в докладе П.И. Живаго, позволяет предполагать, что кариотип в соматических клетках далеко не всегда соответствует схеме n — 2n, претерпевает изменения, и часто значительные. Поэтому вполне допустимо предположить, что намеченные в моем докладе закономерности клеточных циклов в различных тканях также связаны с какими-то вполне закономерными изменениями в кариотипах, может быть даже не так легко уловимых» [9]. Эта точка зрения была близка взглядам Петра Ивановича на кариотип, доставившим ему в свое время немало огорчений. Доклад Заварзина воодушевил Живаго, и он страстно мечтал поработать с этим ученым хотя бы еще несколько лет. Этим мечтам не суждено было сбыться. Спустя четыре месяца Заварзина не стало. Заметно ухудшилось и здоровье П.И. Живаго. С 1946 г. он почти не выходил из дому, но любимую работу не бросал. Снова, как в молодости, Петр Иванович устроил небольшую домашнюю лабораторию, на этот раз — для микрофотографии. В ней он обрабатывал материалы последних лет — о строении и функции ядрышек. Его постоянно навещали сотрудники: они приходили к нему для консультации, обсуждения экспериментальных данных. Изредка Петра Ивановича на машине привозили в институт для участия в научных заседаниях. И все это время, даже лежа в постели, он писал «Руководство по микрофотографии» и статью по изменчивости кариотипа в индивидуальном развитии. 30 октября 1948 г. после нового инфаркта Петр Иванович Живаго скончался. Литература
© Берлин Е.А., Иваницкая А.Ф., Сорокина М.И. Глава первая. Жизнь и деятельность // В книге: А.Ф. Иваницкая, М.А. Пешков и др. "Петр Иванович Живаго". М., Наука, 1975, с. 15-30. Закрыть |
Заварзин Алексей Алексеевич (1886 – 1945) Гистолог. Основатель эволюционной гистологии. Создал теорию параллелизмов: ткани, выполняющие у животных различных типов одинаковые функции, обнаруживают сходные черты строения и параллельные направления эволюции. Вр.и.о. директора Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР (1944–1945), академик АН СССР (1943) и АМН СССР (1944), генерал-майор медицинской службы (1944). Подробнее... Академик Алексей Алексеевич Заварзин (1886 – 1945) в последние годы жизни 25 марта 2016 г. исполнилось 130 лет со дня рождения Алексея Алексеевича Заварзина, одного из выдающихся отечественных ученых, генерал-майора медицинской службы, по праву считающегося общепризнанным лидером эволюционной гистологии. Ему принадлежит безусловный приоритет в научно-методологическом обосновании эволюционного подхода для познания формирования тканей организма животных, в разработке фундаментальной теории параллельных рядов тканевой эволюции [7, 8]. Первые исследования Алексея Алексеевича касались зрительных центров и брюшного мозга насекомых, в дальнейшем он проводил работы по изучению крови и соединительной ткани моллюсков, дождевых червей, членистоногих, рыб, хордовых и многих других объектов. Сравнительно-гистологический анализ нервной системы, крови и соединительной ткани разных типов животных позволил Заварзину сделать существенное обобщение в гистологии, согласно которому историческое становление тканей, выполняющих у животных идентичные функции, обусловливает сходные черты их строения, а также направления тканевой эволюции [9]. Заварзин обладал поразительными научно-педагогическими и феноменальными организаторскими способностями, создав солидную научную гистологическую школу в Советском Союзе. В 1916 г. на правительственном уровне законодательно принимается постановление об открытии Пермского отделения Петроградского университета. Заведование кафедрой гистологии было поручено приват-доценту Ленинградского государственного университета (ЛГУ) А.А. Заварзину, который уже имел опыт самостоятельной преподавательской работы, а также располагал внушительными результатами собственных научных исследований [11, 14]. Профессор Заварзин с исключительной настойчивостью и целеустремленностью включился в организационную работу. Коллектив новой кафедры гистологии пополнился приехавшими из ЛГУ студентом Ю.А. Орловым, исследователями Е.С. Данини и Ф.М. Лазаренко. Как считал Алексей Алексеевич, его ученики и сотрудники, именно в Перми начали формироваться основы его теоретического мировоззрения - эволюционного направления в гистологии [5, 14, 16, 17,]. В последующие годы А.А. Заварзин являлся начальником кафедр гистологии Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова, Военно-морской медицинской академии в Ленинграде, вузов в Томске, Москве, был руководителем ряда крупных научных учреждений, в которых своей самоотверженной работой, безграничной преданностью эволюционной идее и постоянному творческому поиску сплачивал вокруг себя коллективы единомышленников. <...> Алексей Алексеевич Заварзин за работой Пермский университет, в котором формировались научные интересы Заварзина, определялись подходы последующих изысканий, складывались контуры будущих выводов, можно сравнить с колыбелью создания концепции эволюционной динамики тканевых структур. Дальнейшие научные разработки коллективов кафедр гистологии Военно-медицинской, Военно- морской медицинской академий, 1-го Ленинградского медицинского института им. акад. И.П. Павлова, ЛГУ и др., а также отдела общей морфологии ВИЭМ, при личном участии и под руководством академика А.А. Заварзина, а затем и профессора А.А. Заварзина (младшего), дали возможность на прочном фундаменте развить и доказать на новом уровне теорию параллелизма, являющуюся ключевой для понимания эволюционной дифференцировки тканей животных в ее современной интерпретации [10, 24]. Весомый вклад в получение фактического материала и обоснование фундаментальной теории внесли гистологи-эволюционисты, в разное время работавшие в Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова: Ю.А. Орлов, Ф.М. Лазаренко, Г.А. Невмывака, Г.С. Стрелин, Л.С. Сутулов, С.И. Щелкунов. А.А. Заварзин был выдающимся ученым и страстным патриотом Отечества. Закончив в 1942 г. монографию, в которой обобщены результаты более чем 20-летнего изучения эволюционной гистологии соединительной ткани и крови, он сделал к ней такое посвящение: «Великой победе над варварством и мракобесием, светлой памяти погибших в борьбе за это святое дело, своей великой чудесной Родине эту книгу посвящает автор». Известно, что многие ученики и сотрудники Алексея Алексеевича Заварзина стали крупными учеными и организаторами собственных научных школ, представители которых и в современных исследованиях подтверждают универсальную приложимость принципов тканевой эволюции, а также практическую значимость их применения к медико-морфологическим проблемам. Могила академика A.A. Заварзина на Литераторских мостках Волковского кладбища А.В. Румянцев [19] в статье, посвященной памяти академика А.А. Заварзина, писал: «А.А. Заварзин первый понял необходимость эволюционного подхода для правильного понимания развития тканевого строения организмов и первый создал стройную эволюционную концепцию. ... Ему дано было от природы не только прозревать дали той науки, которую он любил и которою увлекался, но своим трудом проложить глубокие и прочные пути по новой целине». Литература
© Гололобов В.Г. Академик А.А. Заварзин — основатель эволюционной гистологической школы (к 130-летию со дня рождения) // Вестник Российской Военно-Медицинской Академии 4 (56) - 2016. С. 247-251. Закрыть |
Збарский Илья Борисович (1913 – 2007) Биохимик. Доктор биологических наук, профессор. Академик РАМН. Исследовал биохимию нуклеиновых кислот и белков; открыл скелетные структуры ядра и разработал концепцию ядерного матрикса, которая в течение многих лет определяла направление структурных исследований клеточного ядра. Основатель и первый руководитель лаборатории биохимии (1961—1989). Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, академик РАМН Родился 13 (26) октября 1913 г. в г. Каменце Подольском, в семье известного учёного-биохимика Бориса Збарского (1885 — 1954). 1930 год — окончил Московскую опытно-показательную школу-коммуну имени Лепешинских с химическим уклоном: работал лаборантом в физико-химической лаборатории Института курортологии Наркомздрава СССР, где занимался химическим анализом минеральных вод. 1935 год — окончил зоологическое отделение биологического факультета Московского государственного университета имени М. Н. Покровского (кафедра физиологии животных). 1936—1946 гг. — работал на кафедре биологической и аналитической химии 1-го Московского медицинского института: аспирант, ассистент, доцент. Преподавание биологической и аналитической химии Збарский сочетал с исследовательской работой в области биохимии. В 1942—1944 гг. заведовал (по совместительству) кафедрой естествознания Тюменского педагогического института и кафедрой общей химии Кубанского медицинского института в Тюмени. В тюменский период участвовал в обслуживании тела Ленина, эвакуированного в Тюмень. Збарский И.Б. 1946—1960 гг. — заведующий биохимической лабораторией Государственного онкологического института имени П. А. Герцена: занимался исследованиями в области биохимии опухолей и биохимии клетки. Работал (попутно — 1934—1952 гг.) в лаборатории при Мавзолее В. И. Ленина: сначала ассистентом, а затем старшим научным сотрудником. С 1956 года работал в Институте морфологии животных имени А. Н. Северцова АН СССР (с 1967 года — Институт биологии развития имени Н. К. Кольцова АН СССР (РАН)): старшим научным сотрудником (1956—1960), заведующим лабораторией биохимии (1961—1989); с 1989 года — советник при дирекции института. Одновременно заведовал лабораторией биохимии Института медицинской радиологии АМН СССР в Обнинске, где проводил исследования в области радиационной биохимии клетки (1962—1964 гг.); а также кафедрой медицинской биохимии Центрального института усовершенствования врачей в Москве, где организовал курсы по усовершенствованию преподавателей биохимии медицинских вузов (1964—1967 гг.). Профсоюзный билет И.Б. Збарского, Опубликовал более 400 научных трудов, в том числе 6 монографий и 60 обзорных статей. Помимо того 140 статей в энциклопедиях, рецензий, популярных и других сообщений. И.Б. Збарский среди сотрудников своей лаборатории.
Последние годы жил в Москве. Написал книгу мемуаров «Объект № 1». Скончался 9 ноября 2007 года. Похоронен на Хованском кладбище (Северная территория, участок 236). Направление научных исследований: биохимия клеточных структур, биохимия нуклеиновых кислот и белков, биология развития и биохимия опухолей. Еще в 1948 году им идентифицирован остов ядра (ядерный матрикс), впоследствии изучены и охарактеризованы ядерные структуры.
Научные регалии: доктор биологических наук, профессор. В 1950-е годы — учёный секретарь, затем заместитель редактора отдела химии Большой медицинской энциклопедии. Член Биохимического общества АН СССР (с 1956 г.), учёный секретарь Президиума (1956—1962 гг.). Член-корреспондент АМН СССР (с 1963 г.), с 1986 г. — действительный член АМН СССР (РАМН). Член президиума Общества клеточной биологии (с 2001 г.). Награды:
Основные научные труды:
Автобиография:
© Материал из Википедии — свободной энциклопедии Закрыть |
Зотин Александр Ильич (1926 – 2000) Биофизик, биолог развития. Ученик Т.А. Детлаф. Сформулировал термодинамическую теорию процессов развития. Автор оригинальных исследований цитокинеза на модели дробящихся яйцеклеток животных. Основатель и первый руководитель лаборатории биофизики развития ИБР (1967—1992). Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, 9 марта 2006 г. исполнилось бы 80 лет со дня рождения А.И. Зотина, крупного ученого, специалиста в области экспериментальной эмбриологии, биофизики и биоэнергетики процессов развития. Александр Ильич широко известен своими исследованиями физиологии водного обмена зародышей низших позвоночных, механизмов цитокинеза, уравнений роста животных, биоэнергетики процессов развития, эволюционной биоэнергетики. Однако наибольший вклад он внес в создание современной биологической термодинамики – нового направления науки, появившегося на стыке физики, химии и биологии. А.И. Зотин родился 9 марта 1926 г. в г. Бодайбо Иркутской области. В 1945 г. поступил на Биологический факультет МГУ. Здесь он увлекся работами, которые проводились на кафедре динамики развития под руководством профессора М.М. Завадовского, и планировал учиться на этой кафедре. Здесь же Александр Ильич познакомился с Т.А. Детлаф, которая оказала большое влияние на становление его научного мировоззрения. Татьяна Антоновна приобщила его к традициям русской школы экспериментальных биологов, которую основал Д.П. Филатов. Влияние уроков Т.А. Детлаф Александр Ильич будет подчеркивать на протяжении всего жизненного пути. Следует отметить, что студенческие планы А.И. Зотина специализироваться на кафедре динамики развития не смогли реализоваться. В 1948 i после августовской сессии ВАСХНИЛ в биологии, и в частности на Биологическом факультете МГУ, многое изменилось, в итоге Александр Ильич завершил обучение в университете и 1950 г. на кафедре дарвинизма. Б.Л. Астауров, Т.А. Детлаф, А.И. Зотин. После окончания МГУ А.И. Зотин поступает в аспирантуру Института морфологии животных им. А.И. Северцова АН СССР. Тема его кандидатской диссертации, предложенная Т.А. Детлаф, была связана с изучением свойств яйцевых оболочек зародышей осетровых и лососевых рыб продолжение его студенческой работы. В ходе этих и более поздних исследований яйцевых обо лочек зародышей он открыл фермент затвердевания оболочек у яиц костистых рыб и фермент вылупления у зародышей осетровых рыб. В 1954 г. А.И. Зотин защищает кандидатскую диссертацию "Строение, свойства и значение ям цевых оболочек зародышей осетровых и лососе вых рыб"; его научными руководителями были Т.А. Детлаф и С.Г. Крыжановский, в лабораторию последнего и был зачислен аспирантом Александр Ильич. Диссертация была защищена в Зоологическом институте АН СССР в Ленинграде. После окончания аспирантуры А.И. Зотин переходит в Президиум АН СССР в Отдел спецработ научным сотрудником-консультантом. Однако в 1956 г. он возвращается в Институт морфологии животных АН СССР в лабораторию экспериментальной эмбриологии на должность и.о. старшего научного сотрудника. Еще в студенческие годы Александр Ильич увлекся биофизическими проблемами, однако реальные условия того времени еще много лет не позволяли ему серьезно заняться реализацией своих давних устремлений. Вернувшись в Институт морфологии животных, А.И. Зотин продолжил ранее начатые работы, сосредоточившись на изучении водного обмена у зародышей рыб и амфибий. Водный обмен у зародышей связан с образованием различных оводненных полостей, поступлением или выходом воды в осмотически неблагоприятных условиях, а также с обновлением воды в зародышах. Работы Александра Ильича этого периода как раз были связаны с анализом отмеченных выше особенностей водного обмена зародышей. Им было разработано несколько новых методических приемов, а также предложены математические подходы для анализа получаемых данных. Результатом этих исследований стала монография Александра Ильича "Физиология водного обмена", опубликованная в 1961 г. в издательстве АН СССР. В 1963 г. он успешно защитил докторскую диссертацию по этой монографии. Защита проходила на Ученом совете Биолого-почвенного факультета МГУ. После 1962 г. в исследовательской работе А.И. Зотина начался новый этап, связанный с изучением механизма делений дробления яиц животных. Следует отметить, что Александр Ильич одним из первых в отечественной литературе отметил наличие микрофиламентов в поверхностном слое этих клеток. В 1971 г. он опубликовал оригинальную теорию цитокинеза, центральное место в которой занимала гипотеза о механизме возникновения и индукционных свойствах диастемы – структуры, возникающей при клеточном делении в центре веретена. Александр Ильич Зотин В ходе изучения цитокинеза возник вопрос об энергетике клеточного деления. Первые работы Александра Ильича в этом плане стали началом нового направления в исследованиях возглавляемого им коллектива – биоэнергетики процессов развития. Изучение этой проблемы развивалось в двух направлениях: анализ динамики окислительных процессов(интенсивности дыхания и его регуляции, а также теплопродукции) и особенности углеводного обмена в ходе раннего онтогенеза. Значительное внимание Александр Ильич уделял анализу влияния факторов среды, прежде всего температуры, на энергетический обмен в раннем онтогенезе животных. Наиболее интересный результат связан с изучением влияния температуры на уровень дыхания зародышей и продолжительность той или иной стадии развития, что дало возможность определять суммарное потребление кислорода. Это новая характеристика энергетического обмена зародышей. В отличие от экспоненциальной зависимости дыхания от температуры зависимость суммарного потребления кислорода от температуры выражается параболой, вершина которой соответствует оптимальным температурам развития. Данные об интенсивности дыхания во время развития и роста животных в дальнейшем послужили Александру Ильичу основой для построения феноменологической теории онтогенеза, которая базировалась на представлениях о термодинамике биологических процессов. В это время бельгийские ученые И. Пригожин и Ж. Виам предложили идею термодинамического подхода к анализу процессов развития. Первоначально в лаборатории Александра Ильича речь шла об экспериментальном подтверждении этой идеи, основанной на принципах нелинейной термодинамики. Однако позднее он занялся разработкой собственной концепции термодинамики биологических процессов. Основное положение этой концепции – во время развития, роста и старения организмов происходит непрерывное приближение живой системы к конечному стационарному состоянию, сопровождающемуся снижением интен-сивности теплопродукции и дыхания.
Александр Ильич опубликовал несколько монографий, посвященных биологической термодинамике (Zotin A.I. Thermodynamic aspects of developmental biology. Basel: S. Karger, 1972; Зотин А.И. Термодинамический подход к проблемам развития, роста и старения. М.: Наука, 1974; Зотин А.И. Термодинамическая основа реакций организма на внешние и внутренние факторы. М.: Наука, 1988; Zotin A.I. Thermodynamic bases of biological processes: Physiological reactions and adaptations. Berlin: De Gruyter, 1990; Зотин А.И., Зотина P.C. Феноменологическая теория развития, роста и старения организма. М.: Наука, 1993). Следует отметить, что феноменологическая теория онтогенеза, предложенная А.И. Зотиным, включает такие важные разделы, как количественная теория гомеореза, принцип наименьшего спуска и новое направление исследований в данной области – так называемую псиуметрию, анализирующую соотношение данных прямой и непрямой калориметрии. Слева направо: А.И. Зотин, В.И. Миташов (в глубине) и С.Г. Васецкий в конференц-зале ИБР. 1976 г. Eще одно направление исследований Александра Ильича связано с применением термодинамических подходов к анализу эволюционных процессов. Он собрал и обобщил огромный материл по эволюционной биоэнергетике различных организмов – от простейших до человека. Положительная корреляция между уровнем энергетического обмена (интенсивностью дыхания) различных организмов и их эволюционным статусом впервые была выявлена B.C. Ивлевым, и несколько позднее А. Хеммингсеном. А.И. Зотин, постоянно интересуясь этой проблемой, обнаружил новую фундаментальную зависимость между уровнем энергетического обмена и временем происхождения различных групп организмов. Эти исследования завершились изданием в 2000 г. монографии – последнего фундаментального труда Александра Ильича (Зотин А.И.. Зотин А.А. Направление, скорость и механизмы прогрессивной эволюции. М.: Наука). За цикл работ "Феноменологическая теория развития, роста и старения организмов" А.И. Зотин в 1997 г. был удостоен премии Президиума РАН имени А.О. Ковалевского. Он был членом редколлегий нескольких отечественных и зарубежных научных журналов, а также ответственным редактором многих коллективных монографий и сборников. Александр Ильич создал собственную оригинальную школу биофизиков, работающих в области биологии развития. У него много учеников и последователей, его идеи продолжают жить и приносить свои плоды в среде биологов развития, физиологов, эволюционистов. © Озернюк Н.Д. К 80-летию со дня рождения Александра Ильича Зотина // ОНТОГЕНЕЗ, 2006, том 37, № 6, с. 478-480 Закрыть |
Кедровский Борис Васильевич (1898 – 1970) Цитолог, биолог-экспериментатор. Ученик А.В. Румянцева. В Кольцовском институте был старшим научным сотрудником, затем руководил отделом культуры тканей, поздне отделом физиологии клетки. Пионерские работы о роли РНК в синтезе белка. Исследования сегрегационного аппарата клетки и аппарата Гольджи, витальных окрасок, открытие анаболитов. Подробнее... Доктор биологических наук, Б.В. Кедровский — крупный отечественный цитолог и цитохимик; используя цитохимические методы, впервые фактически обнаружил рибонуклеиновую кислоту и постулировал ее участие в синтезе белка; выявил «сегрегационные» гранулы (эктосомы), в которых перевариваются белки, что по существу было первым описанием лизосом. Борис Васильевич родился в Москве в семье известного врача- бактериолога Василия Ивановича Кедровского — впоследствии профессора Императорского Московского университета. В 1917 г. он поступил на Медицинский факультет Первого Московского университета. Увлекался протозоологией. После окончания университета в 1922 г. он был оставлен на кафедре медицинской зоологии. Однако в 1926 г. перешел на кафедру нормальной гистологии Медицинского факультета университета (зав. кафедрой проф. А.Г. Гурвич), на которой работал до 1938 г. В 1932 г. Борис Васильевич стал старшим научным сотрудником Института экспериментальной биологии, совмещая ее с работой на кафедре гистологии и эмбриологии Московского государственного университета; с 1938 г. он окончательно стал сотрудником Кольцовского института. Его научные интересы определились под влиянием первого учителя А.В. Румянцева, а также Н.К. Кольцова во время работы на протяжении многих лет в его Институте. В 1935 г. Борис Васильевич защитил докторскую диссертацию, а в 1938 г. ему было присвоено звание профессора. Б.В. Кедровский c преподавателями В 1936 г. в Институте экспериментальной биологии отдел культуры тканей был преобразован в отдел физиологии клетки, возглавить который Н.К. Кольцов предложил Б.В. Кедровскому. В этот период он много внимания уделял изучению строения клеток живых организмов. В частности, им была выполнена работа по выявлению фибрриллярных структур в живых нервных клетках беспозвоночных: низших ракообразных и пиявок. По результатам этих исследований были опубликованы статьи «О реальности фибриллярных структур в живой нервной клетке» в 1935 г. «Биологическом журнале», а также в "Archives d'anatomie microscopique". На эти работы опирался Н.К. Кольцов в своей книге «Организация клетки» (1936). Еще в начале 1930-х гг. Борис Васильевич стал интенсивно исследовать опалину Opalina ranarum — одноклеточный жгутиковый организм, паразитирующий в кишечнике лягушки. Для этого он использовал популярные в то время методы прижизненных наблюдений. В 1931 г. в журнале "Protoplasma" была опубликована серия его статей объемом около 300 стр. под общим названием "Die Stoffaufnahme bei Opalina ranarum" («Поступление веществ у опалины»), посвященных экспериментальным подходам к изучению строения этого организма. Один из таких подходов — использование витальной окраски для исследования строения и жизнедеятельности этого одноклеточного организма, позволил Борису Васильевичу обнаружить связь между «базофилией» (сродством клетки к основным красителям) и изменениями белков клетки. Он показал накопление витальных красителей, а также белков в особых «сегрегационных» гранулах (эктосомах), последующее разрушение в них белков и выведение. По существу им были описаны лизосомы. Таким образом, эти работы в итоге привели его к фундаментальному открытию об-щебиологического значения. Письмо Б.В. Кедровского академику В.Л. Комарову.
Продолжая эти исследования, Борис Васильевич выявил зависимость между интенсивностью роста клеток головастиков и содержанием в цитоплазме веществ, названных им «кислыми анаболитами». Статья на эту тему: «О коллоидах развивающихся клеток» была напечатана в 1937 г. в «Биологическом журнале». Позднее (1940 г.) он опубликовал статью «Особенности коллоидного состава протоплазмы молодых клеток. (Проблема базофилии плазмы в гистологии)» в журнале «Успехи современной биологии». В 1941 г. в журнале "Zeitschrift fiir Zellforschung" вышла статья Бориса Васильевича об итогах исследований кислых анаболитов, в которой приведены также новые, решающие для понимания природы этих веществ данные по действию рибонуклеазы. Из полученных результатов следовало, что кислые анаболиты являются рибонуклеопротеидами и участвуют в синтезе белка. Таким образом, данные исследования завершились фактически открытием РНК. Необходимо отметить, что к середине 1930-х гг. функции нуклеиновых кислот не были известны, и Борис Васильевич первоначально не подозревал, что он описывал функции РНК и рибосом в процессах передачи генетической информации. Очевидно, что в 30-40-е годы прошлого столетия о реализации генетической информации практически ничего не было известно. Его исследования по существу были первым шагом в этом неизведанном направлении. Спустя несколько лет после публикации этих работ Б.В. Кедровского Т. Касперсон (Швеция), применив ультрафиолетовую цитоспектрофотометрию, обнаружил в делящихся и растущих клетках вещество с характеристиками РНК, которое удалялось рибонуклеа- зой. В 1944 г., т.е. спустя несколько лет после публикации работ Бориса Васильевича о кислых анаболитах и их рибонуклеиновой природе, а также участии в синтезе белка, Ж. Браше (Бельгия) в своей книге "Embryologie chimique" отметил необходимость РНК для синтеза белка. Здесь же Браше писал: «Нам посчастливилось... мы смогли уточнить и дополнить факты, на которые раньше указывал Кедровский. Мы смогли установить, что кислые анаболиты являются РНК». Таким образом, проводимые одновременно и независимо исследования Б.В. Кедровского, Ж. Браше и Т. Касперсона показали, что открытая в этих работах РНК принимает участие в синтезе белка и является, таким образом, генетическим материалом. Однако в условиях Великой Отечественной войны исследования Бориса Васильевича продвигались с большим трудом, тогда как работы Браше и Касперсона интенсивно развивались и вскоре заняли лидирующее положение. Позже (1951 г.) он писал о вкладе наших ученых в установление биологической роли РНК: «Доля советских ученых (Хлопин, Мошковский, Кедровский) в этом открытии очень значительна. Ими были даны первые методы для обнаружения этих веществ, первоначально названных анаболитами, доказано единство их природы в разных клетках, описан ряд свойств и правильно определено их значение в биологии клетки». Работы Бориса Васильевича были оценены и в нашей стране. В 1945 г. он был награжден орденом «Знак Почета». Б.В. Кедровский В 1946 г. он опубликовал монографию «Белковая структура клеточного тела», а в 1959 г. еще одну монографию «Цитология белковых синтезов в животной клетке», в которой подведены итоги исследований этого интенсивно развивающегося научного направления. Автор отмечал, что в книге он хотел представить «Основные выводы об условиях внутриклеточных белковых синтезов, об их локализации в определенных структурах ядра и цитоплазмы, о роли в них каждого клеточного компонента в отдельности и, наконец, о взаимодействии всех структур при образовании белков, специфичных для вида животного, органа, ткани...». Первая часть книги посвящена анализу собственных данных об участии ядра и цитоплазмы в синтезе белков на модели развивающихся ооцитов и питающих клеток яичников бабочек — крупных клеток с активным синтезом белка, с отчетливо видимыми интерфазными хромосомами. Автору удалось установить морфологически и с помощью цитохимических методов участие ядерных структур в синтезе РНК и белка, а также обнаружить белковый синтез в цитоплазме. Во второй части книги представлен обзор работ о взаимодействии внутриклеточных структур в процессе белкового синтеза. В 1965 г. перевод этой книги Бориса Васильевича под названием "Cytology of the protein synthesis in animal cell" была издана в США в издательстве "Gordon and Breach". В последние годы жизни Борис Васильевич продолжал заниматься наукой: он исследовал роль ядра и цитоплазматической РНК в ДНК-зависимом синтезе белка на ядрах ооцитов и питающих клеток яичника тутового шелкопряда и других бабочек. Платова Т.П. В 1967 г. Б.Л. Астауров в статье «Проблемы индивидуального развития», посвященной программе исследований вновь созданного Института биологии развития АН СССР писал «Б.В. Кедровский необыкновенно проницательно оценил значение сделанных им наблюдений для понимания ряда явлений развития, в то время не подозревая, что он наблюдает и анализирует деятельность рибонуклеиновой кислоты как передатчика в процессах ДНК-зависимого синтеза белков. Эти работы, несомненно, лежали на магистральном направлении расшифровки самих глубинных причинных механизмов развития, но они опередили свое время». Б.В. Кедровский скончался в 1970 г. Г.П. Георгиев в некрологе отмечал: «Б.В. Кедровский является одним из тех цитохимиков, блестящие работы которого явились как бы введением в молекулярную биологию». Б.Л. Астауров и В.Я. Бродский в этот период писали: «Борис Васильевич оставил глубокий след в науке о жизни и вписал в нее яркие страницы, которые не должны и долго не будут забыты». Ученики: В.Я. Бродский, H.Л. Юшкевич, К.П. Трухачева, Т.П. Платова и др. © Озернюк Н.Д. Борис Васильевич Кедровский (1898-1970) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 220-224. Закрыть |
Клевезаль Галина Александровна (1939 – 2021) Териолог. Доктор биологических наук, профессор. Ученица С.Е. Клейненберга. Широко известна в мире своими работами в области морфологии и экологии животных. Разрабатывала созданное ею направление зоологии, связанное с углубленным изучением онтогенеза, роста и развития животных по результатам анализа структуры слоев, образующихся в тканях зубов и кости. Автор термина "регистрирующие структуры". Работала в Институте биологии развития со дня его образования. Подробнее... Доктор биологических наук Галина Александровна Клевезаль — видный российский зоолог, широко известная своими работами в области морфологии и экологии животных и прежде всего углубленными исследованиями онтогенеза, роста и развития млекопитающих по слоистым структурам зубов и кости, превратившая эту область зоологии в одно из весьма значимых и перспективных направлений современной биологии. Еще в 1953 г. любознательная школьница, ученица 8-го класса пришла в знаменитый КЮБЗ (Кружок юных биологов Московского зоопарка), и это послужило, по существу, первой и весьма важной ступенью в ее формировании как исследователя. Окончив в 1956 г. среднюю школу с золотой медалью, Галина Александровна в том же году поступила на биолого-почвенный факультет МГУ, выбрав для специализации кафедру зоологии позвоночных, которой руководил выдающийся советский эколог профессор Николай Павлович Наумов. Г.А. Клевезаль, слева направо: В 1961 г., по окончании университета, Г.А. была принята на работу в Лабораторию биологии морских млекопитающих Института морфологии животных им. А.Н. Северцова, руководимую проф. С.Е. Клейненбергом. В 1968 г. эта лаборатория вошла в состав Института биологии развития РАН им. Н.К. Кольцова, и на ее основе была сформирована Лаборатория постнатального онтогенеза, которой сначала заведовал С.Е. Клейненберг, а позднее — А.В. Яблоков. Будучи сначала младшим, а потом старшим и, наконец, ведущим научным сотрудником, Г.А. разрабатывала созданное ею направление зоологии, связанное с углубленным изучением онтогенеза, роста и развития животных по результатам анализа структуры слоев, образующихся в тканях зубов и кости. Фрагмент документа 1966 года. Архив ИБР РАН. В 1966 г. она успешно защитила кандидатскую диссертацию, в которой предлагался поистине новаторский, по тем временам, способ определения возраста млекопитающих по слоям в дентине и в периостальной кости, а в 1987 г. защитила докторскую диссертацию "Регистрирующие структуры млекопитающих" и в дальнейшем оставалась признанным лидером и авторитетом в этой области, как в России, так и за рубежом. Г.А. Клевезаль среди сотрудников лаборатории постнатального онтогенеза ИБР (1984 г.)
После Чернобыльской катастрофы Г.А. занималась освоением метода определения накопленных доз радиации по эмали зубов, работая в тесном сотрудничестве с физиками и медиками. Естественно, основной задачей было определение накопленных доз радиации у человека, но Г.А., используя тот же метод, выполнила интереснейшее исследование по северным оленям Новой Земли и Таймыра и по белым медведям. Г.А. Клевезаль во время видеозаписи для проекта "Устная история". 2013 г. Последние годы Г.А. интенсивно изучала так называемую "зону спячки" в резцах зимоспящих грызунов. По положению этой зоны можно с точностью до дня определить дату выхода животного из гибернации *. Галина Александровна Клевезаль — автор более 160 печатных работ, в том числе нескольких монографий, научно-популярных изданий и обзорных статей. Одновременно она успешно выполняла общественную работу, в том числе связанную с деятельностью Совета по морским млекопитающим. Галина Александровна во время празднования своего юбилея. Надо отметить широкий международный диапазон ее научной деятельности. Свободно владея английским языком и будучи весьма общительным и контактным человеком, она чрезвычайно плодотворно сотрудничала с зарубежными коллегами, прежде всего с американскими и польскими зоологами, проведя с ними ряд совместных исследований и подготовив несколько совместных публикаций. Удостоверение. Архив ИБР РАН. Захоронение на Донском кладбище в Москве. Помимо могучего таланта и неиссякаемой энергии ученого-исследователя, коллеги и друзья отмечали ее замечательные человеческие качества: внимание к людям, скромность и доброжелательность, милосердие и отзывчивость, готовность поддержать, прийти на помощь в трудную минуту. Все знавшие ее искренне и глубоко ее любили и гордились общением с нею. © Ивантер Э.В. Памяти Галины Александровны Клевезаль // Зоологический Журнал, 2021, том 100, № 12 _____________________ * Последняя статья Галины Александровны (на английском языке) вышла уже после её смерти. (Прим. разработчиков) Монографии и диссертации
Основные статьи
Видео:
Закрыть |
Клейненберг Сергей Евгеньевич (1909 – 1968) Териолог. Создал отечественную школу эволюционной морфологии и экологии морских млекопитающих. Организовал экспериментальные исследования принципов действия эхолокационного аппарата дельфинов. Под его руководством была развернута масштабная кампания против истребления черноморских дельфинов, в результате которой их промысел был запрещен. Основатель лаборатории постнатального онтогенеза. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор Сергей Евгеньевич родился 21 июля 1909г. в Смоленске, там же окончил школу. Его привлекали естественные науки, и он выдержал экзамены в Ленинградский госуниверситет, но не был принят «за отсутствием мест» (обычная форма отказа по социальному положению) и поступил в Вятский педагогический институт. В феврале 1930 перевелся на биологический факультет Московского госуниверситета, который и окончил в 1933 г. Его научная работа началась во ВНИРО, в лаборатории, где изучением морских млекопитающих в то время занимались «четыре Сергея»: С.Ю. Фрейман, С.В. Дорофеев, С.К. Клумов и С.Е. Клейненберг. Первые экспедиционные работы были на Белом, Черном и Каспийском морях. В 1936-1941гг. выходят его первые статьи по биологии и промыслу черноморских дельфинов и каспийского тюленя. Статьи были интересными, глубокими, и С.Е. Клейненберг быстро выдвинулся в число лучших специалистов по морским млекопитающим. Незадолго до начала Великой Отечественной войны Сергей Евгеньевич перешел в Главное управление по заповедникам. Он не был призван в армию из-за язвы желудка, и до 1944 г. работал в Хоперском заповеднике заместителем директора по научной работе. Здесь он продолжал исследования млекопитающих, не морских, но водных, выхухоли. Язва обострилась в 1944г. и ее пришлось оперировать в Москве. В Москве Сергей Евгеньевич поступил на работу в Институт эволюционной морфологии АН СССР в лабораторию Сергея Алексеевича Северцова и вернулся к исследованию морских млекопитающих. С.А. Северцова он считал своим учителем и высоко ценил. После ранней смерти С.А. Северцова Сергей Евгеньевич приложил много усилий для издания его книги «Проблемы экологии животных». После недоброй памяти сессии ВАСХНИЛ 1948 г. многие биологические научные институты АН СССР были расформированы или переформированы. К более или менее лояльному Институту эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова был присоединен опальный Институт цитологии, гистологии и эмбриологии – одно из «гнезд вейсманизма-морганизма». Так возник объединенный Институт морфологии животных им А.Н. Северцова – ИМЖ АН СССР. В этом сложнейшем коллективе, благодаря своему общительному характеру, культуре, эрудиции и широким интересам, Сергей Евгеньевич быстро завоевал популярность и авторитет. Обаятельный человек и замечательный рассказчик, Сергей Евгеньевич играл особую роль в жизни молодежи Института. Он участвовал и в лыжных вылазках, и в организации праздничных вечеров. На одном из вечеров-капустников аспиранты (С.Е. тогда заведовал аспирантурой) маршировали на сцене с большим портретом Сергея Евгеньевича на древке под остроумную песенку, ему посвященную, а он смеялся до слез. Клейненберг С.Е. Он возобновил свое довоенное изучение морфологии, экологии и промысла черноморских дельфинов, что завершились монографией «Млекопитающие Черного и Азовского морей» (Изд-во АН СССР, 1956), которая до сих пор остается самой полной и надежной сводкой по биологии дельфинов Черного моря. Эта сводка сделала С.Е. Клейненберга одним из лидеров в области исследований морских млекопитающих в СССР и поставила его в ряд крупнейших специалистов по морским млекопитающим в мире. Для встречи с ним в Институт стали приезжать специалисты по дельфинам из других стран. В 1959 г. Сергей Евгеньевич стал заведующим лабораторией экологической морфологии водных млекопитающих ИМЖ АН СССР. В эту лабораторию пришел студентом А.В. Яблоков. В 1956 г. Яблоков успешно окончил биофак МГУ, но Комиссия по распределению отказалась удовлетворить заявку Академии Наук на А.В. Яблокова из-за статьи его – пятикурсника в общефакультетской стенгазете против профессора Дворянкина, ближайшего сподвижника Лысенко. Распределили его учителем в Архангельскую область; он не подписал распределения и не получил диплома (получил через 2 года). Тогда Сергей Евгеньевич сделал смелый и хитрый ход: он зачислил Яблокова в ИМЖ младшим лаборантом, на должность, не требующую диплома о высшем образовании. В лаборатории получилось замечательное сочетание: спокойный, общительный, очень доброжелательный и умудренный опытом жизни в СССР С.Е. Клейненберг с его научным весом и молодой сверхэнергичный, горячий, рвущийся вперед А.В. Яблоков. В результате лаборатория стала центром, притягивающим исследователей морских млекопитающих со всего Союза. Здесь были частыми гостями и обсуждали свои исследования такие «ассы» морской териологии как А.А. Берзин с Дальнего Востока, Г.А. Федосеев из Магадана, Р.Ш. Хузин и М.Я. Яковенко из Мурманска. Клейненберг С.Е., В 1956-1963 гг. С.Е. Клейненберг со своими молодыми коллегами, А.В. Яблоковым и В.М. Бельковичем, провели беспрецедентное по широте охвата комплексное изучение белухи – полярного дельфина. Экспедиционные исследования позволили собрать огромный материал на Белом и Баренцевом морях, на Чукотке и в Охотском море. Анкетированием были охвачены все без исключения поселки на побережье Арктических морей СССР от Кольского полуострова до Чукотки. К исследованиям были привлечены (сказались широкие научные и дружеские связи Сергея Евгеньевича) исследователи из ВНИРО и его региональных отделений в Архангельске, Мурманске, Владивостоке, Магадане. Вместе со своими учениками Сергей Евгеньевич с энтузиазмом работал в экспедициях на Севере и Дальнем Востоке, в Москве активно участвовал в обработке собранного материала. Итогом этих исследований стала монография «Белуха», которая вскоре была переведена в США на английский язык (что для того времени являлось крупным событием). В этот же период лаборатория выпустила сборники «Определение возраста промысловых ластоногих и рациональное использование морских млекопитающих» и «Морфологические особенности водных млекопитающих» (Изд-во Наука 1964), стала одним из организаторов всесоюзных совещаний по морским млекопитающим, которые проводились раз в два года. В не малой степени благодаря Сергею Евгеньевичу и его лаборатории советские исследователи морских млекопитающих приобрели высокую репутацию за рубежом. Зарубежные коллеги посещали лабораторию и договаривались о совместных работах. Вот например, канадский специалист д-р Эдвард Митчелл после свого визита в лабораторию прислал для совместных исследований 2 огромные бочки фрагментов скелета усатых китов, что вызвало переполох на мурманской таможне (бочки шли морем). А.А. Кирпичников, А.В. Яблоков, Эдвард Митчелл (Канада), С.Е. Клейненберг Сергей Евгеньевич активно участвовал во многих заседаниях и комиссиях по изучению и рациональному использованию морских млекопитающих. В первую очередь это была Ихтиологическая комиссия Академии Наук, которую с 1951 г. возглавлял известный зоолог, паразитолог академик Е.Н. Павловский. В 1956 г. при этой комиссии был создан научно-консультативный совет по морским млекопитающим и С.Е. Клейненберг стал его председателем. Во всех инстанциях он отстаивал неистощительное использование морских млекопитающих, протестуя против чрезмерного промысла. Белькович В.М., В 60-е годы вместе с А.В. Яблоковым и В.М. Бельковичем он развернул кампанию за прекращение промысла черноморских дельфинов. Научно-популярная книга: «Загадка океана», имевшая большой общественный резонанс, завершила то, что начали многочисленные письма в правительство и статьи в журналах и газетах. В 1966 г промысел черноморских дельфинов был закрыт. С.Е. выступал против хищнического промыла беломорского тюленя. На одном из заседаний Министерства рыбного хозяйства, исчерпав все научные доводы против такого промысла, он воскликнул: «Подумайте, что скажут о вас потомки!». На что тогдашний министр А.А. Ишков ответил спокойно: «Потомки меня снимать с работы не будут». В 1967 г., когда ослабло лысенковское влияние в биологии, Институт морфологии животных им. А.Н. Северцова был разделен на два – Институт эволюционной морфологии и экологии животных им. А.Н. Северцова (ИЭМЭЖ) и Институт биологии развития (ИБР) (позднее ему было присвоено имя Н.К. Кольцова). Это разделение Сергей Евгеньевич переживал тяжело. Он был человеком высоких моральных принципов, бескомпромиссным в отношении научных фактов. Не будучи сам героем– правдоискателем, он всегда таких поддерживал и никогда не был с теми, кто пресмыкался и угодничал. Доброжелательно и терпимо относясь к людям, он был неизменно тверд в отстаивании своих принципов. Ему пришлось решать – либо идти в ИБР с надежными и принципиальными коллегами и оказаться на периферии научных интересов этого института, либо быть в ИЭМЭЖ’е «в струе» научных интересов института, но в компании людей, большинство которых были чужды ему по взглядам. Выбор был сделан в пользу ИБР'а. Сергей Евгеньевич остался в коллективе, руководимым академиком Б.Л. Астауровым, и никогда об этом не жалел. Сергей Евгеньевич Сергей Евгеньевич был замечательным руководителем в науке и в жизни. Неизменно доброжелательный, он никогда не навязывал свою волю, а лишь советовал. Он не стеснялся сказать, что не знает того или иного, но немедленно давал совет, как найти тех, кто это знает. Он не только не подавлял инициативу своих молодых сотрудников (в лаборатории тогда работали в основном люди до 30 лет), но с юношеским азартом поддерживал все их порой авантюрные начинания. Его дружелюбие и интеллигентность проявлялись во всем, даже в мелочах. Например, когда приходилось по делам зайти к нему домой (что из-за его болезни в последние годы бывало часто), приходящему неизменно предлагали чай или кофе, а его спаниель, виляя хвостом, приносил и предлагал гостю свою миску. Его надежной опорой в жизни и верным помощником была его жена – Екатерина Васильевна Владимирская. “Мой энциклопедический словарь в рыжем переплете” – называл он ее в шутку, и приятно было видеть с какой любовью и каким уважением они относились друг к другу. Клевезаль Г.А., Первый инфаркт застал Сергея Евгеньевича зимой 1961 г., когда он катался на лыжах в Подмосковье. Он упал на снег. К счастью, вскоре его заметили пробегавшие лыжники. Они, оставшиеся неизвестными, доставили его в ближайший санаторий, фактически подарив ему еще 7 лет жизни. Эти годы, несмотря на периодическое обострение болезни сердца, Сергей Евгеньевич активно работал. Его последняя книга (совместно с Г.А. Клевезаль) “Определение возраста млекопитающих по слоистым структурам зубов и кости” (Изд-во Наука 1967), переведенная на английский язык уже после его смерти, открыла новое направление в определении возраста млекопитающих. Он умер 18 ноября 1968 г., не прожив и 60 лет. Дарованные ему судьбой недолгие годы Сергей Евгеньевич прожил достойно, и свидетельством тому его научные заслуги и труды, а также добрая память в сердцах всех, кому посчастливилось его знать лично. © Яблоков А. В., Клевезаль Г. А. Сергей Евгеньевич Клейненберг 1909—1968 // Московские териологи / Отв. ред. О. Л. Россолимо. — Изд-во Товарищество научных изданий КМК, 2001. — С. 257—266. Награды
|
Кольцов Николай Константинович (1872 – 1940) Великий русский биолог широкого профиля, – создатель и первый директор Института экспериментальной биологии в Москве (1917—1938); директор Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН (1938—1939). Член-корреспондент АН, академик ВАСХНИЛ. Заслуженный деятель науки РСФСР. Основоположник экспериментальной биологии в России; его идеи в различных областях биологии в значительной мере изменили облик науки XX века. Подробнее... Профессор Николай Константинович Кольцов родился 3(15) июля 1872 г. (дата приведена на основании выписки из метрической книги (АРАН. Ф.450. Оп.2. Д.1) в Москве. Семья была в родстве с К.С. Станиславским и С.С. и Н.С. Четвериковыми. В 1890 г. поступил в Московский университет, где специализировался в области сравнительной анатомии и сравнительной эмбриологии. По окончании университета (1894) с дипломом 1-й степени и золотой медалью, Н.К. Кольцов был оставлен при нем для подготовки к профессорскому званию. В 1897 г. командирован в на два года за границу. Работал в это время в Германии и на средиземноморских биостанциях. Собранный материал послужил основой для магистерской диссертации о метамерии головы позвоночных, которая со временем была признана классической. Ее защита состоялась в 1901г. Некоторые авторские иллюстрации Н.К. Кольцова к его работе
С 1900 по 1911 — приват-доцент Московского университета. В этот период Н.К. Кольцов начал осуществлять программу по изучению формы клетки, которая, как тогда считалось, состоит из оболочки и однородного бесструктурного содержимого, некоего "живого вещества". Н.К. Кольцов в своих работах доказал, что форма клетки зависит от формы коллоидальных частиц, образующих клеточный скелет. Николай Константинович В 1902 Н.К. Кольцов был вновь командирован за границу, где в течение двух лет работал в крупнейших биологических лабораториях. Вернувшись в Россию в 1903 г., Н.К. Кольцов занялся педагогической и научно-организационной работой. В 1903 -1918 гг. он преподавал на Московских Высших женских курсов по естественному отделению. На Высших Женских курсах Герье Н.К. Кольцов познакомился со студенткой Марией Полиевктовной Садовниковой (сестрой будущего академика, химика-органика П. П. Шорыгина), которая вскоре стала его женой (1907). С 1908 по 1919 гг. Н.К. Кольцов — профессор городского Народного университета Л.А. Шанявского. С 1917 по 1930 гг. — профессор МГУ (принимал участие в организации Института сравнительной анатомии) и с 1922 по 1927 гг. — профессор 2-го МГУ. 5 декабря 1916 г., Н.К. Кольцов был избран членом-корреспондентом РАН по разряду биологическому Отделения физико-математических наук. Письма Н.К. Кольцова академику В.Л. Комарову. 1915 г. Архив РАН. (Ф.277.Оп.4.Ед.хр.754) Н.К. Кольцов во многом разделял политические взгляды народных социалистов, поэтому после февральской революции 1917 г. он включился в организованное группой либеральных общественных деятелей обсуждение вопросов восстановления социально-экономической жизни России. ЧК было сфабриковано дело так называемого "Тактического центра". В августе 1920 г. начался громкий политический процесс, в результате которого Н.К. Кольцов в числе 20 обвиняемых был приговорен к расстрелу, но вскоре освобожден: приговор был отменен лично В.И. Лениным благодаря ходатайствам П.А. Кропоткина, М.Горького, А.В. Луначарского и др. Н.К. Кольцов - В 1917 г. он организовал в Москве и возглавил Институт экспериментальной биологии. В 1918 г. он заведовал Генетическим отделом КЕПС Российской академии наук. В 1918 г. Н.К. Кольцовым была организована Аниковская генетическая станция. Она специализировалась по генетике сельскохозяйственных животных. В 1920-е гг. было создано Русское евгеническое общество. Широко понимая евгенику, он включал в нее составление генеалогий, географию болезней, витальную статистику, социальную гигиену и др. Говоря о евгенике, ученый занимался генетикой человека и комплексным биосоциальным изучением человека. С 1922 по 1925 гг. Н.К. Кольцов преподавал в Медико-Педологическом институте Наркомздрава РСФСР. С 1930 по 1933 гг. он заведовал лабораторией Всесоюзного института животноводства ВАСХНИЛ. Русский евгенический журнал. Том 1, 1922.
Основные труды по сравнительной анатомии позвоночных, экспериментальной цитологии, физико-химической биологии, генетике. Первым разработал гипотезу молекулярного строения и матричной репродукции хромосом, предвосхитившую принципиальные положения современной молекулярной биологии и генетики. В 1933 г. Н.К. Кольцов был избран почетным членом Эдинбургского Королевского общества, в 1934 г. он был удостоен звания Заслуженного деятеля науки РСФСР, в 1935 г. — стал доктором зоологии и действительным членом ВАСХНИЛ. Н.К. Кольцов среди сотрудников своего института (1927 г.)
В 1936 г. Кольцов опубликовал сборник своих работ, относящихся к периоду 1903-1935 гг. под общим названием "Организация клетки", где представил оригинальную теоретико-биологическую концепцию. Николай Константинович в библиотеке Института экспериментальной биологии. Середина 1930-х.
Гонения на генетику конца 1930-х напрямую затронули Н.К. Кольцова и его Институт. Имя ученого подверглось шельмованию в партийной печати. Чтобы не допустить его избрания в число академиков, враги Николая Константиновича 11.01.1939 опубликовали в газете "Правда" клеветническую статью, и на место, по праву принадлежащее Н.К. Кольцову, был избран Трофим Лысенко — малообразованный агроном, основатель и крупнейший представитель псевдонаучного учения — "мичуринской биологии". Докладная записка директора института экспериментальной биологии АН СССР Н. Кольцова с просьбой приема института в ведение АН СССР и утвердить штаты института.
В апреле 1939 г. Н.К. Кольцов был снят с должности директора Института экспериментальной биологии, которому отдал 22 года жизни. Осенью 1940 г. Н.К. Кольцов поехал в Ленинград, чтобы прочитать доклад "Химия и морфология" в юбилейном заседании Московского общества испытателей природы. 2 декабря 1940 г. он скончался в гостинице "Европейская" от обширного инфаркта. Его жена, Мария Полиевктовна, написала о смерти Н.К. Кольцова в Москву и покончила жизнь самоубийством. Николай Константинович и Мария Полиевктовна похоронены в Москве на Введенском кладбище (13 участок). © Архивы Российской академии наук http://www.arran.ru/?q=en/node/192 Основные научные труды
Литература о Н.К. Кольцове
Закрыть |
Корочкин Леонид Иванович (1935 – 2006) Эмбриолог, нейрогенетик. Доктор медицинских наук. Исследовал молекулярно-генетические механизмы индивидуального развития; показал роль наследственного биохимического полиморфизма в эволюции и индивидуальном развитии. Основатель и руководитель лаборатории молекулярной биологии развития ИБР. Подробнее... Корочкин Леонид Иванович Корочкин родился в г. Новокузнецке, окончил с золотой медалью школу в г. Кемерово и поступил на лечебный факультет Томского медицинского института, который окончил с отличием и был оставлен в аспирантуре на кафедре гистологии. Вскоре Леонид Иванович защитил кандидатскую диссертацию, материалы которой были обобщены в монографии. В 1964 г. Леонид Иванович переехал в Новосибирский академгородок, где организовал в Институте цитологии и генетики СО АН СССР группу генетики индивидуального развития, позднее преобразованную в лабораторию. В 1968 г. он защитил докторскую диссертацию. В Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН Леонид Иванович проработал четверть века, с 1980 года, когда он создал лабораторию молекулярной биологии развития. Многие из исследований Леонида Ивановича являются пионерскими. Одним из первых в нашей стране он начал использовать гистохимические методы для исследования процессов нейрогенеза; он автор оригинальных работ по изучению роли генетического аппарата клеток в процессах детерминации и дифференцировки; им впервые продемонстрирована периодичность морфогенетической активации ядер в ходе развития коры головного мозга. На другой модели Леонид Иванович исследовал генетическую регуляцию тканеспецифической эстеразы в ходе развития дрозофилы. Им локализован структурный ген эстеразы и выявлена система генов, кодирующих экспрессию этого гена. В лаборатории Леонида Ивановича впервые описан молекулярно-генетический механизм клеточной детерминации. В последние годы Леонидом Ивановичем выполнен ряд приоритетных работ в области изучения стволовых клеток. Он разработал новый метод трансформации этих клеток с использованием регуляторных элементов генома дрозофилы.
Работы Леонида Ивановича широко известны в нашей стране и за рубежом. Он – автор около 500 научных публикаций в отечественной и зарубежной печати, в том числе шести монографий и двух учебников. Леонид Иванович постоянно читал в МГУ курсы лекций по генетике развития и нейрогенетике. Многие его бывшие аспиранты и студенты успешно работают в отечественных институтах и за рубежом. Под его руководством выполнено и защищено 15 докторских и 50 кандидатских диссертаций. Заслуги Корочкина отмечены Государственной премией РФ и Премией РАН имени Н.К. Кольцова, он избран членом-корреспондентом РАН, академиком РАЕН, академиком Российской медико-технической академии, почетным членом Московского общества генетиков и селекционеров. Он постоянно участвовал в организации научных конференций, был заместителем генерального секретаря Международного генетического конгресса. Л.И. Корочкин являлся членом ряда редколлегий отечественных и зарубежных журналов, а также ученых и научных советов, членом Центрального Совета ВОГиС им. Н.И. Вавилова, членом бюро Научного совета по биологии развития, он был членом редколлегии журнала "Онтогенез" с начала его организации и в работе журнала принимал самое активное участие. Корочкин Л.И. Леонид Иванович был человеком энциклопедических знаний и обширных научных интересов. Он автор ряда философских трудов, среди которых книги "Христианство и судьбы человечества", "Свет и тьма", "Недогматическое христианское богословие". Известен он и среди деятелей искусства. Будучи не только ученым, но и художником, он принимал участие в знаменитых выставках авангарда на Малой Грузинской, имел ряд персональных выставок, многие его картины представлены в частных коллекциях в нашей стране и за рубежом (США, Франция, Англия, Мальта, Германия). В советский период, когда наша наука из-за административных и идеологических препон была довольно изолирована, Леонид Иванович делал все от него зависящее для установления контактов между учеными и для пропаганды достижений науки нашей страны. Л.И. Корочкин Вкус к научным дискуссиям, такт и ровный, доброжелательный стиль общения со всеми, независимо от чинов и званий, всегда были яркими чертами его характера. Леонид Иванович был прекрасным человеком, добрым и отзывчивым товарищем для многих из нас. Для всех, кому посчастливилось работать с Леонидом Ивановичем Корочкиным в Институте или других организациях, он останется примером беззаветной преданности главному делу своей жизни – науке. © Озернюк Н.Д., Миташов В.И., Васецкий С.Г. ПАМЯТИ ЛЕОНИДА ИВАНОВИЧА КОРОЧКИНА (16.04.1935-19.08.2006) // ОНТОГЕНЕЗ, 2007, том 38, № 1, с. 67-68 Закрыть |
Коштоянц Хачатур Седракович (1900 – 1961) Физиолог. Основные труды посвящены проблемам эволюции функций организмов и теоретическим основам эволюционной физиологии. Разработал энзимохимическую медиаторную гипотезу возбуждения нервных волокон, стававшую основой современных представлений о медиаторном взаимодействии в нервных клеток. Подробнее... Академик Окончил 2-й МГУ (1926). Доктор биологических наук (1935, без защиты диссертации). Профессор (1935). Член-корреспондент отделения математических и естественных наук (сравнительная физиология) АН СССР (1939). Академик АН Армянской ССР (1943). Профессор зоологического отделения (1931–1933). Заведующий кафедрой физиологии животных/физиологии человека и животных (1942–1961), декан (1958) биологического/биолого-почвенного факультета. Работал в МГУ с 1929 г. В 1945 г. вместе с другими профессорами подписал письмо на имя И.В.Сталина о необходимости разработки перспективного плана развития университета, для чего совершенно неотложным делом является строительство новых учебных корпусов и закрепления для этой цели постоянных земельных участков. Директор Института истории естествознания АН СССР (1946–1953). Депутат Верховного Совета СССР (1946–1950). Награждён орденами Ленина (1955), «Знак Почёта» (1940), Трудового Красного Знамени (1943, 1945), медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (1946). Область научных интересов: теория эволюционной физиологии, история отечественной и мировой физиологии. Сталинскую премию получил за научный труд «Очерки по истории физиологии в России» (1946). Ломоносовскую премию получил за исследование «Белковые тела, обмен веществ и нервная регуляция», изданное в 1951 г. Читал курсы «Сравнительная физиология», «Физиология и биохимия животных», «Высшая нервная деятельность». Основные труды
© Летопись Московского университета Коштоянц Хачатур Седракович Закрыть |
Кузин Борис Александрович (1945 – 2018) Генетик. Продемонстрировал взаимодействие гомеозисных генов комплекса Antennapedia с геном spineless в процессе развития конечностей насекомых. Показал роль гена, кодирующего NO-синтазу (фермент, отвечающий за образование оксида азота) в поляризации клеток, формирующих глаз насекомых. Установил связь между RB-сигнальным путём, контролирующем пролиферацию клеток, и NO-сигнальной трансдукцией. Создатель лаборатории генетических механизмов органогенеза. Заместитель директора ИБР по научной работе. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор
Борис Александрович Кузин был выдающимся ученым-генетиком. Он родился 17 января 1945 года в поселке Толмачево – пригороде Новосибирска (до 1957 года на месте Толмачёво был военный аэродром), в семье летчика Александра Владимировича Кузина, который во время войны был командиром транспортного авиационного полка, орденоносцем нескольких высших орденов СССР, а позже летчиком гражданской авиации. Мама Бориса Александровича – Любовь Григорьевна (девичья фамилия Пелипенко), родившая еще двух дочерей и старшего сына была домохозяйкой. Борис Александрович закончил в 1968 году биофак Ростовского-на-Дону университета, по специальности генетика. На четвертом курсе сумел добиться прохождения практики в отделе общей радиобиологии и генетики в Институте медицинской радиологии АМН СССР, в Обнинске. Отдел возглавлял выдающийся генетик Н.В. Тимофеев-Ресовский, который сыграл большую роль в возрождении генетики в СССР. Здесь, еще, будучи студентом, он под руководством Н.В.Тимофеева-Ресовского и Евгения Константиновича Гинтера приобщился к науке (академик РАН Евгений Константинович Гинтер ныне научный руководитель ФГБНУ "Медико-генетический научный центр”). Оканчивая среднюю школу в школе рабочей молодежи, Борис Александрович работал учеником слесаря, научился работать руками, и всю жизнь за ним шла слава – «мастер золотые руки». Он умел вытянуть из стекла тончайшую микропипетку, сделать приспособления к ней, и умел пересаживать имагинальные диски в имаго дрозофилы. Это позволяло ему определять готовность к дифференцировке клеток глазных и антенных имагинальных дисков дрозофилы. Надо сказать, что гомеозисные мутации у дрозофилы интересовали Бориса Александровича всю жизнь, и он время от времени возвращался к исследованию этой интереснейшей группы генов. Б.А. Кузин с коллегами
Следующий этап жизни Кузина связан с работой в Новосибирском Академгородке в отделе Леонида Ивановича Корочкина, выдающегося российского генетика и эмбриолога, где он участвовал в исследованиях по генетике эстераз разных видов дрозофилы. В дальнейшем, когда Корочкин переехал в Москву, Борис Александрович последовал за ним и работал в его лаборатории. Лаборатория молекулярной биологии развития была организована Корочкиным в ИБР РАН в 1980, и он бессменно руководил ею на протяжении 26 лет. Л.И. Корочкин – основатель научной школы России "Новые подходы к генетике развития с использованием ксенотрансплантации нервной ткани". В 1998 г. в результате слияния двух научных групп была создана лаборатория генетических механизмов органогенеза, которую возглавил д.б.н. Б.А. Кузин. Надо сказать, что во время работы в ИБР РАН Борис Александрович Кузин в течение порядка 10 лет был зам. Директора Института по науке и делал всё возможное, чтобы продолжить и развить идеи Бориса Львовича Астаурова и организовать исследования по биологии развития на современном уровне. В этом отношении очень полезным оказалось многолетнее сотрудничество Кузина с выдающимся молекулярным биологом Григорием Ениколоповым, вместе с которым было опубликовано более 30 статей, в том числе в таких журналах, как «Cell», «Genes and Development», «Current Biology», и других важнейших форумах биологической науки. В частности, впервые годы работы Б.А. в ИБР, им удалось проклонировать ген эстеразы Drosophila virilis, над которым долго, еще с Новосибирска, работали группы Кузина, Евгеньева и Корочкина. У гена не было известно каких-либо клонированных к тому времени аналогов, и он оказался первым в СССР «оригинальным» клонированным геном, кодирующим важный белок. В 1984 году Б.А. Кузиным была создана одна из первых групп в СССР по созданию трансгенных животных. Следует отметить, что в эти годы технология получения трансгенных животных с помощью микроиньекций в пронуклеусы оплодотворенных яйцеклеток еще только развивалась на Западе и была совсем не рутинной процедурой. На первом этапе, совместными усилиями групп Кузина и Ениколопова были получены линии трансгенных мышей с введением в геном различных генетических конструкций. В качестве трансгенов использовались, в том числе, гены гормона роста различных животных, ген белка оболочки вируса гепатита В (HBS–антиген) и другие, поставленные под контроль различных регулируемых промоторов. После успешного получения трансгенных мышей с различными конструкциями, в сотрудничестве с ВИЖ были проведены опыты по созданию трансгенных кроликов и свиней, которые также увенчались успехом. Одновременно, на базе ВИПРХ были получены трансгенные карпы. К сожалению, несмотря на свою успешность, эти работы пришлись уже на период 90-х годов и не нашли своего продолжения, так и оставшись успешными научными экспериментами. В течение почти 15 лет (1991-2004) Борис Александрович Кузин связал свою научную судьбу с рядом ведущих центров США. Надо отметить, что во все эти годы Кузин сохранял свою группу, а потом лабораторию в ИБР и работа в США помогала вести исследования на современном уровне, что было практически невозможно в то сложное для России время. Кузин Б.А. В США Борис Александрович работал сначала в Университете Томаса Джефферсона в Филадельфии, а затем в знаменитой Лаборатории Колд Спринг Харбор, которой руководил Джеймс Уотсон (и который относился к Борису Александровичу с неизменным уважением и интересом). К этим годам относится обнаружение взаимодействие гомеозисных генов комплекса Antennapedia с геном spineless в процессе развития конечностей насекомых, а также важнейший цикл работ Бориса Александровича по генетической роли NO синтазы (фермента, отвечающего за образование монооксида азота монооксида азота). В продолжении сотрудничества с группой Ениколопова, им была показана критическая роль NO в развитии имагинальных дисков дрозофилы и формируемых ими органов, и в поляризации клеток, формирующих глаз насекомых. Им была также исследованы основные механизмы действия NO в развитии и показана связь между сигналами NO и основными сигнальными путями, в частности, Rb-путем, контролирующими пролиферацию клеток и органогенез. В Университете Томаса Джефферсона Б.А. сотрудничал с группой Александра Мазо в нескольких важных проектах, связанных с эпигенетикой. Б.А. обнаружил, что один из ключевых эпигенетических регуляторов, Trithorax принимает непосредственное участие в регуляции гомеозисного гена forkhead. Это был важный шаг вперед, поскольку ранее считалось, что Trithorax вовлечен только в регуляцию классических гомеозисных генов Antennapedia и Bithorax комплексов. B. A. также изучил тонкую структуры регуляторных элементов генов группы Trithorax и Polycomb в гомеозисном гене Ultrabithorax. Было показано, что регуляторные элементы этих двух противоположных, положительных и отрицательных групп эпигенетических регуляторов экспрессии Ultrabithorax состоят из тесно расположенных, но разделенных последовательностей. Эти исследования были опубликованы в журналах высокого профиля «Genes and Development» и молекулярной и клеточной биологии. Помимо этих исследований, группы B.А.Кузина и A.Мазо в течение многих лет сотрудничали над рядом других проектов, и их частые и плодотворные научные дискуссии продолжались до последних дней жизни B. A. До последних дней жизни Борис Александрович жил в научном поиске. В круг его исследований входили проблемы генетического контроля процессов поляризации и морфогенетического движения клеток в развитии многоклеточных организмов. В последние годы Б.А. Кузин исследовал роль эволюционно-консервативного гена, кодирующего диоксиновый/арил-гидрокарбоновый рецептор (АгР) человека в модуляции экспрессии генов, используя гуманизированных дрозофил. Под его руководством велись работы, в результате которых было показано взаимодействие АгР с нуклеотропным шапероном CG5017 в процессе регуляции морфогенеза, формирования долговременной памяти и ответа на оксидативный стресс. Генетические эксперименты, выполненные с использованием слабых мутаций в генах, кодирующих АгР и нуклеотропный шаперон CG5017, показали, что эти мутации делают организм чувствительным даже к низким дозам радиации. Показана возможность коррекции этих нарушений при помощи фармацевтических средств (серотонин). Слева направо: Одним из последних достижений научной деятельности Б.А. Кузина стало открытие зависимости лиганд-индуцибельной экспрессии целевых генов АгР от эпигенетического статуса их регуляторных районов. Работы по генетике развития были отмечены Премией имени А.О. Ковалевского – за выдающиеся исследования в области биологии развития, общей, сравнительной и экспериментальной эмбриологии беспозвоночных и позвоночных животных. 2009 г. Для многих начинающих и состоявшихся ученых, Борис Александрович был редким примером глубокого отношения к науке и научному поиску, целостности и своеобразия научного взгляда, и смелости в постановке и решении сложнейших биологически задач. В обычной жизни Борис Александрович был чрезвычайно отзывчивым человеком, всегда приходившим на помощь тем, кто в помощи нуждался. © Евгеньев М.Б., Ениколопов Г.Н., Симонова О.Б., Слезингер М.С., Зацепина О.Г., Гапоненко А.К. Кузин Борис Александрович (1945 – 2018) // Специально для Виртуального музея ИБР РАН. 2019 г. Награды
Основные публикации
Патенты
Закрыть |
Лапчинский Анастасий Георгиевич (1908-1982) Хирург-экспериментатор, трансплантолог; установил возможность приживления органов при аллотрансплантациях; показал приживление зубных зачатков у животных; внес значительный вклад в челюстно-лицевую хирургию; впервые создал установку для консервации органов. В Кольцовском Институте работал в должности старшего научного сотрудника с 1937 по 1941 г. Подробнее... Доктор медицинских наук*, профессор А.Г. Лапчинский — известный хирург-экспериментатор, специалист по пересадке органов у млекопитающих; установил возможность приживления органов при аллотрансплантациях; осуществил уникальную операцию по аллотрансплантации ампутированных конечностей у млекопитающих; вместе с А.А. Малиновским, занимаясь пересадкой зубных зачатков, показал их приживление у животных; внес значительный вклад в развитие челюстно-лицевой хирургии в годы Великой Отечественной войны и в послевоенное время; впервые на основе аппарата искусственного кровообращения С.С. Брюхоненко создал (вместе с Г.П. Тарасовым) холодильную установку для консервации органов. Анастасий Георгиевич родился в Ленинграде в семье врачей. С 1926 по 1930 г. он — студент Первого Московского медицинского института. После окончания института работал врачом-хирургом во Всеукраинском институте усовершенствования врачей. С 1933 по 1936 г. Анастасий Георгиевич— аспирант, а позднее — старший научный сотрудник Института экспериментального морфогенеза Московского государственного университета. Кандидатскую диссертацию «Влияние процесса регенерации на скорость течения метаморфоза амфибий», он защитил в 1937 г. Впоследствии (с 1937 по 1941 г.) А.Г. Лапчинский работал в должности старшего научного сотрудника в Институте экспериментальной биологии (с 1939 г. Институт цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР). С 1937 г. Анастасий Георгиевич стал заведующим Кропотовской биологической станцией Кольцовского института в Каширском районе Московской области, на которой проводили исследования многие поколения сотрудников этого института. В этом же году он стал работать в отделе механики развития, возглавляемом Д.П. Филатовым в Институте экспериментальной биологии. Основная область научных интересов Анастасия Георгиевича — трансплантация органов и тканей у млекопитающих. Им выполнены экспериментальные работы по пересадке и приживлению кожи у человека; впервые была доказана возможность приживления органов у млекопитающих при аллотрансплантациях. А.Г. Лапчинский и научный сотрудник ЦИТО с подопытной собакой Братиком, которой пересадили лапу от другой собаки, 1964 год. В 1939 г. Анастасием Георгиевичем была осуществлена уникальная операция: замена ампутированных конечностей у крысят путем аллотрансплантации от однопометных животных другого пола с помощью микрохирургической техники и метода временного парабиоза между донором и рецепиентом. Этими экспериментами была доказана возможность приживления пересаженных органов. А.Г. Лапчинским вместе с А.А. Малиновским было продемонстрировано приживление и развитие неминерализованных зубных зачатков при их пересадке взрослым крысам, собакам и кошкам в челюсть и в трепанированную бедренную кость (1939-1940 гг.). Эти результаты послужили началом дальнейших успешных исследований Анастасия Георгиевича в области трансплантологии у млекопитающих уже в послевоенные годы вне стен Кольцовского института. Перед началом Великой Отечественной войны, помимо Кольцовского института, он работал также в клинике А.В. Вишневского. В годы войны Анастасий Георгиевич был хирургом в различных медицинских учреждениях: в 1941-1942 гг. он старший научный сотрудник хирургической клиники Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), а с 1942 по 1945 г. — главный хирург эвакогоспиталей в Томске и в Ижевске. Работая в Ижевском эвакогоспитале, Анастасий Георгиевич был также консультантом ряда других госпиталей: сортировочного, восстановительного, общехирургических. Значительные успехи были достигнуты им в области челюстно-лицевой хирургии. Разработанные им операции вошли в число шести основных достижений медицины во время Великой Отечественной войны. За самоотверженную работу хирургом в годы войны в Ижевске Анастасию Георгиевичу было присвоено звание Заслуженного врача Удмуртской республики. А.Г. Лапчинский (справа) со своей камерой для консервации органов холодом. С.С. Брюхоненко – 2-й справа. 1950-е гг. В 1946 г. он возвратился в Москву и работал научным сотрудником в Центральном институте травматологии и ортопедии (ЦИТО) Министерства здравоохранения СССР. Здесь с 1960 г. он стал заведующим лабораторией пересадки органов и продолжал свои исследования. А.Г. Лапчинский и Г.П. Тарасов на базе аппарата искусственного кровообращения С.С. Брюхоненко сконструировали холодильную установку с искусственным кровообращением и впервые использовали ее для консервации органов. Это был огромный прорыв в хирургии. Анастасий Георгиевич Лапчинский (в центре) в конфернц-зале ИБР. Будучи талантливым хирургом-экспериментатором, Анастасий Георгиевич постоянно консультировал молодых хирургов, и отечественных, и зарубежных. Были среди них и американцы. По возвращении в США один из них рассказал о знаменитом русском хирургевиртуозе, делавшем удивительные операции, но американские коллеги отнеслись к его рассказам с недоверием. После этого Анастасий Георгиевич в 1960 г. получил приглашение на Международный конгресс хирургов в США, где представил свои сенсационные результаты по пересадке органов и их консервации. Американцы были поражены новизной и уровнем мастерства А.Г. Лапчинского. За существенный вклад в развитие хирургии Анастасий Георгиевич был награжден орденом «Знак Почета» и медалями. А.Г. Лапчинский скончался в 1982 г. © Озернюк Н.Д. Анастасий Георгиевич Лапчинский (1908-1982) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 297-299. __________________ * В 1970 г. А.Г. Лапчинский защитил докторскую диссертацию на тему: «Аутотрансплантация и гомотрансплантация конечности в эксперименте» (прим. разработчиков.) Закрыть |
Лебедев Владимир Николаевич (1882 – 1951) Протистолог, режиссёр научно-популярного кино, пионер отечественной киносъёмки микроорганизмов. Соратник Н.К. Кольцова. Лауреат Сталинской премии второй степени (1941). Профессор. С 1908 работал на Моск. высших женских курсах, реорганизованных позже во 2-й Моск. университет, с 1920 – в Институте экспериментальной биологии и с 1949 – в Институте морфологии животных АН СССР. Научные работы посвящены строению простейших. Подробнее...
Доктор биологических наук, Известный зоолог, цитолог, основатель микрокиносъемки в нашей стране; разработал метод замедленной киносъемки живых объектов; автор исследований строения различных клеток, прежде всего, простейших с помощью микрокиносъемки; создал научные фильмы «Инфузория», «Одноклеточные организмы», «Грибы», «Водоросли», «Опыты по физиологии сердца», «Культура тканей».
Отец Владимира Николаевича -
Владимир Николаевич родился в Твери в семье нотариуса Николая Ильича Лебедева, общественного деятеля и мецената и Елизаветы Ивановны Лебедевой (ур. - Добросердова). В семье было шестеро детей: Лидия (1872), Ольга (1873), Виктор (1874), Николай (187?), Варвара (1879) и Владимир (1882). В 1901 г. Владимир Николаевич поступил на Естественное отделение физико-математического факультета Императорского Московского университета. По окончании университета он уехал в Германию, где более двух лет учился в Мюнхенском университете и стажировался в области зоологии в лаборатории проф. Р. Гертвига, специалиста по клеточному делению, впоследствии пропагандировавшего идеи Н.К. Кольцова о внутриклеточном скелете. С 1909 г. Владимир Николаевич стал преподавателем зоологии на Московских Высших женских курсах, а позднее — профессором кафедры зоологии и паразитологии Медицинского факультета этого же вуза, переименованного впоследствии во Второй Московский университет. Область научных интересов Владимира Николаевича в 1900х — 1910х гг. была связана главным образом с изучением строения простейших с помощью методов микрокиносъемки. В.Н. Лебедев считается основателем микрокиносъемки по меньшей мере в Российской Империи и Советском союзе и его пристрастие к кино-фототехнике сыграло очень важную роль в техническом оснащении вновь созданного Института экспериментальной биологии.
Кинофабрика Ханжонкова. Москва, Житная ул., 29 В.Н. Лебедев входил в Московскую группу любителей научного кино при МГУ. Эта группа регулярно проводила общедоступные лекции, сопровождаемые научными фильмами, устраивала воскресные чтения, активно содействовала использованию кино в научно-исследовательской работе. В.Н. Лебедев принимал непосредственное участие в организации университетского кинолектория, был одним из первых советских учёных, посвятивших себя разработке методов киносъёмки микроорганизмов. Он соединил кинокамеру с микроскопом и добился превосходных результатов как в лабораторной, так и в творческой практике. Еще в 1911 г. на кинофабрике АО «Ханжонков и К°» В.Н. Лебедев, используя разработанный им метод замедленной киносъемки с помощью киноаппарата собственной конструкции, создал первый биологический кинофильм «Инфузория» (выпущен в 1912), основанный на микросъёмке, который получил широкую известность не только на Родине автора, но и за рубежом. С 1917 года Лебедев вместе Н.К. Кольцовым занимался организаций Института экспериментальной биологии, для которого биологи вместе написали программу. В 1920 г. Владимир Николаевич стал сотрудником Института экспериментальной биологии в должности ассистента (по 1923 г.), затем директора Аниковской генетической станции в Подмосковье (по 1924 г.) и, наконец, заместителя директора Института (с 1923 по 1938 г.). Он был ближайшим помощником Н.К. Кольцова по многим научным и по всем организационным и хозяйственным проблемам Института на протяжении 15 лет. Известно, что Н.К. Кольцов придавал громадное значение техническому оснащению своего института. Без микроскопов и других приборов проводить экспериментальную работу в институте, где основные направления — цитология и генетика, было невозможно. Н.К. Кольцову нужен был надежный соратник. Б.Л. Астауров и П.Ф. Рокицкий в своей книге «Николай Константинович Кольцов» (1975) писали: «В этом очень трудном деле основную роль играл постоянный заместитель директора В.Н. Лебедев — профессор, зоолог по специальности, отдавший все силы институту и не гнушавшийся самой грязной технической работой по ремонту и конструированию всякой аппаратуры. Под его руководством была организована первая в СССР микрокинолаборатория, которой широко пользовались цитологи (П.И. Живаго и др.), создавались первые киноаппараты для съемок живых объектов, в том числе первый в СССР биологический научный кинофильм, за который он получил правительственную награду». Владимир Николаевич Лебедев среди сотрудников Института экспериментальной биологии (1927 г.)
Владимир Николаевич в Кольцовском институте создал первую в нашей стране лабораторию микрокиносъемки, которую он возглавлял до 1930 г. В лаборатории мастера работали крупнейшие мастера советской научной кинематографии: кинорежиссёры А. М. Згуриди, Б. Г. Долин, Н. В. Грачёв; конооператоры М. Г. Пискунов, А. Кудрявцев, А. Свешников, П. Косов и др., считавшие себя учениками В.Н. Лебедева. Несмотря на многочисленные обязанности заместителя директора Института, Владимир Николаевич параллельно работал на Союзтехфильме, что обеспечивало производство научных фильмов, изготовляемых в Институте экспериментальной биологии. В 1922 г. он создал фильм «Близнецы» — документальную киноленту о наблюдениях за 23 парами одно- и двуяйцевых близнецов; в 1926 г. — фильм о работах Н.К. Кольцова «Пигментные клетки» (для демонстрации на «Неделе российской науки» в Берлине в 1927 г.); в 1927 г. — фильм к опытам П.И. Живаго «Применение киносъемки для прижизненного обнаружения структур клеток, неразличимых обычными методами»; в 1932 г. — «Одноклеточные организмы»; в 1935 г. — «Грибы»; в 1937 г. — «Водоросли»; в 1939 г. — «Опыты по физиологии сердца»; в 1949 г. — «Культура тканей». В 1941 г. Владимир Николаевич был награжден Сталинской премией за участие в создании фильма «В глубинах моря», выпущенном в 1939 г., и «Сила жизни» (1940). Его авторитет в области научной кинематографии был велик и после 1930 г. он установил контакты с государственными киноорганизациями, что позволило значительно расширить возможности для производства научных, научно-популярных и учебных кинофильмов в СССР. В этот период В.Н. Лебедев и Б.Л. Астауров по инициативе Н.К. Кольцова организовали экспедицию в Туркмению. Цель этой трудной и небезопасной экспедиции (несколько сот километров по пустыне на лошадях и верблюдах) состояла в изучении наследования белой окраски у верблюдов при межвидовом скрещивании. Работу Владимира Николаевича на посту заместителя директора Кольцовского института сотрудники оценивали очень высоко. Б.Л. Астауров и П.Ф. Рокицкий (1975) писали: «Благодаря энергии Кольцова и громадной помощи его заместителя, ближайшего помощника и друга В.Н. Лебедева Институт экспериментальной биологии вошел в передовую шеренгу биологических институтов мира». Владимир Николаевич до конца оставался преданным помощником Н.К. Кольцова. О трагических днях декабря 1940 г. Б.Л. Астауров и П.Ф. Рокицкий вспоминали: «Как только было получено из Ленинграда тревожное известие о болезни Кольцова, туда сейчас же выехал его близкий друг В.Н. Лебедев». С 1949 г. после слияния Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР с Институтом эволюционной морфологии АН СССР Владимир Николаевич продолжал работать во вновь созданном Институте морфологии животных АН СССР. В.Н. Лебедев скончался 20 февраля 1951 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 4, ряд 17).[3] Семья
Фильмография
Награды и премии
© Материал из Википедии — свободной энциклопедии https://ru.wikipedia.org/wiki/Лебедев, Владимир Николаевич Литература
Закрыть |
Лопашов Георгий Викторович (1912 – 2010) Эмбриолог. Ученик Н.К. Кольцова и Д.П. Филатова. В конце 1940-х годов разработал метод пересадки ядер в яйцеклетки животных. Автор оригинальных исследований дифференцировки глазных зачатков и механизмов индукции в эмбриогенезе позвоночных. Основатель лаборатории органогенеза. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, 17 мая 2012 г. исполняется сто лет со дня рождения профессора Георгия Викторовича Лопашова. Он родился в Москве 17 мая 1912 г., в 1929 г. поступил в Московский университет, где обучался на Кафедре динамики развития, возглавляемой проф. М.М. Завадовским. Важную роль в формировании биологического мировоззрения Г.В. Лопашова сыграл Юлий Матвеевич Вермель, который рекомендовал его известному эмбриологу Д.П. Филатову. После окончания университета Г.В. Лопашов поступил в руководимый Филатовым Институт экспериментального морфогенеза при МГУ и некоторое время работал там лаборантом. В 1933 г. Д.П. Филатов пригласил его на должность научного сотрудника в свою Лабораторию механики развития, которая входила в состав знаменитого Института экспериментальной биологии Наркомздрава (ИЭБ). Её создателем и директором был Николай Константинович Кольцов. В 1934 г. в характеристике, данной отдельным молодым учёным (не старше 35 лет), работавшим в ИЭБ, Н.К. Кольцов пишет о Г.В. Лопашове: «Окончил университет в 1932 г. и уже напечатал и приготовил к печати ряд интересных экспериментальных работ. Обладает хорошей подготовкой, быстро осваивает литературу по сложным вопросам. Талантливый молодой учёный 22 лет от роду, подающий большие надежды». Н.К. Кольцов придавал большое значение изучению закономерностей индивидуального развития и живо интересовался опытами Г.В. Лопашова в области механики развития. Сам Георгий Викторович пишет о Кольцове: «Я имел счастье начать работу в замечательном институте, возглавляемом Николаем Константиновичем и могу считать себя его учеником, так как он оказал наибольшее влияние на мою дальнейшую деятельность». Письмо Г.В. Лопашова академику Комарову. 1942 г. В 1936 г. Г.В. Лопашов защитил кандидатскую диссертацию и получил звание старшего научного сотрудника. В этом же году он опубликовал в журнале «Успехи современной биологии» статью «Об энергетической роли массы развивающегося зачатка для его формообразования», привлекшую внимание к работам молодого исследователя. Г.В. Лопашов остался в науке известным главным образом благодаря его работам в области экспериментального изучения развития глаза, хотя его научные интересы были значительно более широкими. В список его трудов 30-х – 50-х г.г. входили такие работы как «Вещества, индуцирующие глаз» (1936), «О специфичности индуцирующих воздействий» (1937), «Формообразовательные поля мезодермы у зародышей амфибий» (1941), «О некоторых простейших процессах организации зачатков глаз» (1945), «Источники происхождения тканей в эмбриогенезе позвоночных» (1945), «Основные процессы организации глаз амфибий» (1945), «Значение мезенхимных оболочек в развитии глаз» (1948), «О роли различных процессов в восстановлении глаз у амфибий» (1949) и др.
Лопашов В.Г. Перу Г.В. Лопашова принадлежат классические работы, включая ряд монографий, посвященных актуальным проблемам генетики развития и экспериментальной эмбриологии. Мало кто знает, что метод трансплантации ядер, развитие которого привело к клонированию млекопитающих, задолго до Бриггса и Кинга, которым приписывается приоритет в этой области, был предложен Г.В. Лопашовым. Весной 1948 г. им была написана обзорная статья, посвященная его пионерским исследованиям по пересадке ядер у амфибий, однако после позорной августовской сессии ВАСХНИЛ типографский набор статьи Г.В. Лопашова был рассыпан. Тем не менее, следы, подтверждающие наш приоритет, остались в виде тезисов в «Рефератах работ биологического отделения РАН» (Москва, 1945, с. 88-89) и в Докладах АН (Comptes Rendus de l’Academie des Sciences de l’URSS, 1948, V.LII, N 4), в то время как работы Бриггса и Кинга по трансплантации ядер появились лишь в 1952 г., через 7 лет после первой публикации Г.В. Лопашова.
Лопашов Г.В., Ротт Н.Н., Туманишвили Г.Д. (Ред.). Межклеточные взаимодействия в дифференцировке и росте М., 1970. 256 с. Во многих зарубежных учебниках по биологии развития упоминается «операция Лопашова», до сих пор используемая при изучении механизмов эмбриональной индукции. Георгий Викторович одним из первых описал фундаментальный закон так называемой минимальной массы, играющий важную роль в осуществлении первичной эмбриональной индукции. Наконец, за несколько лет до Ф. Барнета он сформулировал в общих чертах клональную теорию иммунитета: в 1950 г. Г.В. Лопашов (совм. с О.Г. Строевой) опубликовал в журнале «Успехи современной биологии» теоретическую статью, посвященную механизмам онтогенетического становления тканевой несовместимости и её преодоления при пересадке органов и тканей у теплокровных. Идея была высказана независимо от Медавара и Барнета, получивших в начале 1950-х г.г. Нобелевскую премию за теорию и экспериментальное решение этой проблемы.
Лопашов В.Г. В 1960 г. издательство «Наука» опубликовало монографию Г.В. Лопашова «Механизмы развития глаз в эмбриогенезе позвоночных животных», отражающую содержание его докторской диссертации. Вскоре она была переведена на английский язык и вышла в свет в Англии (изд. Pergamon Press). В 1963 г. вышла в свет еще одна монография Г.В. Лопашова, написанная совместно с О.Г. Строевой, - «Развитие глаза в свете экспериментальных исследований», которая также вскоре была переведена на английский язык и была издана в Израиле. Обе версии этой книги (русская и английская) в свое время использовались в учебном процессе в обеих странах, в частности на каф. эмбриологии Биологического факультета МГУ. Созданию этой монографии предшествовала обзорная статья (G.V. Lopashov and O.G. Stroeva. «Morphogenesis of the Vertebrate Eye». 1961. Adv. in Morphogenesis. V.1. P. 231-377. Acad. Press, New York and London). В середине 1950-х годов Г.В. Лопашов был избран, вместе с Т.А. Детлаф, Л.В. Полежаевым и Н.И. Драгомировым, членом Международного европейского института экспериментальной эмбриологии (Утрехт). Научное направление, созданное Г.В. Лопашовым, нашло плодотворное развитие в работах его бывших учеников и сотрудников в стенах ИБР РАН им. Н.К. Кольцова с выходом в генетику развития и регенерации глаза, экспериментальное изучение глаза млекопитающих животных и человека и весомого вклада в отечественную офтальмологию в виде созданного и внедрённого в медицинскую практику нового лекарственного средства широкого спектра действия. Георгий Викторович Лопашов До 1980 г. Г.В. Лопашов был сотрудником Кольцовского института, который за время своего существования претерпел ряд реорганизаций и изменений названия - в 1939 г. ИЭБ был переименован в Институт цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР, а в 1949 г. он превратился в Институт морфологии животных им. Северцева АН СССР. В 1967 г. на основе реорганизации был создан академиком Б.Л. Астауровым Институт биологии развития АН СССР (ИБР РАН), в котором Г.В. Лопашов возглавлял Лабораторию органогенеза. Г.В. Лопашов В 1980 вместе со своим коллективом он перешел в Институт общей генетики АН СССР, а затем во вновь созданный Институт биологии гена РАН. В этот период Г.В. Лопашов стал заниматься проблемами трансдифференцировки и роли проницаемости клеточных мембран в эффективности межтканевых индукционных взаимодействий в развитии глаза. В 2000 г. Г.В. Лопашов опубликовал совместно с В.Н. Земчихиной статью «Основные факторы и периоды индукционных процессов в развитии» в журнале «Успехи современной биологии»), в которой была предпринята попытка создать обобщённую концепцию механизмов образования клеточных типов и их локализации в теле животных. Георгий Викторович Лопашов. Г.В. Лопашов был членом редколлегии ряда научных журналов (Онтогенез, J. of Embryology and Experimental Morphology, Development). С 1977 года он являлся иностранным действительным членом Финской академии наук. В 2003 году за серию работ по разработке метода пересадки ядер и изучению механизмов индукции в эмбриогенезе стал лауреатом Премии им. Н.К. Кольцова (по молекулярной генетике) Президиума РАН. Под его руководством подготовлено 8 кандидатских и одна докторская диссертации.
Основные публикации
Награды
Закрыть |
Малиновский Александр Александрович (1909 – 1996) Генетик, биолог широкого профиля. Анализировал понятия обратной отрицательной связи и обратной положительной связи, применил их к вопросам регуляции гормонального баланса. Сформулировал системные принципы в области биологической эволюции и принцип существования оптимума изоляции для эволюции популяций. Сформулировал четыре требования к критерии вида как эволюционного целого. Работал в Кольцовском институте с 1931 по 1948. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор Родился 12 июля 1909 в семье профессиональных русских революционеров-эмигрантов Александра Александровича Богданова и Анфисы Ивановны Смирновой. Мама, прошедшая тюрьмы и ссылки, болела туберкулёзом[1]. Крещён в соборе Александра Невского. За неделю до начала Первой мировой войны с матерью приехал в Барнаул. После смерти матери от туберкулёза в 1915 году, переехал в Москву и воспитывался Л.П. Павловой (†1952), подруги матери. Учился в гимназии Репман, затем — в гимназии Брюхоненко. Содержание сына взял на себя отец, ставший сыну близким духовно человеком[1]. В 1926 году, после неудачи с поступлением на физико-математический факультет, Александр поступил на медицинский факультет Московского университета. Во время учёбы заинтересовался психиатрией, своим учителем впоследствии считал П.Б. Ганнушкина, с его разрешения курировал нескольких больных. В 1927 году перенёс экспериментальное переливание крови под наблюдением отца, возглавившего за год до этого им же созданный Государственный институт переливания крови. Смерть отца, произведшего на себе обменное переливание крови (возможно из-за неизвестной тогда резус-несовместимости), 7 апреля 1927 года вызвала у Александра тяжёлое нервное потрясение[1]. Завершил образование в 1931 году (когда факультет был преобразован в 1-й Московский медицинский институт). С 1931 — аспирант Института экспериментальной биологии Наркомздрава РСФСР, по окончании аспирантуры работал там же[1]. В 1935 году защитил кандидатскую диссертацию по изучению конституции человека. Этими проблемами он начал заниматься ещё студентом, не без участия отца познакомившись с книгой Э. Кречмера «Строение тела и характер»[1] По 1948 — научный сотрудник Института экспериментальной биологии Наркомздрава РСФСР (с 1939 — Институт цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР). Секретарь «Эволюционной бригады» Д.Д. Ромашова (ученика Н.К. Кольцова), в разные годы в ней сотрудничали С.С. Четвериков, математики А.Н. Колмогоров и А.А. Ляпунов. Вёл исследования по генетике (первая его научная статья — «Роль генетических и феногенетических явлений в эволюции вида»[1]. А.А. Малиновский — участник Великой Отечественной войны. Мобилизован 22 июня 1941 года, (военврач 3-го ранга); в 1941—1942 руководил лабораторией военного госпиталя близ Торжка. К началу 1943 года демобилизован по болезни, вернулся на работу в Институт цитологии, гистологии и эмбриологии[1]. В 1947 году перевёл на русский язык книгу Э. Шредингера «Что такое жизнь? С точки зрения физика»[2]. На августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года был квалифицирован в докладе Трофима Лысенко как «вейсманист», после чего был уволен с работы. Три года не мог трудоустроиться[1] и до 1951 года с семьёй существовал благодаря поддержке А.И. Витвера (брат матери жены А.А. Малиновского). В 1951 году по приглашению академика АМН СССР В.П. Филатова (узнавшем о Малиновском, разбирая бумаги брата — выдающегося эмбриолога Д.П. Филатова) стал сотрудником его Института глазных болезней в Одессе, возглавил научно-лабораторный сектор, периодически выполнял обязанности заместителя директора. Участвовал в Совещаниях по применению математических методов в биологии (1959—1964). Выполнил ряд работ по тканевой терапии, исследованию миопии и другим вопросам офтальмологии. За работы в области борьбы с близорукостью был награждён знаком «Отличник здравоохранения»[1]. В 1965 году приглашён в Москву, в 1965—1970 годах — консультант вице-президента Академии наук, лауреата Нобелевской премии академика Н.Н. Семенова по вопросам развития современной биологии[1]. Одновременно организовал и возглавил курс генетики на медико-биологическом факультете 2-го Московского медицинского института. В 1967 году присвоена степень доктора биологических наук, в 1969 году — звание профессора.[1] Александр Александрович Малиновский (в центре) в конфернц-зале ИБР в президиуме на Первых Кольцовских чтениях. 1972 г.
С 1974 — старший научный сотрудник сектора истории биологии Института истории естествознания и техники Академии наук СССР. 1979—1986 — сотрудник Всесоюзного научно-исследовательского института системных исследований (ВНИИСИ). Александр Александрович Малиновский (в центре) у могилы академика Б.Л. Астаурова на Новодевичьем кладбище. 1978 г.
В 1986 вышел на пенсию, продолжал публиковать научные труды. Скончался 16 апреля 1996. Похоронен в колумбарии Нового Донского кладбища[3]. Интересные факты
Награды
Основные труды
Источники
© Материал из Википедии — свободной энциклопедии Закрыть |
Манухин Борис Николаевич (1926 – 2016) Физиолог. Доктор биологических наук, профессор. Основные исследования посвящены механизмам регуляции и количественной оценке активности рецепторных систем. Открыл ранее неизвестные механизмы регуляции работы синапса, действующие по принципу обратной связи. Организатор и бессменный руководитель лаборатории межклеточных взаимодействий. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, Борис Николаевич Манухин был одним из ведущих российских ученых в области исследования физиологии и биохимии нейротрансмиттерных процессов. В 1952 г. он поступил в аспирантуру Института морфологии животных им. А.Н. Северцова АН СССР. В Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН Борис Николаевич работал с момента его основания и в течение многих лет возглавлял лабораторию межклеточных взаимодействий. Б.Н. Манухин был автором более 300 научных работ, которые внесли большой вклад в разработку ряда основополагающих проблем современной физиологии и нейрохимии. Манухин Б.Н. Его монография "Физиология адренорецепторов" была первым фундаментальным трудом в СССР, посвященным механизмам и закономерностям регуляции специфической активности адренорецепторов. Работы Б.Н. Манухина, признанного специалиста в области физиологии и биохимии симпатической нервной системы, привели к открытию механизмов регуляции работы синапса, действующих по принципу обратной связи. Им были разработаны математические модели для анализа лиганд-рецепторного взаимодействия в физиологических, биохимических и радиолигандных исследованиях, позволяющие количественно определять функциональное состояние физиологических систем в норме и при экстремальных воздействиях, а также эффективность фармакологических средств. Манухин Б.Н. На строительстве второго корпуса Института. Слева направо: д.б.н. зав.лаб. А.А. Нейфах; д.б.н. зав.лаб. Б.Н. Манухин. Фото 1976 г. Манухин Б.Н. с сотрудниками лаборатории физиологии. 1984 г.
Манухин Б.Н. с сотрудниками лаборатории межклеточных взаимодействий. ~ 1991 г.
Под руководством Б.Н. Манухина были защищены 4 докторских и 16 кандидатских диссертаций, подготовлены специалисты для многих НИИ России и других государств. Многие годы Борис Николаевич был членом редколлегий журналов "Известия РАН. Серия биологическая" и "Нейрохимия", активно участвовал в работе диссертационных советов ИБР РАН и биологического факультета МГУ. Благодаря своей чрезвычайной доброжелательности, душевности, отзывчивости и достойной подражания преданности науке Борис Николаевич пользовался заслуженным уважением и любовью всех, кто его знал © Памяти Бориса Николаевича Манухина (26.01.1926-30.10.2016) // Известия РАН. серия биологическая, 2017, № 2, с. 208. Основные публикации Б.Н. Манухина:
Закрыть |
Миташов Виктор Иванович (1937 – 2007) Эмбриолог. Доктор биологических наук, профессор. Исследовал механизмы регенерации сетчатки у позвоночных. Впервые показал возможность трансдифференцировки клеток в постнатальном периоде онтогенеза. Основатель и первый руководитель лаборатории проблем регенерации. Заместитель директора ИБР по научной работе. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, В.И. Миташов родился в 1937 г. в г. Дмитрове Московской области. После окончания школы поступил в Московский государственный педагогический институт им. В.И. Ленина, а затем перешел на кафедру эмбриологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, который окончил в 1963 г. Профессиональное становление Виктора Ивановича как специалиста в области проблем регенерации связано с Институтом морфологии животных им. А.Н. Северцова АН СССР, а с 1967 г. - с Институтом биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН. В лаборатории экспериментальной эмбриологии им. Д.П. Филатова В.И. Миташов начал исследование регенерации хрусталика из радужки у вьюна под руководством профессора Г.В. Лопашова. После разделения лаборатории экспериментальной эмбриологии Виктор Иванович стал сотрудником лаборатории цитогенетики развития. Вместе с О.Г. Строевой В.И. Миташов начал исследования проблем трансдифференцировки, лежащей в основе регенерации сетчатки у тритона, применив методы радиоавтографии. Результаты этой работы нашли отражение в кандидатской диссертации, которую В.И. Миташов защитил в 1970 г., и заложили основу его докторской диссертации. В 1978 г. уже сложившимся исследователем В.И. Миташов возглавил группу проблем регенерации, которую после защиты им докторской диссертации в 1988 г. преобразовали в лабораторию проблем регенерации. В.И. Миташов Предметом научных исследований, развиваемых в лаборатории проблем регенерации, является изучение процессов регенерации на клеточном, тканевом, молекулярном и генном уровнях на моделях конечности, скелетных мышц у амфибий; костей свода черепа у млекопитающих; сердечных мышц у амфибий и скелетных мышц у млекопитающих. Однако главным объектом научных интересов Виктора Ивановича в течение долгих лет экспериментальной работы остается глаз низших позвоночных - уникальные модели регенерации сетчатки из дифференцированных клеток пигментного эпителия и хрусталика из дифференцированных клеток дорсальной радужки у взрослых тритонов. В.И. Миташов и Г.Н. Московкин В.И. Миташов и Э.Н. Григорян получили ценную информацию о кинетике клеточных популяций пигментного эпителия и радужки в период трансдифференцировки и о закономерностях смены макромолекулярных синтезов в процессе регенерации сетчатки и хрусталика. В.И. Миташов получил выдающиеся результаты, которые впервые позволили по изменению структуры клеточного цикла точно определить время репрограммирования генома при трансдифференцировке клеток пигментного эпителия в зачаток сетчатки. Результаты этих работ сделали В.И. Миташова лидером в области исследований регенерации сетчатки у позвоночных. Направления исследований лаборатории проблем регенерации являются логическим продолжением предшествующего этапа: проводится изучение экспрессии регуляторных и специфических генов на ранних стадиях транс-дифференцировки клеток при регенерации сетчатки и хрусталика у тритонов, сравнение экспрессии генов в индивидуальном развитии сетчатки у млекопитающих и при ее регенерации у тритонов, поиск малодифференцированных клеток сетчатки и изучение их потенций к дифференцировке в сравнительном ряду позвоночных. Эти данные существенны для поиска возможных клеточных источников репарации взрослой сетчатки. В.И. Миташов (в центре) и В.А. Струнников (крайний слева)
у могилы академика Б.Л. Астаурова на Новодевичьем кладбище. 1978 г.
Особое место в работе лаборатории занимает изучение влияния факторов космического полета на процессы регенерации на клеточном и молекулярном уровнях. В.И. Миташов - инициатор внедрения широкого спектра эффективных молекулярно-биологических подходов в изучение механизмов регенерации органов, автор комплексной программы генетических исследований механизмов развития и регенерации тканей глаза позвоночных, направленной не только на изучение структуры и функции регуляторных генов, но также на выявление сигнальных путей, в которые вовлекаются продуцируемые регуляторными генами транскрипционные факторы. В исследованиях, проводимых В.И. Миташовым и его учениками, удалось обнаружить регуляторные гены в ходе регенерации конечности, хрусталика и сетчатки у взрослых тритонов. Идентифицированные гены оказались гомологами известных генов, контролирующих нормальный процесс развития конечности и тканей глаза в ряду позвоночных. Одним из существенных результатов является обнаружение активации регуляторных генов на ключевой стадии регенерации сетчатки - стадии мультипотентных нейробластов, источников формирования зачатка сетчатки, возникающих из пигментного эпителия. В.И. Миташов Лаборатория проблем регенерации активно проводила совместные исследования с лабораториями ИБР РАН, Института биоорганической химии РАН, Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии, Института медико-биологических проблем РАН и НИИ физико-химической биологии им. А.Н. Белозерского МГУ. Виктор Иванович участвовал в создании совместных проектов с зарубежными лабораториями, работающими в области проблем регенерации: Мичиганским университетом, Университетом Северной Дакоты, Эймским научным центром НАСА в США, Центром биологии развития в Тулузе, Университетом Нанси, Марсельским университетом во Франции, Зоологическим институтом Кельнского университета в Германии, Критским и Афинским университетами в Греции. В.И. Миташов награжден грамотами РАН и НАСА за большой личный вклад в подготовку и успешное проведение в 2005 г. совместных российско-американских исследований в биологических экспериментах в полете российского космического аппарата "Фотон-М № 2". В.И. Миташов, И.Г. Панова и О.Г. Строева. Научные достижения В.И. Миташова отражены более чем в 100 статьях и обзорах, опубликованных в отечественных и зарубежных изданиях. За цикл работ "Исследование механизмов дифференцировки и трансдифференцировки клеток в сравнительном ряду позвоночных" В.И. Миташову и О.Г. Строевой в 2003 г. была присуждена премия им. А.О. Ковалевского. Результаты, включенные в этот цикл, являются достижением мирового уровня в области сравнительной биологии развития. Несомненен большой вклад В.И. Миташова в развитие современных представлений об общих закономерностях клеточной дифференцировки. Его работы стали доказательством того, что регенерация сетчатки и хрусталика у взрослых тритонов осуществляется на основе экспрессии тех же генов, что и в индивидуальном развитии. В.И. Миташов был не только активным участником Всероссийских и Международных симпозиумов, но также организатором многочисленных семинаров, конференций, к участию в которых он всегда стремился привлечь молодых ученых. Под его руководством были подготовлены и защищены 7 кандидатских диссертаций, немало курсовых и дипломных работ. За каждой работой - огромный труд научного руководителя, ответственность, всемерная помощь и поддержка научных начинаний молодых исследователей. В 1997 г. его утвердили в ученом звании профессора. В.И. Миташов был членом редколлегий журналов "Известия РАН, серия биологическая", "Онтогенез", "Авиакосмическая и экологическая медицина". Остается удивляться, как при такой загруженности Виктору Ивановичу удавалось успешно совмещать активную научную деятельность с редакторской и организационной работой. Проф. В.И. Миташов и проф. Р.Д. Зиновьева при подготовке Конференции, посвященной 100-летию со дня рождения академика Б.Л. Астаурова. Преданность науке, высокий профессионализм, глубокое знание научной литературы в области биологии развития, творческий подход к любимому делу, инициативность, необычайная энергия, настойчивость в достижении цели и удивительная работоспособность, ответственность, грамотное руководство, умение предвидеть перспективы исследований - качества, составляющие сущность научного творчества Виктора Ивановича. Несмотря на занятость, он всегда находил время для обсуждения научных вопросов с учениками и коллегами, проявляя огромную заинтересованность и готовность делиться знаниями, опытом. Это был доброжелательный, чуткий, внимательный человек, небезразличный к судьбе сотрудников, особенно если те оказались в сложной жизненной ситуации. Все эти качества в сочетании с присущим Виктору Ивановичу уважительным отношением к коллегам, тактичностью, умением сохранять чувство юмора снискали ему заслуженный авторитет и уважение среди коллег, друзей, учеников. Интересы Виктора Ивановича не ограничивались только наукой. Он прекрасно знал классическую литературу и музыку, историю Российского государства. © Ю.В. Маркитантова, О.Г. Строева ВИКТОР ИВАНОВИЧ МИТАШОВ (1937-2007) // ОНТОГЕНЕЗ, 2007, том 38, № 4, с. 310-312 Премии
Закрыть |
Митрофанов Владимир Григорьевич (1936 – 2014) Генетик. Доктор биологических наук, профессор. Ученик Н.Н. Соколова. Изучал генетику видообразования на модели дрозофил и родственных видов. Вместе с коллегами показал, что в основе гибридной стерильности самцов межвидовых гибридов лежат нарушения морфологии спермиев, что приводит к потере их подвижности. Руководил лабораторией генетики Института биологии развития с 1980 по 2011 г. Подробнее...
Доктор биологических наук, профессор,
Владимир Григорьевич Митрофанов, доктор биологических наук, профессор, заведующий лаборатории Генетики ИБР РАН прожил длиннную и очень насыщенную событиями жизнь. Его отца убили на фронте в Финскую войну и он его никогда не видел. Мать после смерти отца вышла замуж и уехала из послевоенного Могилёва с маленьким Володей на Магадан, в городок Анюйск, где Володя и закончил среднюю школу. Со школой Володе повезло, в ней преподавали ссыльные интеллигенты из Москвы и Ленинграда, и Володя получил очень хорошее классическое образование. В школе его научили читать хорошие книжки, любить стихи и вообще сделали его интеллигентным человеком. Именно благодаря этой школе Володя сразу поступил на биологический факультет МГУ. На курсе Володя был самый младший — ему было всего 16 лет, многие его сокурсники стали известными учеными, среди них В. Шумный и В. Евсиков. После окончания Университета Володя работал несколько лет в "Уральской" группе, изучая последствия радиационного заражения. В середине 60х годов с возрождением генетики в нашей стране Володя поступил в аспирантуру к ученику Н.К. Кольцова проф. Николаю Николаевичу Соколову, который был классическим генетиком и использовал в своей работе как растения, так и муху-дрозофилу. Владимир Григорьевич Митрофанов вместе с сотрудниками возглавляемой им лаборатории генетики Именно Николай Николаевич привил Володе на всю жизнь интерес к эволюции, видообразованию и "подарил" ему уникальный объект для исследований — близкие виды дрозофилы группы "virilis". Уникальность этой группы заключается в том, что многие виды из группы можно скрещивать и при этом образуются частично плодовитые межвидовые гибриды. Таким образом с помощью простых скрещиваний можно "таскать" гены или даже большие участки хромосом из вида в вид и изучать роль генетического окружения (модификаторов) на проявление тех или иных признаков. Именно этот подход позволил Митрофанову сделать классические работы по действию различных модификаторов, прекрасно укладывающиеся и подтверждающие концепцию эволюции доминантности замечательного американского генетика Фишера.
Владимир Григорьевич был биологом широкого профиля и всю жизнь его интересовали процессы, приводящие к дивергенции видов и их адаптации к изменяющимся условиям внешней среды. В ходе многолетних исследований, используя виды группы virilis, Митрованов изучал различные изоляционные механизмы, обеспечившие дивергенцию как внутри группы, так и в пределах индивидуальных видов этой группы. В работе использовался анализ митохондриальной ДНК, сравнительное изучение гениталий самцов, исследование инверсионного полиморфизма и многие другие морфологические и молекулярные подходы. Митрофанов также в течение многих лет изучал структуру отдельной географической популяции одного из видов группы virilis и выявил особенности ее структуры и эволюции. Интересы Митрофанова были весьма широки, так в последние годы он подробно изучил структуру и эволюцию онкогенов семейства Ras у видов группы virilis. © М.Б. Евгеньев ВЛАДИМИР ГРИГОРЬЕВИЧ МИТРОФАНОВ // ОНТОГЕНЕЗ, 2015, том 46, № 5, с. 360 Закрыть |
Мицкевич Михаил Семенович (1903 – 1995) Физиолог. И.о. директора Института морфологии животных им. А.Н. Северцова АН (1962—1967). Доктор биологических наук, профессор. Автор концепции об основных этапах и механизмах развития нейроэндокринных регуляций в онтогенезе; внес заметный вклад в исследования развития нейроэндокринных центров гипоталамуса и формирование путей транспорта нейрогормонов из гипоталамуса к гипофизу. Основатель и руководитель лаборатории гормональных регуляций ИБР. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор 8 ноября 2023 г. исполняется 120 лет со дня рождения выдающегося физиолога-эндокринолога Михаила Семеновича (Сулеймановича) МИЦКЕВИЧА. М.С. Мицкевич в течение многих лет являлся руководителем или одним из со-руководителей Института морфологии животных им. Северцова РАН (после реорганизации - Институт биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН), а также основателем и бессменным руководителем Лаборатории гормональных регуляций Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН. М.С. Мицкевич родился в Минске и вскоре после начала первой мировой войны вместе с семьей переехал в Казань, где в тринадцать лет начал трудовую жизнь. В 1921 г. он поступил в Сибирскую сельскохозяйственную академию в Омске и два года спустя продолжил образование на биологическом отделении физико-математического факультета Московского государственного университета. Научную работу Михаил Семенович начал еще в студенческие годы в Лаборатории экспериментальной биологии Московского зоопарка под руководством известного биолога, впоследствии вице-президента ВАСХНИЛ, профессора М.М. Завадовского. После окончания университета М.С. Мицкевич продолжил работу под его руководством сначала в качестве аспиранта, а впоследствии ассистента и старшего научного сотрудник, (1928-1931 гг.). В течение следующих пяти лет он работал в Биологическом институте им. К.А. Тимирязева и защитил кандидатскую диссертацию Дальнейшая научная деятельность М.С. Мицкевича была связана с Институтом эволюционной морфологии АН СССР, где в 1936 г. его избрали старшим научным сотрудником. С юношеских лет М.С. Мицкевич отличат и высокой социальной активностью и гражданском принципиальностью, вступив в 1919 г. в BЛKСМ и в 1928 г. в Коммунистическую партию Советского Союза. Такая социальная и политическая активность не могла остаться незамеченной, что, вероятно, послужило причиной перевода М.С. Мицкевича по решению ЦК ВКП(б) на дипломатическую работу в Наркомат иностранных дел СССР. Талантливый в широком смысле слова человек и незаурядный организатор, М.С. Мицкевич за короткое время сделал блестящую дипломатическую карьеру, став заведующим одною из крупнейших региональных отделов этого министерства, когда его возглавлял М.М. Литвинов. Судьба М.С. Мицкевича мало отличалась от судьбы многих советских политических деятелей в период сталинизма: вскоре после начала Великой Отечественной войны, когда Наркомат иностранных дел СССР возглавил В.М. Молотов, М.С. Мицкевич был арестован и провел пять лет в тюрьмах без предъявления обвинений. После освобождения из заключения и полной реабилитации М.С. Мицкевич в 1946 г. вернулся к исследовательской работе в Институте эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова АН СССР, где подготовил и защитил докторскую диссертацию, а затем руководил этим Институтом в течение пяти лет до его реорганизации в 1967 г. Во вновь организованном Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова АН СССР М.С. Мицкевич основал Лабораторию гормональных регуляций, которой руководил более двадцати лет и оставался ее фактическим научным идеологом до последних дней жизни. Скончался М.С. Мицкевич 29 апреля 1995 г. За свою долгую научную жизнь М.С. Мицкевич создал оригинальную концепцию о формировании нейроэндокринных регуляций в онтогенезе и их роли в развитии организма. Начало этим исследованиям было положено еще в студенческие годы, что отражено в первой публикации М.С. Мицкевича "Зависимость формообразовательной реакции от зрелости сомы и наличия полового гормона" (1929 г.). В его дальнейших исследованиях освещены такие кардинальные вопросы, как эволюция гуморальной регуляции и ее становление в онтогенезе, формирование и зна-чение отдельных желез внутренней секреции в процессах индивидуального развития, нервная регуляция эндокринных желез у зародышей, значение гормонов материнского организма в зародышевом развитии птиц, гормональные взаимоот-ношения матери и плода у млекопитающих. Итог этих исследований был подведен в монографии "Железы внутренней секреции в зародышевом развитии птиц и млекопитающих" (М.: Наука, 1957), которая была удостоена премии Президиума АН СССР и издана в США. Мицкевич М.С. Гормональные регуляции в онтогенезе животных. 1978. М. Наука. 224 стр. Важнейший этап научной деятельности М.С. Мицкевича был посвящен анализу формирования нейроэндокринной системы регуляции развития организма во всей сложности взаимодействий: прямых и обратных связей, отдельных структурно-функциональных элементов этой системы - периферических эндокринных желез, эндокринного гипоталамуса, центральных афферентных путей регуляции гипоталамуса. Наиболее широкое освещение получили вопросы формирования гипоталамо-адренокортикальных, гипоталамо-тиреодиных и гипоталамо-гонадных функциональных взаимоотношений в перинатальном периоде онтогенеза у млекопитающих. Значительный прогресс в понимании механизмов становления нейроэндокринных регуляций был достигнут в результате исследований развития нейросекреторных центров гипоталамуса и формирования путей транспорта нейрогормонов из гипоталамуса к гипофизу. Работы этого периода были обобщены в монографии М.С. Мицкевича "Гормональные регуляции в онтогенезе животных" (1978 г.). Именно в ней сформулирована концепция об основных этапах и механизмах развития нейроэндокринных регуляций в онтогенезе, что и явилось основным итогом многолетней плодотворной деятельности М.С. Мицкевича. М.С. Мицкевичв рабочем кабинете М.С. Мицкевич в своих ранних работах особое внимание уделял регенерации и трансплантации тканей - проблеме, ставшей особенно актуальной в наши дни в связи с перспективой использования стволовых клеток для клеточной терапии. Он в числе первых установил более высокие потенции к регенерации тканей в процессе зародышевого развития по сравнению со взрослыми животными. Более того, М.С. Мицкевич получил экспериментальные доказательства возможности криоконсервации висцеральных органов и, в частности, эндокринных желез перед их трансплантацией. Большие научные успехи М.С. Мицкевича стали возможными в значительной степени благодаря сочетанию в нем таких уникальных человеческих и профессиональных качеств, как принципиальность, честность и доброжелательность, острый аналитический ум и энциклопедические знания, научная интуиция и способность четко формулировать проблему, определяя максимально эффективные пути ее решения. М.С. Мицкевич являлся пионером в использовании самых современных методов исследований, внеся существенный вклад в развитие микрохирургии плода, в разработку и использование радиоизотопных методов оценки функциональной активности эндокринных желез. М.С. Мицкевичв конфекенц-зале Многие годы Михаил Семенович был председателем Научного совета РАН по проблеме "Закономерности индивидуального развития животных и управление процессами онтогенеза". М.С. Мицкевич был известен в самых широких международных кругах физиологов. Он являлся членом Европейского общества сравнительных эндокринологов, в течение многих лет входил в состав редколлегии международного журнала "General and Comparative Endocrinology" и постоянного оргкомитета по созыву международных симпозиумов сравнительных эндокринологов, неоднократно возглавлял делегации советских ученых на международных форумах и выступал там с научными докладами. С момента основания журнала "Онтогенез" М.С. Мицкевич принимал самое активное участие в его работе - он был заместителем главного редактора, а затем и главным редактором журнала. За большие заслуги в научной и общественной деятельности М.С. Мицкевич награжден орденами Трудового Красного Знамени, Знак Почета, а также медалями. Михаил Семенович Мицкевич Чуткий и отзывчивый человек, крупный ученый, общественный деятель, М.С. Мицкевич снискал уважение и признательность своих коллег и друзей, оставив глубокий след в их памяти. Коллектив Лаборатории гормональных регуляций - научные "дети и внуки" Михаила Семеновича - продолжают успешно развивать сформированное им научное направление. Итоги их научной и научно-педагогической деятельности подведены в юбилейном году в рамках российско-французской школы "Методы функциональной и молекулярной морфологии" (31 мартам апреля 2003 г., Москва) и международного симпозиума "Дифференцировка и пластичность нейрона - регуляция межклеточными сигналами" (6-9 июля 2003 г., Москва). © Т.М. Турпаев, М.В. Угрюмов Профессор Михаил Семенович Мицкевич (к 100-летию со дня рождения) //ОНТОГЕНЕЗ, 2003, том 34, № 5, с. 394-396 Закрыть |
Навашин Михаил Сергеевич (1896 – 1973) Цитолог и цитогенетик. Впервые получил хромосомные транслокации у растений, выдвинул "дислокационную" гипотезу о роли транслокаций в изменении основного числа хромосом в эволюции. Первым провел тщательный анализ хромосом человека. В Институте цитологии, гистологии и эмбриологии заведовал лабораторией цитологии в 1941—1948 годах. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор,
Биография. Дата рождения: 27 февраля (10 марта) 1896. Место рождения: Киев, Российская Империя. Окончил агрономический факультет Киевского политехнического института (1918). В 1920—1924 годах работал в Тбилисском Политехническом институте, в 1924—1937 годах — в Биологическом институте им. К. Тимирязева в Москве (в период 1927—1929 годы был в заграничной командировке на стажировке в Калифорнийском университете в Беркли), в 1934—1937 годах — директор Ботанического сада Московского университета, в 1937—1941 годах — в Институте генетики АН СССР, в 1941—1948 годах — в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР, в 1948—1969 годах — в Ботаническом институте АН СССР, в 1955 году был избран заведующим кафедрой генетики и селекции Ленинградского университета, в 1969—1973 годах работал в Институте химической физики АН СССР. Основное направление научных исследований — цитогенетика растений. В первой же своей работе первым цитологически доказал триплоидную природу эндосперма. М. С. Навашин — автор ряда работ по морфологии клеточного ядра в связи с вопросами видообразования, индивидуальной изменчивости хромосом в эволюционном аспекте, цитологии отдаленных гибридов. Получив в результате серии скрещиваний гибридное растение у которого цитоплазма была от вида Crepis tectorum, а все хромосомы ядра из кариотипа Crepis alpina, показал, что морфологические признаки, по которым различаются эти виды, определяются единственно ядром. Изучал вопросы, связанные с возникновением спонтанных мутаций и гаплоидных (полиплоидных) форм. Им впервые описано явление амфипластии — изменение морфологии хромосом гибридов в сравнении с морфологией хромосом родительских видов и, в частности, явление ядрышкового доминирования. Руководил исследованиями по выяснению роли полиплоидии в морфо- и видообразовании, цитологии полиплоидов; автор полиплоидного сорта коксагыза. Изучал динамику клеточного деления и влияния на клетку физических и химических факторов. По инициативе М. С. Навашина была создана полнейшая в своё время сводка о всех известных хромосомных числах цветковых растений мировой флоры. Увлечения. Михаил Сергеевич был большим энтузиастом любительской астрономии. Его книга «Телескоп астронома-любителя», содержащая подробные инструкции по изготовлению телескопа-рефлектора в домашних условиях, явилась одной из настольных книг астронома-любителя в СССР и России. Книга была впервые издана в 1953 году значительным тиражом и выдержала несколько изданий. До переезда в 1949 году в Ленинград руководил техническим отделом (любительского телескопостроения) Московского отделения Всесоюзного астрономо-геодезического общества (ВАГО) при АН СССР. В 1970 году был избран почётным членом ВАГО. Могила М.С. Навaшина на Переделкинском кладбище Членство в научных обществах: – в Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина» (1965); – во Всесоюзном астрономо-геодезическом обществе (ВАГО) Наиболее известные публикации
Материал из Википедии — свободной энциклопедии https://ru.wikipedia.org/wiki/Навашин, Михаил Сергеевич Закрыть |
Насонов Дмитрий Николаевич (1895 – 1957) Цитофизиолог. Доказал единство структурных и функциональных изменений при парабиозе. Показал участие аппарата Гольджи в процессах секреции клетки. На основе представления о градуальности возбуждения разработал теорию проведения нервного импульса. Член-корреспондент АН СССР (1943). Академик АМН СССР (1945). Лауреат Сталинской премии второй степени (1943). В сороковых годах руководил лабораторией общей физиологии Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР. Подробнее... Академик Родился 28.06.1895, г. Варшава, умер 21.12.1957, г. Ленинград, похоронен на мемориальном кладбище «Литераторские мостки», выдающийся биолог, создатель нового направления в цитологии. Под руководством профессора А.С. Догеля окончил в 1919 г. 1-й Петроградский государственный университет с золотой медалью и был зачислен ассистентом по кафедре гистологии и анатомии. За работы, посвященные аппарату Гольджи, получил Рокфеллеровскую стипендию и был командирован в 1926 г. в Колумбийский университет (г. Нью-Йорк), где в течение года проработал в лаборатории выдающегося цитолога Вильсона (Edmund Beecher Wilson), известного своими работами по клеточным механизмам наследственности. В 1932 г., по приглашению А.А. Заварзина, возглавил лабораторию цитологии во Всесоюзном институте экспериментальной медицины (ВИЭМ). В 1935 г. были присвоены степень доктора биологических наук без защиты диссертации и звание профессора. В этом же году, по предложению академика А.А. Ухтомского, возглавил второй коллектив – лабораторию физиологии клетки Физиологического института Ленинградского университета. Д.Н. Насонов В 1941 году добровольцем ушёл на фронт, служил нач. медсанбата на Пулковских высотах, был ранен и демобилизован. С января 1943 по сентябрь 1944 г. был профессором кафедры гистологии Московского университета и руководил лабораторией общей физиологии в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР. В 1943 г. избран членом-корреспондентом АН СССР и в этом же году (совместно с В.Я. Александровым) стал лауреатом Государственной премии СССР за монографию «Реакция живого вещества на внешние воздействия». В сентябре 1944 г. вернулся в Ленинградский университет и восстановил свою лабораторию. В 1945 г. организовал кафедру общей и сравнительной физиологии и возглавил Отдел общей морфологии ВИЭМа. В этом же году избран действительным членом Академии медицинских наук. С 1948 по 1950 г. был директором ВИЭМа. В 1951 г. возглавил лабораторию общей и клеточной физиологии при Зоологическом институте. ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ НАСОНОВ Трошин А.С., Трошина В.П. Л.: Наука, 1984. 101 с. В 1957 г. основал и возглавил Институт цитологии АН СССР, руководил работой лаборатории физиологии клетки, организованной в составе Института. В 20-х годах начала складываться цитофизиологическая школа Д.Н. Насонова. Создается ряд оригинальных научных концепций: учение о «паранекрозе», денатурационная теория повреждения и возбуждения, сорбционная теория распределения веществ между клеткой и средой, фазовая теория биопотенциалов, градуальная теория распространения возбуждения. Эти представления, за исключением двух последних теорий, были основаны на исследовании фундаментального биологического явления – неспецифической реакции клетки на внешние воздействия. Роль сорбционных процессов в клеточной физиологии исследуется и за рубежом (наиболее заметным автором этого направления является Г. Линг). Автор 117 научных работ, в том числе двух монографий. Участник Первой мировой и Великой Отечественной войн. За трудовую деятельность и военные заслуги награжден орденом Трудового Красного Знамени и медалями. Литература
© Матвеев В.В. // НАСОНОВ Дмитрий Николаевич http://bioparadigma.narod.ru/nasonov.htm Закрыть |
Нейфах Александр Александрович (1926 – 1997) Эмбриолог. Исследовал генетический контроль синтеза белков в эмбриогенезе, описал морфогенетическую функцию клеточного ядра в раннем развитии низших позвоночных животных. Основатель и руководитель лаборатории биохимической эмбриологии. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, Выдающийся российский ученый А.А. Нейфах родился в 1926 г. в Москве в семье врачей. Врачами были его родители, врачом был и его дед. Неудивительно, что в такой семье у детей возник интерес к естественным наукам. Младший брат Александра, Евгений, стал биохимиком, он кандидат биологических наук. Во время Великой Отечественной войны отец Александра служил в системе эвакогоспиталей, мать с двумя сыновьями эвакуировалась в Омск. К началу войны старший, 15-летний, Александр окончил 8 классов, а через год получил аттестат об окончании экстерном 10 классов. В 1943 г. 17-летний юноша уходит в армию и сразу попадает на фронт, прослужив наводчиком орудия зенитной батареи до конца войны. Александр Нейфах — Демобилизовавшись в 1946 г. в Германии в звании ефрейтора, Александр поступает на биологический факультет МГУ и заканчивает его за два года, специализируясь на кафедре эмбриологии. Заведующий кафедрой профессор В.В. Попов рекомендует своего студента в аспирантуру. В характеристике, которую он ему дает, написано: "Александр Александрович Нейфах начал работать под моим руководством с апреля 1947 г. Выполненная им дипломная работа, посвященная выяснению формативных свойств роговицы, имеет бесспорное научное значение, причем необходимо отметить, что она сделана Александром Александровичем в значительной степени самостоятельно и по его собственной инициативе... Большая творческая одаренность, исключительные трудоспособность и добросовестность — отличительные черты А.А. Нейфаха. К этому следует прибавить некоторые формальные моменты, а именно: диплом с отличием и окончание полного университетского курса (по заочному отделению) в два года. На основании всего сказанного с полной ответственностью рекомендую А.А. Нейфаха в аспирантуру". Александр Нейфах стал аспирантом Института морфологии животных им. А.Н. Северцова АН СССР (часть института, в том числе и та, где работал Нейфах, ныне Институт биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН) и в 1952 г. успешно защитил кандидатскую диссертацию. Еще в аспирантуре он вступил в партию. Профессор В.В. Попов сказал ему: "Если ты со своим пятым пунктом, т.е. с известной национальностью, хочешь остаться в лаборатории, вступай в партию". Но это не помогло — его одного из семи аспирантов в институте не оставили, лишь в 1954 г., уже после смерти Сталина, он туда вернется и будет работать до конца своей жизни, пройдя путь от младшего научного сотрудника до заведующего лабораторией. С учетом аспирантских лет это полвека, без одного года. Да и два года безработицы уже кандидата наук, автора нескольких печатных трудов, не прошли даром для молодого ученого. Лишенный возможности продолжать экспериментальные работы, Нейфах буквально не выходил из Библиотеки иностранной литературы, целыми днями изучая новинки литературы по своей специальности. Именно тогда он написал очень актуальную теоретическую статью, где предсказал некоторые особенности генетического кода. Редакция "Известий Академии наук. Серия биологическая" отклонила статью, сославшись на то, что формальные математические соображения неприменимы к такой самобытной науке, как биология. К сожалению, приоритет в расчете генетического кода официально принадлежит не Нейфаху, а эмигрировавшему в 30-е годы из России Г.А. Гамову, публикация которого по этой проблеме появилась вскоре после того, как была отвергнута статья А.А. Нейфаха. А.А. Нейфах Главным открытием Александра Нейфаха было обнаружение морфогенетической функции ядер (термин был предложен эмбриологом О.Г. Строевой). Ученый не стал искать объяснения различной радиочувствительности зародышей на разных стадиях развития с точки зрения традиционной радиобиологии. Он подошел к решению проблемы значительно шире, связав ее с исследованиями генетических функций ядер, что и позволило ему впервые поставить вопрос о взаимодействии ядра и цитоплазмы клеток на ранних стадиях развития зародыша. Эти исследования легли в основу его книги "Проблема взаимоотношений ядра и цитоплазмы в развитии", изданной в 1962 г. В том же году им была защищена докторская диссертация. С помощью традиционных эмбриологических методов в сочетании с современными сложными биохимическими методами ему удается выяснить ряд закономерностей в синтезе белков и нуклеиновых кислот в ходе эмбрионального развития. А.А. Нейфах В 1968 г. Нейфах был исключен из партии за то, что подписывал письма в защиту участников демонстрации на Красной площади, протестовавших против ввода советских войск в Чехословакию. Эти письма были посланы в разные инстанции: в Верховные Советы СССР и РСФСР, в редакции ряда газет. После того как его друг и коллега по институту остался во время научной командировки за рубежом, Нейфаха сняли с должности заведующего лабораторией, а лабораторию перевели на некоторое время в ранг группы. По существу, же сотрудники под руководством Александра Александровича продолжали работать над своей тематикой. За это Нейфах выразил благодарность двум директорам его института: "Б.Л. Астаурову, потом Т.М. Турпаеву и Н.Г. Хрущеву, он тогда был секретарем парторганизации, которые поддержали меня, хотя, вероятно, было проще от меня тогда избавиться".
А.А. Нейфах Тогда же А.А. Нейфаха лишили возможности преподавать в университете, что, как он считал, у него неплохо получалось. Более 20 лет его не выпускали за границу. Это, естественно, прерывало связь с западной наукой. "Всего этого, конечно жаль, — говорил на своем юбилее Александр Александрович. — Но о том, что тогда я выступил, как мог, против оккупации Чехословакии, я не жалею — я был бы не я, если бы не сделал этого. Почему я тогда с такими взглядами не стал настоящим диссидентом, а лишь подписал десяток писем и фрондерствовал в своем институте? Потому что боялся тюрьмы и ссылки? Было и это. Но это не главное. Главное было в том, что я убедился, что по своим качествам в политики не гожусь, я не такой, как мой великий друг Ковалев. Я ходил на диссидентские собрания, я пытался что-то делать, но не находил себе дела, которое мог бы делать достаточно хорошо. А взамен я должен был отказаться от науки — но я не решился на такой обмен. Мне и тогда было и сейчас немного стыдно перед Ковалевым и другими членами Хельсинской группы, куда они меня пригласили. Все они сидели, а я — нет. Но все же я не жалею об этом — вероятно, это был тогда правильный выбор". Нейфах А.А., Последние годы жизни Александр Александрович посвятил изучению скорости развития зародышей, объединив два направления — влияние температуры на скорость развития и генетический контроль эмбриогенеза. Исследования проводились в его московской лаборатории на осетровых рыбах и в США, где он работал в течение нескольких лет по полгода, на классическом объекте — дрозофиле. В статье А.А. Минина (возглавившего после смерти Нейфаха его лабораторию), приуроченной к семидесятилетию Александра Александровича (журнал "Онтогенез". 1996. № 6), отмечается, что, быть может, не все научные достижения юбиляра равнозначны по своему вкладу в науку, но все они совершенно оригинальны и в основной идее, и в методическом подходе, и в неординарности авторских выводов. А.А. Нейфах являлся редким ученым, который до последних дней пребывания в лаборатории экспериментировал своими руками; его пример повышал активность других участников работы. Своими мыслями он всегда охотно делился, ему хотелось, чтобы волнующие его проблемы вызывали интерес у как можно более широкой аудитории. Этим, вероятно, объясняется большое количество опубликованных им научно-популярных работ и публицистических статей. Совсем недавно в газетах и журналах обсуждались сенсационные результаты получения путем клонирования овечки Долли. Об этических и моральных сторонах исследований, связанных с клонированном млекопитающих (животных и человека), А.А. Нейфах писал еще в 60-е годы. А.А. Нейфах в своей лаборатории На Ученом Совете института по поводу юбилея Нейфаха выступил и сам юбиляр. Текст его выступления посмертно опубликован в журнале "Онтогенез", 1998, № 5 и публикуется в этой книге. Эпиграфом к нему было выбрано изречение Ж.Ж. Руссо: "Может быть, вам не важно услышать то, что я скажу, но мне важно вам это сказать". Александр Александрович рассказал, что его жизнь состоит из трех частей — научной, личной и общественной, или политики. "Это есть у всех, но в разной степени. У меня этого было примерно поровну — не по времени, конечно, а по тому, какое место это занимало в моих мыслях и в моей душе", — говорил он. Освещая первую часть, он подчеркнул, что в научной работе ему больше всего нравились не сами эксперименты и даже не их результаты, а их обдумывание, это для него было самым интересным. Что касается личной жизни, то Нейфах был женат четыре раза. "Однако я рад, — заметил он, — что мне удалось сохранить хорошие, обычно очень хорошие отношения с моими детьми и даже с их матерями... Я не жалею о своей личной жизни, хотя искренне прошу прощения у всех, кого я обидел, вольно или невольно".
А.А. Нейфах Касаясь третьей части своей жизни, он сказал, что политика всегда волновала его. В 1943 г. он отказался от всех броней и пошел на войну. А на войне "отказывался от всяких послаблений — офицерское училище, работа в санчасти и др.: я хотел и я служил до конца войны на пушке, я хотел стрелять в фашистов. Я и сейчас готов в них стрелять, если придется, то и на улицах Москвы". У Александра Александровича было больное сердце. Ему была сделана необходимая операция, возникли осложнения, от которых через полгода, в 1997 г., он скончался...
Закрыть |
Пешков Михаил Александрович (1903 – 1977) Цитолог и микробиолог. Автор монографий: "Сравнительная цитология синезеленых водорослей, бактерий и актиномицетов"; "Систематика и биология многоклеточных бактерий порядка Caryophanales Peshkoff"; "Бактериальные заболевания рыб"; "Цитология бактерий" и других трудов. Основатель лаборатории цитологии протистов и микрокинометодов ИБР. Подробнее... Михаил Александрович Пешков Михаил Александрович Пешков — известный цитолог, кариолог и протистолог; открыл многоклеточные бактерии, вошедшие в состав нового порядка Caryophanales; автор работ по сравнительной цитологии протистов растительного и животного происхождения, синезеленых водорослей, бактерий и актиномицетов. Михаил Александрович родился в Иркутске 22 октября 1903 г. В 1929 г. он окончил Медицинский факультет Иркутского государственного университета где его учителями были протистолог проф. В.Т. Шевяков и микробиолог проф. О.И. Бронштейн. К окончанию университета Михаил Александрович был автором трех уже опубликованных научных работ. В 1932 г. он получил от проф. Г.В. Эпштейна приглашение в Москву во Всесоюзный институт прудовою рыбного хозяйства (ВНИИПРХ) научным сотрудником в сектор болезней рыб. По результатам исследований в этом институте в 1935 г. он защитил кандидатскую диссертацию на тему «Краснуха карпов». В 1933 г. Михаил Александрович перешел работать в Институт экспериментальной биологии в отдел генетики протистов, который возглавлял Г.В. Эпштейн. Здесь он работал вместе с В.И. Олифан, Л.B. Луговой, Л.C. Пешковской, Е.Д. Равич-Бигер, А.А. Савинковой. После неожиданной кончины Г.В. Эпштейна в 1935 г. руководителем отдела генетики протистов Кольцовского института стал Михаил Александрович. Его научные интересы были связаны с исследованием ядерных структур у прокариот. Он первым в мире стал изучать ядерный аппарат бактерий; занимался проблемой изменчивости и циклов развития бактерий, синсзсленых водорослей и простейших в связи с изменением ядерного аппарата. Caryophanon latum – бактерия с иеритрихальным расположением жгутиков, образующая нити.
В 1937 г. Михаил Александрович открыл многоклеточные бактерии Caryophanon, поражавшие своими большими размерами, а также необычайно четко выявляющимися ядрами и ставшие излюбленным объектом в цитологических лабораториях разных стран. Открытые им бактерии Caryophanon latum и С. tenue вошли в состав нового порядка Caryophanales. Михаил Александрович вспоминал об этом времени: «Осенью 1937 г. культуры были привезены [из окрестностей г. Боровичи] в Москву в лабораторию генетики протистов и после консультации с Николаем Константиновичем Кольцовым, поскольку у нового микроба отчетливо наблюдался его ядерный аппарат как в окрашенном, так и в живом виде, ему, по совету Николая Константиновича, было присвоено имя Caryophanon, что значит проявляющий ядро». В 1940 г. Михаил Александрович защитил докторскую диссертацию на тему: «Полиэнергидные стадии развития бактерий в связи с изменениями ядерного аппарата». В 1947 г. ему было присвоено звание профессора. На протяжении многих лет он читал лекции по сравнительной цитологии протистов на биологическом факультете Московского государственного университета. Схема строения многоклеточных бактерий:
М.А. Пешков был человеком разносторонних интересов и увлечений. Вот что вспоминает о нем H.Л. Делоне, работавшая с ним в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии: «Я помню Михаила Александровича Пешкова, который для отдыха выбегал из своей лаборатории и в зале бравурно играл на рояле. Он делал высокопрофессиональные микрофильмы живых клеток. Его специальностью была цитология. Михаил Александрович был многогранным человеком, и все, что он делал, было на самом высоком уровне. Он имел красивый баритон и пел. У него было музыкальное образование. Он прекрасно рисовал. У Михаила Александровича было множество разнообразных аквариумных рыбок, которых он держал в помещении лаборатории. Он их скрещивал, выводил новые формы, вел по поводу рыбок широкую переписку и обменивался ими с другими любителями. В лаборатории он содержал и некоторых певчих и просто красивых птиц. Эрудиция ето по многим вопросам удивляла своим разнообразием. Но главным делом он избрал изучение живой клетки; в основном он специализировался на одноклеточных эукариотах. Он выбирал оригинальные подходы в исследованиях. В своей специальности он был блистателен. Его микрофильмы и микрофотографии поражали...» В 1955 г. в Издательстве АН СССР была опубликована монография М.А. Пешкова «Цитология бактерий». В 1966 г. вышла в свет его монография «Сравнительная цитология синезеленых водорослей, бактерий и актиномицетов» (Изд-во «Наука»). Монография посвящена филогении и сравнительной цитологии некоторых протистов растительного и животного происхождения, синезеленых водорослей, бактерий, в том числе открытых автором многоклеточных бактерий порядка Caryophanales. Особое внимание в его книге уделено анализу тонкого строения ядерного аппарата этих организмов. М.А. Пешков
В 1967 г. во вновь созданном Институте биологии развития АН СССР Михаил Александрович возглавил лабораторию цитологии протистов и микрокинометодов и руководил этим коллективом до конца жизни. Михаил Александрович обладал блестящими способностями и огромной эрудицией в области микроскопической оптики и фотографии. Он, одним из первых в стране, стал применять фазово-контрастную оптику и изготовил новый тип аноптрального объектива системы Пешкова. Он создал несколько уникальных фильмов о биологии простейших, делении ядра у протистов, движению цитоплазмы в растущей пыльцевой трубке. Фильм Михаила Александровича «Митоз» был и остается прекрасным учебным пособием для многих поколений цитологов и клеточных биологов. Им были выполнены первые в нашей стране исследования кариологии L-форм бактерий. Михаил Александрович Пешков (крайний справа) в конфернц-зале ИБР в президиуме на Первых Кольцовских чтениях.
В 1977 г. в издательстве «Наука» уже после кончины М.А. Пешкова была опубликована его монография «Систематика и биология многоклеточных бактерий порядка Caryophanales Pcshkoff», ставшая итогом многолетних (более 35 лет) исследований открытых автором бактерий. В монографии представлены данные о тонком строении, биологии, физиологии питания, генетике и систематике этих гигантских микроорганизмов. Михаил Александрович всю жизнь работал в Кольцовском институте: сначала в Институте экспериментальной биологии, затем в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР и, наконец, в Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова АН СССР. М.А. Пешков скончался в 1977 г. © Озернюк Н.Д. Михаил Александрович ПЕШКОВ (1903-1977) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 257-260. Основные монографии М.А. Пешкова
Награды и премии
Закрыть |
Полежаев Лев Владимирович (1910 – 2000) Биолог развития, ученик Н.К. Кольцова. Автор оригинальных исследований в области регенерации и трансплантации органов и тканей позвоночных животных. Разработал метод получения регенерации нерегенерирующих конечностей. Предсказал роль трофических воздействий на регенерацию в нервной системе. В ИБР руководил лабораторией экспериментальной морфологии с 1967 по 1975 г. Подробнее... Лев Владимирович Лев Владимирович Полежаев родился 15 декабря 1910 года в Москве. Происходил из дворянского рода, его отец работал служащим в Госсберкассе, мать была учительницей. С 1929 г. Л.В. Полежаев учился во II Московском медицинском институте и Московском государственном университете, окончив последний в 1932 г. по зоологическому отделению со специализацией по теме «динамика развития организма». В октябре 1932 – феврале 1933 гг. работал научным сотрудником в Институте экспериментального морфогенеза Наркомпроса. В марте 1933 – феврале 1935 гг. — ассистент и научный работник I Московского медицинского института, затем работал научным сотрудником в лаборатории динамики развития организма МГУ и Лаборатории экспериментальной зоологии АН СССР, лаборатории механики развития Института экспериментальной биологии Наркомздрава РСФСР. Во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. — начальник лаборатории клинического анализа эвакогоспиталя. В 1945 г. была опубликована первая монография ученого «Основы механики развития позвоночных». Л.В. Полежаев C 1967 по 1975 в Институте биологии развития — заведующий лабораторией экспериментальной морфологии. В 1975—1990 гг. — старший научный сотрудник, заведующий лабораторией, главный научный сотрудник Института общей генетики АН СССР. С 1991 года был главным научным сотрудником-консультантом Института общей генетики РАН. Основные научные труды Л.В. Полежаева относятся к экспериментальной морфологии (биология развития), учению о регенерации, механике развития органов, проблемам трансплантации органов и тканей. В 1962–1963 годах Л. В. Полежаев и его сотрудница Э.Н. Карнаухова осуществили пересадку кусочка мозга от одной крысы к другой, используя для трансплантации растертую, бесклеточную нервную ткань. Опыт оказался удачным — ткань мозга у животных на месте дефекта восстановилась. В продолжение исследований была обнаружена в эксперименте и продемонстрирована способность центральной нервной системы холоднокровных позвоночных — рыб, амфибий, рептилий к репаративной и физиологической регенерации нервной ткани. Л.В. Полежаев Помимо экспериментов по репаративному нейрогенезу в головном мозге у взрослых животных, исследователь занимался проблемами регенерации костной ткани, мышц (в том числе сердечной), конечностей и др., разработал метод регенерации нерегенерирующих конечностей. Совместно с другими исследователями Л.В. Полежаев разработал средство для лечения инфаркта миокарда — метапрогерол (1983). Л.В. Полежаев — автор семи монографий, посвященных, в частности, проблемам стимуляции регенерации мышцы сердца (1965), восстановлению регенерационной способности органов и тканей у животных (1968, 1977), трансплантации тканей мозга (1986, 1993; в соавторстве с М.А. Александровой); а также многих статей в научных и научно-популярных журналах. Регенерация конечности метаморфозирующей лягушки (слева). Справа — контроль, после обычной ампутации идет гладкое заживление. Л.В. Полежаев был членом редколлегии «Journal of Neural Transplantation & Plasticity». Состоял действительным членом Международного института эмбриологии (г. Утрехт), членом Международного общества биологов развития (Хельсинки). О семье: Л.В. Полежаев был женат, жена — Ольга Полежаева (брак заключен в 1936 г.); в браке родилась дочь Елена (1949 г.) Лев Владимирович Полежаев скончался 19 ноября 2000 года. © 2017 Архивы Российской академии наук. Полежаев Лев Владимирович // АРАН.Фонд 2054. Книги
Основные публикации в журналах и сборниках
Изобретения
Закрыть |
Рапопорт Иосиф Абрамович (1912 – 1990) Генетик, ученик и продолжатель идей Н.К. Кольцова. Доктор биологических наук (1943), член-корреспондентом АН (1979). Открыл ряд химических веществ, обладающих высокоэффективными мутагенными свойствами (мутагены и супермутагены), экспериментально доказал специфичность их действия и внес большой вклад в создание и внедрение высокопродуктивных сортов сельскохозяйственных культур. Трижды представлялся к званию Героя Советского Союза (1943-1945). Был номинирован на Нобелевскую премию (1964). В начале 1970-х годов был награждён орденом Трудового Красного Знамени. Лауреат Ленинской премии (1984). Герой Социалистического Труда (1990). Подробнее... Доктор биологических наук, профессор,
В марте 2012 г. исполняется 100 лет со дня рождения Иосифа Абрамовича Рапопорта — выдающегося генетика, члена-корреспондента Академии наук СССР, лауреата Ленинской премии, Героя Социалистического Труда, блестящего представителя школы великого Николая Константиновича Кольцова — основателя экспериментальной биологии в нашей стране. И.А. Рапопорту принадлежит одно из крупнейших биологических открытий XX в. — химического мутагенеза, сделанного в стенах Кольцовского института. В отличие от своих предшественников он нашел ключ к открытию сильных химических мутагенов, по эффективности не уступающих радиационным, и затем супермутагенов, способных вызывать выход индуцированных мутаций, в 100000 раз превышающих уровень природного фона. Открытию химических мутагенов предшествовал длинный путь личных изысканий И.А. Рапопорта, включающий несколько крупных циклов исследований. Поиск увенчался триумфальным успехом с приоритетом, датируемым 1946 г., и номинацией на Нобелевскую премию по выдвижению Нобелевской комиссией в 1962 г. Получение этой премии не состоялось по причине позиции, занятой политическим руководством нашей страны того времени. Для использования своего главного научного открытия И.А. Рапопорт видел два возможных пути. Один из них — искусственное получение под влиянием химических мутагенов большого числа полезных мутаций и их внедрение в практику различных сфер человеческой деятельности. Этот путь дал жизнь различным высокопродуктивным научно-практическим направлениям в таких крупных для страны областях, как сельское хозяйство, медицина, лесоводство и др., а также в решении ряда экологических проблем. Для осуществления этой грандиозной программы, охватывающей всю страну (в то время СССР), И.А. Рапопорт привлек множество специалистов, в том числе большую армию селекционеров микробиологического и сельскохозяйственного профиля. Он их объединял, учил, вдохновлял и поддерживал. Многолетние труды на этом поприще принесли стране весьма значимые практические достижения, успешно внедряемые в жизнь. Созданная база в виде многих сортов сельскохозяйственных и технических культур, в том числе зерновых и масленичных (стратегическое сырье), генетически высокопродуктивных, устойчивых к различным неблагоприятным условиям и паразитам, представляет собой подлинную инновацию. Она позволяла успешно решать отечественными средствами широко рекламируемую государственную Продовольственную программу, не предполагая, что последующая "перестройка", разрушившая существовавшую систему сельского хозяйства, выбьет почву из-под ног этого грандиозного успешно развивающегося дела. Второй путь в использовании химического мутагенеза открывал дорогу генетическим и междисциплинарным фундаментальным исследованиям к изучению внутреннего строения аппарата наследственности в его нативном состоянии. Опираясь на свойства открытых и хорошо изученных им тысяч сильных химических мутагенов и супермутагенов, применяемых в качестве пробных тел, И.А. Рапопорт предложил новую, углубленную концепцию строения и функционирования биологической материи на физико-химическом уровне, имея объектом рассмотрения аппарат наследственности с особым вниманием к процессу аутокатализа. Эта теоретическая концепция была изложена им в книге "Микрогенетика" (1965, репринт 2010) и ряде статей более позднего времени. Помимо самоценности этой концепции она лежит в основе всех практических достижений рапопортовской школы; ее потенциал неисчерпаем. Научный вклад Рапопорта в развитие естественных наук представляет собой новую область знания. Иосиф Абрамович Рапопорт был известен своим современникам и в наше время как человек высочайших моральных качеств, беспримерного мужества и силы духа. Они проявились в его борьбе за чистоту науки, в его героическом участии в Великой Отечественной войне и борьбе с лысенковщиной, и что не менее значимо — в его пассионарном стремлении поднять благосостояние народа нашей страны. Он был доблестным гражданином своего Отечества и Рыцарем науки. Глубокая человечность, доброта и бескорыстие были неотъемлемыми спутниками его жизни. Он родился 14 марта 1912 г. в г. Чернигове в семье фельдшера. Позже его отец, человек образованный и гуманный, будучи уже обремененным семьей, окончил медицинский институт и стал практикующим врачом. Большое влияние на И.А. оказала его мать — умная, энергичная и активная женщина. Начальную школу И. А. окончил в г. Славянске, а среднюю — в Чернигове. Еще в детстве учителя обратили внимание на его блестящую память и необыкновенные способности к языкам. По окончании школы последовали обучение в Агрозоотехническом техникуме (1927— 1930) и кратковременная работа в должности старшего зоотехника в Куликовском р-не Черниговской области (лето1930 г.). По совету добрых людей И.А. послал заявление в Ленинградский государственный университет, был принят и специализировался по кафедре генетики и экспериментальной зоологии (1930—1935). Это была первая кафедра генетики в нашей стране, основанная проф. Ю.А. Филипченко. После его внезапной кончины 19 мая 1930 г. место заведующего кафедрой занял проф. А.П. Владимирский. В одной из автобиографий И.А. Рапопорт обозначил 1932 г. вехой начала своей научной деятельности. Побудительным толчком к этому послужил приезд в Ленинград Николая Константиновича Кольцова — основателя и директора Института экспериментальной биологии (ИЭБ, Москва). Он прочитал лекцию о работах своего института, в которой упоминалась и приоритетная работа В.В. Сахарова (1932) об открытии им химического мутагенеза путем воздействия на дрозофилу нескольких неорганических соединений. Об этой лекции И.А. Рапопорт написал: "Николай Константинович впечатление на меня произвел совершенно неизгладимое. Не только тем, что он и внешне был импозантен, и говорил красиво и мудро, а в первую очередь своей особой, чисто Кольцовской цельностью биологической мысли, каких бы областей он ни касался — сравнительной ли эмбриологии, цитологии, генетики, эволюционных проблем или физико-химических исследований живого. После этого я кинулся читать его работы и статьи, выходящие из стен его института, и когда на пятом курсе мне предстояло распределение, попросил А.П. Владимирского рекомендовать меня, если это возможно, лаборантом в Кольцовский институт". Рапопорт не просто понял всю полноту научной программы Н.К. Кольцова — он ею проникся. Как показал анализ и хроника его творчества (см. Строева. Иосиф Абрамович Рапопорт. Сер. "Научно-биологическая литература". М.: Наука, 2009), Рапопорт, будучи студентом второго курса ЛГУ, стал подлинным негласным членом Кольцовской школы. На основе своей собственной программы, сложившейся в рамках поставленных Кольцовым задач, он начал самостоятельные литературные и экспериментальные поиски, по меньшей мере в трех крупных направлениях. Он завершит их потом в Кольцовском институте. Только это позволяет понять, как смог один человек за три года аспирантуры выполнить такой объем экспериментальной работы, глубоко теоретически осмысленной, который позволил потом оформить полученные результаты в виде кандидатской и докторской диссертаций и сверх этого реально обосновать открытие сильных химических мутагенов. Забегая вперед, заметим, что кандидатскую диссертацию И.А. Рапопорт защитил в мае 1939 г., а докторскую представил к защите в феврале 1941 г. Но подробнее об этом ниже. В 1933 г. по приглашению академика Н.И. Вавилова в Ленинград на работу приехал известный американский генетик Г.Дж. Меллер (лауреат Нобелевской премии 1946 г. за открытие радиационного мутагенеза в 1927 г.). Рапопорт стал его дипломником. Его дипломная работа "Нерасхождение четвертой и Х-хромосом у Drosophila melanogaster под влиянием лучей рентгена" была опубликована в 1938 г. Ей предшествовала другая статья из того же цикла — "Влияние пограничных лучей на расхождение хромосом и появление летальных мутаций у Drosophila melanogaster" (1936). В дипломной работе Рапопорт представил монографически исчерпывающий обзор литературы по затронутой проблеме. В своих последующих исследованиях он воспользовался рядом методических приемов из своего первого большого опуса. По окончании ЛГУ И.А. Рапопорт после обмена письмами между А.П. Владимирским и Н.К. Кольцовым и успешной сдачи вступительных экзаменов был принят в аспирантуру ИЭБ и переехал в Москву. Его формальным руководителем в аспирантуре (1935—1938) был назначен профессор. Н.П. Дубинин, возглавляющий генетический отдел, но Н.К. Кольцов подключил И.А. к своей тематике. Рапопорт не был обычным аспирантом. Он жил при институте в садовой беседке, переделанной под жилье для иногородних сотрудников, занимая маленькую комнатку. Его рабочий день начинался в 5—6 утра, и до 9 ч он ставил опыты. Затем он шел в институтскую библиотеку, а после часа дня возвращался в лабораторию, где продолжал ставить опыты до 11 ч вечера с небольшим перерывом на еду. За день он так уставал, что даже останавливал часы-ходики, чтобы их тиканье не мешало ему спать. Н.К. Кольцов так отзывался о нем: "И.А. Рапопорт является, без сомнения, ученым-исследователем и по полученной им подготовке, и по способностям значительно превышает средний уровень аспирантов. Кроме русского, которым он вполне владеет, во время аспирантуры он изучал латинский, греческий и еврейский языки, свободно говорит по-английски и недурно по-французски и по-немецки, на итальянском языке читает в подлиннике Данте, изучает и шведский язык. Свободное и беглое чтение на ряде европейских языков позволяет ему читать без всяких затруднений научную литературу. Кроме классиков литературы он прочитал за три года огромное количество научных книг и журналов, непрерывно следит за всей современной литературой, просматривая все новые журналы, получаемые Институтом, и на русском, и на иностранных языках. <...> Его научные интересы в области биологии очень широки, и он охватывает самые разнообразные отделы биологии, включая физиологию и фармакологию. При этом он обладает очень большой работоспособностью, весь захвачен научными интересами. В экспериментальной работе он также неудержим — он богат оригинальными идеями и с настойчивостью стремится проверять их на опыте. Его в этом отношении даже приходится удерживать. Он работает совершенно самостоятельно и мало нуждается в руководстве; темы для работы выбирает сам, но совершенно не чуждается обращаться к старшим работникам за советом. По объему его экспериментальная работа значительно превышает работу старших научных сотрудников: он изо дня в день закладывает по 500—700 опытов и тщательно обрабатывает их, в то время как соответствующая работа старших научных сотрудников, работающих над сходными темами, обычно ограничивается 100—200 опытами". Вместе с чистой линией D. melanogaster Г. Дж. Меллер привез в нашу страну мутацию Bar (полосковидные глаза). Еще студентом Рапопорт занялся изучением этого объекта с целью понять механизмы возникновения генных повторов, их генетической значимости, влияния на индивидуальное развитие и значение в эволюционном процессе, начав с поиска подходов к экспериментальному осуществлению этой задачи. Он предложил эту тему для своей кандидатской диссертации и получил согласие Н.К. Кольцова. Основной результат был опубликован уже в 1936 г., после чего Рапопорт прервал эту работу на год, чтобы продвинуть направление феногенетического профиля. Ко времени окончания аспирантуры первая тема была завершена. Впервые в мире были экспериментально получены четырехкратные, шестикратные и восьмикратные повторы одноименного гена и показан механизм их образования. Н.П. Дубинин пишет о Рапопорте: "В кандидатской диссертации, посвященной исследованию природы и эволюционной роли линейных повторений внутри хромосомы, он с особой силой проявил свои способности оригинального экспериментатора. В этой работе ему удалось показать существование особого типа направленной изменчивости, вызываемой своеобразной конъюгацией хромосом в силу наличия в них линейного повторения. Эта работа дала ряд новых сведений о структуре хромосом". К этому нужно добавить, что, как это следует из работы, многократные линейные повторы одноименных генов отличаются свойством автоматически выщеплять новые, высшие ступени повторения, являясь источником возникновения новых генов. Эти события возникают систематически с равной частотой (в работе Рапопорта 1 : 1000) несравненно чаще, чем возникают мутации в отдельном локусе. В диссертации были также представлены доказательства генетической регуляции числа клеточных циклов, определяющих размер глаза (по числу омм) в онтогенезе дрозофилы. Глубина теоретического анализа проблемы в свете полученных результатов не превзойдена и в наши дни. Защита кандидатской диссертации под названием "Многократные линейные повторения участков хромосом и их эволюционное значение" состоялась в мае 1939 г. В полном виде она вышла в свет в 1940 г. Смерть Н.К. Кольцова и война стерли в умах современников память о ней. Об этом свидетельствует отсутствие даже упоминания имени Рапопорта не только в монографии С.Оно, посвященной этой проблеме, но и в предисловии к ее русскому изданию (1973), а также в монографии В.В. Бобкова "Московская школа эволюционной генетики" (1985). Между тем эта работа И.А. Рапопорта заслуживает того, чтобы о ней вспомнили и генетики и эволюционисты. Феногенетическое направление Рапопорта, также начатое в студенческие годы, возникло как "побочный продукт" его генетических интересов. Как и других генетиков, его интересовало химическое строение генов — тогда об этом никто не имел никакого представления. Он обратился к этой теме, начав с проверки двух гипотез — Н.К. Кольцова о хромосоме как гигантской белковой молекуле и малоизвестной гипотезе Р. Гольдшмидта о гене и хромосомах как ферментах, начав с гипотезы Гольдшмидта. Объектом, как и во всех других его исследованиях, была дрозофила. Задача состояла в изучении реакции прижизненной инактивации ферментов in vivo в условиях, когда клетки еще не теряют способности к нормальному отправлению своих функций, в частности способности к размножению. В опытах, поражающих воображение своим размахом, И.А. проверяет действие множества неорганических и ряда органических соединений и получает около 50 фенокопий (или модификаций), которые Н.К. Кольцов предпочел назвать "фенотипическими генокопиями" — ненаследственными изменениями, копирующими почти все известные в то время мутации. Фенокопии возникали в 100% случаев, не передавались по наследству и были специфичны по отношению к примененным веществам — при комбинации двух действующих агентов у одной особи воспроизводились все фенокопии, присущие каждому агенту. Опираясь на совокупные данные, Рапопорт имел основания сделать вывод, что химические агенты, вызывающие фенокопии, затрагивают у дрозофилы этап независимой дифференцировки. Этот цикл дал жизнь новому разделу творчества И.А. — химической феногенетике. Отзыв Н.П. Дубинина: "Этим исследованием был открыт особый путь к анализу важнейшей проблемы о параллелизме наследственной и ненаследственной изменчивости". Работа Рапопорта была высоко оценена Н.К. Кольцовым в отчете о работе ИЭБ за 1938 г. Он включил ее в число четырех самых выдающихся научных достижений института. Но об исследованиях, связанных с прямым поиском химических мутагенов, которые Рапопорт осуществлял в это же самое время в рамках собственной, не афишируемой им, программы, Н.К. Кольцов не знал. Очевидно, И.А. не рассказал своему любимому учителю об этом потому, что в 1938 г. до полного решения проблемы было еще далеко. Результаты феногенетического цикла, естественно, не подтвердили гипотезы Гольдшмидта, и соответственно не внесли ясности в вопрос о химической природе гена. Но они показали, впервые, что в состав морфогенов — химических посредников между геном и признаком, входят ферменты. С точки зрения науки о закономерностях эмбриогенеза (механики развития, или экспериментальной эмбриологии, или физиологии развития, или феногенетики) это был первый прорыв в представлениях о механизмах биохимической связи между геном и признаком. Одновременно с исследованиями хемоморфозов Рапопорт углубляет свои подходы к решению проблем индивидуального развития, работая в области, пограничной между механикой развития и генетикой. Он обнаружил в своих коллекциях дрозофил с нарушенными процессами морфогенеза (мутация Met и др.) и проанализировал явление клеточной детерминации генетическими методами. Ему удалось экспериментально доказать, что двукрылых насекомых неправильно считают примером мозаичного типа развития, т.к. на ранних этапах онтогенеза у них есть период зависимой дифференцировки, как у животных регуляторного типа развития. В этой работе также были открыты новые явления, важные для трактовки ряда проблем эволюционной теории и систематики. Оба вышеизложенных крупных раздела исследований были объединены Рапопортом в его докторской диссертации под названием "Феногенетический анализ независимой и зависимой дифференцировки". Это была удавшаяся попытка экспериментального воплощения идеи Н.К. Кольцова о необходимости взаимопроникновения новых экспериментальных наук — генетики и механики развития, в познании процессов онтогенеза. В силу этого мы можем включить имя И.А. Рапопорта вслед за Н.К. Кольцовым и Б.Л. Астауровым в число первых основателей комплексной науки, которая в наши дни получила название биологии развития (Developmental Biology). И.А. Рапопорт
В феврале 1941 г. "Феногенетический анализ независимой и зависимой дифференцировки" был представлен к защите докторской диссертации в Ученый Совет Биофака МГУ и к публикации в Трудах Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР (так стал называться ИЭБ после переименования в 1939 г.). В это время Рапопорту еще не исполнилось и 29 лет. Защита была назначена на 17 июня 1941 г., но кворум не состоялся, и ее перенесли на конец июня. Однако 22 июня 1941 г. началась Великая Отечественная война, и в день предполагаемой защиты И.А. Рапопорт уже находился в рядах советской армии, куда вступил добровольцем в звании младшего лейтенанта. Он защитит свою докторскую диссертацию в мае 1943 г. в перерыве между боями, когда будет отозван в Москву для прохождения ускоренного курса в Военной академии им. Фрунзе. А первичной датой публикации его докторской диссертации станет август 1948 г., но она не увидит света. После окончания военной академии и защиты диссертации И.А. получил два предложения быть отозванным из действующей армии: от вице-президента АН СССР академика Л.А. Орбели для продолжения научной работы и от Академии им. Фрунзе — стать одним из ее преподавателей. Рапопорт отказался от обоих предложений и вернулся в пекло войны. С середины лета 1943 г. начинали развертываться грандиозные кровопролитные бои — война перешла в освободительную фазу. И.А. Рапопорт прошел ее всю, главным образом, в качестве комбата в пехоте, всегда лицом к лицу с противником, возвращаясь в строй после тяжелых ранений, дававших право быть отозванным с фронта. Он остался в памяти однополчан и в книгах о Великой Отечественной войне как отважный, умелый и человечный командир. Он был награжден многими высокими воинскими наградами и трижды был представлен военным командованием к званию Героя Советского Союза, но он его не получил. Место на Дунае в Австрии, где возглавляемый Рапопортом передовой отряд прорвался через вооруженную отступающую немецкую армию и соединился с передовым отрядом американцев, отмечено памятным обелиском с надписью: "Здесь закончилась Вторая мировая война". Гвардии майор
Рапопорт был демобилизован из армии в звании гвардии майора в августе 1945 г. и вернулся в свой институт. Без левого глаза, который он потерял в результате тяжелого ранения головы в самом конце войны, но живой. А его монография "Феногенетический анализ независимой и зависимой дифференцировки", находясь в тылу, погибла. Она стала одной из первых жертв лысенковщины, воцарившейся после пресловутой сессии ВАСХНИЛ. Война помешала ее своевременной публикации, и она вышла из типографии только в августе 1948 г. Кроме обязательных экземпляров, попавших в Книжную палату и Библиотеку им. Ленина, весь тираж, пролежав в подвале ИЦГЭ шесть лет, в 1954 г. на основании решения РИСО был уничтожен. Уже после смерти И.А. академический журнал "Онтогенез" воспроизвел этот труд в пяти номерах за 1992—1993 гг., сохранив его для истории. Но это не спасало положения, при котором эти инновационные научные достижения могли оказать своевременное влияние на развитие нашей и мировой науки. Они были предтечей биологии развития наших дней (включающей в себя и генетику развития) и опережали представления современников минимум на четверть века. Через десятилетия после воцарения лысенковщины и ее постепенного угасания, на базе "Феногенетического анализа ..." в руках Рапопорта возникли два новых научных направления — "Токсикогенетика" и "Фенотипическая активация", со своими выходами в практику, особенно актуальными в настоящее время. Наградной лист
Вернувшись с войны, Рапопорт сразу включился в работу, теперь впрямую устремленную на изучение биологических свойств первых открытых им ранее химических мутагенов. Уже при разработке феногенетического направления Рапопорт ввел в анализ свойств испытуемых химических соединений физико-химическую константу — дипольный момент — главный критерий в последующем его открытии новых сильных мутагенов и супермутагенов. Рапопорт пишет (1961, 1965): "Наши довоенные исследования (1936—1941), посвященные механизму возникновения химических модификаций, суммированные в монографии (1948), учитывали свойства дипольных моментов некоторых органических веществ, способных вызывать модификации в ионизированном гетерополярном состоянии, и мутации — в неионизированном гомеополярном состоянии. Другими словами, модификации вызывались формами, типичными для неорганической химии, а мутации — типичными для органической химии. При изучении активных неорганических форм и неорганических веществ, вызывающих только модификации, было установлено, что их дипольные моменты обычно в несколько раз или даже во много раз превышают полярность органических мутагенов. Мы заключили отсюда, что одной из причин отсутствия в полном наборе неорганических веществ сильных мутагенов является именно большая их полярность, составляющая для модификационных соединений — флорида серебра 5D, перхлорного серебра 12D, перхлорного лития 7.8D и т. д. Все три соединения выбраны нами в связи с тем, что для них характерна модификационная активность каждого из двух образовавшихся ионов. Это ведет к появлению одной модификации под влиянием аниона и другой — под влиянием катиона. Среди тысяч обнаруженных теперь химических мутагенов нет почти ни одного с таким высоким дипольным моментом". Таким образом, самым главным выводом из этого раздела работы, принципиальным для дальнейшего направленного поиска химических мутагенов, был вывод, что механизмы возникновения модификаций и мутаций различны, и что вещества, вызывающие морфозы, не индуцируют мутаций. Следует оговориться, что когда были открыты сильные химические мутагены, обнаружилось, что в известных условиях они тоже вызывают модификации. Однако первоначально этот вывод имел решающее значение — он позволил исключить из дальнейшего поиска химических мутагенов всю неорганику и большой ряд органических соединений. Помимо этого, феногенетический цикл дал ответ на ряд принципиальных методических вопросов, таких как способ введения химических соединений в яйца дрозофилы, в вопрос о проницаемости тканей для вводимых агентов, о действующих дозах и ряд других. Было показано in vivo, что вещества, вызывающие морфозы, действуют в эквимолярных количествах. Раздел своей докторской диссертации, посвященный генетическим фенокопиям, Рапопорт назвал первым этапом на пути к открытию химического мутагенеза. Второй этап исканий Рапопорта на этом пути был посвящен прямому поиску химических мутагенов на базе гипотетических представлений Н.К. Кольцова о белковой природе гена. Он начал с поиска в биологической и химической научной литературе данных о веществах, обладающих способностью взаимодействовать с белками, превращать токсины в анатоксины, действовать на антитела, вызывать полимеризацию белковых молекул, затрагивать антисептические свойства и др. Совокупность не менее четырех подобных показателей в одном соединении принималась как критерий вероятности его мутагенных свойств. Подобранные таким образом вещества подвергались затем генетическому анализу, и среди них впервые были найдены высокоэффективные химические мутагены. Это были восемь рядов органических соединений (по одному—двум из каждого ряда), вызывающих не меньше мутаций, чем Х-лучи. Это были формальдегид (12.2% индуцированных мутаций), уротропин и его различные соли, акролеины и другие альдегиды, окись этилена и гомологи, этиленимин и его производные, диэтилсульфат, диазометан, N-нитрозометилуретан и др. Некоторые из них представляли собой супермутагены. При исследовании мутагенного действия диазометана был впервые описан механизм алкилирования как наиболее эффективная реакция в действии химических мутагенов. Этот этап исследований в основном был выполнен Рапопортом до войны. Весной 1941 г. Н.П. Дубинин уговаривал Рапопорта опубликовать свое открытие хотя бы в виде краткого сообщения, но И.А. не согласился, считая нужным сначала детально изучить биологические свойства этих замечательных молекул. Потом он о своем отказе пожалел, но не мог же он знать, что скоро грянет война и оторвет его от научной работы на долгие четыре года. Этот факт позволяет понять, как могла так быстро после демобилизации Рапопорта из армии появиться в печати его статья "Карбонильные соединения и химический механизм мутаций" (1946) — первое, приоритетное, сообщение об открытии сильных химических мутагенов. За ним последовала серия работ 1947—1948 гг. с сообщением об открытии других мутагенов, о которых мы говорили выше. Именно за этот цикл работ И.А. Рапопорт был в 1962 г. номинирован на Нобелевскую премию. Располагая достаточной выборкой мутагенов, найденных на втором этапе поиска, Рапопорт обратился к более надежному критерию, который он нашел в определенных особенностях физикохимической структуры органических молекул. Среди них дипольный момент оказался решающим. Исследования этого цикла составили содержание третьего этапа. Они позволили исключить из дальнейших поисков химических мутагенов органические соединения с дипольным моментом выше 4D. На этом этапе достижений мирового уровня сталинско-лысенковская сессия ВАСХНИЛ (август 1948 г.) привела к "упразднению" генетики в нашей стране и насильственному прекращению дальнейших исследований И.А. Рапопорта. После его мужественного выступления на этой сессии в защиту генетики и отказа отречься от своих убеждений он превратился на многие годы в безработного, получая временную работу на основе краткосрочных договоров в московских организациях геологического или нефтедобывающего профиля, занимаясь определением геологического возраста образцов грунта. В одном из них Рапопорт обнаружил наличие фораминифер — четкий индикатор нефти. Ему предложили защитить диссертацию на степень кандидата геологических наук, но когда начальство узнало, что он тот самый генетик, который выступил против Лысенко, его в очередной раз уволили. Только в самом конце 1957 г. И. А. Рапопорт смог возобновить свои генетические исследования в стенах Института химической физики АН СССР (ИХФ), куда был приглашен академиком Н.Н. Семеновым. Он проработает там до конца своей жизни, воплотив в реальности свои новые научные и практические открытия. Одним из условий приглашения И.А. Рапопорта в ИХФ вменяло ему в обязанность активное участие в подъеме сельского хозяйства страны и решении Продовольственной программы. И он включился в эту работу со всей мощью своего таланта и организаторских способностей, не оставляя и своих теоретических исследований. Несмотря на многолетний перерыв в научной работе и всяческие житейские невзгоды, его научная мысль не прерывалась. Теоретический и экспериментальный задел для деятельности в ИХФ уже существовал — он был создан до войны и в течение трех послевоенных лет в Кольцовском институте, и также в результате неустанных занятий в научных библиотеках Москвы в период безработицы. В ИХФ на основе критерия, найденного им в рамках первого и третьего этапов поиска, Рапопорт открыл новые мутагены и супермутагены и подверг тщательному изучению их биологические свойства. В результате было отобрано более 300 новых сильных химических мутагенов, из которых наиболее эффективные были им предложены для использования в сельскохозяйственных и микробиологических селекционных работах по созданию новых линий, сортов и штаммов и в животноводстве. Их свойства охарактеризованы им в авторской аннотации "Явление химического мутагенеза и его генетическое изучение". В ходе интенсивнейшего поиска новых химических мутагенов, как пишет сам Рапопорт, "были идентифицированы некоторые вероятностные контуры строения еще неизвестного основного генного поля, ответственного за свойства аутокатализа и митоза". Теоретическое обоснование этого направления и его междисциплинарного значения в системе естественных наук дано И.А. Рапопортом в фундаментальном труде "Микрогенетика" (1965), который в том же году был уничтожен. Рапопорт продолжает: "Большинство мутагенов, используемых сейчас в селекции растений и животных, были получены с помощью последней схемы и укладываются в намеченные порядки интенсивного и очень интенсивного действия. Чтобы открыть их, пришлось вести форсированный поиск, пренебрегая тщательным описанием десятков попутно открытых мутагенов, не уступавших или даже несколько превосходящих действие радиации". Дипольные моменты сильных мутагенов, тринуклеотидов и неионизированных аминокислот — предшественников синтеза ядерных белков, в частности гистонов, оказались совпадающими, порядка 2.4D—2.7D. Стало ясно, что дипольные взаимодействия мутагенов и нормальных единиц аутокатализа играют важную роль при вмешательстве химических мутагенов в процессы синтеза ДНК. Стало понятно, почему второй этап поиска мутагенов, опирающийся на свойства белков, оказался успешным — белки в исследованиях Рапопорта второго этапа сыграли роль своеобразного "лоцмана". Но небезынтересен и сам факт, что химические мутагены взаимодействуют и с ядерными белками. Результаты исследований третьего этапа в открытии химического мутагенеза, рассматривающего аутокатализ на уровне физико-химических констант, снимали мнимые противоречия между первоначальными выводами Рапопорта о химической природе и свойствах гена и молекулярной биологией, изучающей машинерию аппарата наследственности на химической операционной основе. Только не следует забывать, что все основополагающие открытия, объединяемые проблемой "рапопортовский химический мутагенез", были сделаны им уже в 30-х — 40-х гг. ХХ в., т.е. задолго до выхода на арену молекулярной биологии. Не следует также забывать, что поток исследований Рапопорта, определяемый его собственным оригинальным замыслом, дважды искусственно прерывался на много лет — Отечественной войной на четыре и лысенковщиной — более чем на десять лет. Не будь хотя бы только одной лысенковщины, Рапопорт выдал бы решение всей своей научной и практической программы уже вскоре после войны, и лицо нашей генетики и естественных наук в целом было бы в значительной степени несколько иным. Наконец, рапопортовский химический мутагенез в относительно короткий отрезок времени открыл дорогу такому количеству практических достижений в медицине, в сельском хозяйстве и решении экологических проблем, какое не дала ни одна из биологических дисциплин, включая молекулярную биологию. Все это успело бы прочно укорениться в науке и экономике нашей страны задолго до разрушительной "перестройки". В своих теоретических воззрениях И.А. Рапопорт не всегда был понимаем современниками не только потому, что он намного опережал свое время, но также в силу физического уничтожения его главных теоретических опусов — "Феногенетического анализа независимой и зависимой дифференцировки" (1948) и "Микрогенетики" (1965). Возглавляя Отдел химической генетики в ИХФ, И.А. Рапопорт одновременно безвозмездно сотрудничал с многочисленными научно-практическими учреждениями всей нашей огромной страны. Под его руководством и с его участием благодаря использованию химических мутагенов был создан и внедрен в практику большой фонд новых, высокопродуктивных сортов зерновых, технических и других сельскохозяйственных культур (около 400), а также значительный арсенал лекарственных средств — антибиотиков и противораковых препаратов. И.А. Рапопорт предложил ряд крупных программ, в которых отбор создаваемых сортов на высокую продуктивность, устойчивость к вредным факторам среды и повышение иммунитета был поставлен в качестве первоочередной задачи селекции. В этом И.А. Рапопорт видел мощное средство, способствующее решению экологических проблем и удешевлению сельскохозяйственной продукции. И это удалось. Последняя его программа была целиком посвящена генетическим методам борьбы с экологическим неблагополучием на нашей планете. Он также считал, что использование химического мутагенеза незаменимо в создании генетического разнообразия форм и призывал широко использовать мутанты в селекционных программах скрещивания. Таким образом, в построении исследований, своих и связанных с ним коллективов, И.А. Рапопорт умело сочетал одновременное решение проблем сельского хозяйства, продовольственной программы, экологии, здоровья человека и увеличения генетического разнообразия в природе. Вклад этого объединяемого Рапопортом сообщества оказался также очень значительным в повышение эффективности промышленной микробиологии, лесоводства, рыбоводства, биологической очистки вод. Кроме многочисленных отечественных учеников И.А. имел аспирантов из других стран: Индии, Венгрии, Болгарии, Чехословакии, Вьетнама. Его ученики, используя химические мутагены, под его руководством создали высокопродуктивные сорта сельскохозяйственных культур (суммарно — более 50), которые способствовали развитию благосостояния их стран. Важным условием успешной организации этой грандиозной работы было создание Всесоюзных совещаний по химическому мутагенезу, ежегодных, начиная с 1965 г. Они собирали исследователей и селекционеров всей страны. И.А. Рапопорт был на этих совещаниях бессменным председателем, консультантом и руководителем. Лучшие работы затем публиковались в регулярно выходящих с 1966 г. сборниках серии "Химический мутагенез" в академическом издательстве "Наука". Эта серия насчитывает 25 томов и документально отражает всю историю главных успехов практических направлений Отдела химической генетики ИХФ и сотрудничающих с ним учреждений. Академик
Несмотря на то, что его здоровье сильно пошатнулось — он много лет был тяжелым астматиком, И.А. Рапопорт уделял много времени общественной и научно-организационной работе. Со дня основания Всесоюзного общества генетиков и селекционеров им. Н.И. Вавилова он был членом президиума этого общества и членом редколлегии журнала "Генетика", постоянным ответственным редактором книг в серии "Химический мутагенез". Огромным было участие И.А. Рапопорта в организации и проведения празднования 100-летия со дня рождения академика Н.И. Вавилова. Он был членом Научного совета по генетике и председателем секции "Химический мутагенез" при Президиуме АН СССР, а также членом двух комиссий по защите биосферы от химических загрязнений в Госкомитете по науке и технике и др. Он много ездил по стране, знакомясь на местах с результатами проводимых работ и поддерживая личные контакты с селекционерами и сотрудниками, с которыми вел совместные исследования. До конца своих дней И.А. Рапопорт активно участвовал в работе Совета ветеранов своей дивизии и поддерживал связь с однополчанами. Иосиф Абрамович
В 1971 г. И.А. Рапопорт получил звание профессора по специальности "генетика". В 1979 г. он был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР по специальности "генетика и селекция". В 1975 г. он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. В 1984 г. ему была присуждена Ленинская премия за цикл работ "Явление химического мутагенеза и его генетическое изучение". Октябрем 1990 г. датируется указ Президента СССР М.С. Горбачева о присвоении И.А. Рапопорту звания Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали "Серп и Молот" за особый вклад в сохранение и развитие генетики и селекции и подготовку высококвалифицированных кадров". Эти отличия, полученные в последний период жизни И.А. Рапопорта, присоединяются к высоким воинским наградам его молодости. За боевые заслуги И.А. Рапопорт был награжден двумя орденами Красного Знамени (1943, 1944 г.), орденом Суворова III степени (1944), орденом Отечественной войны II степени (1944), двумя орденами Отечественной войны I степени (1945, 1985 г.), американским орденом Legion of Merit (1945), орденом Красной Звезды Венгрии (1970) и многими медалями. Рапопорт И.А. Открытие химического мутагенеза. Избранные труды
В разгар возрастающих научно-практических достижений и новых теоретических замыслов И.А. Рапопорту пришлось оставить должность заведующего Отделом химической генетики в силу закона о возрастном цензе. А вскоре он погиб. Через месяц после получения последней правительственной награды — звания Героя Социалистического Труда, Иосиф Абрамович, возвращаясь с работы 26 декабря 1990 г., был сбит грузовиком. Он получил тяжелейшие травмы и ушел из жизни утром последнего дня 1990 г. Его похоронили на московском Троекуровском кладбище. Огромное число людей провожало его в последний путь, многие приехали из других городов. Прощальные слова произносили не только ученые, но и бывшие однополчане. Ему были отданы последние воинские почести — специальное подразделение произвело должное число ружейных залпов. Иосиф Абрамович Рапопорт - ученый, воин гражданин.
Отдел химической генетики ИХФ им Н.Н. Семенова не надолго пережил своего основателя — сотрудники, занявшие место И.А. Рапопорта, не сумели продолжить его дела. Селекционеры же, к их чести, остались верны памяти своего учителя, даже несмотря на распад СССР и последующую "перестройку" в России. Трудно даже себе представить, что все огромные достижения, связанные с именем И.А. Рапопорта, могут быть безвозвратно утрачены. Если руководители страны все же решат вернуться к серьезному развитию сельского хозяйства, все успехи научно-практических направлений И.А. Рапопорта остаются к их услугам. Строева О.Г.
Биография И.А. Рапопорта поражает воображение не только тем, что он был замечательным исследователем и прожил яркую и целенаправленную жизнь. Она показывает, что даже в условиях гонений преданность науке и бескомпромиссность при отстаивании своих убеждений позволяет сохранить человеческое достоинство и остаться крупным ученым. Пример его жизни во всей полноте отражает реалии развития генетики в нашей стране. События середины прошедшего века были куда страшнее, чем это может показаться теперь, потому что за каждым политическим "перегибом" стояла жизнь или смерть конкретного ученого и человека. А Иосиф Абрамович не только выстоял, он отдал своей стране всего себя целиком. Не может быть, чтобы страна этого не взяла.
© Строева О.Г. Иосиф Абрамович Рапопорт. К 100-летию со дня рождения (1912-1990) // Генетика, 2012, том 48, № 3, с. 422-429. Награды и премии
Закрыть |
Роскин Григорий Иосифович (1892 – 1964) Цитолог и гистолог, ученик Н.К. Кольцова. Основные труды по сравнительной цитологии, особенно гладких мышц, строению и метаболизму простейших, различных нервных и раковых клеток. Ряд работ (совместно с Н. Г. Клюевой) по биотерапии рака. Один из основоположников функциональной цитохимии. Подробнее... Григорий Иосифович Роскин Г.И. Роскин — известный отечественный цитолог, цитохимик и протозоолог; развивая идеи Н.К. Кольцова, подтвердил его гипотезу о внутриклеточных скелетных структурах, определяющих форму клеток; один из основателей отечественной гистохимии; внес существенный вклад в изучение биологии раковых клеток, разрабатывал методы диагностики и лечения злокачественных опухолей; представитель первого поколения учеников Н.К. Кольцова. Григорий Иосифович Роскин родился в Витебске в семье присяжного поверенного Иосифа Григорьевича Роскина. В 1908 г. Г.И. Роскин поступил в Народный университет им. A.Л. Шанявского, который окончил в 1912 г.; специализировался по кафедре экспериментальной зоологии, которой заведовал Н.К. Кольцов. В 1912-1913 гг. он стажировался в лаборатории проф. Дюбоска в университете г. Монпелье (Франция), специализируясь в области протистологии. Впоследствии различными проблемами этой науки он занимался всю жизнь. С 1913 по 1917 г. Григорий Иосифович работал сотрудником возглавляемой Н.К. Кольцовым биологической лаборатории в Народном университете им. A.Л. Шанявского. В 1915 г. в «Ученых записках» этого университета были опубликованы результаты его первых цитологических исследований строения мышечных клеток. Параллельно с научной работой в 1917 г. он окончил еще один вуз: техническое отделение Московского коммерческого института и получил диплом инженера. В 1917 г. Г.И. Роскин и другие молодые сотрудники биологической лаборатории Народного университета им. A.Л. Шанявского перешли во вновь созданный Н.К. Кольцовым Институт экспериментальной биологии и стали его первыми (сверхштатными) сотрудниками. В 1918 г. Григорий Иосифович— ассистент на Естественном отделении физико-математического факультета, а также медицинского факультета Второго Московского университета; в 1919 г. он стал преподавателем Естественного отделения физико-математического факультета университета. Григорий Иосифович Роскин в Институте экспериментальной биологии (1928 г.) Первые работы Григория Иосифовича, выполненные под руководством Н.К. Кольцова, были связаны с изучением сократимых элементов простейших и гладкой мускулатуры некоторых беспозвоночных и позвоночных животных. В 1920-е гг. Николай Константинович часть материалов, собранных ранее на средиземноморских морских станциях в Неаполе и Виллафранка, «передал вместе с препаратами своему ученику Г.О. Роскину, который напечатал две больших работы...». Развивая идеи Н.К. Кольцова, Григорий Иосифович показал, что форма сократимых клеток, которые быстро ее меняют, определяется скелетными нитями, упорядочивающими форму и движение данных клеток. Эти работы были выполнены им на клетках многих беспозвоночных (простейшие, гидроиды, ктенофоры, нематоды, моллюски) и позвоночных (амфибии, млекопитающие) животных, что свидетельствует об универсальности обнаруженных внутриклеточных скелетных структур. В 1930 г. Григорий Иосифович стал заведующим кафедрой гистологии и эмбриологии Биологического факультета МГУ, которая вместе с некоторыми другими кафедрами была создана на базе кафедры экспериментальной зоологии Н.К. Кольцова. Этой кафедрой Г.И. Роскин руководил до 1964 г. (с перерывом в 1953-1961 гг., когда кафедру возглавлял А.Н. Студитский). Под его руководством на кафедре продолжались начатые в Институте экспериментальной биологии исследования сократительных и опорных элементов у одноклеточных организмов. Григорий Иосифович руководил также отделом протистологии Микробиологического научно-исследовательского института Наркомпроса РСФСР (1925-1938), лабораторией цитологии в Институте физиологии АН СССР (1939-1941), лабораторией цитологии Института онкологии РСФСР (1943-1947), а также отделом цитологии в Лаборатории биотерапии рака АМН СССР (1946-1951). Значительный вклад Г.И. Роскин внес в изучение эволюционных особенностей гладкой мускулатуры, сформулировав представление о статомоторном аппарате клетки. Эти работы были начаты им в Институте экспериментальной биологии под руководством Н.К. Кольцова и продолжались на кафедре цитологии и гистологии Московского государственного университета. Григорием Иосифовичем выполнены фундаментальные исследования цитологии и цитофизиологии простейших. Им изучены особенности кариологии некоторых представителей семейства трипанозомид, установлено своеобразие митоза у этих паразитических жгутиковых, показана взаимосвязь между цитохимическими особенностями окислительных ферментов у простейших и их экологией. Он был автором оригинальных исследований по влиянию физических и химических факторов на простейших. Изучая действие ультрафиолетовых лучей и фармакологических препаратов на простейших, он установил их синергидное действие на клетку. Григорий Иосифович одним из первых пришел к представлениям о комплексе разнородных клеток как реальной структурно-функциональной единице в органах и тканях различных животных. Этот принципиальный вывод был сформулирован на основе детального исследования комплекса гладкомышечных и соединительнотканных клеток в гладких мышцах и названных им «мионом». Г.И. Роскин выполнил серию фундаментальных исследований, посвященных цитохимии РНК в клетках и тканях в ходе их развития, а также при их различных функциональных состояниях, в частности, на разных стадиях секреции клеток поджелудочной и молочной желез. Эти работы внесли существенный вклад в понимание роли РНК в жизнедеятельности клетки. Таким образом, Григорий Иосифович был одним из основоположников гистохимического направления в цитологии и гистологии в нашей стране. Г.И. Роскин во время лекции Большой вклад он внес в исследования цитологии и цитофизиологии опухолевых клеток. Еще в 1931 г. на кафедре гистологии и эмбриологии Г.И. Роскин совместно с Е. Экземплярским открыл явление антагонизма между злокачественным ростом и заболеванием Шагаса, которое вызывается паразитическим простейшим трипаносомой Schisotrypanum cruzi. Эта инфекция снижала темп роста опухоли у экспериментальных животных, или приводила к ее полной регрессии. Впоследствии противораковый эффект трипаносом был продемонстрирован на других видах опухолей у разных животных. Изучая цитологию раковых клеток на примере саркомы Роуса, аденокарциномы Эрлиха, рака Джоблинга и других опухолей человека и лабораторных животных, Григорий Иосифович пришел к выводу, что для этих клеток характерна неустойчивость и подвижность всех цитологических структур. Он полагал, что агрессивность раковых клеток сочетается с лабильностью их внутриклеточных структур, а также с особой чувствительностью к различным внешним воздействиям. Эти работы послужили основой для разработки методов борьбы со злокачественными опухолями. Последующие исследования, выполненные Григорием Иосифовичем совместно с Ниной Георгиевной Клюевой, известным специалистом в области инфекционной аллергологии, привели к созданию противоракового антибиотика «круцина», который выпускался медицинской промышленностью и применялся в клинической практике. Этот препарат оказывал влияние на метаболизм ферментов, что приводило к нарушению белкового и нуклеинового обмена злокачественных клеток и последующему нарушению их структуры. Более детальное исследование «круцина», проведенное позднее, показало, что он состоит из пептидов, олигонуклеотидов, а также осколков клеточных мембран — липо- и полисахаридов, которые, как известно, обладают иммуномодулирующей активностью. Очевидно, что данные компоненты препарата обладают специфическим цитостатическим и цитолитическим механизмом действия на раковые клетки (Левина, 2000). Однако, вскоре дальнейшее внедрение «круцина» в медицинскую практику было приостановлено, поскольку Г.И. Роскина и Н.Г. Клюеву заподозрили в попытке передать этот препарат за границу. В 1953 г. работы по применению данного препарата, а также его клинические испытания возобновились. Более того, в 1957 г. на биологическом факультете МГУ была организована лаборатория цитологии и цитохимии раковой клетки, в которой изучением механизмов противоракового действия круцина занимались М.И. Лейкина, Л.Б. Левинсон, В.Д. Калинникова, Л.В. Бабичева. В 1957 г. была опубликована книга Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскина «Проблема противораковых антибиотиков», в которой подводились итоги изучения действия различных препаратов на опухолевые клетки. В 1967 г. в Оксфорде была издана еще одна книга: Klyuyeva N.G., Roskin G.I. "Biotherapy of malignant tumors". Еще в 1945 г. Г.И. Роскин и М.Е. Струве на кафедре гистологии и эмбриологии биологического факультета МГУ начали исследования, которые привели к разработке нового метода диагностики злокачественных опухолей на основе так называемой ГЛМ-реакции (от гипосульфитлейкобазы метиленовой сини). Этот метод был внедрен в ряде онкологических клиник. Данный метод оказался эффективным для выявления клеток в предраковом состоянии. Впоследствии стало очевидным, что комплексные цитологические и цитохимические исследования раковых клеток, проводимые на протяжении многих лет Григорием Иосифовичем, имели большое значение для понимания биологии этих клеток, а также разработки методов диагностики и лечения злокачественных опухолей. Ученики Г.И. Роскина отмечали, что он уделял огромное внимание преподаванию в МГУ: «Это был настоящий университетский профессор, человек большой эрудиции, ума, благородства и интеллигентности. Он побуждал своих учеников к научному поиску, воспитывал чувство долга, преданности науке, уважения к коллегам и самоуважения. Как лектор Г.И. Роскин был неповторим. Не только оригинальность мышления, но и умение преподнести материал делали Г.И. Роскина прославленным преподавателем» (Шубникова, Ченцов, 2000). Г.И. Роскин скончался в 1964 г. Ученики: В.Я. Бродский, Л.Б. Левинсон, В.Д. Калинникова, Е.С. Кирпичникова, Е.А. Шубникова, М.Е. Струве, Л.В. Бабичева, Е. Экземплярский, И.М. Ливаренко и др.
© Озернюк Н.Д. Григорий Иосифович Роскин (1892-1964) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 70-74. Закрыть |
Румянцев Алексей Всеволодович (1889 – 1948) Гистолог. Основные труды: "Культуры тканей вне организма и их значение в биологии" (1932); "Микроструктура кожи и методы ее микроскопического исследования" (1934); "Морфология и гистофизиология эндокринной системы" (1936); "Курс гистологии" (1946) (совместно с А.А. Заварзиным); "Опыт исследования эволюции хрящевой и костной тканей" (1958). С 1935 по 1947 год работал в институте эволюционной морфологии АН СССР. Подробнее... Алексей Всеволодович Румянцев
В конференц-зале Института биологии развития им. Н.К. Кольцова среди портретов ученых, связанных с его историей, есть и фотография Алексея Всеволодовича Румянцева, имя которого уже, к сожалению, почти забыто. И мало кто помнит облик этого очень красивого человека. В 2004 году исполняется 115 лет со дня его рождения. И я, его ученица, хочу напомнить о нем. А.В. Румянцев родился в 1889 г. в селе Никольском, относившемся тогда к Курскому земству, где его отец служил врачом. Начальное образование он получил в земской школе, а с 10 лет учился в Курской гимназии. Окончил ее в 1908 г. и сразу стал студентом естественного отделения физико-математического факультета Московского университета. Отец Алексея умер, когда мальчику было 14 лет, и мать должна была содержать четверых детей на небольшую пенсию и скромный заработок от частных уроков музыки. Не будучи освобожден от платы за обучение, Алексей вынужден был подрабатывать. Он брался за все – чертил, рисовал, делал препараты, демонстрировал диапозитивы на лекциях. В 1913 г. он окончил уни-верситет с дипломом I-й степени и званием кандидата естественных наук по специальности "зоология, сравнительная анатомия и физиология". Его оставили при кафедре гистологии младшим сверхштатным ассистентом. Вынужденный заботиться о переехавшей в Москву семье, Алексей Всеволодович в течение пяти лет давал уроки по химии, физике и географии в частных гимназиях. При этом он напряженно работал на кафедре, где последовательно был младшим преподавателем, а с 1925 г. доцентом. Биологическая станция на Глубоком озере, 1993, Россия, Московская область, Рузский городской округ, Государственный заказник «Озеро Глубокое» Автор: Ozernyj_kraeved. Источник:Личный архив. Адрес точки cъемки: Московская область, Рузский район. Направление съемки:Юго-Восток. Подпись на вотермарке: uploaded by Ozernyj_kraeved Студентом 2-го курса Румянцев оказался на практике на биологической станции "Глубокое озеро", где он выполнил ряд гидробиологических работ. В 1919 г. его назначили заведующим этой станции. Благодаря усилиям Алексея Всеволодовича это старейшее гидробиологическое учреждение удалось сохранить в тяжелые для страны годы. Постепенно научные интересы Румянцева отходили от гидробиологических проблем и все большее место в них стала занимать экспериментальная биология. Старой, описательной, гистологии, основанной лишь на изучении фиксированных и окрашенных препаратов, Алексей Все-володович противопоставил экспериментальную науку. Им был сделан первый шаг к изучению живой клетки. Его интересовало изучение цитоплазмы и ее органоидов, особенно аппарата Гольджи, для чего он блестяще освоил метод культуры тканей и начал широкое его использование в цитологических исследованиях. Занятно, что в рабочем боксе Румянцева висел лозунг: "Быстрота, но не торопливость". Он был первым в нашей стране, кто организовал на кафедре большой практикум по гистологии. В начале 20-х гг. прошлого века его посещал Б.В. Кедровский, впоследствии крупный цитолог, считавший себя учеником Румянцева. На кафедре А.В. Румянцев читал разные курсы: теоретические основы микроскопии, общую цитологию, коллоидную химию протоплазмы, специальные главы по сравнительной гистологии, культуру тканей. В 1930 г. Румянцев ушел из университета и в течение четырех лет основным местом его работы был Институт экспериментального морфогенеза Наркомпроса РСФСР, а потом Лаборатория экспериментальной зоологии (в составе Биоотделения АН СССР), которая влилась в академический Институт эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова. Здесь Алексей Всеволодович возглавил лабораторию гистогенеза. В кругу его обширных интересов стали доминировать две проблемы – тканевые корреляции и гистогенез соединительной ткани. С начала 30-х гг. прошлого века и до начала Великой Отечественной войны А.В. Румянцев был консультантом многих московских научно-исследовательских учреждений. Интерес к причинам и факторам гистогенеза, к гуморальным связям, проявляющимся в морфогенетических процессах, к роли гормонов в регуляции клеточных взаимоотношений привел его к консультиро-ванию во Всесоюзном институте экспериментальной эндокринологии Наркомздрава СССР. На основе работ сотрудников Отдела морфологии этого института, а также литературных данных он стал соавтором книги "Основы эндокринологии" (Н.А. Шерешевский, О.А. Степпун, А.В. Румянцев, 1936), написав раздел "Морфофизиология и гистофизиология эндокринной системы". А интерес Румянцева к основному веществу соединительной ткани и его волокнистым структурам привел ученого к обобщению работ руководимой им лаборатории в Центральном научно-исследовательском институте кожевенной промышленности: в 1934 г. вышла монография "Микроструктура кожи и методы ее исследования". В 1934-35 гг. Румянцев создал и стал заведовать хорошо оснащенной кафедрой гистологии в новом тогда вузе – Московском областном клиническом институте (будущем 3-м мединституте), переведенном затем в Рязань. Начавшаяся Великая Отечественная война и эвакуация с Институтом эволюционной морфологии в г. Фрунзе переключили исследования А.В. Румянцева и его лаборатории на изучение тканевых и биохимических изменений при ожоговой травме. В течение двух лет эвакуации Алексей Всеволодович подытоживал работы за предыдущие годы. Он подготовил ряд объемных рукописей: "Гистология конъюнктивы при трахоме", "Проблемы происхождения остеокластов", "Остеокласты в тканевых культурах", "Основы экспериментальной эндокринологии" и др. Особое внимание он уделил своему труду по эволюции хряща и кости. Эта его работа увидела свет лишь через 11 лет после смерти автора под названием "Опыт исследования эволюции хрящевой и костной тканей" (М.: Изд-во АН СССР, 1958), в ней приведен список работ А.В. Румянцева. Румянцев сокрушался из-за отсутствия современного учебника по гистологии. Довоенное издание учебника А.А. Заварзина явно устарело. И Алексей Всеволодович в письме Заварзину в 1943 г. писал: "Вы, как признанный папаша, должны прежде всего подумать о многотомном учебнике. Лично я охотно взялся бы за всю техническую работу и готов написать ряд разделов". Они договорились о совместной работе с намерением отразить в новом учебнике, главным образом, достижения биохимической и физиологической цитологии. Старый учебник был существенно переработан, появились разделы о клетке, об ее делении, о строении хромосом. Румянцева беспокоило послевоенное состояние гистологии. Когда до окончания войны оставалось больше года, он в письме Заварзину пишет, что от людей, подобных им, "потребуется огромная энергия, чтобы по-настоящему наладить гистологический фронт ... Перед нами стоят две задачи: 1) поднять уровень знаний нашей профессорской и кандидатской массы, 2) постараться привлечь, отобрать и воспитать талантливую студенческую молодежь." Алексей Всеволодович придавал большое значение подготовке аспирантов. Интересно, как он осуществлял их прием в 1945 году. На одно аспирантское место в Лабораторию гистогенеза было много претендентов, в том числе и автор этого очерка. Румянцев собрал всех и сказал, чтобы никто не готовился к предстоящему экзамену по специальности, т.е. по гистологии. Чтобы дали слово, что не будут открывать ни одного учебного пособия, не будут читать конспекты лекций и т.п. На состоявшемся через какое-то время экзамене Алексей Всеволодович сначала задавал каждому по несколько вопросов. Я ответила хуже всех. Однако, подытоживая эту часть экзамена, он сказал, что экзамен на честность выдержала только я одна. А затем он каждому дал гранки будущего учебника Заварзина и Румянцева (о котором говорилось ранее), причем можно было выбрать любую понравившуюся главу и долго готовиться. По результатам дальнейшего собеседования он делал вывод о степени общей подготовленности, умении анализировать, обобщать. В итоге на единственное место была зачислена именно я. Подобный метод проверки знаний я через много лет использовала, когда принимала вступительный экзамен в аспирантуру в Институте морфологии человека медицинской АН: я накануне экзамена давала вопросы, на самом экзамене позволяла пользоваться любой литературой. И убедилась, что при беседе на известную заранее тему можно выявить общую подготовку и способность к научной работе. Румянцев хотел, чтобы его аспиранты были подготовлены и к педагогической работе. Все аспиранты (их было много по медицинскому институту и я) должны были вести практические занятия в мединституте, предваряемые как бы мини-лекцией. Это давало нам навыки лектора и экономило время для изложения лекционного материала самого профессора. Он учил нас выдержке, умению не сбиваться ни при каких случайных обстоятельствах. К каждому у него был свой подход. Он знал, что я очень смешлива. Когда я вела занятия, Алексей Всеволодович подходил к частично застекленной двери аудитории и тихонько постукивал. Когда я поворачивалась, он через стекло строил мне уморительные гримасы. Поначалу я не могла удержаться от смеха, что-то при-думывала в свое оправдание, а потом научилась не реагировать. Алексея Всеволодовича беспокоило не только научное будущее аспирантов. За его аспиранткой по мединституту, моей подругой Галей Харловой, постоянно приходили два друга, чтобы ее провожать. Алексей Всеволодович звал меня, чтобы наблюдать за ними через лестничный пролет с 3-го этажа с целью выбора лучшего жениха. Надо сказать, что наши с ним вкусы совпали со вкусами самой Харловой. Вскоре она вышла замуж за одобренного нами, хотя мы до этого ничего не говорили ей о наших наблюдениях и выводах. Профессор радовался ее выбору. А.В. Румянцев любил шутить, рассказывать и слушать смешные истории. Однажды он был чем-то расстроен и показанный ему препарат раскритиковал. На следующий день я принесла ему то же стеклышко, которое, по моему мнению, было хорошим. "Вот это совсем другое дело", – воскликнул он. Я призналась, что это вчерашний препарат. Он не только не рассердился, но смеялся и говорил, что с ним не надо иметь дела, когда он не в форме. Несмотря на большую загруженность, А.В. Румянцев охотно принимал участие в работе научных обществ, устройстве съездов и конференций. Он был председателем секции гистологии, эмбриологии и экспериментальной морфологии Московского общества испытателей природы и заместителем председателя Общества анатомов, гистологов и эмбриологов. Алексей Всеволодович внезапно скончался в 1947 г. от сердечного приступа. После злополучной сессии ВАСХНИЛа диссертационные работы всех его аспирантов, некоторые уже фактически полностью законченные, были признаны не соответствующими требованиям "передовой науки". Всем нам был продлен на год срок аспирантуры и предложены новые темы, на которые мы в немыслимом темпе, работая с утра до ночи, написали новые диссертации. Уже мало осталось на этом свете людей, которые знали Алексея Всеволодовича Румянцева – необычайного эрудита, блестящего лектора, горячего спорщика. Я считаю своим долгом рассказать о своем дорогом, незабываемом учителе, замечательном ученом, прекрасном человеке. © Аспиз М.Е. ГИСТОЛОГ АЛЕКСЕЙ ВСЕВОЛОДОВИЧ РУМЯНЦЕВ // ОНТОГЕНЕЗ, 2004, том 35, № 5, с. 395-397. Закрыть |
Садовникова-Кольцова Мария Полиевктовна (1882 – 1940) Зоопсихолог, этолог, ученица Н.К. Кольцова. Объединяя методы зоопсихологии и генетики, исследовала генетическую обусловленность психических особенностей животных; изучала влияние на поведение внутренних факторов: зрения, обоняния, осязания, а также мышечного чувства. Заведовала зоопсихологическим отделом Института экспериментальной биологии. Подробнее... Доктор биологических наук,
Мария Полиевктовна родилась в Москве в семье потомственного почетного гражданина, богатого купца-мануфактурщика Полиевкта Тихоновича Шорыгина. В 1908 г. она окончила Естественное отделение физико-математического факультета Московских Высших женских курсов. Следует отметить, что в ту пору женщине для получения высшего образования необходимо было преодолеть определенные трудности: требовалось письменное разрешение отца или мужа, а также справка о благонадежности. Отец такого разрешения Марии Полиевктовне не дал Но желание учиться было очень велико. Поздее она вспоминала«Я хотела учиться и уйти из окружающей меня среды и вышла замуж за инженера Садовникова (он и подписался под моим прошением при поступлении на МВЖК), фамилия которого сохранена на первых научных работах» [Архив РАН. Д.1. Л.2-3]. В этот период на Высших женских курсах преподавали многие знаменитые ученые: В.И. Вернадский, Н.Д. Зелинский, С.А. Чаплыгин М А. Мензбир, П.П. Сушкин, Н.К. Кольцов. После окончания учебы Мария Полиевктовна — сверхштатный ассистент Высших женских курсов: она проводила практические занятия по зоологии со студентами, а позднее работала ассистентом-преподавателем. Впоследствии Мария Полиевктовна вспоминала, что огромное влияние на выбор научного направления оказали на нее книги знаменитого французского энтомолога Ж.-А. Фабра: «Жизнь животных», «Инстинкты и нравы насекомых», «Энтомологические воспоминания» Она писала: «Еще в детстве, читая его, мы начинали увлекаться его «замечательными насекомыми» и многих из нас он вывел из душных лабораторий на свежий воздух к самой жизни... Он научил нас любить звуки природы. Его духовные ученики рассеяны по всему свету, и я причисляю себя к ним. Его увлекательные книги направили меня на путь зоопсихологии». И далее: «Объектом своих исследований я выбрала жизнь социальных животных: муравьев, ос и пчел, а также родственных им одиночных перепончатокрылых. В результате своих наблюдений я напечатала ряд очерков по поведению животных, выступала с публичными лекциями в больших аудиториях» (Архив РАН). В 1906 г. Мария Полиевктовна работала на средиземноморских зоологических станциях в Неаполе (Италия) и Виллафранке (Франция) Она стажировалась в Париже (в Сорбонне) в лаборатории профессора Виктора Анри (Виктора Николаевича Крылова) известного физика и биофизика, нашего соотечественника; посетила также г. Аркашон на юго-западе Франции, где работал знаменитый психолог и антрополог Гюстав Ле Бон. Первая научная публикация Марии Полиевктовны: «Жизнь муравьев» — альбом стереоскопических фотографий, сделанных ею в Шварцвальде и Ницце во время ее путешествий по Западной Европе — вышла в 1911 г. В 1913 г. она получила приглашение преподавать в Народном университете им. А.Л. Шанявского: «Милостивая государыня Мария Полиевктовна. Правление Университета имеет честь сообщить, что Попечительский Совет Университета в своем заседании 29 апреля 1913 года постановил пригласить Вас преподавательницей Университета на 1913-1914 академический год для чтения предложенного Вами курса «Сравнительная зоопсихология». Это приглашение пришло от Председателя правления университета А.Л. Шанявского М.В. Сабашникова [Архив РАН. Д.71. Л.6-7]. Из воспоминаний М.М. Завадовского о занятиях Марии Полиевктовны, приведенных в его книге «Страницы жизни» (1991 г.): «Не забыл я и замечательной ассистентки Н.К. Кольцова М.П. Садовниковой, которая, видя мое увлечение, на одном из последних занятий сказала, что из меня должен получиться ученый. Я стыдливо и трепетно мечтал о науке, но у меня еще не было уверенности в том, что хватит на это сил. Неожиданно брошенное замечание коснулось святая святых, и где-то в глубине вспыхнула радость». Мария Полиевктовна публиковала много научно-популярных статей о поведении животных в журнале «Природа»: «Аммофила и Помпил» (1912), «Загадочная птица кукушка» (1915), «Война и мир в царстве муравьев» (1915), «Новейшие исследования американцев по зоопсихологии» (1916). В 1914 г. в составе экспедиции, в которую входили Н.К. Кольцов и три его ассистента, Мария Полиевктовна совершила путешествие по Кавказу, побывав во Владикавказе, Тифлисе, Батуми, Сухуми, Кисловодске, а также в различных городах Армении. Вот как описывала она впечатления от этого путешествия, которое продолжалось более двух месяцев: «Мы ехали на почтовых лошадях. Поездка на почтовых представляет своеобразную прелесть. В большом экипаже размещаешься по-домашнему, каждую минуту можно спрыгнуть, сорвать растение или поискать муравьев под камнями, можно остановить лошадей, чтобы сделать фотографию или кинематограф... Среди такого богатства и разнообразия природы и жизни нельзя оставаться узкими специалистами и на мир хочется смотреть не только глазами натуралиста-зоолога, но и глазами археолога, этнографа, радоваться краскам и линиям, ненасытно воспринимать окружающую красоту» (цит. по: Авруцкая, 2010). В этом же году, вернувшись в Москву и узнав о начале Первой Мировой войны, она прошла обучение на курсах сестер милосердия при Александринской общине Российского общества Красного Креста. В 1917 г. Мария Полиевктова стала женой Н.К. Кольцова. Современники отмечали, что этот брак был очень счастливым (Астауров, Рокицкий: «Николай Константинович Кольцов», 1975). Этому предшествовали 10 лет совместной работы. (Она была студенткой, а затем ассистентом Николая Константиновича на Высших женских курсах). Их связывали общие взгляды и общие интересы. С 1918 г. Мария Полиевктовна — преподаватель Первого Московского университета на возглавляемой Н.К. Кольцовым кафедре экспериментальной зоологии. Здесь она читала курс зоопсихологии и проводила практикумы для студентов. В 1920 г. Мария Полиевктовна зачислена в штат Института экспериментальной биологии на должность старшего ассистента. Область ее научных интересов была связана с изучением поведения животных, сначала насекомых, а потом также птиц и млекопитающих. Одна из проблем, которой она занималась — генетика темперамента. Эта тема была очень актуальной в связи с бурным развитием генетики в мире в первой половине XX века. В своих исследованиях на эту тему она пыталась объединить методы зоопсихологии и генетики. В первом выпуске издания «Известия Института экспериментальной биологии» (под ред. Н.К. Кольцова) (1921), была опубликована работа Марии Полиевктовны: «Исследования над поведением птиц в лабиринте». В этой статье представлены результаты изучения влияния на поведение различных внутренних факторов: зрения, обоняния, осязания, а также такого важного фактора как мышечное чувство. В 1920-е годы шла оживленная дискуссия о наследовании приобретенных признаков. В начале экспериментальные результаты, получаемые разными авторами, были противоречивыми и требовались дальнейшие тщательные исследования. В этот период в отделе психологии Института экспериментальной биологии Мария Полиевктовна по инициативе Н.К. Кольцова, который часто обсуждал данную проблему с И.П. Павловым, проводила опыты по обучению крыс (умение проходить через лабиринт). Из проведенных экспериментов следовало, как и предполагал Николай Константинович, что обучение животных не влияло на способность к обучению их потомства. Н.К. Кольцов в своем отчете о деятельности Института экспериментальной биологии в 1924 г. писал: «Садовникова заведовала зоопсихологическим отделом, куда входила зоопсихологическая лаборатория и музей сравнительной психологии. Изучение психологических явлений у животных проводятся с помощью методов, разработанных американскими бехевьюристами. С использованием метода лабиринта проводились опыты по ориентации птиц, а также изучение генетики познавательных способностей крыс на основе скрещивания с целью выяснить характер наследования данных признаков». В 1926 г. в "Journal of Experimental Zoology" была опубликована ее статья по генетике темперамента — "Genetic analysis of temperament of rats". На отдыхе в Кутаиси. Июнь 1931 г.
Позднее Мария Полиевктовна стала руководителем отделения зоопсихологии Института экспериментальной биологии. В 1927 г. она вместе с Н.К. Кольцовым принимала участие в «Неделе русской науки» в Берлине в составе делегации от СССР, куда входили A.B. Луначарский, H.A. Семашко, В.И. Вернадский, И.И. Шмальгаузен, A.A. Борисяк, A.B. Палладии, П.П. Лазарев, А.Б. Ферсман, А.Г. Гурвич и другие известные ученые. Целью этой поездки было восстановление научных связей с Германией, прерванных Первой Мировой войной. У входа в Институт экспериментальной биологии АН СССР. В 1936 г. Марии Полиевктовне была присуждена ученая степень доктора биологических наук без защиты диссертации и присвоено звание старшего научного сотрудника. Данным событиям предшествовало рецензирование ее работ, выполненных в 1925-1935 гг. Рецензии на цикл ее исследований «Генетический анализ психических способностей крыс» дали известный психолог проф. С.Н. Давиденков из Ленинградского института усовершенствования врачей и проф. Московского государственного университета Н.М. Кулагин. В этих рецензиях отмечалась новизна и оригинальность подходов автора к решению задач зоопсихологии, а также генетическая обусловленность поведения животных и их обучаемости, вытекающая из материалов диссертации. Н.М. Кулагин в рецензии, в частности, писал, что «она [Мария Полиевктовна] насквозь проникнута любовью к своей специальности и, несомненно, обладает незаурядным талантом научного творчества». Мария Полиевктовна была рядом с Н.К. Кольцовым в самые трудные периоды его жизни и помогала переносить нападки и травлю, которые усилились в 1930-е гг. и завершились в итоге увольнением Николая Константиновича с должности директора Института экспериментальной биологии.
Памятник на могиле В трагические дни декабря 1940 г. Мария Полиевктовна была вместе с Николаем Константиновичем до конца. Она ушла из жизни на следующий день после скоропостижной кончины Н.К. Кольцова. Это случилось 3 декабря в Ленинграде в гостинице «Европейская». Она приняла яд. В предсмертной записке сказано, что она добровольно уходит из жизни: «9 ч 50 мин утра, умер мой учитель, друг и муж. Умираю и я... Пусть мои друзья простят мне эту последнюю слабость...» (Архив РАН). Сопровождали Николая Константиновича и Марию Полиевктовну из Ленинграда в Москву ближайшие ученики Н.К. Кольцова: Б.Л. Астауров, В.В. Сахаров, И.А. Рапопорт. Мария Полиевктовна и Николай Константинович были похоронены на Введенском (Немецком) кладбище. На надгробии барельеф работы художницы Н.П. Беляевой-Поповой, жены Н.К. Беляева — ученика Н.К. Кольцова. © Озернюк Н.Д. Мария Полиевктовна САДОВНИКОВА-КОЛЬЦОВА (ур. Шорыгина) (1882-1940) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК. С. 156-161. Закрыть |
Сахаров Владимир Владимирович (1902 – 1969) Генетик, ученик Н.К. Кольцова. Впервые показал возможность химического мутагенеза и создал с помощью экспериментальной полиплоидии высокопродуктивные сорта гречихи, успешно внедренные в сельскохозяйственную практику. Руководитель лаборатории полиплоидии. Подробнее... © Е.Ф. МЕЛКОНОВА Институт биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН, г. Москва Владимир Владимирович Сахаров 28 февраля 2002 г. исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося биолога Владимира Владимировича Сахарова. Он пришел в Институт экспериментальной биологии в 1920-е гг. Это было время расцвета биологической науки в России. Ученик Н.К. Кольцова, С.С. Четверикова и А.С. Серебровского, В.В. Сахаров участвовал в исследованиях по многим новым направлениям, которые впоследствии вошли в золотой фонд науки. В 1929–1930 гг. по заданию Н.К. Кольцова Сахаров работал в составе экспедиций Института экспериментальной биологии (ИЭБ) в Узбекистане, в 1931 г. – в Златоусте. Результаты этих работ были обобщены в статье «Генетический фактор в этиологии эндемического зоба», в которой был сформулирован вывод о том, что это заболевание, обусловленное внешними факторами, реализуется лишь при наличии наследственной предрасположенности, зависящей от одного-единственного аутосомного фактора и частично ограниченной полом. Эти пионерские исследования В.В. Сахарова в области медицинской генетики не потеряли научной значимости и в настоящее время. В.В. Сахаров. 1930г. Впервые в мире в 1932 г. В.В. Сахаров установил мутагенное действие йода и других химических соединений на биологический организм и сформулировал идею о «специфическом воздействии мутационных факторов», показав различие природных мутаций, возникших спонтанно, и мутаций, индуцируемых физическими и химическими мутагенами. Выводы Сахарова о специфичности мутагенеза (1938), обусловленного как структурой воздействующего фактора, так и особенностями организма, его работы по обнаружению роли внутренних факторов (старения, инбридинга и гибридизации) в этом процессе по своей значимости в те времена оказались на уровне открытия Г.Меллером (1927) мутагенного действия рентгеновских лучей. В конце 1930-х гг. в Советском Союзе начались гонения на генетику. В 1939 г. Н.К. Кольцов был отстранен от должности директора созданного и возглавляемого им института и 2 декабря 1940 г. умер в Ленинграде. Продолжая работы Кольцова, Сахаров начал изучение полиплоидов гречихи посевной, полученных с помощью колхицина. Совместно с известными цитологами С.Л. Фроловой и В.В. Мансуровой они получили высокоплодовитые тетраплоиды гречихи. Сахаров, как истинный генетик, одним из первых воспользовался методом синтетических популяций, что и обеспечило успех этой работы. Но ее пришлось прервать – начался очередной этап государственного террора. В.В. Сахаров. 40-е гг. Биостанция Кропотово, поле с тетраплоидной гречихой После сессии ВАСХНИЛ 1948 г. Сахаров вынужден был перенести свою деятельность в Фармацевтический институт, где сумел продолжить и развить исследования по полиплоидии. Освоив за короткий срок новую для себя дисциплину и став авторитетнейшим ботаником, он читал курс ботаники на кафедре, которой заведовал в то время Антон Романович Жебрак. Усилиями Сахарова в Фармацевтическом институте был создан один из немногих удержавшихся в то время центров генетических исследований и образования. Под его руководством сотрудники кафедры ботаники увлеченно работали над созданием полиплоидов ромашки кавказской, календулы, чернушки, мака, наперстянки, иберсиса, кориандра, льна, калины и др. На левом берегу Москвы-реки, напротив Поклонной горы, на пустыре площадью 5 га Сахаров с сотрудниками и студентами создает Фармацевтический сад – ботанический сад лекарственных растений. Сейчас это уникальный и один из ценнейших ботанических садов в стране. Сахаров заложил систематический питомник травянистых видов, развернул работы по экспериментальной полиплоидии лекарственных и пищевых растений и привлек к участию в ней студентов научного кружка, из числа которых впоследствии вышли специалисты-генетики. Еще студенткой МГУ, в 1962 г., я познакомилась с этим замечательным ученым и удостоилась чести быть принятой в его доме. Судьба подарила мне восемь лет работы под руководством Сахарова. Владимир Владимирович запомнился мне как человек убеленный сединами, с пронзительно-голубыми добрыми глазами и с необычайно благородной, аристократической внешностью. Вспоминается, как В.В. Мансурова привела меня в Институт биологии развития. В лаборатории сидели три человека – три кита, как потом называли их: Борис Николаевич Сидоров, Николай Николаевич Соколов и Владимир Владимирович Сахаров. Они мгновенно встали, приветствуя нас, а потом завязался непринужденный разговор. Спорили о главном. Эти люди, каждый по-своему, шли к истине. Дружелюбная манера общения создавала в лаборатории особенную, доброжелательную атмосферу. В любой момент можно было рассчитывать на помощь или совет. Замечательно интересны были институтские семинары по генетике. Помню, как весной 1965 г., покрыв голову носовым платком, завязанным по углам узелками, Владимир Владимирович вместе с молодыми сотрудниками лаборатории полиплоидии проводил на опытном поле института (сейчас на этом месте располагается ФИАН) отбор суперэлиты тетраплоидной гречихи. Неподалеку пламенели оранжевые опытные участки с высокомахровыми формами календулы, синели полоски льна. Вспоминаются и замечательные встречи с агрономом Фармацевтического сада Гринером, когда он и Сахаров соревновались в поэтическом описании какого-нибудь расцветшего куста или дерева, наполняя речь цитатами из произведений Гомера, Пушкина, Тютчева и других поэтов, которые они знали наизусть. В тенистой березовой рощице сада стоял длинный стол с лавками, где читались лекции студентам, а в перерывах велись беседы на отвлеченные темы. В сентябре 1996 г. фармсад отметил свое 50-летие. Этот диковинный, уникальный сад можно считать живым памятником Владимиру Владимировичу. У Сахарова были незаурядные педагогические способности. Он преподавал на всех этапах своей научной деятельности и везде, где представлялась возможность. Блестяще владея речью, обладая прекрасной памятью, широкой эрудицией, он умел донести свою мысль до слушателей. В годы гонений на генетику Владимир Владимирович устраивал факультативные кружки, где молодежь могла приобщаться к генетическим знаниям. Когда появилась возможность возрождения генетики, он отдал много сил работе в комиссиях по составлению новых учебных программ, входил в состав редакционной коллегии журнала «Биология в школе», был приглашен профессором в МГУ и Тимирязевскую сельскохозяйственную академию, работал в редакциях Большой советской, Большой философской и Большой медицинской энциклопедий. В 1956 г. по инициативе Сахарова и при поддержке президента Московского общества испытателей природы (МОИП) Владимира Николаевича Сукачева при МОИП была создана секция генетики. Б.Л. Астауров стал ее председателем, Сахаров – заместителем (а с 1966 г. и до конца жизни – председателем). Секция развернула работу по пропаганде генетических знаний. Был организован полный курс лекций по общей генетике. Выступали известнейшие ученые, лекции читались без всякой скидки на время и обстановку и проходили в переполненном зале. Сахаров планировал заседания секции и формировал их программы. Сам необычайно пунктуальный и обязательный, уже будучи больным, не пропускал лекции, не отменял запланированного и не перекладывал работу на плечи других. На заседания Сахаров приходил всегда первым. По-московски радушно, стоя у входа в большую зоологическую аудиторию на ул. Герцена (теперь Б. Никитская), приветствовал каждого входящего рукопожатием. По инициативе академика Б.Л. Астаурова президиум МОИП учредил ежегодные Сахаровские чтения, которые проводятся и поныне. Борис Львович Астауров, впоследствии академик и основатель Института биологии развития (1967), знал Владимира Владимировича более 40 лет – будучи студентами, оба они посещали практикумы Н.К. Кольцова, слушали курс биометрии С.С. Четверикова. В летние месяцы они встречались на биостанциях у Москвы-реки, где Владимир Владимирович работал у Серебровского на Липовской станции, а Астауров – в километре от него – на гидробиологической. В Институт экспериментальной биологии Астауров пришел в те же 1920-е гг. Ранние работы Сахарова и Астаурова шли от общего корня – научных идей Кольцова. Сахаров получил тетраплоидную гречиху и ряд лекарственных растений, а Астауров – первые полиплоиды у тутового шелкопряда. Оба они участвовали в организации и проведении первых совещаний по мутагенезу и полиплоидии растений и животных. На одной из своих книг, подаренных Сахарову, Астауров написал: «Рыцарю полиплоидии без страха и упрека». С 1957 г. В.В. Сахаров, работая в Лаборатории радиационной генетики при Институте биологической физики АН СССР, сумел соединить свои прежние исследования по изучению мутационного процесса и полиплоидии. Он начал цикл работ по сравнительному изучению чувствительности ди- и аутотетраплоидных форм растений (гречихи чернушки и др.) к действию радиации и химических мутагенов. В результате было обнаружено явление особой биологической защищенности полиплоидов к действию мутагенов. Сначала теоретически, а затем и в прямых экспериментах (совместно с В.В. Мансуровой и Р.Н. Платоновой) на ди- и тетраплоидной гречихе он доказал возможность ведения отбора на радиоустойчивость. Сахаров был всесторонне образованным человеком. Знал и понимал искусство, прекрасно разбирался в музыке. В его доме часто бывала и пела Обухова. Двоюродный брат Владимира Владимировича, Матвей Иванович Сахаров, был ее аккомпаниатором. В.В. Сахаров с сестрой С.Л. Хвощинской Владимир Владимирович был необыкновенно общительным человеком, а его дом – настоящим хлебосольным московским домом со старыми традициями. Часто после работы научная жизнь продолжалась на квартире Владимира Владимировича. Обсуждались самые животрепещущие проблемы. Его сестра Софья Владимировна Хвощинская приняла на себя все хлопоты по дому. И после кончины Владимира Владимировича в течение более двух десятков лет сюда продолжали приходить все помнящие Сахарова. Последние годы Владимир Владимирович был слаб, но каждый день вовремя приходил на работу. По окончании рабочего дня просил кого-нибудь из молодых людей взять «таксишку» и многих из нас «подбрасывал» до метро. По пути он не пропускал возможности рассказать об особенностях архитектуры, истории мелькавших за окном зданий: Президиум АН СССР, Градские (Голицынские) больницы, клиника князя Щербатова, Французское посольство (особняк Игумнова), церковь Иоанна Воина, Пашков дом. В.В. Сахаров, В.В. Хвостова, В.В. Мансурова Лебединой песней Сахарова была сразу ставшая библиографической редкостью научно-популярная брошюра «Организм и среда», в которой он обобщил свои многолетние раздумья над философскими проблемами биологии и настойчиво проводил мысль о том, что не условия определяют формирование, а само развитие находит самые разнообразные пути приспособления к условиям существования. По мнению Астаурова, Владимир Владимирович стоит вслед за основоположниками генетики Кольцовым, Вавиловым, Серебровским, Четвериковым, Филипченко. Он – один из наших виднейших генетиков. Вклад Владимира Владимировича в развитие нашей науки не ограничивается областью исследований генетика-экспериментатора. Он выполнял огромную пропагандистскую научно-общественную работу и выполнял ее бесстрашно в обстановке трудных для биологии лет. Владимир Владимирович отзывался на малейшую просьбу. Он разъезжал по городам нашей страны, читал популярные лекции, оппонировал на кандидатских диссертациях. И все это он делал, не придавая никакого значения ни званиям, ни титулам. Докторскую степень он получил лет через 35 после того, как она могла бы быть ему вполне законно присуждена. Будучи человеком незаурядным, он в каждом видел одни положительные стороны, слышал только разумное и говорил о людях только хорошее. Очень редко можно было услышать от него слова недоброжелательной критики и осуждения. Все это и его неиссякаемый оптимизм привлекали к нему людей, и круг его знакомых, почитателей, друзей, учеников огромен. Владимир Владимирович умер 9 января 1969 г. В последний путь его провожала вся почитавшая его Москва. Потеря оказалась невосполнимой, она ощущается и по сей день. Проведение Ежегодных чтений памяти В.В. Сахарова утверждено в 1969 г. Биологическим отделением АН СССР, МОИП и ВОГиС по предложению академика Б.Л. Астаурова. © Е.Ф. Мелконова Владимир Владимирович Сахаров // Биология N29 (708), 1-15.07.2003 © Биография В.В. Сахарова опубликована в сборнике Генетические механизмы селекции и эволюции/отв. ред. А.В.Шевченко. М. «Наука». 1986. стр.5-15 Cписок научных трудов В.В. Сахарова Наиболее важные статьи
Закрыть |
Серебровский Александр Сергеевич (1892 – 1948) Генетик, зоолог. Соратник Н.К. Кольцова. Член-корреспондент АН (1933), академик ВАСХНИЛ (1935). Заведующий кафедрой генетики МГУ (1922). Один из основателей популяционной генетики. Заложил основы эволюционно-географического направления в генетике и селекции. Разработал новые методы селекции, гибридизации и генетического анализа. Внес большой вклад в разработку научного подхода в области охраны природы. С 1921 по 1927 работал в ИЭБ и заведовал лабораторией Аниковской генетической станции. Подробнее... А.С. Серебровский Александр Сергеевич Серебровский (1892 — 1948) — человек удивительной судьбы. Он имеет огромные заслуги перед генетикой, с его именем связаны исследования ступенчатого аллеломорфизма, труды по эволюционной теории, антропогенетике, генетике и селекции животных. А.С. Серебровский был не только выдающимся ученым, но и настоящим патриотом своей страны, неоднократно своими поступками демонстрирующим высокие нравственные принципы и гражданскую позицию истинного русского интеллигента. История науки может быть написана под различным углом зрения и быть одинаково правдивой. Одним из способов реконструкции истории науки является изучение биографий ученых, которые стояли у истоков различных исследовательских направлений. В истории российской генетики встречается достаточно много ярких фигур, которые примечательны не только выдающимися научными достижениями, но и характеризуются высокими нравственными и человеческими качествами, которые позволили не сломиться и не отречься от научных истин под лысенковским прессингом. Невольно приходят на память мудрые слова В.Я. Александрова: "Лысенковская биология поставила грандиозный эксперимент по социальной психологии, подлежащий серьезному изучению. Эксперимент выявлял пределы прочности моральных устоев у разных людей... Ведь нормальная обстановка позволяет человеку до конца жизни сохранить благопристойность своего поведения и оставаться в неведении о хрупкости основ, на которых эта благопристойность зиждется. Лысенковский стресс проявил потенциальные возможности человеческих реакций и отношений" [1, с. 198]. Примером человека, который остался верен себе до конца и не поступился моральными и научными принципами, может служить выдающийся русский генетик Александр Сергеевич Серебровский (1892—1948). Его заслуги перед генетикой огромны: ввел понятие "генофонд", впервые исследовал явление ступенчатого аллеломорфизма (размерность генов и их делимость), занимался различными вопросами эволюционной теории, генетики и селекции животных, предложил и обосновал принципиально новый метод борьбы с вредными насекомыми, основанный на использовании хромосомных перестроек (транслокаций). В 1930-е годы он одним из первых организовал генетические исследования на кафедре генетики МГУ, создал научную школу и воспитал плеяду выдающихся ученых-генетиков. Александр Сергеевич Серебровский родился 6 февраля 1892 г. в Курске в семье потомственного дворянина, архитектора Сергея Митрофановича Серебровского. Детство и юность прошли в Тульской губернии, здесь же он окончил реальное училище. В 1908 г., когда ему исполнилось 16 лет, Александр Сергеевич стал задумываться о выборе своей будущей профессии. Можно было пойти по стопам отца и стать архитектором, хотелось также продолжить свое литературное творчество и писать рассказы, фельетоны и стихи, но его все больше и больше увлекало естествознание. Родители юного Александра предлагали сыну выбрать профессию лесника или врача, но он решил связать свою жизнь с наукой. После знакомства с трудами выдающихся мыслителей и проведения длительных наблюдений за живыми объектами Александр пришел к атеизму, что было характерно для естествоиспытателей его времени. 12 апреля 1908 г. Александр записал в дневнике: "Пришли в церковь. Милым прошлым повеяло на меня, когда я был верующим, искренно, горячо верующим. Грустно стало, почему прошло мое детство. Первый этап жизни. Теперь идет юность, а там зрелость и старость. Женька что-то смеется. Сергей говорит, что пахнет ладаном. Это — нечестно. Нельзя смеяться над тем, что свято для других, тем самым глубоко оскорбляя человека. Смеяться над религией то же самое, что смеяться над незнанием другого" [2]. Когда пришло время поступать в высшее учебное заведение, то выбор пал на Московский университет. За год до окончания Тульского реального училища шестнадцатилетний Александр приехал в Москву, чтобы познакомиться с городом, навестить знакомых и разузнать о правилах приема в университет. А.С. был поражен красотой и богатством города, особенно удивило его огромное количество церквей и икон. "Куда не глянешь, всюду иконы. Хорошо еще, что только в Спасских воротах надо снимать шляпу, а то в Москве можно было совсем шапок не употреблять", — писал юный Александр в своих дневниках [2]. В 1909 г. А.С. Серебровский поступил в Московский университет, где обучался до 1914 г. В университете он увлекся гидробиологией и зоологией. В начале ХХ в. интерес ученых к водной среде обитания был очень высок, так как гидробиологические исследования позволяли проследить пищевые связи, выявить сложные взаимодействия между организмами и средой, установить влияние различных факторов на особенности строения и поведения водных обитателей. А.С. изучал водные системы рек и озер, а также морские сообщества. С 11 августа по 10 сентября 1912 г. он совершил экспедицию на Черное море с гидробиологом С.А. Зерновым (1871—1945) с целью изучения животного и растительного мира в различных акваториях. За время путешествий Александр Сергеевич проявил себя не только как высококлассный натуралист, но и как прекрасный художник, географ, этнограф. Его интересовали вопросы не только научного характера, А.С. всегда был эрудитом в области литературы, театра, изобразительного искусства, истории. Во время учебы в Тульском реальном училище и в Московском университете А.С. Серебровский был очень общительным и увлеченным человеком. Он посещал различные вечера, балы, лекции, не пропускал ни одного нового спектакля в театрах, читал художественную и специальную литературу. А.С. называл себя юношей, жадно пьющим жизнь, всякую без разбора, и был сторонником следующей философии: "молодость дана нам для того, чтобы жить, старость — чтобы вспоминать молодость" [2]. На становление Александра Сергеевича Серебровского как выдающегося ученого генетика повлиял его университетский преподаватель Николай Константинович Кольцов (1872—1940) [3]. В студенческие годы Серебровский слушал лекции Кольцова по зоологии беспозвоночных. К сожалению, Н.К. Кольцов прекратил свою исследовательскую работу в университете в знак протеста против ограничений университетской автономии министром Л.А. Кассо. За ученым осталось только право чтения теоретических курсов в университете. Николай Константинович перешел на работу в Московский городской народный университет А.Л. Шанявского, где стал руководителем лаборатории экспериментальной биологии. Одержимые жаждой научного поиска туда сразу же записались А.С. Серебровский и М.М. Завадовский. Александр Сергеевич писал: "Вместе с выходом Кольцова и других из Университета Императорский Университет потерял для нас, как и вообще для всех научно-работающих студентов, всякую цену. Душой и телом мы переселились в гостеприимные стены Университета Шанявского. Но в то же время порвать с Императорским Университетом мы по некоторым причинам не можем. Из этих причин самой главной в конце концов является необходимость кончать высшее учебное заведение и получать диплом" [2]. На основе экспериментальной работы в лаборатории, под руководством Н.К. Кольцова, Серебровский сделал два доклада на заседании Гидробиологической комиссии: первый — в 1910 г., будучи студентом второго курса, на тему "Жизнь планктона в связи с температурой воды", в котором он показал, что температура максимального размножения имеет специфический оптимум для каждого вида; и второй — в 1913 г., будучи студентом пятого курса, на тему "К вопросу о значении для питания количества пищи и внешних условий". В 1914 г. после окончания Московского университета А.С. определяется в солдаты. Сначала он надеялся отвертеться от солдатчины, даже добился предложения остаться при Университете, но это не помогло, так как будучи студентом он записался вольноопределяющимся, а переписаться заново уже было нельзя. Затем были учеба во Второй Московской школе для подготовки офицеров, участие в военных действиях на Кавказе, вплоть до 1918 г. В армии он встретил новую власть, которую воспринял воодушевленно, с надеждой на окончание войны и мирную жизнь. А.С. Серебровский (крайний слева) вместе с Н.К. Кольцовым и его сотрудниками в лаборатории МГНУ. Только после демобилизации он вновь занялся научно-исследовательской работой. По старой дружбе Н.К. Кольцов предложил Серебровскому заняться вопросами частной генетики животных в должности старшего птицевода на опытной станции (д. Слободка, 25 км от Тулы). Опытная станция в д. Слободке была организована при финансовой поддержке Комиссии по исследованию естественных производительных сил (КЕПС). Серебровский переехал на станцию в 1919 г. Это было удачное место для организации исследовательской работы, так как до революции здесь располагалось имение А.С. Хомякова с конным заводом, птичником и крольчатником. От бывшего хозяина станции досталось 78 чистопородных кур и прекрасный инкубатор. Серебровский пробыл на станции два года и успел за это время увеличить популяцию кур, изучить особенности наследования различных признаков у кур (например, формы печени). На Аниковской генетической станции: П.И.Живаго, Д.Д.Ромашов, Г.Мёллер, М.А.Гептнер, Н.С.Серебровский, Е.М.Вермель. (19.08 1922 г.) Сотрудники Станции рассматривают привезенные из лаборатории Т. Моргана мутации дрозофил. (фото из юбилейного альбома 1927 г.) Архив ИБР РАН. В мае 1921 г., по просьбе того же Кольцова, Серебровский переезжает вместе с семьей в Аниково Звенигородского уезда (близ Москвы) на опытную станцию. А.С. был назначен заведующим сектором генетики сельскохозяйственных животных и продолжил работы, начатые в Слободке. В 1925 г. Аниковская станция была переведена в д. Назарьево (ст. Жаворонки) и получила статус Центральной генетической станции. Именно в период работы в Аникове и Назарьеве были заложены основы селекционной работы в СССР и началось формирование научной школы А.С. Серебровского. К исследовательской работе А.С. Серебровский привлекал молодых ученых, которые в будущем стали известными биологами, среди них: Н.П. Дубинин, И.И. Агол, В.Н. Слепков, Л.В. Ферри, С.Г. Петров, В.Е. Альтшуллер. А.С. Серебровский в Лаборатории по птицеводству на Аниковской генетической станции. (фото из юбилейного альбома 1927 г.) Архив ИБР РАН. Важнейшим объектом исследования на станции были популяции кур. По мнению самих исследователей, куры после дрозофилы занимали второе место в качестве объекта, богатого разнообразными менделирующими признаками и в то же время удобного для экспериментов. В 1923—1930 гг. Александр Сергеевич преподавал в Московском зоотехническом институте, где в 1928 г. приступил к экспериментам по искусственному получению мутаций при облучении, затем продолженным в Биологическом институте им. К.А. Тимирязева. Сотрудниками Серебровского в этой работе, приведшей к созданию теории ступенчатого аллеломорфизма, были его ученики — И.И. Агол, В.Е. Альтшулер, А.Е. Гайсинович, Н.П. Дубинин, С.Г. Левит, Б.Н. Сидоров, В.Н. Слепков, Н.И. Шапиро, большинство из которых в дальнейшем оставили заметный след в истории отечественной генетики. В 1930 г. А.С. Серебровского пригласили организовать и возглавить кафедру генетики и селекции в Московском университете. Огромное значение первый заведующий уделял практической направленности в работе студентов по генетике и селекции. А.С. Серебровский во время создания кафедры настаивал на строительстве вивария, специальной аквариумной для рыб и дрозофильной лаборатории. Большинство технических средств и установок придумывались и изготавливались сотрудниками самостоятельно [4]. За время работы на кафедре А.С. Серебровский сумел организовать подготовку студентов по новым дисциплинам и возглавил научную работу по нескольким исследовательским направлениям. Ученый пропагандировал хозяйственное и производственное значение генетики. Он даже предложил меры по "улучшению" человечества и построению социализма с помощью сугубо биологических методов, что было вполне созвучно его марксистским настроениям. Александр Сергеевич разделял евгенические воззрения многих генетиков того времени, достаточно популярных тогда, и вполне может считаться одним из основоположников евгеники в нашей стране. С современной точки зрения евгенические взгляды Серебровского представляются достаточно наивными. По иронии судьбы, в первую очередь именно из-за них и пострадал Александр Сергеевич. Письмо А.С. Серебровского академику В.Л. Комарову С 1931 г., после выхода постановления партии о классовом характере науки, началась борьба и против "союза" философии и биологии. Была создана специальная бригада для проработки и критики школы Серебровского, который был объявлен антимарксистом и меньшевиствующим идеалистом, а его работы по евгенике, наряду с работами Ю.А. Филипченко и Н.К. Кольцова, в течение многих лет считались пропагандой "звериного шовинизма". Уже в 30-е годы. Серебровский испытал всю тяжесть несправедливых обвинений, так неожиданно обрушившихся на него. С самого начала войны (июнь-октябрь 1941 г.) Александр Сергеевич был назначен начальником бомбоубежища МГУ [5], приняв активное участие в планировании работы университета в чрезвычайных ситуациях и условиях военной тревоги. Поражает его любовь и преданность науке при разработке плана мероприятий по эвакуации кафедры. В начале этого плана Серебровский пишет "взять с собой культуры дрозофилы, оптику и оборудование" [6]. Несмотря на отсутствие большинства сотрудников, на кафедре продолжались трудоемкие работы по длительному отбору и селекции; кроме того, появились новые тематики, связанные с практической работой для фронта. Знакомство с литературой по применению личинок мух при лечении ран позволило провести серию экспериментов с одним из основных объектов лаборатории. Оказалось, что личинки мух, находясь в ранах, образуют бикарбонат аммония, который является активным веществом, способствующим заживлению ран. В итоге в ряде госпиталей в Ашхабаде был применен метод обработки ран бикарбонатом аммония [7]. Сотрудники читали специальные лекции для хирургов с целью внедрения этого дешевого и эффективного средства. Во время эвакуации кафедра побывала в Ташкенте, Ашхабаде и Свердловске. Естественно, что эти переезды не способствовали научной работе. Но вопреки трудностям, удалось сохранить многие линии лабораторных объектов и заняться в период эвакуации разработкой нового "транслокационного" метода борьбы с вредными насекомыми. Такие работы были успешно проведены на комнатной мухе (речь идет о выведении особых линий мух с генетическими нарушениями). При помощи таких мух удавалось вносить длительные и глубокие изменения в размножение естественной популяции. "Тема эта увлекает нас возможностью открыть для практических применений генетики..., совершенно новую... область — борьбу с вредными насекомыми., а вместе с тем расширить круг объектов для генетического изучения", — писал А.С. Серебровский [8]. Именно расширением спектра объектов исследования занималась кафедра генетики в довоенные и послевоенные годы. Биологический метод Серебровский предлагал дополнить серьезной селекционной работой. Еще в 1938 г. на кафедре удалось вывести нелетающую зерновую моль Sitotroga, что облегчило работу по разведению на ней трихограммы (насекомого из отряда перепончатокрылых, которое использовали для борьбы с вредителями хлебных злаков). Методами генетики в течение девяти месяцев ученые решили задачу, которую шелководы решали в течение сотен лет: шелкопряд тоже потерял способность летать. Т.Д. Лысенко ответил на эту работу целой кампанией клеветы и издевательства, вплоть до выпуска кинофильма. Речь идет о художественном фильме "Макар Нечай", выпущенном на Мосфильме в 1940 г. О фильме писали в изданиях "Кино" (10.I.1941 г.), "Искусство кино" (№ 8, 1939) как реалистическом освещении борьбы новаторов-селекционеров с классическими генетиками. Главный герой фильма, агроном, прототипом которого был Лысенко, изображается гениальным селекционером в противовес "старому дураку профессору" — пародия на Серебровского, который пытался получить нелетающую бабочку. В финале фильма произошла кульминационная развязка — бабочка все-таки не потеряла прежних способностей и улетела, развенчивая псевдоученость "генетиков-реакционеров". Фильм явно пропагандировал идеи мичуринской науки. Но это было в кино, а в жизни работы по выведению нелетающих рас зерновой моли получили высокую оценку генетиков и энтомологов. Николай Михайлович Кулагин (1860—1940) — выдающийся отечественный энтомолог — лично был свидетелем того, что выведенная на кафедре генетики порода зерновой моли действительно лишилась способности летать, и вынес протест против клеветы на Серебровского. Сам Александр Сергеевич считал, что селекционная работа с трихограммой и другими объектами биометода должна продолжаться и заслуживает серьезного обсуждения среди генетиков и агрономов, несмотря на ужесточившиеся нападки. По его мнению, возможности серьезных достижений в этой области очень велики, конечно, если для этого будут созданы материальные и особенно моральные условия. В 1943 г. кафедра генетики начала постепенно возвращаться в Москву, где восстанавливается научная работа. Но работать мешали набиравшие силу сторонники Лысенко, которые стали преследовать Серебровского и его учеников. Александр Сергеевич был борцом по натуре, он резко выступет против доводов Лысенко, опровергает результаты его работ в различных письмах в НАРКОМЗем, в ВАСХНИЛ. И хотя авторитет А.С. был еще высок, работать ему не давали. Даже в МГУ началась конфронтация со многими ранее близкими ему по духу людьми. Резкие оценки и выступления некоторых из них травмировали Серебровского. 22 января 1945 г. он с горечью пишет: "... я, конечно, мог бы более эффективно работать по сельскому хозяйству. Но кто меня осудит в том, что подвергаясь непрерывным издевательствам и оскорблениям со стороны Лысенко и его саттелитов, я не мог вопреки им что-либо сделать в сельском хозяйстве." [9]. В письме к Наркому земледелия А.А. Андрееву ученый пишет: ".Я не оторван от жизни, а скорее отстранен от нее, и, что для того, чтобы генетики могли примкнуть к жизни, необходимо устранение непонимания нашей науки, которое и сейчас налицо." [10]. При этом, как показывают многочисленные записи этих лет, Серебровский, как и в молодые годы, остается верен идеалам диалектического материализма и марксизма. И это не поза, а искреннее и осознанное убеждение, вызывающее уважение. К сожалению, тяжелая болезнь А.С. Серебровского, поразившая его в январе 1947 г., лишила ученого возможности регулярного посещения кафедры. Это обстоятельство и постоянные нападки в адрес Александра Сергеевича стали причиной для назначения временным заместителем заведующего кафедрой генетики МГУ С.И. Алиханяна. Жизнь основателя кафедры оборвалась 26 июня 1948 г., а посмертная судьба его имени получила трагическую окраску. В то время ректором МГУ стал академик А.Н. Несмеянов, который обратился с ходатайством к министру Высшего образования СССР С.В. Кафтанову об увековечении памяти Александра Сергеевича Серебровского [11]. В просьбе указывалось и на необходимость единовременного денежного пособия его вдове Раисе Исааковне Серебровской (ей в то время было 60 лет), персональной пенсии для нее и закрепления за ней квартиры по Гагаринскому переулку. Также предлагалось издать труды А.С. Серебровского в Издательстве АН СССР и поставить на могиле ученого надгробный памятник. В ответ на это прошение Заместитель Министра высшего образования СССР А.М. Самарин со своей стороны просил поддержать идею об увековечении памяти А.С. Серебровского заместителя Председателя Совета Министров СССР К.Е. Ворошилова [12]. Вскоре Совет Министров СССР принял положительное решение по этому вопросу [13], вызвав гнев и возмущение со стороны недоброжелателей генетики. Министр высшего образования С.В. Кафтанов направляет письмо Секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову, где сообщает о недоразумении, произошедшем во время его отсутствия, по поводу увековечения памяти профессора МГУ А.С. Серебровского. Министр отмечает, что " ... профессор Серебровский А.С. в течение ряда лет являлся одним из самых активных сторонников формальной генетики и вел борьбу против мичуринского направления в биологической науке. Мной указано зам. министра тов. Самарину А.М. на допущенную им грубую ошибку. Тов. Несмеянову предложено дать объяснения по этому делу" [14]. Естественно, что после таких указаний делу был дан обратный ход. Достойно отметить вклад выдающегося ученого в развитие отечественной и мировой биологической науки, в воспитание целой плеяды советских генетиков удалось только спустя годы. Могила Серебровских на Новодевичьем кладбище Москвы Помнить о судьбах выдающихся ученых, сумевших своими поступками доказать преданность своим взглядам, научной истине, своим коллегам и родине, самоотверженно работающих в ущерб личным интересам, с пониманием важности своего труда, необходимо именно сегодня, чтобы не потерять сложившиеся традиции, роль которых в научном познании чрезвычайно велика. А.С. Серебровский искренне писал: ".Нам еще потребуется .разрешить большое количество теоретических вопросов, обеспечивающих дальнейший прогресс самой генетики в тесном единстве теории с практикой, где не будет ни практики, слепой без теории, ни теории, мертвой без практики. Остается только работать, работать и работать." [15]. Cписок литературы
© Фандо Р.А. Александр Сергеевич Серебровскии ученый и гражданин (к 120-летию со дня рождения) // Генетика, 2012, том 48, № 2, с. 280-284. А.С. Серебровский автор более 150 научных работ, в том числе семи монографий:
Закрыть |
Сидоров Борис Николаевич (1908 – 1980) Генетик, ученик А.С. Серебровского. Основные научные работы посвящены цитогенетике животных и растений. Изучал структуру инертных районов Х- и Y-хромосом и кроссинговер между ними. Разрабатывал теоретические вопросы гетерозиса и полиплоидии у клещевины. Первый заведующий лабораторией генетики Института биологии развития. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор Борис Николаевич родился в г. Рязани в семье профессора русской литературы. В 1925 г. он поступил на Естественное отделение физико-математического факультета Московского государственного университета. После окончания университета в 1930 г. работал в должности научного сотрудника в Биологическом институте им. К.А. Тимирязева при Коммунистической Академии в лаборатории А.С. Серебровского. Первые работы Бориса Николаевича были связаны с изучением тонкой структуры гена под руководством Александра Сергеевича. Это исследование ступенчатого аллсломорфизма, анализ одного из аллелей гена scute у дрозофилы. В данный период он начинает свои работы по эффекту положения гена.
В Институте В начале 1930-х гг. Борис Николаевич перешел в Институт экспериментальной биологии, и его работа в Кольцовском институте (с 1933 по 1948 г.) была очень плодотворной. Здесь он совместно с Н.П. Дубининым провел принципиально важные исследования, касающиеся нового типа эффекта положения генов у Drosophila melanogaster. Результаты этой работы были опубликованы в «Биологическом журнале»: «Зависимость действия гена от его положения в системе» (1934) и «Эффект положения гена Hair» (1935). Важное значение имели исследования Бориса Николаевича, выявившие особенности кроссинговера в гетерозиготных инверсиях у дрозофилы. На основе результатов этих работ удалось изменить кариотип дрозофилы, создав кольцевую хромосому. Данные исследования, как и многие другие, он проводил совместно с Н.Н. Соколовым. Им были получены также новые результаты по радиационному мутагенезу у дрозофилы. В этот период (начиная с 1937 г.) Борис Николаевич занимается также проблемами полиплоидии у растений. В частности, им была создана тетраплоидная форма клещевины. В 1948 г. после авгусговской сессии ВАСХНИЛ и увольнения в связи с «упразднением» генетики Борис Николаевич вместе с Н.Н. Соколовым уезжает на работу в Якутский филиал АН СССР, где занимается вопросами экологии, запасов и промысла тундрового песца и разработкой рекомендаций по организации рационального промысла и содержания в вольерах. В 1952 г. после возвращения в Москву работы по специальности Борису Николаевичу найти не удалось, и он стал старшим научным редактором по биологии и переводчиком в Издательстве иностранной литературы. В 1956 г. Борис Николаевич вместе с Н.П. Дубининым участвовал в формировании лаборатории радиационной генетики в Институте биофизики АН СССР и до 1966 г. работал старшим научным сотрудником в этом институте. Его работы в 1960-е гг. были связаны также и с экспериментальной полиплоидией у растений. Изучая хромосомные перестрой- ки в клетках разной плоидности, Борис Николаевич впервые провел анализ мутагенного эффекта супермутагсна этиленимина, открытого И.А. Рапопортом, и показал появление новых аберраций хромосом вплоть до 5-го клеточного деления. Было установлено, что причиной столь длительного мутагенного действия алкилирующих агентов на хромосомы является образование высокоактивных вторичных мутагенов, которые появляются в результате соединения алкилирующих агентов с биологическими веществами различной природы. Видимый свет в комплексе с красителями индуцирует появление хромосомных аберраций у растений. Доктор биологических наук Борису Николаевичу вместе с другими известными генетиками в 1966 г. была присуждена ученая степень доктора биологических наук без защиты диссертации. В 1966 г. был создан Институт общей генетики* АН СССР. Бориса Николаевича избрали заместителем директора. Его основные научные интересы в этот период связаны с изучением механизма первичного действия ионизирующего излучения на наследственные структуры. Было показано, в частности, что изменение структуры хромосом, вызванное облучением, связано с прямым действием радиации. В этот период в нашей стране зарождалась новая наука — космическая биология. Борис Николаевич был одним из основателей этого нового научного направления. Заявление Б.Н. Сидорова на имя директора ИОГЕН Н.П. Дубинина Однако уже менее, чем через год после создания Института общей генетики он со своими коллегами переходит в Институт биологии развития АН СССР. Накануне Борис Николаевич, будучи заместителем директора Института общей генетики, обратился к директору с письменным заявлением о несогласии с его кадровой и организационной политикой: «Работая в течение 5 месяцев в качестве Вашего заместителя по научной части, я убедился, что у нас существуют некоторые принципиальные расхождения по ряду важных вопросов жизни института. В особенности это относится к проблеме отношения к кадрам и к подбору новых кадров. Было бы неправильным с моей стропы скрывать от Вас мое глубокое возмущение взысканием, несправедливо наложенным Вами на ученого секретаря Института доктора биологических наук М.А. Арсеньеву. Точно также глубокое возмущение вызывает Ваше отношение к кандидату на должность заведующего лабораторией антропогенетики доктору биологических наук В.П. Эфроимсону, которого Вы отвели на ученом совете на основании явно несерьезных, необоснованных обвинений. В результате этого Институт лишается исключительно талантливого сотрудника, руководителя важного раздела работ. Резкие расхождения выявились также у нас при формировании ученого совета, когда Вы хотели ввести в его состав ряд лиц, совершенно некомпетентных... Все это заставляет меня просить Вас освободить меня от занимаемой должности Вашего заместителя но научной части... Б. Сидоров» (цит. по: Богданов, 2012). В Институте биологии развития АН СССР Борис Николаевич стал руководителем лаборатории генетики. Он продолжал заниматься изучением структуры кольцевых хромосом, а также ролью ядрышкового организатора в инициации репликации ДНК хромосом. Б.Л. Астауров после перехода в ИБР РАН В.В. Сахарова, Б.Н. Сидорова и Н.Н. Соколова с сотрудниками рекомендовал им заниматься также проблемами индивидуального развития. В последние годы Борис Николаевич в Институте биологии развития руководил исследованиями закономерностей реализации генетической информации в ходе индивидуального развития животных и растений. Б.Н. Сидоров скончался в 1980 г. Ученики: В В. Шевченко, Э. Бакунина, Э.А. Абелева, А.И. Борисов, Е.Н. Мяснянкина, М.В. Генералова, Г.И. Бурыченко и др. © Озернюк Н.Д. Борис Николаевич СИДОРОВ (1908-1980) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 183-186. _______________ * под директорством акад. Н.П. Дубинина (прим. разработчиков сайта) Закрыть |
Скадовский Сергей Николаевич (1886 – 1962) Гидробиолог, создатель эколого-физиологического направления в гидробиологии, ученик Н.К. Кольцова. Основатель Звенигородской биостанции. Заведующий кафедрой гидробиологии Московского государственного университета (1930). Доктор биологических наук, профессор (1935). Лауреат Ленинской премии (1929). Награждён орденом Ленина (1954). Подробнее... Сергей Николаевич Скадовский (31.08.1886, имение Белозёрки Херсонской губ., Российская империя – 5.02.1962, Москва)
Гидробиолог, ученик Н.К. Кольцова. Основатель Звенигородской биостанции. Заведующий кафедрой гидробиологии Московского государственного университета (1930), профессор (1935), создатель эколого-физиологического направления в гидробиологии.[6] Сергей Николаевич — потомок старинного польского дворянского рода Скодовских. Прадед его — Балтазар Балтазарович Скодовский (1745—1825), подполковник войска польского при короле Станиславе Августе Понятовском, после раздела Польши присягнул на верность Павлу I и получил русское дворянство. Дед — Лев Балтазарович (1814—1886), помещик и крупный землевладелец, а также отец будущего учёного — художник Николай Львович (1845—1892) Скадовские, родились и умерли в семейном поместье Белозёрка (Скадовка).[5] Сергей Николаевич учился на физико-математическом факультете Московского университета (1905—1912)[2]. В 1910 году на собственные средства основал Звенигородскую гидрофизиологическую станцию в Луцине (имении Скадовских под Звенигородом; ныне Биостанция МГУ имени С. Н. Скадовского). В 1912, после окончания университета, был назначен ассистентом лаборатории профессора Н.К. Кольцова при Московском городском народном университете им. А. Л. Шанявского. Ассистент профессора Зернова при кафедре гидробиологии Московского сельскохозяйственного института на отделении рыбоведения (1915)[1].
С.Н. Скадовский на месте будущей биостанции 1909 В 1917 г. он вместе с другими сотрудниками биологической лаборатории Народного университета им. A.Л. Шанявского переходит в созданный Н.К. Кольцовым Институт экспериментальной биологии. Вскоре в Кольцовском институте С.Н. Скадовский возглавил лабораторию, а затем отдел физико-химической биологии — новое направление исследований в нашей стране.[4] Будучи ассистентом Кольцова (1919—1924) в Институте экспериментальной биологии Наркомздрава и в МГУ, Скадовский руководил биостанцией под Звенинородом, а также заведовал лабораторией физико-химической биологии (1929—1931) и кафедрой гидробиологии МГУ (1931—1962). Получив в 1935 году степень доктора биологических наук и звание профессора по кафедре гидробиологии, Скадовский разработал основы нового научного направления — экологической физиологии водных организмов.[4] В сфере научных интересов влияние факторов окружающей среды на жизнедеятельность водных организмов.[4] С.Н. Скадовский (второй справа во втором ряду) вместе с сотрудниками ИЭБ. Конец 1920-х гг. Основоположник эколого-физиологического направления в гидробиологии. На свои средства открыл гидробиологическую станцию близ Звенигорода, на базе которой организовал научно-экспериментальную работу студентов. Его первая работа была посвящена выяснению роли рН при питании инфузорий (1915). Занимался выяснением роли рН при различных биологических явлениях, происходящих в прудах, озёрах, Москве-реке, карьерах и болотах (сезонность, смена форм, изменчивость, цикломорфоз, миграции, таксисы). Разрабатывал методы стимуляции полового созревания у рыб, культивированием осетровых рыб в водоёмах с замедленным стоком (искусственное разведение), изучал обменные процессы у водных животных и растений.[4] С.Н. Скадовский среди сотрудников Кольцовского института (1927 г.)
Исследования по влиянию физических и химических факторов на водные организмы были обобщены им в сборнике Трудов Звенигородской биологической станции за 1928 г. – «Применение методов физической химии к изучению биологии пресных вод».[2] Лауреат Ленинской премии за работы по применению методов физической химии к изучению биологии пресных вод (1930). Награждён орденом Ленина (1954).[3] Похоронен на кладбище у посёлка Луцино.[6] Научное наследие
Литература
Закрыть |
Соколов Николай Николаевич (1902 – 1975) Генетик, ученик Н.К. Кольцова. Основные научные работы посвящены цитогенетике животных и растений. Изучал явления конъюгации хромосом, кроссинговера и межхромосомные эффекты инверсий. Совместно с Б.Н. Сидоровым и И.Е. Трофимовым впервые получил путем кроссинговера кольцевую хромосому дрозофилы. 1966-75 заведующий лабораторией экспериментальной кариологии Института биологии развития. Подробнее...
Н.Н. Соколов — известный отечественный генетик; занимался изучением кроссинговера и конъюгации хромосом; впервые путем кроссинговера получил (совместно с Б.Н. Сидоровым) кольцевую хромосому у дрозофилы; исследовал взаимодействие ядра и цитоплазмы в раннем развитии на модели гибридов дрозофилы; занимаясь проблемами радиационной генетики, изучал механизмы первичного действия радиации на хромосомы; установил вместе с Б.Н. Сидоровым роль ядрышкового организатора в инициации репликации хромосом. Николай Николаевич родился в Вятской губернии. С 1921 по 1927 г. он был студентом биологического факультета Калининского педагогического института. После окончания института с 1927 г. работал преподавателем химии на рабфаке в г. Калинин, а с 1928 по 1929 г. был лаборантом кафедры зоологии Калининского педагогического института. В 1930 г. Николай Николаевич был направлен в аспирантуру в Московский государственный университет на кафедру экспериментальной зоологии по специальности «цитогенетика». Здесь под руководством Н.К. Кольцова он совместно с Г.Г. Тинжовым и И.Е. Трофимовым начал изучать эволюцию хромосомных комплексов у птиц отряда куриных. Поскольку в 1930 г. кафедра экспериментальной зоологии была упразднена, дальнейшее обучение Николая Николаевича в аспирантуре проходило в Институте экспериментальной биологии. Занятия наукой он совмещал с преподавательской деятельностью в Коммунистической академии им. Я.М. Свердлова. В 1933 г. Николай Николаевич после окончания аспирантуры был зачислен в штат Института экспериментальной биологии старшим научным сотрудником. Н.К. Кольцов в «Характеристике отдельных выдающихся молодых ученых (не старше 35 лет), работающих в Институте экспериментальной биологии» в 1934 г. писал о нем: «Закончил Тверской педвуз ив 1933 г. аспирантуру в Институте экспериментальной биологии, где остался старшим научным сотрудником. Имеет несколько законченных работ в области генетики и генетической цитологии. Тонкий наблюдатель, стремящийся к глубокому анализу сложных генетических проблем. Хороший преподаватель. Мог бы быть рекомендован на кафедру генетики». Н.Н. Соколов В 1930-е гг. Николай Николаевич занимается исследованием кроссинговера, конъюгации хромосом, межхромосомным эффектом инверсий и др. Вместе с Б.Н. Сидоровым, изменяя кариотип дрозофилы, он впервые сумел получить кольцевую хромосому. В 1941 г. сразу после начала Великой Отечественной войны Николай Николаевич ушел на фронт рядовым бойцом-минометчиком, участвовал в обороне Москвы, в сражении на Курской дуге, в боях за освобождение Львова, Праги. С войны он вернулся гвардии старшим лейтенантом медицинской службы. Был награжден орденами «Красной Звезды», «Трудового Красного Знамени» и медалями. В 1945 г. Николай Николаевич после демобилизации возвращается в Кольцовский институт (Институт цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР) и занимается проблемой взаимодействия ядра и цитоплазмы на ранних этапах развития на модели гибридов дрозофилы. Итоги этой важной работы изложены в его монографии «Взаимо-действие ядра и цитоплазмы при отдаленной гибридизации животных». В 1946 г. Николай Николаевич защитил кандидатскую диссертацию. После августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. отдел генетики, в котором он работал, был закрыт, а его, как и других сотрудников отдела, уволили. Вскоре (1949 г.) Николай Николаевич вместе с Б.Н. Сидоровым уезжает на работу в Якутский филиал АН СССР. Здесь они изучают особенности биологии песца: экологию, запасы и промысел. На основе этих исследований были разработаны и внедрены в практику рекомендации по рациональной организации промысла песцов и методы их вольерного содержания. Н.Н. Соколов В 1956 г. начинается новый этап научной деятельности Николая Николаевича, связанный с активным участием в организации первой в стране лаборатории радиационной генетики в Институте биофизики АН СССР. Здесь он занимается такой важной проблемой радиационной генетики как исследование механизмов первичного действия радиации на наследственные структуры. В последующие годы Николай Николаевич вместе с Б.Н. Сидоровым возвращается к исследованиям кольцевых хромосом и, в частности, особенностям рекомбинации сестринских хроматид. Еще одно направление его работы посвящено анализу репликации эукариотических хромосом и роли ядрышкового организатора в инициации репликации. На основании этих данных Н.Н. Соколов совместно с Б.Н. Сидоровым и С.А. Дурымановой предложили оригинальную модель регуляции репликации хромосом у высших организмов. В 1966 г. Николаю Николаевичу вместе с другими генетиками была присуждена ученая степень доктора биологических наук без защиты диссертации. Доктор биологических наук В этом же году был создан Институт общей генетики АН СССР, и Николай Николаевич принимал активное участие в его организации; он возглавил в новом институте лабораторию цитогенетики. В 1967 г. он с группой своих сотрудников (В.Г. Митрофановым, М.Б. Евгеньевым, Е.М. Протопоповой, Э. Бакулиной, А.И. Борисовым) переходит во вновь созданный Институт биологии развития АН СССР, где возглавляет лабораторию экспериментальной кариологии. Н.Н. Соколов скончался в 1975 г. Ученики: В.Г. Митрофанов, М.Б. Евгеньев, Е.В. Полуектова, В.И. Казнадзей и др.
© Озернюк Н.Д. Николай Николаевич Соколов (1902-1975) // В книге: Озернюк Н.Д. Научная школа Н.К. Кольцова. Ученики и соратники. М., 2012,Товарищество научных изданий КМК, С. 187-189. Закрыть |
Старостин Валерий Иванович (1939 – 2012) Гистолог, доктор биологических наук, заведующий лабораторией гистогенеза ИБР РАН (2010 – 2012). Основные труды по фундаментальной проблеме гистогенеза рыхлой соединительной ткани: происхождению и дифференцировке мезенхимных стромальных и кроветворных клеток. Подробнее... Старостин Валерий Иванович Старостин родился 31 октября 1939 г. в г. Харькове. Детские годы провел в г. Ашхабаде, где окончил среднюю школу. В 1956 г. поступил на биолого-почвенный факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, который окончил в 1961 г. По окончании Университета В.И. Старостин работал старшим лаборантом в 1-м Московском медицинском институте им. Н.М. Сеченова. С 1962 по 1965 гг. учился в аспирантуре на кафедре гистологии и эмбриологии Университета дружбы народов им. П. Лумумбы. С 1965 по 1967 гг. работал ассистентом кафедры гистологии и эмбриологии 1-го Московского медицинского института. С 1967 по 1971 гг. был младшим научным сотрудником Института медико-биологических проблем МЗ СССР. В 1967 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему "Реактивные изменения элементов соединительной ткани и крови в очаге асептического воспаления при введении некоторых нейротропных фармакологических смесей". С 1971 г. научная деятельность Валерия Ивановича Старостина связана с Институтом биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН, где он прошел путь от младшего научного до ведущего научного сотрудника. В 1986 г. защитил докторскую диссертацию "Органные и тканевые основы кроветворения". В 2010 г. В.И. Старостин возглавил лабораторию гистогенеза, сменив на этом посту академика Н.Г. Хрущова. В.И. Старостин сумел сохранить и продолжить богатые научные традиции и направление работы лаборатории — разработку фундаментальной проблемы гистогенеза рыхлой соединительной ткани, а именно, происхождения и дифференцировки мезенхимных стромальных (МСК) и кроветворных клеток. Его отличали глубокие фундаментальные познания и уважение к традициям классической гистологии, да и сам он был великолепным гистологом. Для исследований, проводимых В.И. Старостиным, были характерны оригинальная постановка экспериментов, использование многообразных моделей и современных методических приемов. Валерий Иванович Старостин (крайний справа) и сотрудники возглавляемой им лаборатории Гистогенеза (2007 год).
Научные интересы В.И. Старостина были связаны в первую очередь с гистогенезом соединительной и кроветворной тканей. Он был одним из крупнейших в нашей стране специалистов в области исследования МСК и их взаимодействия с кроветворными клетками на разных стадиях индивидуального развития. Проблемы взаимоотношения кроветворных и стромальных клеток были отражены им в коллективной монографии "Стволовые клетки крови" (1988). Непосредственно Валерием Ивановичем и под его руководством были получены новые данные о структуре гистогенетического ряда МСК, их возрастных и органных особенностях и потенциях к дифференцировке в различных экспериментальных системах in vivo и in vitro. Проводимые с его участием исследования влияния сверхмалых доз ионизирующего излучения на строму костного мозга выявили феномен радиационного гормезиса, который для этой клеточной системы был обнаружен впервые. Этот факт послужил еще одним подтверждением несостоятельности господствующей до недавнего времени парадигмы о беспороговом эффекте радиации малой интенсивности. Научные интересы Валерия Ивановича не ограничивались исследованием только стромальных клеток. В частности, в последние годы он занялся проблемой малоизученных аспектов скелетного миогенеза, а именно характеристикой эктопических миогенных клеток-предшественников, локализованных в немышечных органах. Он был автором более 100 научных работ, опубликованных в отечественных и зарубежных изданиях. Огромная эрудиция биолога и поистине энциклопедические знания в других областях науки заслужили ему глубочайшее уважение всех, кто нуждался в его консультациях и советах. Много сил и времени В.И. Старостин отдавал подготовке молодых ученых, стараясь передать им свои знания и привить широту мышления, раскрывая перспективы той области исследования, которой они занимались. Под его руководством были защищены четыре кандидатских диссертации. Продолжительное время он вел практические занятия и читал лекции для студентов МГУ и РУДН. Требовательность к ученикам и коллегам сочеталась у него с неизменной доброжелательностью, внимательным и чутким отношением, готовностью помочь. Все, кто общался с Валерием Ивановичем, отмечали неординарность его суждений и тонкую иронию. Он был прекрасно образованным человеком, знавшим несколько иностранных языков и обладавшим обширными познаниями в самых разнообразных областях (география, военная история, литература и др.). 16 декабря 2012 г. Валерий Иванович ушел из жизни. Это стало огромной, невосполнимой потерей для Института и всей биологической науки. Мы сделаем все возможное, чтобы продолжить дело, которому он посвятил всю свою жизнь. Светлая память замечательному человеку и ученому.
Закрыть |
Строева Ольга Георгиевна (1925 – 2021) Биолог развития. Доктор биологических наук, профессор. Пионерские экспериментальные исследования раннего развития глаза млекопитающих, ретинального пигментного эпителия (РПЭ), изучение морфогенетической роли внутриглазного давления в развитии глаза. Более трех сотен научных публикаций, две монографии, а также ряд патентов и изобретений. Заведовала лабораторией клеточной дифференцировки ИБР РАН. Подробнее...
Ольга Георгиевна Строева (1925-2021) — доктор биологических наук, профессор, выдающийся ученый, специалист в области биологии развития, создатель научного направления в области сравнительных экспериментальных исследований развития глаза позвоночных. Более 20 лет О.Г. Строева заведовала лабораторией клеточной дифференцировки Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН (ИБР РАН). Известность в нашей стране и за рубежом Ольге Георгиевне принесли пионерские экспериментальные исследования раннего развития глаза млекопитающих, ретинального пигментного эпителия (РПЭ), изучение морфогенетической роли внутриглазного давления в развитии глаза. По инициативе Ольги Георгиевны и в тесном сотрудничестве с медиками было создано новое офтальмологическое лекарственное средство, внедренное в медицинскую практику. Ольга Георгиевна Строева. В 1946 году еще студенткой 3 курса Биологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова по рекомендации Л. В. Крушинского она начала работать под руководством Г.В. Лопашова в Лаборатории механики развития им. Д.П. Филатова Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР (впоследствии ИБР РАН). С лета 1947 по весну 1949 года она выполняла дипломную работу по теме соотношения развития плавников и тела у личинок амфибий, исследуя роль мезенхимально-эпителиального взаимоотношения в детерминации развивающихся органов в эмбриональном развитии. В 1949 году Ольга Георгиевна защитила дипломную работу и поступила в аспирантуру кафедры эмбриологии биофака МГУ (заведующий кафедрой В.В. Попов), продолжая вести работу на базе Лаборатории механики развития им. Д.П. Филатова под руководством Г.В. Лопашова. В 1951 году она защитила кандидатскую диссертацию "Экспериментальное исследование причинных связей в развитии плавников и конечностей у личинок амфибий", после чего была зачислена на должность младшего научного сотрудника в Институт морфологии животных АН СССР, из которого впоследствии выделился Институт биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН. В стенах Института Ольга Георгиевна проработала 70 лет. Под руководством Г.В. Лопашова Ольга Георгиевна участвовала в решении проблемы преодоления трансплантационной несовместимости, а также в разработке методических подходов к изучению механизмов регенерации сетчатки млекопитающих. В этот период происходило совершенствование Ольги Георгиевны как талантливого и изобретательного экспериментатора. О.Г. Строева Период совместной работы с Г.В. Лопашовым был отмечен крупными обобщающими публикациями: обзор в Advances in Morphogenesis (Lopashov, Stroeva, 1960), статья в Journal of Embryology and Experimental Morphology (1960) и монография "Развитие глаза в свете экспериментальных исследований" (Лопашов, Строева, 1963), переведенная в 1964 году в Израиле на английский язык (G.V. Lopashov, O.G. Stroeva. Development of the eye: experimental studies. 1964. Israel Program for Scientific Translation, Jerusalem). Результаты исследований были доложены Ольгой Георгиевной на Международной эмбриологической конференции в Париже (1959). В те же годы Ольга Георгиевна совместно с Л.А. Никитиной и Т.А. Детлаф работала по теме пересадки ядер у бесхвостых амфибий для исследования ядерно-плазменных взаимодействий в развитии. С этой целью в неоплодотворенную энуклеированную яйцеклетку пересаживали ядра клеток на стадии бластулы, разных стадий гаструлы и ядра соматических клеток. Результаты были представлены на Международной эмбриологической конференции в Хельсинки (1963) и в отечественных и зарубежных публикациях. Ольга Георгиевна на трибуне в конференц-зале ИБР. В самостоятельных экспериментальных исследованиях Ольгу Георгиевну интересовала проблема трансдифференцировки клеток РПЭ крыс в сетчатку в период эмбрионального развития. С самого ли начала РПЭ детерминирован как таковой, или на ранних стадиях он способен превращаться в сетчатку как у бесхвостых амфибий? Этот вопрос исследовался в условиях культивирования зачатков глаз в органной культуре с использованием в качестве культуральной среды жидкости передней камеры глаза взрослых крыс. Результаты многочисленных экспериментов, проведенных Ольгой Георгиевной по пересадке глазных зачатков на стадиях глазного пузыря и глазного бокала, были обобщены в ее докторской диссертации, защищенной в1968 году. Ольга Георгиевна среди сотрудников ИБР на торжественном митинге в честь открытия мемориальной доски в память Б.Л. Астаурова. Институт биологии развития, 1977 г.
Работы Ольги Георгиевны пользуются признанием в нашей стране и в мировой науке. В 2003 г. Ольге Георгиевне (совместно с д.б.н. В.И. Миташовым) была присуждена Премия имени А.О. Ковалевского за цикл работ "Исследование механизмов дифференцировки и трансдифференцировки клеток в сравнительном ряду позвоночных". В 2020 г. Ольге Георгиевне была вручена ведомственная награда Минобрнауки России — почетное звание "Почетный работник науки и высоких технологий Российской Федерации".
В своей работе Ольга Георгиевна впервые показала, что на стадиях эмбрионального развития крыс (до 17-го дня) РПЭ способен претерпевать ретинальную дифференцировку в пределах слоя РПЭ, что дифференцировка радужки и цилиарного тела в краевых зонах глазного бокала зависит от индуцирующего влияния эпителия хрусталика, а сосудистая оболочка — от влияния РПЭ. После 17-го эмбрионального дня превращения РПЭ в сетчатку не происходит. Этот результат оказался важным для объяснения врожденных аномалий глаза человека, таких как типичная и атипичная колобомы. В 1971 году по материалам диссертации была опубликована монография "Морфогенез и врожденные аномалии глаза млекопитающих". В дальнейшем моделью исследований Ольги Георгиевны стал РПЭ серых крыс (СК) в пре- и постнатальном развитии и эмбрионов птиц, на котором исследовали соотношение процессов пролиферации и меланотической дифференцировки в становлении функций РПЭ. Показано, что у теплокровных животных дифференцировка РПЭ определяется фактором натяжения. Формирование же сосудистой оболочки из окружающей мезенхимы зависит от нормальной дифференцировки РПЭ. Ольга Георгиевна Верний ряд (слева направо): Симирский Владимир Николаевич, Кузнецова Алла Викторовна, Маркитантова Юлия Владимировна, Сухинич Кирилл Константинович, Александрова Мария Анатольевна, Куринов Александр Михайлович, Дашенкова Наталия Олеговна, Авдонин Петр Павлович, Новикова Юлия Петровна, Микаелян Арсен Суренович. Нижний ряд: Строева Ольга Георгиевна, Григорян Элеонора Норайровна, Поплинская Валентина Антониновна, Панова Ина Георгиевна, Зиновьева Рина Дмитриевна. В экспериментах под руководством и при участии Ольги Георгиевны было показано, что у новорожденных СК в РПЭ в результате пролиферативной активности происходит преобразование популяции исходно одноядерных клеток в популяцию двуядерных. К моменту открытия век двуядерные клетки в центральной зоне РПЭ достигают 80%. Двуядерными клетки РПЭ становятся в результате митоза, не завершающегося цитотомией. При этом клетки РПЭ способны совмещать клеточную пролиферацию и специфическую дифференцировку (меланизацию). Было показано, что степень меланизации клеток РПЭ коррелирует с пиком G2-фазных клеток (3-и сутки после рождения), когда клетки РПЭ наиболее восприимчивы к меланотропным гормонам, и именно на этот период приходится пик меланотропных гормонов в крови СК. Таким образом, впервые была обоснована зависимость меланотической дифференцировки РПЭ СК от меланотропной активности передней доли гипофиза, которая, в свою очередь, регулируется серотонином. Было также обнаружено, что у крыс РПЭ обладает способностью к фагоцитозу мембранных дисков наружных сегментов фоторецепторных клеток сетчатки задолго до формирования этих сегментов в нормальном развитии. Ольга Георгиевна Работы Ольги Георгиевны пользуются признанием в нашей стране и в мировой науке. В 2003 г. Ольге Георгиевне (совместно с д.б.н. В.И. Миташовым) была присуждена Премия имени А.О. Ковалевского за цикл работ "Исследование механизмов дифференцировки и трансдифференцировки клеток в сравнительном ряду позвоночных". В 2020 г. Ольге Георгиевне была вручена ведомственная награда Минобрнауки России — почетное звание "Почетный работник науки и высоких технологий Российской Федерации".
О.Г. Строева. Немалое место в жизни Ольги Георгиевны занимала научно-организационная деятельность. Она была членом редколлегии журналов "Онтогенез" и "Архив анатомии, гистологии и эмбриологии", организатором и докладчиком ряда научных конференций и школ по биологии развития, читала лекции на кафедре эмбриологии МГУ, в Тбилисском Государственном университете, на кафедре цитологии ЛГУ, в Институте глазных болезней им. Гельмгольца. Ольга Георгиевна являлась составителем или ответственным редактором книг о замечательных ученых школы Николая Константиновича Кольцова — И.А. Рапопорте и Б.Л. Астаурове. Перу Ольги Георгиевны принадлежит более трех сотен научных публикаций, две монографии, а также ряд патентов и изобретений. Ольга Георгиевна Строева осознавала великую силу нравственных традиций и являла собой образец бескомпромиссного служения интересам науки. © А.В. Васильев, И.С. Захаров, М.В. Угрюмов, И.Г. Панова Ольга Георгиевна Строева (1925 — 2021) // ОНТОГЕНЕЗ, 2021, том 52, № 3, с. 233-234 Воспоминания главного научного сотрудника ИБР РАН, доктора биологических наук, профессора Ольги Георгиевны Строевой (фильм в трех частях) Закрыть |
Струнников Владимир Александрович (1914 – 2005) Генетик. Академик РАН (1987). Сформулировал принципы закрепления эффекта гетерозиса. Разработал методы селекции, искусственного партеногенеза и регуляции пола у тутового шелкопряда. Внедрение в практику выведенных им пород и гибридов привело к значительным экономическим достижениям в промышленном шелководстве. Основатель и руководитель лаборатории биологии размножения и регуляции пола. Подробнее... Струнников Владимир Александрович Владимир Александрович родился 19 августа (по паспорту 15 июля) 1914 г. в Тамбове. Отец, Иван Евгеньевич Чехов, окончил духовную семинарию, принял сан, был приходским священником в Богучаре и в Подколодновке под Воронежом, где и прошли детские годы Володи. Мать, Лариса Митрофановна, дочь священника, получила хорошее образование — она окончила Воронежское заведение благородных девиц. Конец 1920-х годов — наступили времена гонений, раскулачивания и арестов. Володе шел пятнадцатый год, когда впервые арестовали его отца. (В 1932 г. отец был освобождён из заключения, вернулся в Богучар, работал в фотоателье. В 1937 г. его повторно арестовали и приговорили к тюремному заключению без права переписки. Только через 60 лет его дети узнали правду: 23 октября 1937 г. И.Е. Чехов был расстрелян. На семейном совете было решено, что после окончания семилетки Володя переедет жить в Краснодар к своей тете по линии отца — Валентине Евгеньевне Чеховой, которая была замужем за профессором-хирургом Струнниковым Александром Николаевичем. Они решили усыновить Володю и таким образом дать ему возможность поступить в вуз и получить образование. После повторного обучения в выпускном классе школы, по документам уже Владимир Александрович Струнников, он поступил в Горский сельскохозяйственный институт (Владикавказ), откуда через год перевёлся в Ташкентский сельскохозяйственный институт, который окончил в 1936 г. Струнников В.А. С 1936 по 1963 гг. с перерывом 1939-1945 гг. он работал в Среднеазиатском НИИ шелководства (САНИИШ, г. Ташкент). В 1939 г. В.А. Струнников был призван в армию. Участник Великой Отечественной войны. В 1941 г., в первый месяц войны, с многочисленными ранениями он попал в плен. В 1944 г. после освобождения из плена снова вернулся в действующую армию на фронт, где провел 8 месяцев на передовой. Среди его боевых наград — очень редкий орден Славы III степени и орден Отечественной войны II степени, медаль «За отвагу». После демобилизации в 1945 г. В.А. Струнников вернулся в Ташкент в САНИИШ и уже в 1947 г. защитил кандидатскую диссертацию.Как писал В.А. Струнников в своей книге воспоминаний «Шелковый путь» (2004, С. 143): «Некоторые события настигают нас столь неожиданно, что поистине они уподобляются грому среди ясного неба. Нечто подобное произошло и с августовской сессией ВАСХНИЛ 1948 года». Сразу же после августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. решением Ученого совета САНИИШ В.А. Струнников был понижен в должности за приверженность к формальной генетике. Кроме того, он и его жена Анна Александровна Шевелёва были лишены учёной степени кандидата наук — это был единственный прецедент такого рода в то время. Спустя некоторое время им обоим пришлось пройти процедуру повторной защиты своих кандидатских диссертаций. В 1962 г. В.А. Струнников защитил докторскую диссертацию по теме: «Разработка методов повышения продуктивности тутового шелкопряда». С 1963 г. он профессор Ташкентского университета, где читает курс классической генетики. В 1968 г. В.А. Струнников с семьей переезжает в Москву и начинает работать в Институте биологии развития им. Н.К. Кольцова АН СССР в должности заведующего лабораторией регуляции пола. После смерти академика Б.Л. Астаурова, директора института и заведующего лабораторией цитогенетики развития, обе лаборатории объединяются в одну — лабораторию цитогенетики развития и регуляции пола, которой Владимир Александрович заведовал и в которой проработал до последнего дня своей жизни. В.А. Струнников всю жизнь занимался генетикой и селекцией тутового шелкопряда. В самом начале своей научной деятельности им была изучена биология оплодотворения и размножения тутового шелкопряда, разработаны способы его искусственного размножения. При его участии и под его руководством были созданы полтора десятка районированных производственных пород и гибридов. Учитывая тот факт, что самцы тутового шелкопряда дают на 20 % больше шелка, чем самки, и в промышленности выгоднее разводить только самцов, он разработал несколько промышленных технологий регуляции пола, которые дали возможность проводить однополые самцовые выкормки с колоссальным экономическим эффектом. К этим технологиям относится выведение линий, меченых по полу на стадии яйца (темные яйца — самки, светлые яйца — самцы), и выведение двухлетальной линии путём введения в генотип сбалансированных сцепленных с полом летальных мутаций. Скрещивание этой линии с любыми другими породами дает в гибридах особей только одного пола — самцов, а все самки погибают от леталей. Метод массового получения самцов широко используется в шелководстве Узбекистана и Китая. На этом же принципе — соединение в генотипе самцов-носителей двух неаллельных летальных мутаций Z-хромосомы — был предложен новый генетический метод борьбы с вредными насекомыми отряда чешуекрылые. Для тутового шелкопряда были усовершенствованы способы клонирования самок (амейотический партеногенез) и разработаны методы клонирования самцов (мейотический партеногенез плюс андрогенез). Впервые разработанный у шелкопряда мейотический партеногенез позволил получать полностью гомозиготных самцов, которые широко использовались в качестве важного методического приема во многих генетических исследованиях. Так, выведенные с их помощью амейотические клоны оказались настолько высокожизнеспособными, что это позволило предложить использовать их в гибридизации в качестве материнской породы. Достаточно легкое получение в нужных количествах абсолютно гомозиготных самцов делает возможным проведение процедуры очищения популяции от вредных генов, которая получила название «генетический сепаратор». Им разработаны тонкие методики активации яиц к мейотическому партеногенезу, гиногенезу (особый вид партеногенетического развития, при котором индукция развития осуществляется проникшим в яйцеклетку сперматозоидом, неспособным к слиянию с ядром яйцеклетки, т. е. кариогамия), к моноспермическому андрогенезу (особое развитие, которое протекает на основе цитоплазмы материнского организма и хромосомного набора спермия). Практически полностью гомозиготную линию получили путем комбинации мейотического и андрогенетического размножения. Андрогенезом можно получить лишь высокогомозиготную мужскую линию, тогда как мейотический партеногенез дает абсолютно гомозиготных самцов. Полученную абсолютную гомозиготу далее размножали андрогенезом, без изменения его генотипа (абсолютно гомозиготный клон) в течение 25 поколений, и в каждом поколении самцы этого клона скрещивались с самками обоеполой линии. Такое число скрещиваний привело к выведению абсолютно гомозиготной обоеполой линии. Скрещивание между собой двух линий, полученных таким образом, позволяет получать в неограниченных количествах высокожизнеспособных, генетически идентичных двойников, причем обоих полов, которые можно использовать в тонких генетических исследованиях. В.А. Струнниковым был предложен метод получения двухотцовского андрогенеза. При этом способе размножения потомство возникает от слияния сперматозоидов, происходящих от двух разных отцов. Это позволило проводить «скрещивание» двух выдающихся по показателям самцов. Кроме того, этот метод позволил повысить выход (вылупление) андрогенетических потомков до 5-20 %. В.А. Струнников выдвинул оригинальную теорию гетерозиса и на ее основе разработал методику повышения гетерозиса путём искусственного создания компенсационных комплексов благоприятных генов в результате селекции на жизнеспособность на фоне депрессивного действия полулетальной мутации. Под его руководством были получены формы с высокой комбинативной способностью генотипа. Глубокое понимание природы гетерозиса позволило усовершенствовать методы его повышения и разработать способ его закрепления в последующих поколениях без дальнейшей гибридизации. Способ закрепления гетерозиса был запатентован. Осуществлена цепь превращения диплоидных партеноклонов в тетраплоидные и vice versa, однако вновь полученные при такой процедуре диплоидные клоны генетически отличаются от исходных. Это даёт возможность селекции партеноклонов без вовлечения в скрещивания самцов. Выведена целая серия партеноклонов промышленной породы САНИИШ-30, показана перспективность использования партеноклонов в качестве компонентов гибридов. Работы В.А. Струнникова хорошо известны у нас в стране, в странах ближнего и дальнего зарубежья, прежде всего в традиционных шелководческих странах — Японии и Китае. В 1995 г. в США издательством «Gordon and Breach» была издана его книга «Control Over Reproduction, Sex, and Heterosis of the Silkworm», в которую вошли все его основные научные достижения. По признанию самого В.А. Струнникова, на его становление и формирование как учёного огромное влияние оказали Михаил Ильич Слоним и Борис Львович Астауров, поддержкой которых он очень дорожил. В свою очередь он сформировал свою научную школу: в лабораториях, которыми руководил В.А. Струнников, было защищено 10 кандидатских и 6 докторских диссертаций. В 1964 г. В.А. Струнников был избран президентом Узбекского отделения ВОГиС и дважды избирался президентом ВОГиС им. Н.И. Вавилова (на периоды 1982-1987 и 1987-1992 гг.). В.А. Струнников (в центре) Он назначался председателем Проблемного совета по генетике и селекции при АН СССР. Был председателем комиссии Академии наук по присуждению золотой медали им. И.И. Мечникова и премии им. Н.И. Вавилова, а также членом комитета по присуждению Ленинских и Государственных премий. Входил в состав Оргкомитета (председателем Оргкомитета был академик Ю.А. Овчинников, а его заместителями — И.А. Рапопорт, В.Е. Соколов, В.А. Струнников и А. А. Созинов) по подготовке к 100летнему юбилею Н.И. Вавилова и Комиссии по сохранению и разработке научного наследия Н. И. Вавилова. В.А. Струнников был в числе основателей журнала «Генетика» и членом его редакционного совета (1965-1966, 1994-2005 гг.) и редакционной коллегии (1989-1993 гг.). Он был членом редакционного совета журнала «Онтогенез» (1984-2000 гг.). В.А. Струнников
Работы В.А. Струнникова удостоены Государственной премии (1981 г.) и премии АН СССР им. Н.И. Вавилова (1991). В послевоенное время В.А. Струнников награжден орденами «Знак Почёта» и Трудового Красного Знамени (дважды). В 1990 г. группе генетиков старшего поколения были вручены высокие правительственные награды за тот большой и особый вклад, который они сделали в развитие, сохранение и возрождение генетики и селекции, подготовку высококвалифицированных кадров в СССР. Среди награждённых был и академик АН СССР В.А. Струнников — ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением Ордена Ленина и золотой медали «Серп и молот». За теоретические исследования и практические разработки на тутовом шелкопряде В.А. Струнников награждён несколькими серебряными и золотыми медалями ВДНХ и большой золотой медалью им. И.И. Мечникова за цикл работ «Искусственная регуляция пола у тутового шелкопряда» (1981 г.). Струнников В.А. На долгом и богатом событиями и встречами жизненном пути В.А. Струнникова была одна встреча, которую он описал в своей последней прижизненно изданной книге «Шёлковый путь» (2004, С. 234-235). Всего один абзац — своеобразный штрих к портрету, в котором он тепло вспоминает свою встречу сорокалетней давности в Ташкенте с Владимиром Ивановичем Корогодиным (Как это ни прискорбно, следующая статьянекролог в этом же номере журнала посвящена В.И. Корогодину, поэтому, думается, что эту цитату привести здесь вполне уместно): «... Мне вспомнилось прекрасное осеннее утро выходного дня. Я вышел погулять на обширных тутовых плантациях, высаженных на земле бывшей дачи князя Константина Романова, сосланного в Ташкент. В самом отдаленном конце плантации была расположена моя радиобиологическая лаборатория. До завтрака оставалось ещё много времени, и я решил зайти в лабораторию и прочитать свою, отпечатанную на машинке, статью в журнал "Цитология" об относительной радиорезистентности ядра и цитоплазмы яиц тутового шелкопряда. Не успел я дочитать до конца статью, как в дверь постучал, а затем вошел незнакомый мне молодой человек. Он объяснил, что прибыл ко мне по совету московских радиобиологов, чтобы обсудить возможность проведения изучения резистентности цитоплазмы на тутовом шелкопряде. Я молча передал ему статью, которую он тут же стал читать. Через несколько минут мой посетитель, прочитав статью, поднял голову и, сказав, что он опоздал, заразительно расхохотался. Я его поддержал смехом, и мы вместе пошли завтракать. Это был в дальнейшем известный радиобиолог, редактор радиобиологического журнала, Владимир Иванович Корогодин, очень милый и симпатичный человек. Он попросил передать в редакцию все работы, связанные с радиооблучением. К сожалению, эту просьбу я не выполнил. Ради знакомства и выяснения радиорезистентности мы выпили по нескольку рюмок коньяка. Корогодин очаровал всё моё семейство — увидев, что стол у нас расшатался, он тут же починил его, для чего я так и не нашел времени». Могила В.А. Струнникова В последний год жизни В.А. Струнников работал над вторым дополненным изданием книги своих воспоминаний «Шелковый путь». В плане издательства «Наука» выход ее намечен на вторую половину 2006 г. B.А. Струнников скончался 9 декабря 2005 г. в Москве и был похоронен на кладбище Ракитки. Основные публикации В.А. Струнникова
о В.А. Струнникове
© Захаров И.К., Шумный В.К. Шелковая нить жизни: академик Владимир Александрович Струнников (15.07.1914-9.12.2005) // Вестник ВОГиС, 2006, Том 10,№1 Основные награды и премии
Закрыть |
Тимофеев-Ресовский Николай Владимирович (1900 – 1981) Генетик, ученик и сотрудник Н.К. Кольцова. Доктор биологических наук, профессор. Создал первую биофизическую модель структуры гена, сформулировал и обосновал фундаментальные положения современной генетики развития, популяционной генетики и теории эволюции, является одним из основателей современной радиационной генетики и радиационной экологии. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор, 20 сентября 2000 г. (7 сентября по старому стилю) исполнилось сто лет со дня рождения Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского — одного из крупнейших ученых XX века, мирового авторитета, великолепного исследователя, несравненного педагога, титанической личности и благороднейшего человека. Н.В.Тимофеев-Ресовский вместе со своим учителем С.С.Четвериковым положил начало экспериментальной генетике популяций и учению о микроэволюции. Вместе с Г.Дж.Мёллером он стал сооснователем радиационной генетики. Он внес решающий вклад в основание феногенетики, важной части биологии развития. Развивая идеи своего учителя Н.К.Кольцова о хромосоме как макромолекуле и о матричном принципе ее воспроизведения, он сформулировал принцип ковариантной редупликации, принципы мишени и попадания в радиобиологии. Совместно с физиками К.Г.Циммером и М.Дельбрюком он дал оценку размеров гена и показал возможность трактовки гена с позиций квантовой механики и тем самым заложил фундамент для открытия структуры ДНК и создания всей современной молекулярной биологии. Объединив свои натуралистические и экспериментальные интересы (и развивая традиции В.И.Вернадского и В.Н.Сукачева), Н.В.Тимофеев-Ресовский заложил основы радиационной биогеоценологии — науки эры Чернобыля. Н.В.Тимофеев-Ресовский был избран научным членом Общества содействия наукам кайзера Вильгельма (ныне Макса Планка), почетным членом Итальянского общества экспериментальной биологии, членом Германской Академии натуралистов Леопольдина, почетным иностранным членом Менделевского общества в Лунде, Британского генетического общества в Лидсе, Национальной Академии наук и искусств в Бостоне. В СССР он был членом МОИП, ВОГиС, Географического и Ботанического обществ. В 1960-е годы он выдвигался в члены-корреспонденты АН СССР, но его кандидатура не была допущена к выборам. Среди научных наград — медаль Ладзаро Спалланцани (1940), Дарвиновская плакета Академии Леопольдина (1959), Менделевская медаль ЧСАН (1965), Кимберовская премия и Золотая медаль за выдающийся вклад в генетику НАН США (1966), медаль Грегора Менделя Академии Леопольдина (1970). По решению 30-й Генеральной ассамблеи ЮНЕСКО вместе с Россией весь мир в Год Иоганна Себастьяна Баха отмечает столетие Н.В.Тимофеева-Ресовского, а вместе с ним и юбилеи Софьи Ковалевской и Владимира Даля. Ранние годы В ранний период жизни Н.В.Тимофеева-Ресовского сложилась его система нравственных и познавательных ориентиров; в зрелые годы, 1925-45-е гг., он реализовывал свой мощный научный потенциал; после 10-летнего заключения он подводил итог своим исследованиям, выдвигал новые научные задачи и воспитал несколько научных поколений. Отец, Владимир Викторович, был инженером путей сообщения. Мать, Надежда Николаевна, была урожденной Всеволожской. Любовь к природе у Н.В.Тимофеева-Ресовского возникла в родовом имении Всеволожских в Калужской губернии. Лет с 13 он бродил с ружьем, собирая птиц для Зоомузея и наблюдая изменчивость пресноводных рыб. На ранние годы Н.В.Тимофеева-Ресовского пришелся расцвет русских гимназий. Он учился в лучших из них. В Киеве, где было управление отца, строившего свою последнюю железную дорогу Одесса — Бахмач, Н.В.Тимофеев-Ресовский был в Императорской Александровской I гимназии. Среди ее выпускников были Михаил Булгаков, Константин Паустовский и другие значительные для русской культуры люди. После смерти отца семья вернулась в Москву, и с начала 1914 г. он учился в другой превосходной гимназии — Флеровской, из которой также вышло немало замечательных людей. В традиции русских гимназий были кружки, куда приглашали докладчиков (о математической логике, например, рассказывал Н.Н.Лузин, глава московской математической школы), где обсуждали вопросы истории культуры, новой физики и т.п., устраивали театральные постановки. Традицию кружков Н.В.Тимофеев-Ресовский пронес через всю жизнь. В 1917 г. Н.В.Тимофеев-Ресовский записался в Московский университет, в недолгий период самого свободного его существования. Там были выдающиеся профессора: зоологи М.А.Мензбир, А.Н.Северцов, Б.С.Матвеев, Г.А.Кожевников, геолог А.П.Павлов, палеонтолог М.В.Павлова. Но основными учителями его стали Н.К.Кольцов и С.С.Четвериков. Н.В.Тимофеев-Ресовский прошел знаменитый Большой зоологический практикум Кольцова (летние семестры проходили на Звенигородской гидробиологической станции С.Н.Скадовского), курсы биометрии и генетики Четверикова. Интересы Н.В.Тимофеева-Ресовского были разнообразны. Он участвовал в столовании патриарха в Кремлевских палатах в 1917-1918 гг.; воевал в кавалерии на германском и на деникинском фронтах; работал грузчиком; пел и в церковном, и в красноармейском хоре; он преподавал везде, где только можно. Будучи студентом и зарабатывая на жизнь, он одновременно был научным сотрудником одного из лучших биологических учреждений XX века, Института экспериментальной биологии Н.К.Кольцова. Повидав Европу и Америку, Н.В.Тимофеев-Ресовский вспоминал, что такой замечательной биологии, как у Кольцова, он больше никогда и нигде не встречал. В 1923-1925 гг. Четвериков с группой молодых сотрудников провел первое исследование мутаций в диких популяциях дрозофил. Оно дало основу для объединения генетики и дарвинизма и положило начало экспериментальной генетике популяций. А еще осенью 1921 г. Кольцов поручил двум ближайшим друзьям — Н.В.Тимофееву-Ресовскому и Д.Д.Ромашову — получить мутации у дрозофил Х-лучами. Здесь истоки его интереса к радиомутациям. Н.В. Тимофеев-Ресовский на Звенигородской опытной станции.
Н.В.Тимофеев-Ресовский нередко повторял, что к 25 годам каждый человек уже понимает, на что он способен и что сможет сделать в жизни. Действительно, основа всех его достижений была заложена в этот период. В 1922 г. Н.В.Тимофеев-Ресовский женился на Елене Александровне Фидлер (ее родители были преподавателями; родственники основали знаменитую Фидлеровскую гимназию, другие родственники основали не менее знаменитую аптеку Ферейна; Фидлеры через московских Фогтов были в отдаленном родстве с Иммануилом Кантом). Они начали вместе у Кольцова и Четверикова и трудились рука об руку полвека. Впоследствии Н.В.Тимофеев-Ресовский говорил, что ему в жизни вообще везло, но особенно крупных везений было два: что его учителем стал великий Кольцов, а женой — Елена Александровна. Когда в 1924 г. чистки студентов и другие гонения на университет затронули звенигородскую группу и четвериковскую лабораторию, то благородные реакции Н.В.Тимофеева-Ресовского сделали его легкой мишенью тогдашних "хунвейбинов". Но в начале 1925 г. Оскар Фогт открыл в Москве филиал своего берлинского Института мозга, специально для исследования мозга В.И.Ленина (на которого Фогт был поразительно похож). Среди интересов Фогта был и социализм, и природная изменчивость шмелей (он собрал большую коллекцию со всего мира). Он интересовался и новой наукой генетикой (о которой имел смутное представление). Познакомившись с генетиками ИЭБ, он пожелал открыть Генетический отдел в своем институте. Фогт просил Кольцова рекомендовать одного из своих учеников, и в мае 1925 г. Н.В.Тимофеев-Ресовский с женой и сыном уехал в Берлин. Германский период В 20-летний германский период (научный сотрудник, в 1929-1936 гг. — заведующий Отделением генетики Института мозга Общества кайзера Вильгельма, в 1937-1945 гг. — глава самостоятельного Отделения генетики ОКВ) Тимофеев-Ресовский последовательно реализовывал потенциал, накопленный в предыдущее десятилетие. Он занимался разработкой и классификацией явлений феногенетики, генетики популяций, микроэволюции, зоогеографии, радиационной генетики, биофизики. Он получал ценные экспериментальные данные, оформлял общие принципы и печатал основополагающие работы в этих областях. В Берлин-Бухе Берлин был тогда одним из центров русской культуры. Тимофеевы-Ресовские общались с множеством интересных людей из России и эмиграции, как и из Европы. Среди них художники В.А.Ватагин, Л.О.Пастернак, О.А.Цингер, С.И.Мамонтов, руководитель хора донских казаков Сергей Жаров, пианисты В.Топилин, А.Шнабель, А.Б.Микельанджело, философы С.Л.Франк, Н.А.Бердяев, филолог и евразиец князь Н.С.Трубецкой и многие другие. Весной 1927 г. Н.В. и Е.А.Тимофеевы-Ресовские встречались с Н.К.Кольцовым и В.И.Вернадским на Неделе русской науки, осенью — с С.С.Четвериковым и Н.И.Вавиловым на V Конгрессе по генетике. В январе 1929 г. они участвовали в Съезде по генетике в Ленинграде заочно, так как Кольцов не позволил им приехать в СССР во время атак на ИЭБ и ареста С.С.Четверикова. (Елизавета Ивановна Балкашина писала своей подруге по Генетическому отделению Е.А.Тимофеевой-Ресовской: "Конечно, приезжайте, но берите побольше теплых вещей, а то обещают холодную зиму в Сибири"). После 1930 г. Н.В.Тимофеев-Ресовский не числился в штате ИЭБ, и его работы не печатались в СССР. В 1933 г. Кольцов не позволил им вернуться, но до 1937 г. командировка продлевалась, а переписка и обмен оттисками работ продолжались до лета 1941 г. Первая работа Е.А. и Н.В.Тимофеевых-Ресовских по экспериментальной генетике популяций (1927) доказала наличие леталей в процветающей дикой популяции дрозофил; этим была поставлена проблема изменчивости по приспособленности и указан смысл изучения генетического груза. В 1935 и 1936 гг. Тимофеев-Ресовский опубликовал основополагающие работы, посвященные выявленным им малым мутациям жизнеспособности; до сих пор генетики-популяционисты спорят о том, принадлежит ли решающая роль в определении жизнеспособности популяции большим (в том числе леталям), или малым мутациям жизнеспособности. Общая схема проявления гена, построенная Тимофеевым-Ресовским в серии работ 1925 – 1934 гг., "стабилизировала концепцию взаимодействия генов" (как писал Fothergill в эволюционной сводке 1952 г.). В работе 1929 г. по рентгеномутациям у дрозофилы Тимофеев-Ресовский впервые получил обратные мутации — результат настолько поразительный, что доклад на эту тему был затребован на пленарное заседание VI Конгресса по генетике в США в 1932 г. (где Н.И.Вавилов посоветовал ему не возвращаться в СССР). Более 80 публикаций по индуцированному мутагенезу за 1925-1945 гг., посвященных выяснению количественных закономерностей образования точковых мутаций у дрозофил под действием радиации (зависимость от дозы, от распределения ее во времени, от типа излучений и пр.) сделали Тимофеева-Ресовского (вместе с Мёллером) основателем радиационной генетики (его термин). Н.В.Тимофеев-Ресовский исследовал сравнительную жизнеспособность и ареалы активности различных видов дрозофилы; адаптационный полиморфизм адалий. В 1926-1945 гг. он провел исследование географической изменчивости другой божьей коровки, эпиляхны. В 1936 – 1943 гг. он разработал представления об элементарном материале, структуре и факторах процесса микроэволюции (его термин) и о соотношении между микро- и макроэволюцией. На материале радиомутаций он сформулировал принцип усилителя в биологии, который в поздней формулировке охватывал роль дискретностей в живой природе, включая эффект естественного отбора. Елена Александровна постоянно работала вместе с мужем. Оплачиваемая работа родственников руководителя Отделения в том же отделении запрещалась правилами Общества кайзера Вильгельма, и она не получала жалования. В 1937 г. Николай Владимирович отклонил весьма лестное предложение фонда Рокфеллера возглавить лабораторию в Институте Карнеги, так как в этом случае он окончательно терял надежду вернуться на родину. В начале 1937 г. Кольцов дважды предостерег его от приезда в СССР письмом через шведских дипломатов и через Мёллера, уехавшего из СССР в Испанию. В мае 1937 г. (два его брата были уже арестованы, а впоследствии расстреляны) он стал невозвращенцем без подданства. С 1937 г. его Отделение генетики подчинялось непосредственно Обществу содействия наукам кайзера Вильгельма. В исключительных случаях это было возможно, когда во главе такого отделения стояла значительная личность, поставившая совершенно новую проблему на стыке наук, и тогда ей давали возможность свободной работы. Отделение генетики получало поддержку от неправительственной Академии ОКВ, фонда Рокфеллера, акционерного общества Ауэр (научный директор Ауэр Николаус Риль предоставил ему для генетических опытов мощный генератор быстрых нейтронов). Н.В.Тимофеев-Ресовский пользовался большим уважением и популярностью, и даже ученые, увлекавшиеся Гитлером, окружали его защитой. "Немецкие сотрудники института смотрят на этого странного и темпераментного русского с умилением и искренним восхищением. Они даже дают ему такую свободу слова и мнений, какую не позволили бы ни одному другому человеку", — вспоминал в 1942 г. американский генетик Таге Эллинджер о визите в Берлин в конце 1939 года. В свою очередь, Тимофеев-Ресовский защищал беглых военнопленных, остарбайтеров, евреев и всех нуждавшихся в защите. Старший сын Димитрий был арестован гестапо весной 1943 г. за участие в подпольной организации "Берлинский комитет ВКП(б)", когда он готовил террористический акт против генерала Власова и Розенберга. Тимофеев-Ресовский в жестких выражениях отверг предложение возглавить программу стерилизации славян радиацией в обмен на жизнь сына; тот немедленно был отправлен в лагерь Маутхаузен, где организовал новую подпольную группу, был переведен в самый жестокий филиал лагеря, команду Эбензее и был там расстрелян 1 мая 1945 г. В апреле 1945 г. Красная Армия заняла Бух (и в местном отделении гестапо были найдены бумаги на арест Тимофеева-Ресовского и всех его сотрудников). Советская военная администрация назначила Н.В.Тимофеева-Ресовского директором Института генетики и биофизики (позже Медико-биологический институт СВАГ, который возглавляла в отсутствие мужа Е.А.Тимофеева-Ресовская); среди публикаций этого времени 1-й из трех томов по основаниям биофизики "Принцип попадания в биологии" (1947 г., с К.Г.Циммером). Впоследствии Н.В.Тимофеев-Ресовский отмечал два великих человеческих подвига в войне: победу Красной и союзнических армий над гитлеризмом, и движение Сопротивления в Европе. Строитель мостов Тимофеев-Ресовский систематически объединял усилия биологов и физиков для решения проблем биологии. Продолжая русскую традицию кружков, он организовал биофизический семинар для развития идей Кольцова о матричном принципе с использованием современных средств исследования (и дополнил его принципом конвариантной редупликации для учета мутаций). Одним из результатов содружества с физиками была работа 1935 г. с К.Г.Циммером и М.Дельбрюком "О природе генных мутаций и структуре гена", известная как "работа трех мужчин" или "TZD", где сформулирован принцип попадания и принцип мишени. В остроумном опыте Николай Владимирович дал оценку размеров гена. Было показано, что индуцированные Х-лучами мутации зависят от изменения одной или немногих молекул — сенсационный результат; из-за него даже было основано Немецкое биофизическое общество под руководством Бориса Раевского и Николауса Риля. Впервые устойчивость "генной молекулы" выводилась из квантово-механических соображений. Эта мысль TZD в изложении Э.Шредингера (1944 г., а в переводе, изданном в 1947 г. под названием "Что такое жизнь с точки зрения физики?") привлекла в послевоенные годы ряд физиков к проблемам будущей молекулярной биологии. Н.В.Тимофеев-Ресовский участвовал в семинарах Нильса Бора; вместе с Борисом Эфрусси он организовал семинары биологов и заинтересованных физиков при финансовой поддержке фонда Рокфеллера. Генетики и кристаллографы, впоследствии внесшие решающий вклад в открытие структуры "двойной спирали", впервые совместно обсуждали химическую природу хромосомы и гена на этом семинаре в Клампенборге в апреле 1938 г. В Советском Союзе Тимофеев-Ресовский последовательно занимался восстановлением прерванной научной традиции. С 1956 г. он проводил в Миассово, затем на Можайском море летние школы с лекциями о запретных в то время генетике, кибернетике, теории эволюции, мало известных радиобиологии и учении о биосфере. Издавал новые варианты работ 1920-1940-х годов. Блестящий лектор, он читал лекции везде, где представлялась возможность. Н.В.Тимофеев-Ресовский учил притчами и поступками — как все великие учителя. Он владел даром знать о каждой вещи самое главное, а не массу утомляющих подробностей, и невозможно переоценить его воздействие на три или четыре научных поколения. Защитник Из работ по радиационной генетике Тимофеев-Ресовский извлек уроки, которыми щедро делился. Именно он в начале 1930-х годов впервые предложил использовать свинцовые фартуки для защиты врачей-рентгенологов. Благодаря знанию биологического действия радиации, он первым задолго до Хиросимы призывал научное сообщество заняться разработкой способов защиты населения от радиации. Важной чертой работ Н.В.Тимофеева-Ресовского было то, что в них обращалось внимание на отдаленные последствия радиации, тогда как и в 1930-е годы, и позже других биологов и врачей (в том числе в американском госпитале в Хиросиме) интересовал исключительно непосредственный эффект радиации — военное, а не медицинское значение ядерных взрывов. Показательно, что академик А.Д. Сахаров обратился к проблемам защиты биосферы и человечества и выступил за запрещение испытаний атомного оружия в ответ на лекцию Тимофеева-Ресовского, которая произвела на него впечатление. Н.В.Тимофеев-Ресовский всегда защищал каждого человека, нуждающегося в помощи. В 1986 г. Элли Вельт, жена Петера Вельта, спасенного Тимофеевым-Ресовским в годы войны полуеврея, напечатала об этих событиях роман "Berlin Wild" (что можно перевести как "Берлинская дикая" линия дрозофил, а можно как "Берлин дикий"). Лутц Розенкётер, одноклассник Андрея, младшего сына Николая Владимировича, устроил в Берлине и оплатил ему сложные операции (все трое, Николай Владимирович, Елена Александровна и Андрей облучились в ходе работ 1950-х годов). Он не хотел слышать слов благодарности и возражал, что сделанное им — ничто по сравнению со спасением его жизни Тимофеевым-Ресовским. Профессор С.Н.Варшавский, его жена и Лукьянченко, сбежавшие с принудительных работ, отправились к нему, зная, что "русский профессор Тимофеев всех спасает". Польской девушке была дана фальшивая справка о немецком подданстве; русские и французские военнопленные находили у него приют... Спасением беглых военнопленных, остарбайтеров, неарийцев занимались вместе с ним, конечно, многие люди, но Тимофеев-Ресовский (памятуя о расправе над С.С.Четвериковым из-за дискуссионного кружка "Соор") категорически возражал против их оформления в организацию, которую легко разоблачить и разгромить всю сразу. От проекта организации остался лишь пароль: такты "Революционного этюда" Ф.Шопена. Возвращение Москва, В сентябре 1945 г. Н.В.Тимофеев-Ресовский был по доносу, сделанному заезжим советским ученым, тайно арестован и отправлен в Москву. На следствии (документы следственного дела представлены в "Вестнике РАН", 2000, № 3) и в тюрьме ("Архипелаг ГУЛАГ" А.И.Солженицына) он держался в высшей степени достойно. Он получил 10 лет заключения и 5 лет поражения в правах и был отправлен в Карагандинский лагерь — известный своими жестокостями Карлаг, где был близок к смерти. Но тогда Фредерик Жолио-Кюри (не только Нобелевский лауреат, но и один из руководителей Сопротивления в Европе) посетил Москву и убедил Л.П.Берия, что необходимо предоставить работу гениальному ученому Н.В.Тимофееву-Ресовскому. Он был отправлен на излечение от пеллагры (большие дозы сильных лекарств привели к отслойке сетчатки, и он потерял центральное зрение) и затем — в секретный институт. В 1947-1955 гг. Тимофеев-Ресовский руководил Биофизическим отделением лаборатории "Б" в Сунгуле на Урале (ныне поселок Сунгуль административно входит в Снежиск — Челябинск-70); туда были привезены его жена с младшим сыном и некоторые берлинские коллеги. Тимофеев-Ресовский был освобожден в 1955 г. и столкнулся с новой реальностью, какой он не знал ни в ленинской России, ни в веймарской и гитлеровской Германии, ни на предприятии п/я 2015 системы Минсредмаша: чудовищная бюрократия, уничтожение рациональных методов хозяйствования, тяготы быта, пониженный уровень культуры тех, с кем доводилось общаться, послушные посредственности и беспринципные карьеристы. Мировая знаменитость, он не мог получить работу ни в одной из столиц; заграничные друзья и коллеги к нему не допускались, ему не позволялось выезжать за границу даже для получения научных наград; а в 1978 г. советским участникам XIV Конгресса по генетике в Москве было рекомендовано не общаться с ним. Но сила духа позволила ему сохранять достоинство и величие. Наука эры Чернобыля После 1945 г. Н.В.Тимофеев-Ресовский не имел возможности даже следить за прогрессом молекулярной биологии, но не испытывал дискомфорта: расставив вехи для будущих исследователей в одной области, он переносил свое внимание на другую, в тот момент более важную. В 1955 г., когда лаборатория "Б" была ликвидирована, Николай Владимирович организовал лабораторию биофизики в Свердловске с биостанцией на Большом Миассовом озере в Ильменском заповеднике. Изучая с 1930- х годов накопление ряда элементов различными организмами методом меченых атомов, ссылаясь на идеи В.И.Вернадского и В.Н.Сукачева, он поставил теперь задачу скорейшего и полного изучения всех вопросов, связанных с возможным воздействием атомной промышленности на человека и биосферу. В сентябре 1957 г. близ Кыштыма, недалеко от Миассово, из-за неправильного хранения (о чем Н.В.Тимофеев-Ресовский предупреждал) взорвалась "банка" — резервуар радиоактивных отходов*. Эта авария известна как "малый уральский Чернобыль". Тимофеев-Ресовский предложил использовать "плевок", гигантскую загрязненную зону, в качестве полигона для комплексных исследований последствий радиоактивного заражения, как он уже использовал ограниченные зоны постоянного сброса радиоактивных отходов. Он составил проект открытых и комплексных исследований. Его проект получил высокую поддержку. Но к 1959 г. был принят ряд урезанных проектов, и их недостатки стали очевидными при ликвидации последствий аварии 1986 г. на АЭС в Чернобыле. 30-й том "Трудов Института биологии" УФАН составила монография Елены Александровны Тимофеевой-Ресовской "Распределение радиоизотопов по основным компонентам пресноводных изотопов" (переведена на английский язык и выпущена в США), защищенная в 1962 г. как кандидатская диссертация, хотя заслуживает неизмеримо более высокой оценки. Елена Александровна послала Е.И.Балкашиной монографию с дарственной надписью: "Дорогой Лиле, моей подруге. Только ты помогла мне закончить университет, а отсюда и эта работа. Твоя Лёля". Николай Владимирович не запасся документом об окончании университета, и на протяжении семи лет попытки ряда ученых учреждений присудить ему докторскую степень не приносили результата. В начале 1963 г., после ряда перипетий Николай Владиимрович защитил докторскую диссертацию "Некоторые проблемы радиационной биогеоценологии", которая была утверждена ВАК только после падения Т.Д.Лысенко в октябре 1964 г. Вскоре лаборатория Н.В.Тимофеева-Ресовского была расколота и прекратила существование. В 1964 г. он организовал и возглавил Отдел общей радиобиологии и радиационной генетики (пять лабораторий) при Институте медицинской радиологии в Обнинске, где расположена первая в стране и в мире АЭС. Тогда он также публиковал новые варианты монографий 1930-1940-х годов, восстанавливая прерванную научную традицию. Самодостаточность и абсолютная свобода Н.В.Тимофеева-Ресовского, личности титанической, были "костью в горле" у многих партийных чиновников в Свердловске, Обнинске, Калуге и Москве. Н.В.Тимофеев-Ресовский открыто сравнивал вольную жизнь 1920-х и зажатую жизнь "оттепели" Н.В. Тимофеев-Ресовский 1960-х; он обсуждал венгерские события 1956 г., искал в последствиях выброса радиации 1957 г. материал для определения задач исследований, — когда все эти темы не полагалось упоминать вслух. Н.В.Тимофеев-Ресовский четко называл последствия введения сверху демократии в стране, где народ не имеет никакой привычки к демократии: он говорил о том, что тогда сразу же вылезут наверх все демагогические подонки, что Россия будет разграблена, раздроблена и превращена в колонии, — когда перестройка еще не предвиделась. К 1969 г. выяснилось, что в Обнинске ни комсомол, ни другие организации не занимаются воспитанием молодежи, — никто, кроме "профессора Тимофеева-Ресовского, который работал в гитлеровском логове": вокруг него собрался кружок молодежи с докладами о музыке. (Осенью лекторы ЦК сообщили об этом в официальной версии "Пражской весны" на крупнейших заводах в Москве, Свердловске и других городах.) Летом 1969 г. новое партийное руководство Обнинска отправило Николая Владимировича на пенсию. Н.В. Тимофеев-Ресовский и А.В. Яблоков в конференц-зале ИБР.1976 г. Елена Александровна, проработавшая с ним 47 лет, ушла из института ("это большая трагедия для Николая Владимировича, — писала она, — но не горе. А горе у нас одно — потеря старшего сына"). Тимофеев-Ресовский Н.В., Макс Дельбрюк, получивший в декабре 1969 г. Нобелевскую премию, посетил Москву с рассказами о научном вкладе своего учителя, и в начале 1970 г. Николай Владимирович был принят в Институт медико-биологических проблем. В новой области, космической биологии и медицине, Тимофеев-Ресовский поставил ряд вопросов, которые он впервые четко назвал в лекции через две недели после полета Юрия Гагарина. Это вопросы: о поправках для повреждающего действия ионизирующих излучений в космическом полете, о принципах замкнутых экосистем и мере их надежности, о комбинированном влиянии магнитных полей, радиации, невесомости, световых ритмов на человека при длительном полете. Все они были разрешены сотрудниками ИМБП. Елена Александровна умерла на Пасху 1973 г. (партийное начальство запретило ее бывшим сотрудникам участвовать в похоронах. Тогда лишь приезд академика и генерала О.Г. Газенко, директора ИМБП, позволил обнинским начальникам избежать позора). Николай Владимирович пережил ее на восемь лет и умер 28 марта 1981 г. Н.В. Тимофеев-Ресовский 1976 г. (Фотоархив ИБР РАН) В 1986 году о Н.В.Тимофееве-Ресовском был напечатан роман "Berlin Wild" Элли Вельт, жены спасенного им в войну Петера Вельта. Объявленная М.С.Горбачевым эпоха гласности началась в 1987 г. с повести "Зубр" Д.Гранина (который еще в романе "Иду на грозу" одарил наиболее привлекательного героя рядом черт и словечек Н.В.Тимофеева-Ресовского). В 1988-1991 гг. на кино- и телеэкраны страны вышла "Кинотрилогия о Зубре" Е.Саканян. Начиная съемки в 1987 г., она инициировала процесс реабилитации. Планировался один фильм, но реабилитация наткнулась на чудовищное сопротивление чрезвычайно влиятельных тайных сил. Поэтому пришлось снимать второй и третий фильмы, а в ходе съемок Е.Саканян провела независимое расследование (о процессе реабилитации см. ее очерк "Любовь и защита" во 2-м издании устных воспоминаний Н.В.Тимофеева-Ресовского). Юридическая реабилитация великого ученого состоялась 29 июня 1992 г. * * *Тимофеев-Ресовский Н.В. Н.В.Тимофеев-Ресовский избегал гипотез, теорий, законов (выдвижение которых связано с их авторами или которые носят имена авторов, но легко теряют силу) и не нагромождал Монблан частных экспериментальных работ, которым невозможно дать интерпретацию. Он отдавал предпочтение общим принципам (авторство которых легко теряется, и они становятся чем-то само собой разумеющимся). Он получал ключевые экспериментальные результаты и оформлял общие принципы какой-либо научной дисциплины. Расставив таким образом вехи для других исследователей и обеспечив их работе точность мысли, он обращался к иной дисциплине, где и повторял все снова. "Нет царской дороги в геометрию", — говорил Александру Македонскому его учитель Аристотель. Но если точность — вежливость королей, то Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский вел себя по-королевски и в науке, и в жизни. © Бабков В.В. НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ ТИМОФЕЕВ-РЕСОВСКИЙ (к столетию со дня рождения) // Информационный вестник ВОГиС, 2000, №15 ____________________________ * 29 сентября 1957 года на химкомбинате «Маяк», расположенном в закрытом городе Челябинск-40 (ныне Озёрск) в 16:22 из-за выхода из строя системы охлаждения произошёл взрыв ёмкости объёмом 300 м3, где содержалось около 80 м3 высокорадиоактивных ядерных отходов. Взрывом, оцениваемым в десятки тонн в тротиловом эквиваленте, ёмкость была разрушена, бетонное перекрытие толщиной 1 метр весом 160 тонн отброшено в сторону, в атмосферу было выброшено около 20 млн кюри радиоактивных веществ. Часть радиоактивных веществ были подняты взрывом на высоту 1—2 км и образовали облако, состоящее из жидких и твёрдых аэрозолей. В течение 10—11 часов радиоактивные вещества выпали на протяжении 300—350 км в северо-восточном направлении от места взрыва (по направлению ветра). В зоне радиационного загрязнения оказалась территория нескольких предприятий комбината «Маяк», военный городок, пожарная часть и далее территория площадью 23 000 км2 с населением 270 000 человек в 217 населённых пунктах трёх областей: Челябинской, Свердловской и Тюменской. В ходе ликвидации последствий аварии 23 деревни из наиболее загрязнённых районов с населением от 10 до 12 тысяч человек были отселены, а строения, имущество и скот уничтожены. Для предотвращения разноса радиации в 1959 году решением правительства была образована санитарно-защитная зона на наиболее загрязнённой части радиоактивного следа, где всякая хозяйственная деятельность была запрещена, а с 1968 года на этой территории образован Восточно-Уральский государственный заповедник. В настоящий момент зона заражения именуется Восточно-Уральским радиоактивным следом (ВУРС). Для ликвидации последствий аварии привлекались сотни тысяч военнослужащих и гражданских лиц, получивших значительные дозы облучения. (Прим. разработчиков) Научные труды Н.В. Тимофеева-Ресовского
1925 1926 1927 1928 1929 1930 1931 1932 1933 1934 1935 1936 1937 1938 1939 1940 1941 1942 1943 1944 1945 1946 1947 1948 1950 1952 1954 1956 1957 1958 1959 1960 1961 1962 1963 1964 1965 1966 1967 1968 1969 1970 1972 1973 1974 1975 1977 1978 1980 1981 1989
Закрыть |
Турпаев Тигран Мелькумович (1918 – 2003) Физиолог. Директор Института биологии развития им. Н.К. Кольцова (1975–1988). Академик РАН. Внес фундаментальный вклад в понимание механизмов нервной и гормональной регуляции, доказав на примере мускаринового холинорецептора, что так называемые «рецепторные субстанции» являются индивидуальными белками, специфическая функция которых обеспечивается способностью отвечать конформационным изменением молекулы на взаимодействие с лигандом (нейротрансмиттер, гормон). В Институте возглавлял лабораторию общей и сравнительной физиологии. Подробнее... Академик Т.М. Турпаев прошел блистательный жизненный путь ученого и гражданина. Его отличали кристальная честность, принципиальность, преданность делу, патриотизм. В 1941 г. через несколько дней после окончания Биологического факультета МГУ он был призван на военную службу и всю Великую Отечественную войну провел в рядах действующей армии, сражаясь в разведывательном батальоне 1-ой Гвардейской танковой армии. Он принимал участие в боях под Москвой, воевал в составе войск 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов и дошел до Берлина. За мужество и героизм был награжден многими боевыми орденами и медалями.
Наградной лист После окончания войны и демобилизации Т.М. Турпаев поступил в аспирантуру в лабораторию общей и сравнительной физиологии Института морфологии и экологии животных им. А.Н. Северцова Академии наук СССР. Вся дальнейшая более чем полувековая научная деятельность Т.М. Турпаева связана именно с этой лабораторией, которая в 1967 г. вошла в состав Института биологии развития РАН. В нем, наряду с заведованием лабораторией и физиологическим отделом, Тигран Мелькумович был сначала заместителем, а затем в течение многих лет директором института. Турпаев Т.М., Т.М. Турпаев сделал исключительно много для становления Института как ведущего центра в этой области науки. Благодаря его усилиям было построено новое здание Института, созданы новые отделы и лаборатории, значительно расширена Кропотовская биологическая станция. По его инициативе Институту было присвоено имя выдающегося биолога Н.К.Кольцова, а Кропотовской биостанции - имя академика Б.Л. Астаурова. Тигран Мелькумович Т.М. Турпаев внес выдающийся вклад в изучение нервной и гуморальной регуляции функций клетки. Он впервые в мировой науке в конце 40-х гг. прошлого века показал, что рецепторы клеточной мембраны, обеспечивающие чувствительность клеток к холинергическим нейротрансмиттерам, имеют белковую природу. Изучение рецепторных белков сейчас стало одним из наиболее плодотворно и активно разрабатываемых направлений современной физиологии. Т.М. Турпаев - один из основателей этой области исследований в нашей стране. Он внес весомый вклад в исследования роли нейротрансмиттеров в процессах онтогенеза. В лабораториях руководимого Т.М. Турпаевым физиологического отдела впервые установлена роль веществ-передатчиков нервных импульсов в регуляторных процессах раннего эмбриогенеза и в осуществлении примитивных поведенческих реакций, а также открыт неизвестный ранее механизм регуляции работы синапса, действующего по принципу обратной связи.
Академик Открытые Т.М. Турпаевым и его последователями закономерности важнейших физиологических процессов широко используются во многих разделах современной биологии и медицины. Помимо исследовательской деятельности Т.М. Турпаев вел огромную научно-организационную работу. В течение многих лет Т.М. Турпаев являлся заместителем академика-секретаря Отделения физиологии РАН, советником РАН, членом РИСО, Комитета по Ленинским и Государственным премиям, членом Пленума ВАК РФ, а также членом ряда научных советов и редколлегий журналов. Трудовая деятельность академика Т.М. Турпаева отмечена многими правительственными наградами. ТИГРАН МЕЛЬКУМОВИЧ ТУРПАЕВ // ОНТОГЕНЕЗ, 2004, том 35, № 2, с. 159-160 Награды
Основные публикации
Закрыть |
Урываева Ирина Васильевна (1939 – 2020) Цитолог, клеточный биолог, крупнейший специалист в области изучения печени млекопитающих. И.В. Урываевой было показано, что полиплоидизация встречается в той или иной степени во всех тканях млекопитающих, причем феномен полиплоидизации играет важную роль в процессах роста, регенерации и дифференциации клеток и тканей. В Институте руководила лабораторией цитологии. Подробнее... Доктор биологических наук, Ирина Васильевна Урываева, доктор биологических наук, более 50 лет была сотрудником Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН. Окончив 1-й Московский медицинский институт, И.В. Урываева была принята в аспирантуру Института морфологии человека АМН, но вскоре перешла в Лабораторию цитологии Института морфологии животных им. А.Н. Северцова, где сразу включилась в исследование клеточной полиплоидии в печени грызунов. Это направление исследований стало для нее главным на всю жизнь. И.В. Урываева стала крупнейшим специалистом по печени млекопитающих. В область научных интересов Ирины Васильевны помимо полиплоидизации клеток входило изучение амитоза и стволовых клеток печени. Под руководством В.Я. Бродского в 1966 г. И.В. Урываева защитила диссертацию на степень кандидата медицинских наук: "Многоядерные клетки. Вопросы полиплоидизации и прямого деления ядер". В 1987 г. состоялась защита ее диссертации на степень доктора биологических наук " Клеточное размножение и полиплоидия в печени". Ирина Васильевна успешно проводила исследования со многими цитологами лаборатории и с сотрудниками Института цитологии РАН, где работы по клеточной полиплоидии широко проводили до недавнего времени.
Brodsky V.Y., Благодаря выдающимся исследованиям И.В. Урываевой Лаборатория цитологии Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН стала ведущим центром по изучению клеточной полиплоидии, а ее работы приобрели всемирную известность. После публикации обстоятельного обзора по полиплоидии в International Review Cytology (V.Y. Brodsky and I.V. Uryvaeva "Cell Polyploidy: Its Relation to Tissue Growth and Function". 1977. V. 50. P. 275-332) по предложению Кембриджского университета в серии книг по биологии развития в 1985 г. вышла в свет монография: V.Y. Brodsky and I.V. Uryvaeva "Genome Multiplication in Growth and Development", Cambridge University Press. Ирина Васильевна Урываева в коллективе лаборатории цитологии.
Талантливый экспериментатор, виртуозно выполнявший сложнейшие операции на печени грызунов, Ирина Васильевна была склонна к существенным теоретическим обобщениям. В ее работах было показано, что полиплоидизация встречается в той или иной степени во всех тканях млекопитающих, причем феномен полиплоидизации играет важную роль в процессах роста, регенерации и дифференциации клеток и тканей.
Важнейшие публикации
Закрыть |
Филатов Дмитрий Петрович (1876 – 1943) Эмбриолог. Соратник Н.К. Кольцова. Cоздатель сравнительно-морфологического направления в механике развития и основатель отечественной школы экспериментальной эмбриологии. Развивая сравнительно-морфологическое направление в механике развития, исследовал важнейшие индукционные механизмы, определяющие процессы развития. С 1924 г. работал в Институте экспериментальной биологии, где возглавлял созданный им отдел механики развития. Подробнее...
Доктор История российской эмбриологии — яркий пример самобытности русских учёных. Одним из таких ученых является Дмитрий Петрович Филатов (1876-1943) — создатель сравнительно- морфологического направления в механике развития и основатель отечественной школы экспериментальной эмбриологии. Детство, годы учебы и первые научные работы Д.П. Филатова Д.П. Филатов родился 1 февраля (12 февраля по н. ст.) 1876 г. в селе Теплый Стан Курмышского уезда Симбирской губернии (в настоящее время с. Сеченово Нижегородской обл.) (ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 309. Д. 947. Л. 28). Отец Д.П. Филатова, Пётр Михайлович Филатов, был военным, мать — крепостная крестьянка Акулина, в будущем — помещица Клавдия Васильевна Филатова (Попов, 1977). Родственниками Д.П. Филатова были: Н.Ф. Филатов (1847-1902), В.П. Филатов (1875-1956), Б.М. Житков (1872-1943), АН. Крылов (1863-1945), А.М. Ляпунов (1857-1918), Б.М. Ляпунов (1862-1943). Впоследствии с Филатовыми породнились Капицы и Сперанские (Попов, 1977). Окончив в 1894 г. Нижегородский дворянский институт, в августе этого же года Д.П. Филатов поступил на юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета, но через год перевёлся на естественное отделение физико-математического факультета Императорского Московского университета (ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 309. Д. 947. Л. 8). В декабре 1896 г. из-за участия в студенческих волнениях Дмитрий был выслан из Москвы и исключен из университета (Там же. Л. 21). Помог ему И.М. Сеченов, написавший за него поручительство; 22 января 1897 г. Д.П. Филатова восстановили в университете (Там же. Л. 25). Закончив обучение по кафедре сравнительной анатомии, руководимой М.А. Мензбиром (1855-1935) и выдержав экзамены в физико-математической испытательной комиссии 31 мая 1900 г., Д.П. Филатов получил диплом первой степени (Там же. Л. 5). В июле 1900 г. он поступил на медицинский факультет Московского университета, куда его приняли на третий курс, однако обучения он не закончил и ушел с четвертого курса для того, чтобы продолжить научную работу в области эмбриологии, которую начал еще студентом-естественником (Там же. Л. 9). В 1902 г. Д.П. Филатов был зачислен сверхштатным сотрудником в Институт сравнительной анатомии при Московском университете и проработал в нем до 1906 г. В этот период опубликованы его работы по исследованию выделительной системы амфибий (Филатов, 1905), по развитию зачатков хрящевого черепа некоторых позвоночных (Filatoff, 1906) и по особенностям метамерии головы черепахи (1907) (Filatow, 1907). В 1907 г. Д.П. Филатов уехал в Германию, где пробыл около года, занимаясь сравнительной эмбриологией в лаборатории при Анатомическом институте (Гейдельберг) и изучая гистологию в Мюнхене. Познакомился ли Д.П. Филатов в этот период с работами по механике развития, неизвестно. В конце 1907 г. Д.П. Филатов поступил ассистентом по зоологии в Московский сельскохозяйственный институт, где и проработал с перерывами до 1919 г. В 1910-х гг. Д.П. Филатов принял участие в зоологических экспедициях на полуостров Ямал (1908), Кавказ (1909-1910, 1911), Командорские острова (1913-1914). Собранные в ходе экспедиций материалы позволили расширить представления о биологии зубра, котика и ряда других животных, определить область их распространения, выявить причины гибели и разработать мероприятия по сохранению численности. В конце 1914 г. Д.П. Филатов получил степень магистра зоологии (ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 93. Д. 510-Т. II. Л. 11). Таким образом, достаточно длительный этап творческого пути Д.П. Филатова (1900-1916) посвящен исследованиям по описательной морфологии животных. Увлечение ученого экспериментальной эмбриологией появилось позже, когда Д.П. Филатов задумался о причинной стороне органогенеза, следствием чего стал переход от сравнительно-описательных работ к исследованиям по механике развития. В первом экспериментальном исследовании Д.П. Филатов установил явление зависимого формообразования при развитии уха (Филатов, 1916). Эта пионерская в отечественной биологии работа знаменовала рождение экспериментальной эмбриологии в нашей стране. Становление отечественной школы экспериментальной эмбриологии В 1919 г. Д.П. Филатов получил звание приват-доцента Московского университета и возобновил работу в Институте сравнительной анатомии Московского университета (1919-1922). К экспериментальной работе Д.П. Филатов вернулся после длительной командировки на Аральское море (1920-1922), целью которой было изучение биологии и промыслового значения отдельных видов рыб (Филатов, 1925). Данные, полученные в ходе этой экспедиции, были важны для последующего изучения динамики и сохранения биоценоза этого природного бассейна. В 1922-1924 гг. он был старшим научным сотрудником гидробиологической станции на озере Глубоком (Полежаев, 1946). Удостоверение сотрудника Наркомпроса выданное Д.П. Филатову в 1918 году. В 1924 г. Н.К. Кольцов пригласил Д.П. Филатова в Институт экспериментальной биологии, в котором Д.П. Филатов возглавил отдел механики развития и руководил им до конца жизни. В первые годы деятельности отдела (1924-1930) он был единственным его сотрудником, пока в 1930 г. в отдел не была зачислена Н.А. Мануйлова (АРАН. Ф. 570. Оп. 1. Д. 34. Л. 7). С 1933 г. в отделе начали работать Г.В. Лопашов, А.А. Малиновский, Л.В. Полежаев, Г.А. Шмидт, Т.А. Детлаф, М.Н. Гостеева и А.М. Щербакова, с 1936 г. — Б.Л. Астауров, Т.А. Беднякова, И.В. Дубенский, а с 1937 г. — А.Г. Лапчинский (Детлаф, 1988; Попов, 1977). Именно с этого времени начинает формироваться отечественная школа экспериментальной эмбриологии. Основными задачами отдела было исследование дифференцировки клеток и свойств следующих пар закладок: нервной закладки и закладки хордомезодермы, глаза и хрусталика, слухового пузырька и скелетогенной мезенхимы. Параллельно, с 1931 г. по 1941 г., Д.П. Филатов руководил лабораторией по механике развития эмбриональных стадий (отделение механики эмбрионального развития) в Научно-исследовательском институте экспериментального морфогенеза Наркомпроса РСФСР, где с конца 1930-х гг. работали Н.А. Мануйлова, В.В. Попов, М.Н. Кислов и Г.Н. Чеснокова (Попов, 1977). В отделении изучали природу организатора, возрастные изменения детерминирующей способности глазной чаши и линзообразующего эпителия. Со временем учениками Д.П. Филатова стали Р.А. Борсук, Р.И. Коган, Ф.Н. Кучерова, Н.И. Лазарев, Д.А. Потемкина, О.А. Сидоров, А.П. Шеина. С 1934 г. Д.П. Филатов читал лекции по экспериментальной эмбриологии для аспирантов и сотрудников биологического факультета МГУ (Голиченков, 2000). Одновременно, с 1937 г. по 1938 г. он заведовал лабораторией механики развития Всесоюзного института экспериментальной медицины (Попов, 1977). В этот период деятельности Д.П. Филатов выполнил серию исследований по механике развития глаза, в частности, по определению особенностей индукции линзы глазным зачатком (Филатов, 1924; 1925б; Filatow, 1925а, б; 1926; Филатов, 1934в; 1937а). В отличие от зарубежных исследователей, Д.П. Филатов связал принципы механики развития с эволюционной теорией, установил параллели между зависимым развитием и естественным отбором (Филатов, 1925в). Впоследствии проблема развития глаза, имеющая большое практическое и теоретическое значение, была разработана учениками Д.П. Филатова. Не менее важны эксперименты Д.П. Филатова по развитию конечности (Filatow, 1927; 1928; 1930; 1932; Филатов, 1931; 1934а). Особое место в этой серии исследований занимает работа (Филатов, 1931), в которой автору удалось показать, что искусственное увеличение объема почки конечности ускоряет ее дифференцировку, в то время как с зачатком глаза подобного не происходит. В последней экспериментальной работе Д.П. Филатов, развивая свои представления об эволюции формообразовательных аппаратов, изучил особенности формообразования опорных нитей у испанского тритона (Pleurodeles waltli) (Филатов, 1943а). Профсоюзный билет Д.П. Филатова. 1938 год. Подводя итог рассмотренным выше исследованиям, отметим, что Д.П. Филатов с помощью учеников и сотрудников провел сравнительно-морфологическое изучение однотипных органогенезов разных групп животных и разных органогенезов одного вида, что позволило связать данные механики развития с эволюционным учением и сделать ряд теоретических обобщений о закономерностях онтогенеза. Полученные данные имели большое медико-биологическое значение, в частности, для изучения процессов регенерации. Теоретические обобщения Д.П. Филатова и создание им сравнительно- морфологического направления в механике развития Следующий этап научной деятельности Д.П. Филатова связан с теоретическими исследованиями и созданием сравнительно-морфологического направления в механике развития — одним из самых известных научных достижений Д.П. Филатова (Филатов, 1937; 1939; 1941; 1943). Д.П. Филатов Одной из важнейших задач механики развития Д.П. Филатов считал изучение соотношения отдельных детерминационных процессов, которое должно было привести к выяснению связей, координирующих эти процессы, и представлению о них как о целостной системе. В статье, посвященной анализу детерминационных процессов в онтогенезе и их значению для механики развития (Филатов, 1934б), Д.П. Филатов предложил «определить детерминационный процесс . как такое воздействие одних частей развивающегося организма на другие его части, благодаря которому последние, при наличии определенных условий, проходят часть пути своего развития» (Филатов, 1934б. С. 441). В отдельной статье Д.П. Филатов рассмотрел значение эксперимента для морфологической характеристики органов и установления их гомологии (Филатов, 1937б). Результаты практических исследований и теоретических обобщений позволили Д.П. Филатову создать сравнительно-морфологическое направление в механике развития (Филатов, 1939а, б). Д.П. Филатов указывал на то, что «. сравнительно-морфологическим это направление может быть названо потому, что в . исследованиях изучение результатов опыта велось исключительно по изменению морфологических признаков» (Филатов, 1939а. С. 3). В качестве объекта исследования был выделен формообразовательный аппарат, «представляющий систему явлений, возникающих со стороны источника формативного действия и со стороны источника формообразовательной реакции, действующий в определенный момент развития и приводящий к некоторой дифференцировке или в виде обособленной закладки органа, или в виде изменения значительных частей зародыша, подготавливающих их к образованию определенных комплексов органов» (Филатов, 1939а. С. 26). Таким формообразовательным аппаратом является, например, зачаток глазной чаши и соприкасающийся с ней эпителий, взаимодействие которых приводит к образованию хрусталика глаза. Дмитрий Петрович Филатов Применив сравнительный метод исследования для изучения процессов формообразования у представителей различных групп животных и на разных стадиях развития в пределах одного вида, Д.П. Филатов пришел к следующим выводам: формативное влияние детерминирует в определенные моменты развития процесс дифференцировки отдельных частей зародыша, конечный результат формообразования слагается по частям, орган в онтогенезе обособляется постепенно (Филатов, 1939а). Сравнительный метод позволял исследовать не только настоящее, но прошлое и будущее формообразовательных аппаратов, создавая возможность выявить их изменчивость и проследить эволюцию закономерностей органогенезов. Основные положения сравнительно-морфологического направления были изложены Д.П. Филатовым в курсе лекций, прочитанных им в 1936 г. сотрудникам Института экспериментального морфогенеза Наркомпроса. В сентябре 1940 г., благодаря стараниям Д.П. Филатова и его учеников, была организована первая самостоятельная кафедра эмбриологии на биологическом факультете МГУ (Архив МГУ. Ф. 1. Оп. 10. Ед. хр. 1). Научной и учебной базой кафедры стал Институт экспериментального морфогенеза, который с 1937 г. был включен в систему биологического факультета МГУ (Архив МГУ. Ф. 1. Оп. МГУ. Ед. хр. 21). Во время войны биологический факультет был эвакуирован сначала в Ашхабад, а затем в Свердловск. В Москве проходили занятия по эмбриологии с оставшимися студентами на временно объединенной кафедре гистологии и эмбриологии, руководил этой кафедрой В.В. Попов (1903-1975) (Архив кафедры эмбриологии МГУ). Письмо Б.Л. Астаурова Д.П. Филатову, 24.VII.1942 год. В начале Великой Отечественной войны Д.П. Филатов пытался записаться в ополчение, но ему отказали по причине непризывного возраста (Крушинский, 1977). В этот период жизни Д.П. Филатова интересовали теоретические вопросы биологии, лежащие в области пограничной с психологией и социологией. После его смерти была обнаружена рукопись «Норма поведения или мораль будущего с естественноисторической точки зрения», датированная 1940-м годом. Она была подготовлена к печати Б.Л. Астауровым (1904-1974) и опубликована в 1974 г. (Филатов, 1974). Основная мысль этой работы заключается в том, что среди разнообразия человеческих характеров, с их прямо противоположным отношением к людям и к жизни, выделяется особый, альтруистический, тип людей. Особенности характера людей данного типа, их духовная сила и преимущества объясняются отсутствием у них эгоистического начала, которое Д.П. Филатов связывал со страхом смерти (Филатов, 1974). Последнее письмо Д.П. Филатовa Б.Л. Астаурову, 29.X.1942 Дмитрий Петрович Филатов умер 18 января 1943 г. по пути в МГУ на доклад А.Г. Гурвича (Архив кафедры эмбриологии МГУ). Урна с прахом Д.П. Филатова покоится в колумбарии Новодевичьего монастыря. © Помелова М.А. Д.П. Филатов — основатель отечественной школы экспериментальной эмбриологии // РАЗВИТИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ЭМБРИОЛОГИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХХ ВЕКА. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата биологических наук. Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН. Москва, 2012. 26с. Основные научные труды
Закрыть |
Фролова Софья Леонидовна (1884 – 1951) Цитолог, кариолог. Соратница Н.К. Кольцова. Доктор биологических наук. Выполнила ряд блестящих исследований по цитологии искусственного партеногенеза и регуляции пола тутового шелкопряда. Автор работ по соматической полиплоидии у насекомых. Заведовала лабораторией цитогенетики в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии. Подробнее... Доктор биологических наук, заведующий лабораторией цитогенетики Института цитологии, гистологии и эмбриологии, C.Л. Фролова — известный цитолог и кариолог; работала с Н.К. Кольцовым, Б.Л. Астауровым, В.В. Сахаровым и выполнила с ними ряд блестящих исследований по цитологии искусственного партеногенеза и регуляции пола у тутового шелкопряда; автор работ по соматической полиплоидии у насекомых; вместе с Б.Л. Астауровым описала новый вид дрозофилы Drosophila pseudoobscura Frol. Софья Леонидовна родилась в Москве в семье инженера-технолога Леонида Леонидовича Фролова. Она заинтересовалась проблемами экспериментальной биологии, будучи слушательницей Московских Высших женских курсов, на которых преподавал Н.К. Кольцов. Женские курсы она окончила в 1910 г. и поступила на Естественное отделение физико-математического факультета Императорского Московского университета. В 1914 г. после окончания университета Софья Леонидовна была оставлена на кафедре экспериментальной зоологии Н.К. Кольцова для подготовки к профессорскому званию. Будучи сотрудницей кафедры, она вместе с М.П. Садовниковой, проводила занятия на малом микроскопическом практикуме. Кроме того, Софья Леонидовна преподавала на Большом зоологическом практикуме, организованном Н.К. Кольцовым. На этом знаменитом практикуме она с П.И. Живаго проводила занятия по цитологии и кариологии. Параллельно она была преподавателем на Пречистенских курсах для рабочих. Н.В. Тимофеев-Ресовский вспоминает о Большом зоологическом практикуме Н.К. Кольцова: «Софья Леонидовна Фролова, замечательный цитолог из первой гвардии цитологов и кариологов нашего отечества и Петр Иванович Живаго читали нам курсы цитологии и кариологии с соответствующими практикумами». Этот практикум, как известно, среди студентов пользовался большой популярностью, что было связано в первую очередь с качеством преподавания. В 1933 г. она была зачислена научным сотрудником в Институт экспериментальной биологии. Н.К. Кольцов вспоминал о первых совместных с Софьей Леонидовной исследованиях искусственного партеногенеза шелковичного червя: «Морфологическое изучение этих процессов на полученном мною экспериментальном материале я передал своей давнишней сотруднице С.Л. Фроловой, которая и опубликовала тщательное исследование, подтвердившее мои предположения». Речь идет о статье Софьи Леонидовны «Цитология искусственного партеногенеза тутового шелкопряда», опубликованной в «Биологическом журнале» в 1935 г. Это была первая статья, посвященная новой для нее проблеме, которая впоследствии превратилась в серию блестящих исследований цитологии искусственного парте-ногенеза и регуляции пола у тутового шелкопряда. Работая под руководством Н.К. Кольцова, Софья Леонидовна занималась также изучением полиплоидии в отдельных тканях и органах насекомых. Она показала, что у мух в клетках дыхательных трахейных трубок содержится тетраплоидный набор хромосом, а в клетках ректальных желез — октаплоидный. В этот период она изучала также строение половых хромосом у лошадиной аскариды. Будучи цитологом высочайшей квалификации, она проводила совместные цитогенетические исследования с Б.Л. Астауровым и В.В. Сахаровым. О начале своего сотрудничества с Софьей Леонидовной Б.Л. Астауров писал: «Кольцов был очень рад посодейство- вать мне, когда мне захотелось привлечь к сотрудничеству прекрасного цитолога C.Л. Фролову...». B. Полынин, автор известной книги о Н.К. Кольцове «Пророк в своем отечестве» (1969), характеризуя учеников Николая Константиновича, писал: «... А Софья Леонидовна Фролова, неотступно шедшая за Кольцовым со времен Женских курсов. Великолепный цитолог, это она провела ряд исследований, про одно из которых сам Морган сказал: «Каждый из нас с гордостью подписался бы под такой работой». Софья Леонидовна была «пробирной палатой» цитологического мастерства всех кольцовских птенцов». C. Л. Фролова вместе с Б.Л. Астауровым описали новый вид дрозофилы и Борис Львович назвал этот вид в честь Софьи Леонидовны — Drosophila pseudoobscura Frol. Описание нового вида дано в статье: S.L. Frolova, B.L. Astaurov: "Die Chromosomengarnitur als syste- matisches Merkmal. (Eine Vergleichende Untersuchung der rusischen und amerikanischen Drosophila obscura Fall.)", опубликованной в журнале "Zeitschriflt ffir Zellforschung" в 1929 г. Этот вид стал широко известен в научных кругах благодаря исследованиям Ф.Г. Добржанского. В Институте экспериментальной биологии (1928 г.) В центре сидят Г.И. Роскин, C.Л. Фролова, С.С. Четвериков и П.И.Живаго. Н.К. Кольцов вспоминал об истории с описанием Софьей Леонидовной нового вида дрозофилы в своей знаменитой статье «Наследственные молекулы» (1935):«... У европейского вида obscura был давно уже описан... комплекс из шести пар хромосом. Но в Америке существует вид, очень похожий на нашу Dr. obscura, который долго описывался под тем же названием. Однако лабораторные опыты показали, что несмотря на полное внешнее сходство, американские и европейские мухи не скрещиваются между собой. С.Л. Фролова изучила хромосомы американского вида и убедилась, что комплекс их резко отличен. Здесь икс-хромосомы достигают огромной величины по сравнению с аутосомами, между тем у европейской формы величина аутосом и идиосом приблизительно одинакова. Пришлось признать американскую форму за особый вид, и новое данное С.Л. Фроловой название за ним удержалось. Американскими исследователями уже опубликовано несколько интересных экспериментальных работ по этому виду, который всюду именуется ими Drosophila pseudoobscura Frolova. Это, кажется, первый случай в истории биологии, когда основанием для выделения настоящего вида послужили особенности хроматинового комплекса». Софья Леонидовна работала вместе с Б.Л. Астауровым с 1930 по 1934 г. в Ташкенте в Среднеазиатском институте шелководства и шелковедения (САНИИШ). Здесь были выполнены выдающиеся исследования по цитологии искусственного партеногенеза у тутового шелкопряда. Борис Львович писал об этом времени С.С. Четверикову в своем письме от 8 августа 1934 г. «Завтра уезжает Софья Леони-довна, нагруженная маринованной репой и виноградом. Очень грустно с ней расставаться, опять терять живую связь с Москвой». Дружеские отношения Б.Л. Астаурова с Софьей Леонидовной сохранились на всю жизнь. Фотографии С.Л. Фроловой и еще одной его преданной сотрудницы — В.П. Остряковой-Варшавер, были на рабочем столе Бориса Львовича в лаборатории в Институте биологии развития АН СССР. С.Л. Фролова (третья слева во втором ряду) и Б.Л. Астауров (крайний слева) вместе с сотрудниками ИЭБ. Конец 1920-х гг. В 1936 г. Софье Леонидовне была присвоена ученая степень доктора биологических наук за исследования в области кариологии и цитологии, а также звание старшего научного сотрудника. В цитологических исследованиях по искусственному партеногенезу у тутового шелкопряда (1935, 1948), выполненных С.Л. Фроловой совместно с Б.Л. Астауровым, было установлено, что термический партеногенез является амейотическим. Термическая обработка, применяемая для получения искусственного партеногенеза, блокирует первое редукционное деление созревания, и происходит только второе эквационное деление, что приводит к формированию диплоидного пронуклеуса. Эти исследования: «Цитология искусственного партеногенеза у тутового шелкопряда» были опубликованы в «Биологическом журнале» в 1935 г. Еще одна совместная работа «Цитология искусственного партеногенеза у тутового шелкопряда (Bombyx mori L.)» вышла в свет в 1948 г. в «Трудах Института цитологии, ги-стологии и эмбриологии АН СССР». В этот период Софья Леонидовна параллельно читала курс лекций по цитологии для студентов Московского государственного педагогического института (МГПИ). С 1936 г. она много работала на Кропотовской биостанции — экспериментальной базе Института экспериментальной биологии, занимаясь проблемами цитогенетики. Эти работы проводились вместе с Б.Л. Астауровым, В.В. Сахаровым, В.П. Остряковой-Варшавер, Н.Н. Соколовым и Б.Н. Сидоровым. Очень продуктивным было сотрудничество Софьи Леонидовны с В.В. Сахаровым в области экспериментальной полиплоидии. В частности, она участвовала в выведении тетраплоидного сорта гречихи и сравнительном изучении чувствительности диплоидных и тетраплоидных сортов к действию радиации. С.Л. Фролова В годы Великой Отечественной войны район Подмосковья, где расположена Кропотовская биостанция, не был оккупирован, и ряд сотрудников Кольцовского института (Института цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР), в том числе В.В. Сахаров, C.Л. Фролова, В.М. Мансурова, Л.C. Пешковская, в это тяжелое время продолжали трудиться здесь в течение всех военных лет. В конце войны Софья Леонидовна стала заведующим лабораторией цитогенетики в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии. Несколько позже эта лаборатория вошла в состав лаборатории цитогенетики (заведующий Н.П. Дубинин), которая была упразднена в 1948 г. после сессии ВАСХНИЛ. Софья Леонидовна оставалась беззаветно преданной Н.К. Кольцову всю жизнь. Ее усилиями был установлен памятник на могиле Николая Константиновича и Марии Полиевктовны Садовниковой-Кольцовой на Введенском кладбище. С.Л. Фролова скончалась в 1951 г.* ____________________ * Софья Леонидовна похороненa в некрополе Донского монастыря (на Старом Донском кладбище). (Прим. разработчиков)
Закрыть |
Хрущов Григорий Константинович (1897 – 1962) Гистолог. Директор Института цитологии, гистологии и эмбриологии (1939—1948). Директор Института морфологии животных им. А.Н. Северцова (1949—1962). Член-корреспондент АН СССР. Сформулировал концепцию структурно-функциональных единиц органов; разработал метод культивирования лейкоцитов крови, на основе которого был изучен кариотип человека; создал лейкоцитарный препарат, стимулирующий клеточную пролиферацию. Подробнее... Хрущов Григорий Константинович, Григорий Константинович Хрущов – один из основателей Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН в современном его виде. Большинство лабораторий, которые работают сегодня, были уже при нем или организованы по его инициативе. Лаборатория цитологии – это его лаборатория. Лаборатория гистогенеза, организованная Николаем Григорьевичем Хрущовым, отделилась от лаборатории цитологии. Сотрудники Григория Константиновича вошли в первый состав лаборатории М.С. Мицкевича, теперь лаборатории М.В. Угрюмова. Физиологов в Кольцовском институте не было. Лаборатория Х.С. Коштоянца перешла в объединенный институт из Института Северцова и Шмальгаузена, значительно расширилась, почти втрое, при прямой поддержке Григория Константиновича и позже разделилась. Все сотрудники остались в нашем Институте. Не было у Кольцова и биохимической лаборатории. И.Б. Збарский пришел в Институт в 1954 г. В этом же году Э.Я. Граевский организовал в Институте лабораторию радиобиологии. В этом также была инициатива Григория Константиновича. Годом раньше или позже в Институте стали работать молодые сотрудники – А.И. Зотин и А.А. Нейфах, затем были созданы группы биофизики развития и биохимии развития, превратившиеся впоследствии в лаборатории и существующие до сих пор. Можно продолжить примеры прямого участия Григория Константиновича в создании современного Института. Основу Института заложил Николай Константинович Кольцов, много сделали и другие его руководители, но современный состав лабораторий сложился в 1950-е гг. Увольнение Николая Константиновича Кольцова было большим ударом и для него самого, и для его Института. Это не обсуждалось, и в то время не могло обсуждаться. Почему директором назначили Григория Константиновича? Он был беспартийным (и продолжал им оставаться еще несколько лет), в Институте работали и другие крупные исследователи ... Конечно, в его пользу была молодость: примерно 40 лет, доктор наук (тогда докторами становились обычно лет в 50, чаще – позже). Но ведь в Институте был, например, такой же молодой доктор и к тому же член-корреспондент Н.П. Дубинин. Видимо, учли широту научных интересов Григория Константиновича; другие были слишком узкими специалистами. Могли учесть и опыт руководителя: Григорий Константинович, кроме лаборатории в Институте, заведовал еще и кафедрой гистологии в Ветеринарной академии. Что можно сказать о Григории Константиновиче как о руководителе? В спокойное время он делал все, чтобы, во-первых, не мешать работе и, во-вторых, поддерживать способных. А по-настоящему качества директора проявляются в неспокойное время, когда возникает угроза самому существованию Института. 1948-й год. Н.П. Дубинина сохранить в Институте было невозможно. Уволили и некоторых других ярких генетиков, но многие остались на работе, чего не было бы при другом директоре. Григорий Константинович перевел находящихся под ударом в свою лабораторию. В их работе ничего не изменилось, но для начальства дирекция формально отреагировала на требования Лысенко. В 1954 г. в лаборатории числилось около 40 человек. Здесь были Б.Л. Астауров, М.А. Пешков, Б.В. Кедровский с сотрудниками своих лабораторий, Т.А. Детлаф и другие эмбриологи. Ни разу вместе не собирались, каждая группа была автономной, и все могли работать. Как только стало возможным, огромная лаборатория разделилось, и у Григория Константиновича, как и до формального слияния, осталось 7-8 человек. Борис Львович Астауров, вспоминая и это время, и всю работу Григория Константиновича как директора, написал после его кончины: "Наш коллектив и наша наука понесли горькую утрату... Слишком неотделим Григорий Константинович от своего института, слишком срослись с ним в нашем сознании и столь многие годы дружно работали мы с ним бок о бок. Он обладал редкостным даром руководителя. Тяжесть многочисленных обязанностей, которую он безропотно нес многие годы, была огромна. Многие из нас обязаны Григорию Константиновичу очень многим. Мы потеряли редкостного руководителя и человека". Григорий Константинович действительно был редкостным человеком. Поражала его глубокая культура, огромные знания и всесторонние интересы. Объединенный Институт морфологии животных был конгломератом. В нем кроме цитологических, гистологических и эмбриологических были чисто анатомические, ихтиологические, энтомологические лаборатории и т.д. Удивляло, что, подводя итог докладам ведущих сотрудников, Григорий Константинович выделял в них главное, нередко то, чего не видел сам докладчик. Хрущов Г.К. Физические свойства живой клетки и методы их исследования // Государственное Из-во М.—Л. 1930 Григорий Константинович был не только директором, он, прежде всего, был выдающимся гистологом и цитологом. Сначала он много лет изучал физико-химические свойства клеток. Одним из первых он применил в России метод тканевых культур и значительно усовершенствовал его. Хрущову принадлежит идея использовать культуры лейкоцитов человека для изучения кариотипа. В 1930 г. Григорий Константинович опубликовал книгу "Физические свойства живой клетки и методы их исследования". Скорее всего, именно на эту книгу и весь цикл работ по физико-химии клетки обратил внимание Николай Константинович Кольцов, пригласивший Григория Константиновича в свой Институт. Первое название лаборатории, которую возглавил Хрущов, было "Лаборатория физиологии клетки". Исследования биоритмов и особенно прямых межклеточных взаимодействий, начавшиеся спустя 20 лет, по сути, относятся к той же проблеме – физиологии клетки. Позже, уже во время войны, Григорий Константинович занялся трофическими свойствами крови. Он предложил лейкоцитарную сыворотку для лечения ран и трофических язв, которая потом успешно использовалась много лет. А последние годы его интересовала эволюция соединительной ткани и крови. Гистогенез крови и соединительной ткани до сих пор успешно изучается в лаборатории, созданной Н.Г. Хрущовым. Первая страница рукописи "Орган и клетка" (1961 г.). Заголовок и правка сделаны рукой Г.К. Хрущова. Вверху слева - направление в машбюро, подписанное ученым секретарем В.М. Горбуновым. Григорий Константинович был прекрасным лектором. Не декламатором. В его лекциях был не только новый материал, но и новые идеи, и он умел это ясно изложить. Редкое качество у научных работников. Я услышал его лекции не в обычной обстановке. После вынужденного ухода из 2-го Медицинского института Григорию Константиновичу очень не хватало лекций. Он ведь читал не для самовыражения: он размышлял при подготовке лекции, продумывал новые идеи в научной работе. Григорий Константинович прочитал некоторые лекции своим сотрудникам. Впервые мы услышали идею о структурно-функциональных единицах. Григорий Константинович представил орган млекопитающего как полимерное образование из многих сходных единиц. Каждая такая единица, по сути, микроорган: она выполняет все функции целого органа. В дольке – все функции печени, в ворсинке – все функции кишечника и так далее. Яркая, оригинальная идея, превратившая лекции по частной гистологии в интересный предмет. Развитие представления о микрополимерности привело к написанию статьи, опубликованной в "Успехах современной биологии" в 1961 г. Г.К. Хрущов назвал эту работу "Орган и клетка" (см. рисунок). Двое ученых сразу обратили внимание на эту статью. Анатом 1-го Медицинского института академик Д.А. Жданов использовал опубликованный материал в своих лекциях, ведь к нему можно было отнестись и как к микроанатомическому. А гистолог, профессор А.Я. Фриденштейн в своих лекциях отмечал смысл полимерности уже в гистологии. Были доклады на эту тему на некоторых конференциях, но потом о структурно-функциональных единицах забыли. Лет на 30. Вспомнили о единицах органа сначала в английских и американских работах. Не вспомнили, а переоткрыли идею в связи с фрактальной математической теорией. Она была сформулирована в начале 1980-х и утверждала делимость разных явлений природы: облаков, гор, очертаний морских берегов – делимость целого на множество единиц, подобных друг другу и всему целому. Очень быстро сообразили, что органы животных и человека также состоят из подобных друг другу единиц, "самоподобных", как говорят математики. Вспомнили те же дольки печени, нефроны, ворсинки. Теперь уже математически обосновали подобие единиц в печени, почках, в нервной, дыхательной, кровеносной системах, о чем было написано в начале 1960-х без всякой математики. Те же следствия, которые обсуждал Григорий Констанстинович – надежность, адаптивность, это свойства любых фрактальных структур и процессов. В связи с этим интересна статья В.В. Терских, А.В. Васильева и Е.А. Воротеляк, которые, сославшись на статью Хрущова 1961 г. (американцы этого, конечно, не делают), предложили красивую схему структурно-функциональных единиц эпидермиса. Г.К. Хрущов.
В старой работе 1961 г. немало говорится о вероятных связях клеток внутри органа и внутри единицы. Материала тогда не было. Новые данные появились лишь в последние годы. Изучение прямых межклеточных взаимодействий, проводящееся последние 10 лет в Лаборатории цитологии, можно рассматривать как развитие идей Григория Константиновича. Уже есть и прикладные заделы: наблюдения изменений кооперации клеток при старении, основы для изучения цитологических механизмов лекарств-агонистов кальция, выявление механизма действия мелатонина. Г.К. Хрущов. Портрет из конференц-зала ИБР РАН В заключение еще раз о замечательных чертах Григория Константиновича как руководителя. Никогда не командовал, но и умел не поддаваться давлению. Помогал советом и делом, где мог. Поддерживал молодых. В начале 1960-х сделал старшими научными сотрудниками сразу четырех тридцатилетних младших: Вызова, Нейфаха, Вродского, Георгиева (см. также об этом ниже в статье А.В. Зеленина). Тогда средний возраст старших научных сотрудников в Институте был около шестидесяти, потому что главным критерием продвижения был стаж работы. Григорий Константинович прекрасно понимал нелепость такого критерия и игнорировал его. Умел, когда считал нужным, как бы не замечать общественное мнение. И еще одно, что есть у немногих руководителей: четко отличал главное от второстепенного.
Важная, может быть, самая важная черта каждого научного работника – его школа, ученики: не только те, кто прямо продолжает его дело, но, главное, кто у него чему-то существенному научился. Среди учеников Григория Константиновича – А.В. Зеленин, И.Г. Акмаев и, конечно, Н.Г. Хрущов. Заметно и "внучатое" поколение: В.Н. Ярыгин, Т.К. Дубовая, И.В. Урываева, Н.В. Нечаева, В.И. Старостин, Е.И. Доморацкая, а среди совсем молодых – А.В. Павлов, последние полгода ректор Ярославского медицинского института. Не всех отметил: учеников и "учеников учеников" гораздо больше.
Всю свою уже долгую жизнь старался подражать своим учителям, в первую очередь Г.К. Хрущову. Не удалось воспроизвести ни значимость работ, ни масштаб личности учителя ...
© Бродский В.Я. К 110-летию Григория Константиновича Хрущова // Онтогенез. 2008. Т. 39. № 4. С. 294-297. Награды и премии
Основные публикации
УвлеченияГригорий Константинович Хрущов замечательно рисовал акварелью.
Закрыть |
Хрущов Николай Григорьевич (1932 – 2009) Гистолог, цитолог. Директор ИБР РАН (1989—2004). Академик РАН. Автор исследований дифференцировки и функционирования клеток кроветворной и соединительной тканей; один из основоположников изучения стволовых кроветворных и мезенхимных клеток в России; один из инициаторов использования трансгенных животных для изучения происхождения клеток. Руководил лабораторeй гистогенеза с 1972 по 2009 год. Подробнее... Академик Николай Григорьевич Хрущов родился 23 июня в 1932 г. в семье известного гистолога члена-корреспондента АН СССР Г.К. Хрущова. В 1956 г. после окончания Московского медицинского института им. Н.И. Пирогова (ныне Московский медицинский университет) он начал свой путь в науке младшим научным сотрудником в этом же Институте, где в 1960 г. защитил кандидатскую диссертацию по теме "О реакциях тканей деафферентированной кожи". С 1963 г. судьба Н.Г. неразрывно связана с Институтом биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН, который он впоследствии возглавил, одновременно будучи заведующим лабораторией гистогенеза. Хрущов Н.Г. Любимым детищем Н.Г. была проблема гистогенеза рыхлой соединительной ткани. Его исследования белкового, нуклеинового и углеводного обмена клеток соединительной ткани обобщенны в монографии "Функциональная цитохимия рыхлой соединительной ткани" (М.: Наука, 1969) и легли в основу современных представлений о роли системы клеток крови и соединительной ткани в процессах физиологической и репаративной регенерации. На основании широких экспериментальных исследований, отраженных в монографии "Гистогенез соединительной ткани" (М.: Наука, 1976), Н.Г. предложил концепцию двух типов фибробластов (защитно-трофическом и опорном), которая определила новое направление в изучении онто- и филогенеза соединительной ткани и крови. На модели ксеногенных, радиационных химер с использованием специфических антител было продемонстрировано костномозговое происхождение не только фибробластов — резидентов рыхлой соединительной ткани, но и фибробластов иной тканевой локализации. Хрущов Н.Г. На протяжении многих лет проблема происхождения и дифференцировки тучных клеток (мастоцитов) была предметом самого пристального научного интереса Н.Г. Он впервые обосновал схему гистогенетического ряда тучных клеток и выявил специфические отличия мастоцитопоэза от других известных гистогенезов, а именно — дифференцировку и созревание предшественников непосредственно в тканях и сохранение пролиферативных потенций зрелыми тучными клетками. Было установлено гистогенетическое родство тучных клеток со стволовой клеткой крови, определена роль тканевых факторов в процессах их дифференцировки и обновления. Представление Н.Г. о происхождении тучных клеток из стволовой кроветворной клетки было провидческим, сформулировано и опубликовано задолго до того, как стало общепризнанным и нашло подтверждение в работах японских авторов. Исследования, выполненные под руководством Н.Г., всегда отличались применением современных методов, многообразных и оригинальных экспериментальных моделей. Н.Г. стоял у истоков использования радиоавтографии и много сил отдал ее внедрению в научную практику, одним из первых в нашей стране стал применять методы люминесцентной микроскопии, приемы хромосомной маркировки клеток, метод радиационных химер, способы трансплантации и культивирования кроветворной ткани, иммуноцитохимические методы. Н.Г. способствовал внедрению методов генетической инженерии в исследование кроветворных клеток, что открыло широкие возможности изучения молекулярно-генетических основ дифференцировки кроветворных и других клеток тканей внутренней среды. В начале 1990-х гг. Н.Г. явился инициатором использования трансгенных мышей для анализа клеточной дифференцировки. В сочетании с современными достижениями генной инженерии вышеупомянутые модели позволили изучать функции конкретных регуляторных молекул и приблизиться к пониманию тонких молекулярных механизмов регуляции кроветворения. Николай Григорьевич В нашей стране Хрущов был одним из первых исследователей, который, основываясь на представлениях А.А. Максимова и А.А. Заварзина о мезенхимном клеточном резерве, занялся изучением гистогенетических рядов стромальных и кроветворных клеток. Под его руководством и при его участии проблемы взаимоотношений кроветворных и стромальных стволовых клеток нашли свое отражение в коллективной монографии "Стволовые клетки крови" (1988). Принципиально новые результаты были получены при эктопической пересадке мезенхимных стромальных клеток костного мозга в виде тканевого фрагмента реципиентам с дефицитом кроветворения. Показана стимуляция роста кроветворной стромы (численности мезенхимных стромальных клеток, КОЕ-Ф) и установлено влияние внестромальных гуморальных факторов на терминальную дифференцировку стромальных механоцитов и на перенос костномозгового кроветворного микроокружения. Использование различных вариантов культивирования кроветворных клеток in vivo и in vitro позволило проанализировать влияние кроветворных ниш (микроокружения) на дифференцировку стволовых клеток крови. Под руководством Н.Г. были получены новые данные о гистогенетическом ряде кроветворных клеток в преи постнатальном онтогенезе, охарактеризованы их цитофизиологические особенности, проведен анализ чувствительности к различным повреждающим агентам. Эти работы расширили представления о свойствах отдельных категорий родоначальник клеток крови и об организации кроветворного дифферона в целом. Начиная с 1979 г. Н.Г. руководил исследованиями влияния факторов космического полета на кроветворение позвоночных, которые привели к пониманию необходимости комплексного исследования кроветворной и стромальной тканей. Продолжением этих работ явилось установление эффекта радиационного гормезиса, возникающего при действии сверхмалых доз у-излучения и состоящего в значительном увеличении численности мезенхимных стромальных клеток, а также размера создаваемых ими кроветворных очагов.
Будучи биологом широкого профиля, Н.Г. уделял большое внимание проблемам эволюционной гистологии, традиционным для отечественной науки. Его без преувеличения можно назвать продолжателем фундаментальных исследований, выполненных такими русскими учеными, как И.И. Мечников, А.А. Заварзин, Г.К. Хрущов и др. Он и его коллеги провели ряд исследований тканей внутренней среды животных разных систематических групп, развивающих современные представления о становлении кроветворения в эволюции. Широта научных интересов, энциклопедическая образованность, выдающийся интеллект, способность видеть перспективу развития науки вызывали глубочайшее уважение и восхищение его сотрудников и всех, кто имел счастье работать и общаться с этим незаурядным ученым. Он был сложным, многогранным и одновременно доступным человеком. Его стиль руководства был в высшей степени демократичным. Для многих поколений биологов он был и останется настоящим Учителем, который, обладая огромным авторитетом, никогда не навязывал своего мнения, не ставил узких рамок для научного поиска и не мешал реализации личных научных устремлений. Этот стиль руководства был характерен для Н.Г. и на посту директора Института. Выйдя из среды русской научной интеллигенции, уходящей корнями еще в дореволюцинное прошлое, он сохранил те жизненные позиции и то отношение к людям, которые были свойственны российским ученым ушедших времен. Оценивая биологию развития как одно из наиболее интегральных научных направлений, призванного решать проблемы индивидуального развития, он поддерживал работу лабораторий, у которых некоторые аспекты исследований выходили за рамки основной тематики Института. Однако Н.Г. прекрасно понимал, что кажущаяся тематическая отдаленность служит необходимым условием познания основной тематики и достойно продолжал традиции, заложенные еще Н.К. Кольцовым при создании Института экспериментальной биологии, суть которых объединение различных направлений биологии для решения общих фундаментальных проблем. Н.Г. Хрущов на праздновании юбилея академика И.Б. Збарского. Н.Г. был лидером в науке и заражал своим интересом сотрудников. Он, как никто, сознавал значение концепции стволовой клетки для биологии развития в целом и медицины в частности. Так, в Институте помимо мезенхимных и кроветворных стволовых клеток получили развитие исследования стволовых клеток других направлений тканевой дифференцировки (эпителиальной, нервной, тканей глаза), а также эмбриональных стволовых клеток. Много внимания, сил, души вкладывал Н.Г. в подготовку и воспитание научной молодежи. Будучи профессором (с 1969 г.) кафедры цитологии и гистологии Биологического факультета МГУ, он сочетал научно-исследовательскую деятельность с активной педагогической работой. Им были созданы курсы "Общая гистология" и "Ткани внутренней среды". Знакомя студентов с логикой эксперимента, с особенностями анализа отдельных этапов гистогенеза, детально разбирая перспективность различных подходов для изучения дифференцирующихся клеток, Н.Г. сформировал научное мировоззрение многих поколений молодых специалистов. За почти 40-летнюю педагогическую деятельность он был удостоен звания "Заслуженный профессор МГУ" (1999). Им основана научная школа "Механизмы пролиферации и дифференцировки эмбриональных и тканеспецифических стволовых клеток в онто- и филогенезе, при патологии и экстремальных воздействиях", в рамках которой подготовлено более 20 кандидатов и 5 докторов биологических наук.
Н.Г. был незаурядным ученым-организатором науки, находясь многие годы на посту академика-секретаря Отделения общей биологии РАН. Он являлся также председателем Национального комитета российских биологов и членом исполкома Международного союза биологических наук, возглавлял Научный совет РАН по проблемам биологии развития, был членом бюро Отделения общей биологии РАН, председателем Комиссии по присуждению премии им. А.О. Ковалевского, членом комиссий по присуждению научных премий имени И.И. Мечникова и А.Н. Северцова, заместителем председателя Экспертного совета по биологии ВАК, главным редактором журнала "Известия РАН. Серия биологическая" и членом редколлегии журналов "Доклады РАН", "Онтогенез" и др. Могила Н.Г. Хрущова и В.М. Хрущовой на Троекуровском кладбище Многолетняя, плодотворная научная деятельность Н.Г. была отмечена рядом научных наград — премией РАН им. И.И. Мечникова в 1975 г., премией "Выдающиеся ученые РАН" в 2006 г., а также орденом Дружбы. © Н.Д. Озернюк, А.В. Васильев, Н.В.Нечаева, В.Я. Бродский, С.Г. Васецкий, В.И. Старостин, Е.И. Домарацкая ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ГРИГОРЬЕВИЧА ХРУЩОВА (1932-2009) // ОНТОГЕНЕЗ, 2009, том 40 № 5, с. 395-397.Монографии
Награды
Закрыть |
Чахотин Сергей Степанович (1883 – 1973) Биолог широкого профиля, философ и общественный деятель. Сотрудник Вильгельма К. Рентгена, затем ассистент академика Ивана Петровича Павлова, изобретатель метода микроопераций на живой клетке при помощи ультрафиолетового микропучка, что в дальнейшем стало основой для разработки лазерной микродиссекции. В Институте Биологии Развития работал с 1967 по 1973 г., где возглавлял группу методики ультрафиолетового микропучка. Доктор биологических наук, профессор. Подробнее... Чахотин, Сергей Степанович.
Сергей Степанович Чахотин (13 сентября 1883, Константинополь — 24 декабря 1973, Москва) — русский учёный-биолог и общественный деятель. Один из первых аналитиков современных форм пропаганды и один из ведущих теоретиков психологии масс XX века. Один из основателей группы «Смена вех». Автор манифеста «В Каноссу» (1921). В эмиграции был близок к социал-демократическим кругам, выступил соавтором антифашистского символа «Три стрелы», был знаком с Альбертом Эйнштейном. Эсперантист. Изобретатель метода микродиссекции живой клетки посредством ультрафиолетового пучка. БиографияРодился в Стамбуле в семье российского консула Степана Ивановича Чахотина. В десятилетнем возрасте вместе с родителями переезжает в Одессу. После окончания гимназии с золотой медалью поступает на биологический факультет Московского университета.[1] С.С. Чахотин. Берлин. 1913–1914. В 1902 году за участие в студенческой забастовке был исключён из университета и выслан за границу. Женился в 1906 году, во время медового месяца на Корсике был вместе с женой похищен бандитами. Выкупом послужили деньги, полученные от продажи на парижских аукционах написанных им картин. В 1907 году был удостоен степени доктора Гейдельбергского университета за работу «Die Statocyste der Heteropoden», посвящённую исследованию органов равновесия у киленогих моллюсков.[1] В декабре 1908 года его пригласили возглавить кафедру экспериментальной фармакологии в университете города Мессина. Во время Мессинского землетрясения был заживо погребён под развалинами дома, из-под которых выбрался только через 12 часов. Sergei Tschachotin:
В 1912 году возвращается в Россию, работает ассистентом в лаборатории академика Павлова. Создав набор микроинструментов, Чахотин начал оперировать живую клетку: брал оплодотворённую яйцеклетку, удалял тот или иной бластомер и смотрел, что получалось дальше, при его росте. И хотя микроинструменты были таковы, что мог бы позавидовать лесковский Левша, клетка нередко погибала во время операции - механические инструменты все же были грубыми. Нужно было нечто другое. Чахотин поставил источник жестких ультрафиолетовых лучей и пропустил их через крохотное отверстие в диске, а кварцевым объективом собрал их в точку. Так в руках Чахотина оказался лучевой скальпель для операций на клетке.[5] В 1917 году, после Октябрьской революции, Чахотин уехал на Дон в Добровольческую армию, где руководил ОСВАГ — информационно (осведомительно)-пропагандистский орган Добровольческой армии, а в дальнейшем — Вооружённых Сил Юга России во время Гражданской войны. Осенью 1919 года эмигрировал из России. С 1922 по 1924 год жил в Берлине, работал одним из редакторов просоветской газеты «Накануне», получил советское гражданство. С 1924 по 1926 год — сотрудник советского торгпредства в Берлине.[8] В 1927 году из-за болезни переехал в Геную, где занимался проблемами онкологии. В 1930 году по предложению Альберта Эйнштейна ему присуждается премия «Исследовательской корпорации» (Research Corporation). [4] С.С. Чахотин в лаборатории Института кайзера Вильгельма. В 1930—1933 годах занимался научными исследованиями в Гейдельберге. В это же время он организовывал демонстрации против партии нацистов. В 1932 году вместе с социал-демократом Карло Мирендорфом Чахотин создаёт «Три стрелы», ставшие символом антинацистского «Железного фронта» (нем. Die Eiserne Front). В апреле 1933 года его увольняют из Института кайзера Вильгельма, и он уезжает в Данию, а в 1934 году переезжает в Париж, где работает в Профилактическом институте, в исследовательской лаборатории госпиталя «Леопольд Беллан», в Институте физико-химической биологии. За научные успехи удостоен премий Французской академии наук (1936) и Парижской медицинской академии (1938). Сотрудничал с радикальным крылом французской социалистической партии (SFIO) и накануне немецкой оккупации Парижа опубликовал Le Viol des foules par la propaganda politique (Gallimard, 1939)[1]. С.С. Чахотин при аресте нацистами. Во время Второй мировой войны в 1941 году был заключён в концлагерь Руалье в Компьене, где провёл семь месяцев.[1] Руалье - один из созданных во время Второй мировой войны в июне 1941 года на территории оккупированной Франции лагерей для интернированных гражданских лиц, в основном евреев. Находился в поле близ Компьеня, в департаменте Уаза, к югу от Парижа. Также в пересыльном лагере содержались участники движения Сопротивления перед отправкой в другие лагеря. С декабря 1941 года он был превращен в транзитный лагерь для евреев - граждан Франции и других стран, отправлявшихся в лагеря смерти нацистской Германии. С июня 1941 года по август 1944 года 54 000 человек содержались в лагере, из них 50 000 человек были депортированы в лагеря смерти. <...> Лагерь для интернированных гражданских лиц в Компьене существовал с июня 1941 года по сентябрь 1944 года. [15] После Второй мировой воины в 1955 году С.С. Чахотин переезжает в Италию — сначала в Геную, затем в Рим.[1] В 1958 году возвращается на родину[10]. Работает в Институте цитологии АН СССР в Ленинграде.[1] Сергей Чахотин с сыном Петром, 1961 год, Москва. Кадр из фильма «Сергей в Урне» - Первый приз на Мюнхенском кинофестивале документальных фильмов в 2012 г В 1960 переводится в Москву, в Институт биофизики АН СССР, где проработает до 1967 года. В поездках на международные конференции ему отказывают.[5]
С. С. Чахотин с внучкой Кларой. Москва, 1970.
В 1968 году в порядке перевода зачисляется в Институт биологии развития АН СССР, где с 1967 по 1973 г., вплоть до своей смерти, возглавлял группу Методики ультрафиолетового микропучка.[16] 24 декабря 1973 г. профессор Чахотин умер в Москве в возрасте 90 лет. По завещанию, его прах был развеян сыном Евгением над Средиземным морем в селении Каржез, на Корсике, где когда-то ученый жил, любил, был счастлив. Совершилось, правда, это событие только через 32 года после смерти ученого.[13]
Изобретения, открытия и интересные фактыНачиная с 1912 г. С.Чахотин разрабатывает целую серию микроманипуляторов, микрооператоров и других устройств для обеспечения механических приемов и операций над клеткой под микроскопом. При этом исследователем была учтена необходимость перемещения клеток, их фиксации, иммобилизации, извлечения, помещения в различные сосуды.[7] Но основной сферой научной деятельности является разработка методов и средств микроманипулирования с отдельными клетками, а также микрооблучение клеток и их органелл сфокусированным ультрафиолетовым излучением. [7] Главное техническое изобретение С. С. Чахотина — установка для локального ультрафиолетового облучения живых микрообъектов. Уже в 1970-е годы широко использовалась фирменные системы, разработанные Carl Zeiss, Jena на основе чахотинского прибора. Идея Сергея Степановича, воплощенная в современной микроскопической установке с зеркально-линзовыми объективами, позволила оперировать клеточные органеллы <...>. Впоследствии ультрафиолетовый источник излучения был заменен лазером, что значительно повысило скорость и эффективность операций на живой клетке. Пик работ, выполненных с использованием «чахотинского метода», пришелся на последнюю четверть XX века и позволил решить или приблизиться к решению нескольких проблем клеточной биологии и физиологии.[13] Живя в Европе он подружился с Альбертом Эйнштейном. Эйнштейн считал, что Чахотин первым проник в атом жизни, т.е. в живую клетку, не расщепив ее. Как и Павлов, он выдвинул Чахотина на Нобелевскую премию, которую тот, увы, не получил (помешало его советское гражданство).[5] В римской лаборатории Чахотин работал с яйцами морских ежей. Они крупные и уже поэтому (но не только) представляют удобный материал для биологических экспериментов. Обычно он брал уже оплодотворенные яйца, но в этот раз решил ограничиться одной женской яйцеклеткой, при этом роль сперматозоида взял на себя луч ультрафиолета. Клетка начала делиться, на свет родился морской ёж, у которого была только мать, но не было отца! Когда информация об этом попала в печать, вокруг чахотинского открытия (весьма важного для генетики) начался ажиотаж. Один журналист спросил, может ли таким образом зачать женщина, без мужчины, от луча. Чахотин ответил, что подобное возможно, но только в принципе. В данное же время это есть чудо, которое мог бы осуществить разве что Бог. Ученые из Папской академии написали, что, видимо, так и произошло непорочное зачатие: лучи Духа Святого попали в чрево Девы Марии, она зачала и родила Иисуса, причем лучи эти и были мужским, божественным началом. За это свое открытие Чахотин получил денежную премию Папской академии, которая помогла ему пережить нелегкие годы в Италии, в затем в Германии.[5] Основные публикации
Источники
Закрыть |
Четвериков Сергей Сергеевич (1880 – 1959) Генетик-эволюционист. Соратник Н.К. Кольцова. Раньше других организовал экспериментальное изучение наследственных свойств естественных популяций, став основоположником современной эволюционной и популяционной генетики. Основной труд "О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики", опубликованный в 1926 году, лег в основу синтетической теории эволюции, определив пути развития мировой биологической науки на многие десятилетия. Руководил отделом генетики Кольцовского Института c 1921 по 1929 год. Подробнее... Сергей 24 апреля 2005 г. исполнилось 125 лет со дня рождения одного из замечательных биологов XX века Сергея Сергеевича Четверикова. Жизнь Сергея Сергеевича пришлась на суровое время коренных социально-экономических преобразований в России. Сын крупного промышленника, он жил в эпоху социалистической революции. По объему печатной продукции наследие Сергея Сергеевича довольно невелико. Однако по творческому вкладу в науку своего времени — огромно. Несомненно, главная работа Сергея Сергеевича — «О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики» (1926). Выпускник Московского университета, широко образованный биолог, хорошо знавший и тонко чувствовавший жизнь природных популяций, обладавший обширнейшими познаниями в лепидоптерологии, свободно ориентировавшийся в общеэволюционной проблематике, обладавший подлинно вероятностно-статистическим мышлением, сорокалетний исследователь был полностью подготовлен к тому, чтобы совершить принципиальный прорыв в развитии биологических знаний — перебросить мост между генетикой и теорией эволюции (Тимофеев-Ресовский, Глотов, 1980; Артемьев, Калинина, 1994). В 1905 г. Сергей Сергеевич опубликовал, как он сам говорит, «очерк» — «Волны жизни (Из лепидоптерологических наблюдений за лето 1903 г.)». Это — работа студента Четверикова. На основе размышлений над данными литературы и собственных тонких натуралистических наблюдений Сергей Сергеевич показал огромные колебания численности природных популяций животных — «волны жизни» (wave of life) В. Хэдсона, 1872-1873. Широчайшее распространение в природе «приливов и отливов жизни» — факт. Но почему это имеет место и насколько важно для процесса эволюции? «Один голый факт, без объяснения, без внутреннего смысла, ничего никогда не может ни доказать, ни опровергнуть. А внутреннего смысла приведенного факта мы не знаем» (Четвериков, 1983. С. 82). Причины колебаний численности популяций многообразны. Роль случайных флуктуаций как особенного фактора динамики генетического состава популяции и как фактора эволюции была выделена в явном виде в самом начале 30-х годов Сьюэлом Райтом и независимо Д.Д. Ромашевым и Н.П. Дубининым. Случайные флуктуаций частот аллелей и генотипов обусловлены конечной численностью любой популяции, и их эффекты особенно заметны при низкой численности популяции. Термин «волны жизни» звучит, похоже, слишком романтично; Н.В. Тимофеев-Ресовский попытался преобразовать его в «популяционные волны». Прижился, однако, термин С. Райта «дрейф генов» (см.: Глотов, 1981). В 1910 г. Сергей Сергеевич публикует, как было тогда положено, на немецком языке магистерскую диссертацию «Материалы по анатомии водяного ослика (Asellus aquaticus L.)», на русском языке эта работа появилась только в 1983 г. (Tschetwerikoff, 1910; Четвериков, 1983). Сергей Сергеевич проводит детальное описание хитинового скелета А. aquaticus, постоянно обращаясь к обсуждению возможных физиологических эффектов и эволюционного значения морфологических структур. «Основной фактор эволюции насекомых» (1915) — крупное эволюционное обобщение предыдущей работы. Пятью годами позже эта работа переводится на английский язык (Chetverikov, 1920). История биологии свидетельствует, что широкий взгляд на процесс эволюции определяет кругозор исследователя и является необходимой предпосылкой достижения им существенно новых результатов. В течение ряда лет Сергей Сергеевич под разными названиями читал в Московском университете курс биометрии. Судя по воспоминаниям его учеников, в частности Елены Александровны и Николая Владимировича Тимофеевых-Ресовских, Сергею Сергеевичу удавалось показать слушателям самую сущность вероятностно-статистического мышления (это они усвоили на всю жизнь) и выработать у них аккуратность и тщательность при проведении вычислений и оформлении работы. Математико-статистические знания самого Сергея Сергеевича сформировались, по-видимому, в значительной степени под влиянием его младшего брата Николая Сергеевича, блестящего знатока экономической статистики. Сборник трудов Николая Сергеевича, опубликованный уже после его смерти (Четвериков Н.С., 1975), показывает, насколько глубоким было понимание автором математико-статистических приложений к задачам экономики, понимания особенностей и тонкостей построения математических моделей реальных экономических процессов. Николай Сергеевич хорошо знал и классические работы по прикладной статистике, ему принадлежит сборник переводов работ В. Лексиса, В.И. Борткевича, А.А. Чупрова и Р.К. Бауэра (О теории дисперсии, 1968). В период ренессанса отечественной генетики (после лысенковского погрома 1948 г.) Николай Сергеевич много сделал для медицинской генетики, он перевел классические руководства Дж. Ниля и У. Шэлла «Наследственность человека» (1958) и К. Штерна «Основы генетики человека» (1965). (Поразительно, но в первой из этих книг издательство «забыло» указать имя переводчика! — Карпенко, 1975). Таков был уровень познаний и достижений Сергея Сергеевича к началу 20-х годов XX века, оказавшихся рубежными для отечественной биологии. Первая мировая война, революция, гражданская война вырвали российскую биологию из русла мирового научного развития, где она занимала достойное место. Практически прервались научные связи, обмен научной литературой. А именно в эти годы лидирующее положение в биологии заняла генетика. Благодаря усилиям прежде всего «четырех разбойников» (как, по словам Н.В. Тимофеева-Ресовского, называли Т.Х. Моргана, К.Б. Бриджеса, А. Стертеванта и Г. Меллера) была сформулирована хромосомная теория наследственности. И вот в 1922 г. Герман Меллер приезжает в Советский Союз. Сразу же выявилась и глубина отставания российской биологии в генетике, и появилась реальная возможность освоить достигнутое за рубежом из первых рук (ссылки на литературу см. Глотов, 1981; Бабков, 1985). Это поняли и сделали необходимые выводы лидеры новой биологии — Н.И. Вавилов, Н.К. Кольцов, А.С. Серебровский, Ю.А. Филипченко, С.С. Четвериков. Слова Н.В. Тимофеева-Ресовского: «Сразу же возник вопрос: что делать нам? Попытаться встроиться в зарубежные направления исследований? Они далеко ушли. Догонять? Бессмысленно. Нужно искать свой путь». Они нашли несколько таких путей. Один из них — четвериковский синтез генетики и теории эволюции. С.С. Четвериков среди сотрудников Кольцовского института (1927 г.)
Предпосылкой будущих успехов Сергея Сергеевича было еще одно важное обстоятельство. В Институте экспериментальной биологии вокруг Н.К. Кольцова и С.С. Четверикова сформировалась группа широко образованных молодых биологов, научная работа для которых была смыслом их жизни: Б.Л. Астауров, Е.И. Балкашина, Н.К. Беляев, С.М. Гершензон, А.Н. Промптов, П.Ф. Рокицкий, Д.Д. Ромашов, Е.А. Тимофеева-Ресовская (Фидлер), Н.В. Тимофеев-Ресовский, С.Р. Царапкин. Сергеем Сергеевичем был создан своеобразный рабочий семинар, получивший шутливое название Coop (совместное оранье). Семинар этот впоследствии ярко описан и самим Сергеем Сергеевичем, и молодыми участниками (Четвериков, 1983; Астауров, 1974; Рокицкий, 1974, 1975). Назову здесь только одну особенность семинара: реферировались интересовавшие участников статьи и монографии вне зависимости от того, на каком языке они были написаны. Н.В. Тимофеев-Ресовский вспоминал, что ему было предложено изложить и проанализировать содержание обширного итальянского зоологического труда: «И никого не интересовало, знаю я итальянский язык или не знаю. На то и образование гимназическое, и умение работать со словарями, и умение выделять существенное. Правда, нас, в отличие от нынешней молодежи, в гимназии учили латыни. А латинский, как известно, — основа многих европейских языков». Начало XX века было отмечено резкими противоречиями между ставшими уже классическими дарвиновскими эволюционными представлениями о роли естественного отбора и представлениями генетиков о роли наследственной изменчивости в эволюции. С.С. Четвериков очень ясно сумел сформулировать эту проблему: «... нередко приходится встречаться со взглядами и мнениями, если и не прямо враждебными генетике, то во всяком случае характеризующими крайне сдержанное и недоверчивое отношение к ней... В чем же причина этого недоверия? Мне думается, что причину этому надо искать в том, что генетика в своих выводах слишком резко и определенно затрагивает некоторые уже давно сложившиеся общие теоретические взгляды, слишком жестко ломает привычные, глубоко гнездящиеся представления, а наша теоретическая мысль неохотно меняет хорошо накатанные колеи привычных логических обобщений на неровную дорогу новых, хотя и более соответствующих нашим современным знаниям, построений. В такое же противоречие с обычными взглядами впала генетика и по отношению к нашим общим эволюционным представлениям, и в этом, несомненно, гнездится причина, почему менделизм был встречен так враждебно со стороны многих выдающихся эволюционистов...». И С.С. Четвериков формулирует основной вопрос, подлежащий исследованию: «Как связать эволюцию с генетикой, как ввести наши современные генетические представления и понятия в круг тех идей, которые охватывают эту основную биологическую проблему?» (Четвериков, 1983. С. 171). С.С. Четвериков обосновывает три основные популяционно-генетические посылки. 1. Мутационный процесс в природных условиях протекает точно так же, как и в условиях лаборатории. Поэтому мы вправе распространять по крайней мере некоторые выводы, полученные в лаборатории, на природные ситуации. 2. Один из таких выводов — непрерывное во времени возникновение новых мутаций у всех видов живых организмов, другой — рецессивность большинства вновь появляющихся мутаций по отношению к аллелям дикого типа, распространенным в природных популяциях. 3. Характернейшей чертой природных популяций является преобладание в них панмиксии, что делает возможным приложение закона Харди-Вайнберга. Из этих посылок с необходимостью следует, что даже в случае отрицательного давления естественного отбора на гомозигот по мутантному гену последний надежно укрыт от действия отбора в гетерозиготе с доминантным аллелем дикого типа. Вследствие же панмиксии в соответствии с соотношениями Харди-Вайнберга редкий мутантный ген будет находиться в гетерозиготном состоянии: для малых значений частоты рецессивного аллеля q всегда q2 « 2pq, поскольку в достаточно большой популяции крайне мала вероятность случайной встречи двух особей, несущих редкий мутантный аллель. Это означает, что даже вредная в гомозиготе рецессивная мутация будет сохраняться в популяции в течение ряда поколений; мутация будет «засосана» популяцией, но «не растворена» в ней. Поэтому за внешней фенотипической однородностью, мономорфизмом популяций должна скрываться их огромная генетическая гетерогенность. «Вид, как губка, впитывает в себя гетерозиготные геновариации [мутации, по современной терминологии], сам оставаясь при этом все время внешне (фенотипически) однородным» (Четвериков, 1983. С. 189). Таким образом, С.С. Четвериков дедуктивным, путем, как это отметил М. Лернер (Lerner, 1961) в предисловии к английскому переводу статьи С.С. Четверикова (Chetverikov, 1961), предсказал генетическую гетерогенность природных популяций. Важно подчеркнуть, что в статье С.С. Четверикова указан путь экспериментальной проверки его теории: гетерогенность популяций будет обнаружена, если провести инбридинг особей, взятых из природных популяций. Поэтому Е.А. и Н.В. Тимофеевы-Ресовские назвали его работу теорией (Timofeeff-Ressovsky, Timofeeff-Ressovsky, 1927). С.С. Четвериков предстает здесь перед нами как генетик и как блестящий представитель Московской школы зоологов. Учениками Сергея Сергеевича тотчас были начаты работы с разными видами дрозофилы. В 1925 г. в окрестностях Звенигородской гидрофизиологической станции под Москвой Б.Л. Астауровым, Е.И. Балкашиной, Н.К. Беляевым, С.М. Гершензоном, Д. Д. Ромашовым проводились сборы разных видов Drosophila: phalerala, transversa, vibrissina, obscura, funebris. Результаты этих опытов были опубликованы лишь десять лет спустя (Gershenson, 1934; Балкашина, Ромашов, 1935). В 1926 г. Е.А. и Н.В. Тимофеевы-Ресовские исследовали Берлинские популяции D. melanogaster (Timofeeff-Ressovsky, Timofeeff-Ressovsky, 1927). В 1926 г. С.М. Гершензон и П.Ф. Рокицкий провели обширные сборы в северо-кавказких популяциях D. melanogaster (Геленджик). В анализе материала участвовали Б.Л. Астауров, Е.И. Балкашина, Н.К. Беляев, С.М. Гершензон, П.Ф. Рокицкий, Д. Д. Ромашов (Рокицкий, 1975). Полностью эти материалы опубликованы не были (Астауров, 1974; Рокицкий, 1974, 1975). Основные результаты исследований, однако, докладывались С.С. Четвериковым в 1927 г. на V Международном генетическом конгрессе в Берлине (Tschetwerikoff, 1928) и на III Всероссийском съезде зоологов, анатомов и гистологов в Ленинграде (Четвериков, 1928). Наконец, в 1929-1931 гг. Е.И. Балкашина и Д. Д. Ромашов провели обширные сборы и генетический анализ D. funebris из разных мест страны (Москва, Киев, Ташкент и др.); эти материалы фрагментарно приведены в работах Д. Д. Ромашова (1931) и Н.П. Дубинина и Д. Д. Ромашова (1932). В 1929 г. Сергеем Сергеевичем был подготовлен английский перевод статьи «О некоторых моментах ...», опубликован этот перевод не был. Но он содержал пятую главу и четыре дополнительных вывода — некоторые итоги работ его учеников по обнаружению генетической гетерогенности природных популяций дрозофил. В.В. Бабковым был опубликован обратный перевод этой главы на русский язык (см.: Четвериков, 1983. С. 219-226). На V Международном генетическом конгрессе С.С. Четвериков делает из полученных данных основной эволюционный вывод: «Все эти факты приводят к заключению, что обычные «дикие» популяции в высшей степени гетерозиготны в самых различных отношениях и поэтому представляют богатый материал наследственных изменений, которые могут быть использованы при изменении среды и поэтому должны играть решающую роль в эволюционном процессе» (Tschetwerikoff, 1928. P. 39). Генетики Европы и Америки были хорошо осведомлены о работах лаборатории С.С. Четверикова. Помимо названных выше публикаций Сергея Сергеевича и его учеников в зарубежных журналах, необходимо отметить систематическое цитирование этих работ Ф.Г. Добржанским и Н.В. Тимофеевым-Ресовским. Полное признание пионерских работ русской популяционно-генетической школы пришло, однако, позже (литературу см.: Глотов, 1981). Сегодня известно, что, помимо четвериковского, существует множество других механизмов, обусловливающих генетическую гетерогенность природных популяций: широкое распространение полудоминантных мутаций с варьирующими пенетрантностью и экспрессивностью (С.М. Гершензон); большая приспособленность гетерозигот по сравнению с обеими гомозиготами (Ф.Г. Добржанский); отбор, зависящий от частоты аллеля (К. Пти, Л. Эрман); изменения вектора отбора во времени (Н.В. Тимофеев-Ресовский, С.М. Гершензон); внутрипопуляционная гетерогенность среды (В. Людвиг) и др. Сегодня мы можем сказать, что из природных популяций удается выделить все типы мутаций, какие только ищут. Это — любые морфологические, физиологические, биохимические, вообще любые генные, хромосомные и геномные мутации. Таким образом, представление о генетической гетерогенности природных популяций имеет сегодня силу «эмпирического обобщения» (В.И. Вернадский). Классическая работа С.С. Четверикова (1926) инициировала целенаправленные исследования природных популяций. Поэтому Сергей Сергеевич Четвериков — основоположник экспериментальной популяционной генетики. В 1929 г. Сергей Сергеевич был ложно обвинен в антисоветской деятельности, выслан в Свердловск, затем во Владимир. В 1935 г. он переехал в Горький, где многие годы заведовал кафедрой генетики и был деканом биологического факультета университета. С.С. Четвериков с группой преподавателей Биологического факультета Горьковского университета. Сидят (слева направо) - И.И. Пузанов, С.С. Станков, Л.И. Курсанов, С.С. Четвериков, А.Д. Некрасов; стоят - Малиновский, Н.П. Красинский, В.В. Попов, А.Н. Чернявский, П.А. Суворов. На кафедре проводились разнообразные генетические исследования, особенно обширным и успешным был цикл работ по выведению моновольтинной расы китайского дубового шелкопряда. Однако блестящий взлет 20-х годов остался далеко позади. В 1948 г. «вейсманиста-морганиста» профессора С.С. Четверикова отправили на пенсию. Сергей Сергеевич доживал свой век с братом Николаем Сергеевичем. По мере возможности о нем заботились друзья разных поколений. Недавно опубликованная переписка Сергея Сергеевича с профессором-химиком А. А. Бунделем поражает глубиной знаний Сергея Сергеевича о его любимых бабочках (С.С. Четвериков, 2002; см. также Четвериков, 1984). В 1959 г. он продиктовал студенту В.Н. Сойферу примечания к свой знаменитой работе (Четвериков, 1965). Светлым лучом стало для Сергея Сергеевича присуждение Германской Академией естествоиспытателей «Леопольдина» Дарвиновской плакетты в связи со 100-летием публикации «Происхождения видов» (Сойфер, 1993; Четвериков, 2002; Никоро, 2005). Мемориальная доска на здании Университета имени Лобачевского. Ученики С.С. Четверикова, прежде всего участники Соора, сделали за свою научную жизнь очень много. По-разному сложились их судьбы в ту суровую, если не сказать жестокую, эпоху. Одним удалось оставить после себя отдельные блестящие работы, другим — создать свои, новые направления исследований (Глотов, 1981; Бабков 1985; Захаров, 2003). Могила 2 июля 1959 г. С.С. Четвериков ушёл из жизни. Похоронен Сергей Сергеевич Четвериков в Нижнем Новгороде на Бугровском кладбище. Кто-то сказал, что большой Учитель — не всегда большой Ученый, но большой Ученый — всегда большой Учитель. Это — о Сергее Сергеевиче Четверикове. Литература
Награды
Память
Закрыть |
Шестакова Гали Сергеевна (1891 – 1974) Орнитолог, морфолог. Ученица Н.К. Кольцова, M.А. Мензбира и И.И. Шмальгаузена. Изучала различные вопросы, начиная от классической сравнительной анатомии позвоночных, до функциональной морфологии, онтогенеза и эволюции. Внесла, в частности, значительный вклад в понимание развития легких, звукопроводящего аппарата и крыла птиц. Руководитель лаборатории сравнительной анатомии ИМЖ, внутри которой образовалась группа С.Е. Клейненберга, ставшая потом лабораторией постнатального онтогенеза. Подробнее... Профессор Профессор Гали Сергеевна Шестакова — одна из ярких представительниц весьма немногочисленного отряда российских женщин-орнитологов, специализировавшихся в области академической науки. Ее исследовательская деятельность была тесно связана с двумя ведущими научными центрами нашей страны — Московским университетом и Академией наук, а формирование как ученого совпало с интенсивными занятиями сравнительной морфологией. Со временем круг разрабатывавшихся ею вопросов неуклонно расширялся: от классической сравнительной анатомии позвоночных на первых этапах деятельности к экологической, а затем и к функциональной морфологии. Своего рода вершиной здесь стали ее исследования такой комплексной проблемы, как механизмы полета птиц. Гали Сергеевна Шестакова родилась в 1891 г. в г. Москве в семье архитектора — «служащего из дворян», как приходилось писать позже в анкетах. Окончив с золотой медалью гимназию, Гали Сергеевна поступила на Московские Высшие женские курсы. Г.С. Шестакова (вторая слева) Н.К. Кольцов, М.П. Садовникова-Кольцова, В.Н. Лебедев (четвертый справа) и студентки МВЖК в лаборатории. ~ 1913-15 гг. После событий 1917 г. курсы расформировали, а слушательниц зачислили в Московский университет. Университетский курс Гали Сергеевна закончила по естественному отделению физико-математического факультета. Найти работу по специальности в те трудные времена было нелегко, так что на службу устраиваться приходилось в такие учреждения, названия которых звучат сейчас несколько экзотично, но в какой-то мере передают дух эпохи. Так, Гали Сергеевна трудилась в качестве старшего лаборанта в Центральной комиссии водоохранения при ВСНХ, поработала она и на кафедре питательных веществ МВТУ. Но в 1922 г. и жизнь, и судьба Гали Сергеевны счастливо и кардинально изменяются: ее зачисляют старшим ассистентом на кафедру сравнительной анатомии и зоогеографии Московского университета, где она становится помощником крупнейшего ученого и выдающегося орнитолога — М.А. Мензбира, ученицей которого она, кстати, была еще на Высших женских курсах. Профессор Постоянное и тесное общение с такой мощной и яркой личностью, какой был М.А. Мензбир, безусловно, оказало определяющее влияние на формирование научных интересов Гали Сергеевны, на тематику и стиль ее исследований. Да и вообще работа с М.А. Мензбиром оказалась для нее отличной, хотя и вовсе не легкой школой. Михаил Александрович поручал ей не только практические занятия со студентами (она вела большой практикум по сравнительной анатомии), но и чтение лекционных курсов. Так, в 1931—1933 гг. Гали Сергеевна читала курс биологии промысловых птиц; она числилась в это время научным сотрудником первого разряда НИИ зоологии МГУ. В Московском обществе испытателей природы, плодотворная научная деятельность которого во многом была обязана усилиям его президента — М. А. Мензбира, Гали Сергеевна также проводит в эти годы большую работу. В МОИП она была в разные годы не только ученым секретарем, членом совета, но выполняла также обязанности казначея, была даже — в духе времени — секретарем «комиссии по соцсоревнованию». G.S. Schestakowa И в это же самое время Гали Сергеевна интенсивно ведет собственные научные исследования. Тематика их разнообразна и часто полностью или частично выходит за пределы орнитологии. К ним относятся опубликованные в Бюллетене МОИП в 1924 г. работы о происхождении легких из последней пары жаберных щелей и об анатомии и развитии языка хамелеонов. Тогда же было положено начало серии ее известных работ о гомологии слуховых косточек у позвоночных; в частности, аналитический очерк эволюционного развития звукопроводящего аппарата у птиц появился в 1934 г. (также в Бюллетене МОИП). Но, быть может, особенно значимыми во многих отношениях, в том числе и с точки зрения формирования дальнейших научных интересов Гали Сергеевны, были две ее крупные работы, посвященные проблеме онтогенеза птичьего крыла. Есть все основания назвать эти исследования классическими: выполненные с большой тщательностью, они существенно прояснили детали развития крыла птицы и ряд тонких особенностей его морфологии. Одна из работ — о развитии крыла южноамериканского страуса нанду — вышла из печати в 1925 г., вторая — об онтогенетическом формировании дистальной мускулатуры птичьего крыла — в 1928 г. G.S. Schestakowa Обе работы были опубликованы в Бюллетене МОИП на немецком языке и поэтому быстро принесли Гали Сергеевне международную известность. Ссылки на эти ее исследования и сейчас встречаются в крупных руководствах по анатомии птиц. Материалы же последней из названных работ составили содержание реферата-доклада, представленного ею в качестве успешно защищенной в марте 1935 г. докторской диссертации, развернутые положительные отзывы на которую дали Б.С. Матвеев, В.В. Васнецов и А.Н. Северцов. В октябре 1935 г. скончался M.А. Мензбир. Это печальное событие ознаменовало значительный поворот в судьбе Гали Сергеевны. В соответствии с распоряжением Президиума АН СССР осуществляется ее перевод из университета в недавно созданный академический Институт эволюционной морфологии и палеозоологии (ИЭМП). Впоследствии институт неоднократно подвергался структурным изменениям, но Гали Сергеевна — уже до конца своей жизни — оставалась связанной с наиболее «зоологической» (неизменно наследовавшей имя А.Н. Северцова) частью этого учреждения — ИЭМ, ИМЖ, ИЭМЭЖ АН СССР, а ныне — ИПЭЭ РАН. Этот период научной деятельности Гали Сергеевны отмечен резко доминирующим интересом к проблеме полета птиц, причем в самом широком смысле. Действительно, углубленное изучение тонких особенностей анатомии крыла птицы постепенно подводило к более широкому кругу вопросов: какова связь морфологии крыльев разных птиц с особенностями их экологии и типом полета, как функционируют крылья птиц в полете, каковы физические механизмы полета. Конечно, в начале академического периода своей деятельности Гали Сергеевна занималась не только проблемой полета — она продолжает исследование гомологии слуховых косточек позвоночных, в широко известном сборнике памяти M .А. Мензбира (1937) публикует большую работу о систематике и генетических взаимоотношениях овсянок. И все же вопросы, связанные с полетом, все больше привлекают ее внимание. К 1941 г. она подготавливает рукопись «Полет птиц» объемом около 8 печатных листов, которую, однако, по условиям военного времени опубликовать не представилось возможным. Бурковское поле. Вид на Болшевскую биологическую станцию.
В ходе одной из внутренних реорганизаций в структуре института в 1947 г. была создана орнитологическая группа, которой Гали Сергеевна руководила до своего выхода на пенсию в конце 1959 г. Изучение полета птиц становится ведущей тематикой в работах орнитологической группы. В составе группы постепенно появляются сотрудники, специализирующиеся в области исследования различных аспектов полета (Т.Л. Бородулина, В.Э. Якоби, Н.В. Кокшайский). На Болшевской биологической станции Гали Сергеевна организует киносъемки полета и ставит ряд экспериментов на птицах разных видов, выращенных на биостанции и по большей части прирученных для такого рода исследований. Расширяются контакты с коллегами, интересующимися полетом птиц, — как с биологами (Гали Сергеевна была, в частности, оппонентом на защите докторской диссертации Н.А. Гладкова), так и с представителями технических наук, среди которых были и такие личности, как один из организаторов ЦАГИ В.П. Ветчинкин, крупный специалист в области аэромеханики профессор В.В. Голубев, создатель ракетной техники М.К. Тихонравов. Это и понятно: машущий полет птиц воплощает решение проблемы, необычайно трудной для технической реализации, не слишком ясной теоретически, а потому и весьма привлекательной с той точки зрения, которую позже стали называть бионической. Более подробные сведения о полученных Гали Сергеевной и ее сотрудниками результатах в области изучения полета и об их соотношениях с результатами других исследователей можно найти в специальной публикации (Зоологический журнал. 1982. 61, 7. С.1971—1987). Здесь же хотелось бы выделить следующие моменты. Несомненная и важнейшая заслуга Гали Сергеевны заключается в том, что от традиционных работ, выполнявшихся в эколого-морфоло-гическом плане, она сумела перейти к исследованиям биомеханики полета. Организованный ею анализ материалов киносъемок полета, осуществление простейших экспериментов на птицах были первыми систематически проводившимися в нашей стране. Шестакова Г.С., Крыло птицы в отличие от крыла самолета не сплошное и в той или иной степени проницаемо для воздуха. Опыты с заклейкой тонкой бумагой разных частей крыла показали, что его проницаемость, вызванная наличием щелей между перьями, имеет существенное значение для полета. Большое внимание уделяла Гали Сергеевна также исследованию рельефа поверхности птичьих крыльев и его возможной роли в аэродинамике— вопрос крайне сложный и до сих пор во многом еще загадочный. Для понимания экологических аспектов полета большое значение имели выполненные Гали Сергеевной и ее сотрудниками исследования приспособлений к полету в пределах естественных групп птиц. Наиболее важные ее работы этого периода были опубликованы в Трудах ИМЖ (1953. Вып.9), большое число работ Г.С. Шестаковой и ее сотрудников публиковалось в различных сборниках и научной периодике. Обобщение же важнейших результатов этих исследований и подробная библиография даны Гали Сергеевной в ее монографии «Строение крыльев и механика полета птиц» (1971). И в заключение — несколько слов о чисто человеческих качествах Гали Сергеевны. Всех, кому приходилось иметь с ней дело, поражали ее необыкновенная доброжелательность, внимание, исключительный такт. И уж конечно, эти качества Гали Сергеевны полнее всего могли оценить ее ученики и сотрудники, всегда ощущавшие мягкое и доброе отношение к себе, постоянную поддержку, ненавязчивую заботливость, проявлявшиеся и в большом, и в малом. Замечательно гармонично сочетались в облике Гали Сергеевны высокая порядочность, чувство собственного достоинства и исключительная личная скромность, подчас даже вызывавшая удивление. И в самом деле: классические исследования Гали Сергеевны сделали ее имя хорошо известным многим иностранным коллегам, в числе ее корреспондентов были виднейшие ученые, существовали зарубежные публикации с очень лестными отзывами о деятельности Гали Сергеевны, но узнать от нее об этих отзывах было невозможно, и они становились известны лишь стороной и случайно. Таким рисуется в памяти образ Г. С. Шестаковой — одаренного и трудолюбивого исследователя, глубоко привлекательного человека. © Н.В. Кокшайский, В.Э. Якоби Гали Сергеевна Шестакова //Союз охраны птиц России Закрыть |
Эпштейн Герман Вениаминович (1888 – 1935) Микробиолог, протистолог. Соратник Н.К. Кольцова. Монографии: "Патогенные простейшие, спирохеты и грибки" (1931), "Паразитические амёбы" (1941), "Практикум по паразитическим простейшим и спирохетам" (1940). Занимался гематологией и риккетсиозами: предложил реакцию агглютинации с риккетсиями для диагностики сыпного тифа (1920). Установил (1928, совм. с С.И. Тарасовым) существование очага лептоспироза в центральной России. Заведовал отделом генетики протистов Кольцовского Института. Подробнее... H.К. Кольцов писал в 1936 году:Доктор биологических наук, 22 декабря 1935 г. скончался в Москве Герман Веньяминович Эпштейн. Еще 17 декабря, за пять дней до смерти, он выступал на заседании академической конференции по фильтрующимся вирусам с докладом о передаче оспы через клопа. На другой день у него резко повысилась температура, и сепсис, очаги которого таились, вероятно, в течение нескольких недель, унес его в могилу через 5 дней. Г.В. родился в 1889 г. и в 1912 окончил физико-математический факультет Московского университета до циклу зоологии. Как еврей, он не мог рассчитывать во времена Кассо на оставление при университете для подготовки к профессорскому званию и потому поступил на медицинский факультет, который и окончил в 1915 г. со званием врача. Сочетание биологической и медицинской подготовки оказалось очень удачным. Как зоолог он увлекался протозоями, занятия медициной привлекли его внимание к патогенным формам и к бактериям, к проблемам иммунитета и распространения заболеваний. И он никогда не переставал учиться; в студенческие годы он работал в университетских лабораториях проф. Н. Ю. Зографа и проф. Н. В. Богоявленского, а параллельно — в биологической лаборатории Университета Шанявского, где под моим руководством вел исследование по влиянию различных ионов на жизнь амёб. Позднее, во время заграничных командировок, он работал в Мюнхене в лабораториях проф. Р. Гертвига и проф. Гофера, в Гамбургском тропическом институте, в лаборатории проф. Майера, на Неаполитанской зоологической станции. Работа за границей чрезвычайно облегчалась для Г.В. прекрасным знанием иностранных языков. Он в совершенстве владел немецким, французским и английским языками, изучал итальянский язык, наслаждаясь чтением "Божественной Комедии" Данте в подлиннике. Глубокое знание иностранных языков облегчалось хорошим знакомством с латинским и греческим языками, не говоря уже о древнееврейском: Г.В. в последние годы своей жизни умел наслаждаться чтением в подлиннике поэзии Катулла, писем Сенеки, Гомера. Отработав три года во время войны в качестве врача в одной из лабораторий западного фронта, Г.В. вернулся в Московский университет и в течение 12 лет занимал должность ассистента, а затем доцента по кафедре гистологии и эмбриологии. В 1924 г. он создал при этой кафедре специальную лабораторию протистологии и руководил этой лабораторией до 1930 г., организовав при ней большой практикум по протозоологии и протистологический коллоквий. За это время вокруг него собралась большая группа учеников, обязанных ему своими знаниями и своим увлечением наукой о простейших. Обложка журнала В 1923 г. Г.В. Эпштейн основал "Русский архив протистологии" и выпустил в свет 8 томов этого журнала, который объединил вокруг себя всех биологов, интересующихся протистами. Г.В. относился к этому своему детищу с величайшей любовью и сумел поставить этот журнал на большую высоту, приблизив его по характеру материала к такому пользующемуся мировой известностью изданию,как "Archiv fur Protistenkunde". В связи с этам журналом по инициативе Г.В. было организовано "Русское протистологическое общество", наравне с журналом способствовавшее повышению интереса к протистологии со стороны русских биологов и их объединению. В течение 1923 — 1930 гг. Г.В. принимал деятельное участие в работах Государственного издательства; под его редакцией вышло много книг по биологии и медицине. Несколько лет он принимал также деятельное участие в издании "Большой Медицинской энциклопедии", где он выполнял обязанности секретаря биологического отдела. К издательской работе он относился с большим вниманием, так как любил книгу и был страстным библиофилом. Он обращал внимание не только на содержание издаваемых им книг, но и на внешнее оформление. Каждая опечатка заставляла его страдать. Письмо Г.В. Эпштейна Последние годы Г.В. посвятил себя уже исключительно научно-исследовательской работе. С 1919 г. до своей смерти он заведывал протозоологическим сектором Института им. Мечникова, с 1927 по 1933 г. — отделением паразитарной протозоологии Микробиологического института Наркомпроса, с 1932 по 1935 г. — сектором болезней рыб Всесоюзного института прудового хозяйства; в 1935 г., после перехода ВИЭМ в Москву, согласился взять на себя также организацию Паразитологического сектора ВИЭМ. Но. может быть, с наибольшим увлечением он взялся в 1932 г. за организацию лаборатории генетики протистов в Институте экспериментальной биологии Наркомздрава, как за совсем новую для него область, которая открывала широкие, еще неисследованные горизонты. Можно сказать, что все научные учреждения Москвы, где только ставилось изучение Protozoa, были так или иначе связаны с Г.В. Эпштейном, стремились включить его в состав своих сотрудников. И, если он покидал работу в том или ином учреждении, он оставлял там своих учеников или даже учеников своих учеников. На его похоронах были десятки венков от тех учреждений, в которых он принимал участие, и не от одной Москвы. Трудно будет заменить его на такой широкой, разносторонней работе! В списке экспериментальных трудов Г.В. значится 41 работа, не считая многочисленных статей и заметок в "Большой Медицинской энциклопедии" и в "Русском архиве протистологии", из которых многие носили также оригинальный исследовательский характер. Но этот список отнюдь не покрывает всей его исследовательской работы; к нему надо было бы прибавить еще список работ его учеников, так как эти работы проводились на данные им темы и под его руководством: в этом последнем списке значится более 70 трудов, напечатанных и подготовленных к печати. Число учеников Г.В., опубликовавших свои сделанные под его руководством работы, превышает 30. Многие из этих учеников утверждены в ученых степенях и защитили свои диссертации. Значительная часть работ Г.В. посвящена проблеме паразитических амёб. Г.В. Эпштейн (второй слева) вместе с Н.К. Кольцовым и его сотрудниками в лаборатории МГНУ. Эта проблема имеет свою длинную историю. Было время, когда всех амёб, встречающихся в кишечнике человека, считали тождественными и лишь постепенно утвердилось убеждение, что здесь встречаются различные формы — на ряду с патогенными и безвредные коменсалисты. Г.В. провел глубже анализ всего разнообразия амёб, паразитирующих у человека, посвятив этому вопросу ряд экспериментальных работ. Уже более года тому назад им была подготовлена к печати большая монография по паразитическим амёбам в 30 печатных листов с 80 раскрашенными таблицами. Медгиз должен был выпустить эту книгу к весне 1936 г., и надо надеяться, что смерть автора не помешает завершению издания. Медгиз утвердил состав редакционной комиссии, которая взяла на себя наблюдение за посмертным изданием трудов Г.В. Эпштейна. Г.В. Эпштейн (второй слева) вместе с Н.К. Кольцовым и его сотрудниками в лаборатории МГНУ. Вторая группа трудов Г.В. касалась кровепаразитов. Им были разработаны новые методы окраски кровяных паразитов. Многие ученики Г.В. работали по малярии, ее эпидемиологии и борьбе с нею. Изучались также фильтрующиеся вирусы, в том числе вирусы сыпного тифа, бешенства, оспы. Г.В. был одним из первых советских протистологов, увидавших при сыпном тифе тельца Провачека. Весьма интересны его наблюдения по "эндемическому сыпному тифу" крыс. Изучение кровяных паразитов привело к проблеме о передатчиках — насекомых: блох для крысиного тифа и пнеймонии крыс; клопов, как переносчиков оспенной вакцины и стафилококковых инфекций; тараканов — переносчиков кислотоустойчивых микробов. Биология малярийного комара также служила предметом исследований учеников Г.В. Г.В. Эпштейн (крайний слева) вместе с Н.К. Кольцовым и его сотрудниками в лаборатории МГНУ. Широкий опыт и оригинальная изобретательность Г.В. в области микроскопической техники позволили ему выдвинуть в качестве самостоятельной проблемы сравнительное изучение морфологии белой крови у позвоночных животных. Он собрал огромный материал по морфологии крови у самых разнообразных позвоночных, начиная с миноги и акул и кончая орлами, тиграми и другими хищниками, слонами и обезьянами. Значительную часть своих кровяных мазков он приготовил в заграничных зоологических садах и на неаполитанской станции, Сохранилось очень большое количество изготовленных им для этой работы цветных рисунков — Г.В. был превосходный художник; но текста к этой большой монографии Г.В. не успел написать, ограничившись рядом предварительных сообщений. Еще не известно, удастся ли довести до конца эту работу после смерти автора, использовав приготовленные им рукописные заметки, рисунки и препараты. Наконец, последняя крупная группа экспериментальных работ Г.В. посвящена генетике протистов. Три года тому назад я решил ввести в план Института экспериментальной биологии Наркомздрава эту новую проблему и создать в ведущем отделе этого института — генетическом — специальную лабораторию по генетике протистов. Естественно, я пригласил эаведывать этой лабораторией Г.В. Эпштейна. За три года он собрал в ней группу молодых сотрудников и вместе с ними поставил ряд интересных тем по генетике бактерий и простейших; предварительно всем им, включая самого Г.В. пришлось более глубоко войти в проблемы современной общей генетики. В ноябре 1935 г. Г.В. имел удовольствие присутствовать на диспутах четырех своих сотрудников, защищавших свои диссертации. Г.В. Эпштейн. Заканчивая обзор научных работ Г.В., необходимо остановиться на опубликованном им руководстве по "Патогенным простейшим, грибкам и спирохетам" (Москва, 1931,58 печ. л.). Это обширный оригинальный труд, занимающий видное место и в мировой литературе. Все советские протистологи учились или переучивались по этой книге, которая уже давно разошлась и требует нового посмертного издания. Г.В. готовил, к 1 января и другое руководство: "Протистологическая техника", рукопись которой осталась законченной — почти на 90%. В ноябре 1935 г. состоялось заседание Высшей квалификационной комиссии Наркомздрава, на котором был поставлен вопрос о присуждении Г.В. Эпштейну ученой степени и звания. Комиссия постановила утвердить Г.В. в степени доктора медицинских наук и в звании действительного члена Института экспериментальной биологии. Докладчик, проф. В. А. Барыкин, предлагал присудить ему сразу две ученых степени: доктора биологических и медицинских наук, и только отсутствие прецедента помешало такому постановлению. После смерти Г.В. осталась вдова с десятилетней дочерью. Ряд учреждений, в которых работал покойный, возбудили ходатайство о предоставлении семье персональной пенсии. Акад. ВАСХНИЛ H.К. Кольцов Г.В. ЭПШТЕЙН (1889 — 1935)
|
Эфроимсон Владимир Павлович (1908 – 1989) Генетик, ученик Н.К. Кольцова. Сформулировал принцип равновесия между скоростью мутационного процесса и отбора в популяциях человека и на этой основе впервые предложил способ оценки частоты мутирования рецессивных генов. В Институте биологии развития работал на должности ведущего научного сотрудника и профессора-консультанта с 1975 по 1989. Подробнее... Доктор биологических наук, профессор
Профессор Владимир Павлович Эфроимсон – один из крупнейших отечественных генетиков, ученик Н.К. Кольцова, вошедший в плеяду «генетиков – первопризывников», на плечи которых легло тяжелое бремя борьбы с гонениями генетики в нашей стране. В.П. Эфроимсону принадлежит открытие формулы частоты мутирования генов у человека (1932). Он – крупнейший специалист по генетике и селекции тутового шелкопряда, которым были посвящены кандидатская (1941) и докторская (1947) диссертации. Им написана первая отечественная монография по генетике человека "Введение в медицинскую генетику" (1964), книга, положившая начало возрождению генетики человека в СССР. В.П. Эфроимсон – ветеран Великой Отечественной войны, с 1941 по 1945 гг. находился в рядах действующей армии, награжден боевыми орденами. В.П. Эфроимсон дважды подвергался репрессиям – в 1932 и в 1949 гг. Десять лет он провел в сталинских лагерях, почти четверть века был отлучен от науки. В.П. Эфроимсон – автор трех монографий, редактор многих книг по различным вопросам генетики. Им опубликовано более 100 научных статей. В историю отечественной науки В.П. Эфроимсон вошел не только как выдающийся ученый, но и как беззаветный борец за истину, как непримиримый враг антинаучных течений в биологии, как страстный защитник генетики и как нравственный эталон настоящего ученого. Весна 1943 г. Владимир Павлович Эфроимсон родился в Москве 21 (8) ноября 1908 г. Он был на редкость одаренным человеком, обладал феноменальной памятью, читал на всех европейских языках, говорил на немецком, как на русском. Прекрасно знал английский, польский, итальянский. Читал "по диагонали", запоминая все и надолго. Поступив в 1925 г. на биологическое отделение физико-математического факультета Московского университета, Владимир Павлович начал заниматься генетикой на кафедре экспериментальной зоологии, его учителями были Н.К. Кольцов, Г.И. Роскин, М.М. Завадовский, М.П. Садовникова-Кольцова, С.Л. Фролова. В 1929 г. Владимира Павловича исключили из университета. Формально – за неуплату членских взносов. Фактически – за то, что двадцатилетний студент был единственным, кто выступил на университетском собрании в защиту профессора С.С. Четверикова, которого "за сочувствие меньшевикам и малую эффективность научных работ" выгоняли из МГУ. Изгнанный из университета, Владимир Павлович сумел продолжить свою научную деятельность в Рентгеновском институте, а затем уехал в Тбилиси в Институт шелководства. Здесь начал заниматься проблемами влияния рентгеновских лучей на наследственность. За три года он написал 10 научных статей – о влиянии температуры на трансгенационный процесс, об обнаружении нового гена в Y-хромосоме у дрозофилы, о трансмутирующем действии рентгеновских лучей, о проблемах генетической эволюции, о кинетике фототропизма у дрозофилы, о влиянии температуры на мутационный процесс, о влиянии некоторых генов на жизнеспособность тутового шелкопряда, о воздействии внешних факторов на соотношение полов у шелкопряда. Из Грузии он писал отцу: "Есть возможность в один год разрешить проблемы шелководства, которые нельзя было прежде разрешить за 20-30 лет. В последнее время удалось придумать совершенно новый и чрезвычайно многообещающий метод селекции». [1]. Оценивая работы молодого ученого, Н.К. Кольцов писал в 1930 г.: "... Результаты (работы в Рентгеновском институте) вылились в несколько подготовленных к печати исследований, три из которых были представлены мне на просмотр. Основные работы – вызывание (или ускорение) процесса возникновения мутаций под влиянием рентгеновских лучей. Благодаря прекрасной обстановке, в которой велись эти работы в Рентгеновском институте НКЗ, Эфроимсону удалось поставить экспериментальную проблему на прочную основу количественного учета числа получаемых у дрозофилы леталей в зависимости от абсолютной величины дозы (ионизирующей способности) Х-лучей. Были применены наиболее подходящие, сложно составленные линии дрозофилы и получены вполне точные результаты. Определенный вывод автора – интенсивность радиации в природе недостаточна для объяснения естественного трансмутационного процесса у дрозофилы – имеет весьма важное теоретическое значение. В работе этот вывод подкрепляется очень свежей сводкой новейших (за последние месяцы) литературных данных. Работа должна быть напечатана в самом скором времени в виду ее выдающегося интереса для русских генетиков. Вторая работа – отчет об экспериментальной проверке исследования Гольдшмита, опубликованный летом 1929 года, по вопросу о влиянии высокой температуры на мутационный процесс. Это был первый опыт такой проверки в Москве, предпринятый совершенно самостоятельно. Проверка дала отрицательные результаты, но это не умаляет ее значения. Третья работа – детальное изучение одной новой мутаций, полученной в опыте вызывания мутаций у дрозофилы действием радия. Автор развивает предположение, что найденный им новый ген помещается в Y-хромосоме – явление, заслуживающее особого внимания у дрозофилы. В. Эфроимсоном написаны еще две работы: "Трансмутирующее действие Х-лучей на половые клетки Dr.melanogaster" и "Мозаические мутации и их общее значение"; но этих работ я не видел. Не подлежит сомнению, что В. Эфроимсон не потерял даром того времени, которое провел вне стен университета. За год он сформировался как активный научный работник. Было бы очень желательно предоставить ему возможность закончить университет и приобрести все связанные окончанием права" [2]. В университете Владимира Павловича не восстановили, но именно в это время он вышел на решение никем даже не поставленной проблемы: измерение частоты мутирования генов у человека. Она оказалась разрешенной на основе принципа равновесия мутационного процесса и отбора. Дважды Владимир Павлович докладывал эту работу на семинарах у Н.К. Кольцова. Но вскоре (29 декабря 1932 г.) В.П. Эфроимсон был арестован... По делу № 1000/109 об антисоветской террористической организации было арестовано и осуждено 35 человек. Из биологов, кроме Эфроимсона, арестовали П.Б. Гофмана, Е.А. Кадошникову, А.С. Боброва и Л.В. Ферри. От Эфроимсона требовали доноса на Н.К. Кольцова. Он доноса не написал и 15 мая 1933 г. решением Особого совещания при Коллегии ОГПУ В.П. Эфроимсон был приговорен к 3 годам исправительно-трудового лагеря. Три года лагеря. Горная Шория. Алтай. Прокладка Чуйского тракта. Неимоверные по тяжести условия. Изнуряющая работа. Убивающий голод. Это был, по его словам, единственный период в жизни, когда он перестал думать о генетике. "Уверяю вас – двух месяцев холода, недоедания, копки глины и отвозки ее в тачках вполне достаточно, чтобы превратить крылатого специалиста, знавшего 4000 страниц стихов на немецком, русском, английском, – в животное, думающее только о жратве", – написал Владимир Павлович в 1988 г., вспоминая о лагере на Алтае [3]. Отзыв чл.-корр. АН СССР(1933), впоследствии лауреата Нобелевской премии(1946) Германа Мёллера (German Joseph Muller)(США) о работах В.П. Эфроимсона. Копия перевода с английского. М., Медико-биологический институт. 16.5.1934 г.
Из лагеря Владимир Павлович освободился в 1935 г. И уже через два месяца он в Ташкенте, в Среднеазиатском институте шелководства, где до него работали Н.К. Беляев и Б.Л. Астауров, блестяще организовавшие работу по селекции шелкопряда. За время работы в Ташкенте Эфроимсон написал 5 статей (опубликована только одна) и солидную монографию по генетике тутового шелкопряда (совместно с Н.А. Косминским, рассыпана в наборе). Владимир Павлович работал по 16-18 часов в сутки, не отрываясь, без выходных, без отпусков, иногда даже ночевал в лаборатории. Основным направлением его работы было изучение возникновения эмбрионально-летальных мутаций и их концентрации у тутового шелкопряда. Он установил фундаментальный факт широко коррелированной реакции на отбор и на ряд внешних Бездействий у тутового шелкопряда. Эта корреляция в поведении ряда признаков у шелкопряда была объяснена тем, что все эти признаки находятся под влиянием единой эндокринной системы, уровень активности которой определяет их совместную изменчивость. Отбор по любому из признаков ведет к коррелированному изменению и всех остальных признаков. На основании установленной закономерности в действии отбора на систему признаков В.П. Эфроимсон разработал экспресс-метод испытания пород и линий шелкопряда, улавливающий скрытые сдвиги при селекции. Этот метод мог позволить селекционной науке избежать многолетних бесплодных усилий по выведению сортов и пород, которые в условиях промышленного производства давали чрезвычайно низкие результаты именно из-за коррелированных отрицательных признаков. Однако в сентябре 1938 года он был уволен из института "за невозможностью использования" и за "малую эффективность". Экспериментальные линии шелкопряда (результат селекции на 8-10 поколений) уничтожены. Приспешники Лысенко не могли простить Эфроимсону принципиальности, честности и последовательности в отстаивании им научных позиций в биологии и генетике. После нескольких месяцев безработицы Эфроимсону удалось устроиться на шелководческую станцию под Харьковом, в Мерефе, но и тут ему не дали работать, и он был вынужден преподавать немецкий язык в средней школе г. Купятнска. В 1940 г. В.П. Эфроимсон получает разрешение на сдачу кандидатского минимума, сдает в печать книгу по генетике тутового шелкопряда, представляет к защите кандидатскую диссертацию "Генетико-селекционные исследования над тутовым шелкопрядом". Оппонентом на защите был Борис Львович Астауров, который дал весьма высокую оценку работе. В отзыве на диссертацию он писал: "Работа В.П. Эфроимсона представляет собой содержательную и интересную сводку экспериментальных и теоретических исследований, связанных с жизненными вопросами теории и методики селекции тутового шелкопряда. В целом ряде разделов работы она выходит, однако, по своему значению за рамки частной генетики и селекции тутового шелкопряда и представляет несомненный интерес для общей теории искусственного отбора. Следует отметить, что автор вообще является бесспорно лучшим в Союзе знатоком селекционно-генетической литературы по тутовому шелкопряду." [4]. Защита прошла в Харьковском университете в среду, 18 июня 1941 г. Потом была война, прервавшая научные исследования Эфроимсона. Эпидемиологи 33-й Армии 1-го Белорусского фронта. Весна 1943 г.
В 1941 г. Эфроимсон попал в группу биологов Харьковского университета, спешно переучиваемых на врачей-лаборантов. Университет эвакуировался. Владимир Павлович оказался в Тамбове, оттуда всю "молодежь" мобилизовали и пешком довели до узловой станции Вольск (восточнее Саратова), потом в Саратов. Там ему предложили демобилизоваться, но он остался в рядах действующей армии. С августа 1941 по ноябрь 1945 г. в составе 49-й, а затем 33-й армии 1-го Белорусского фронта он прошел войну, работая эпидемиологом, санитарным врачом, переводчиком, участвуя в деятельности фронтовой разведки. Занятия по химической и эпидемиологической разведке. 1-й Белорусский фронт. Весна 1943 г.
По окончании войны он вернулся к генетике. Спешно дорабатывал докторскую диссертацию. Профессор И.Е. Лукин, работавший в то время в Харьковском университете, писал: "В.П. Эфроимсон является одним из наиболее энергичных и самоотверженных научных работников, каких мне приходилось видеть в своей жизни. Он работал буквально сутками, забывая об отдыхе, личных нуждах, удобствах и т.д. Всю свою неисчерпаемую энергию он посвятил изучению чрезвычайно важного в практическом отношении объекта – шелковичного червя. В течение короткого времени он проделал в этой области колоссальную работу и уже в 1947 году представил к защите на степень доктора биологических наук огромный труд. Защита диссертации на заседании Ученого Совета Харьковского Университета прошла весьма успешно, и Совет единогласно просил ВАК утвердить соискателя в ученой степени доктора биологических наук. После защиты он еще более энергично продолжал свою работу по изысканию методов дальнейшего улучшения шелководства. Он привлек к этой работе ряд студентов, а также уже окончивших вузы, и всячески содействовал становлению их как самостоятельных научных работников." [5].
В.П. Эфроимсон, доцент Харьковского государственного университета. На кафедре дарвинизма и генетики Харьковского университета В.П. Эфроимсон вел теоретический курс и практические занятия по основам научной генетики. В своих лекциях он опирался на достижения мировой генетической науки, подвергал критическому анализу «новации» лысенковцев, чем вызвал их гнев, особенно после того как им была переведена и распространена среди харьковских биологов рецензия Ф.Г. Добжанского на книгу Т.Д. Лысенко, опубликованную на английском языке в 1947 г. 23 февраля 1948 г. в соответствии с приказом заместителя Министра высшего образования А.В. Топчиева В.П. Эфроимсон был уволен из Харьковского университета "за поступки, порочащие высокое звание преподавателя высшей школы". Оставшись без работы, но понимая опасность, нависшую над генетикой, всей биологической наукой, В.П. Эфроимсон собрал воедино весь "корпус" лысенковской литературы, проанализировал все "новаторские" положения лысенковской школы и написал фундаментальный труд: "О преступной деятельности Т.Д. Лысенко" (Докладная записка в Отдел науки ЦК ВКП(б) на 15 печатных листах). Эфроимсон решил, что именно он обязан раскрыть глаза руководителям страны на истинное положение вещей в генетике и вообще – в сельскохозяйственной и биологической науке. Труд свой он отдал в Отдел науки ЦК. Потом была августовская сессия ВАСХНиЛ. В.П. Эфроимсон хотел выступить на сессии, но его друзья и коллеги настояли на том, чтобы он отказался от выступления – они вполне обоснованно боялись за судьбу уже однажды репрессированного ученого. Но 24 мая 1949 г. В.П. Эфроимсона все же арестовали, обвинив в антисоветской агитации и пропаганде, заключающейся в клевете на Советскую Армию. Эфроимсон не согласился ни с одним пунктом обвинения, но был осужден на 8 лет лишения свободы. На этот раз – Степлаг, Джезказган. Большую часть срока Владимир Павлович остается на общих работах, в 1953 – работает в лагерной медчасти, занимается клиническими анализами и продолжает заниматься наукой. Он обнаружил и описал "джезказганскую лихорадку", возбудитель которой передавался местными клещами. Статья с результатами работы была отправлена в Медицинское управление ГУЛАГа. В феврале 1955 г. В.П. Эфроимсон вышел из лагеря, без права вернуться в Москву. Он поселился в Клину, наезжая в Ленинскую библиотеку и в созданный незадолго до этого Институт научной и технической информации, в котором выполнял работу по составлению реферативных журналов. Но первым своим долгом он счел необходимость повторить докладную записку против Лысенко, которую в 1956 г. он подал в Прокуратуру СССР. С.С. Четвериков сравнил труд Эфроимсона с расчисткой авгиевых конюшен. И тут же добавил: "Но ведь для того, чтобы их расчистить, тоже нужно было быть Гераклом". 31 июля 1956 г. В.П. Эфроимсон был реабилитирован. Он работал библиографом в Библиотеке иностранной литературы, писал статьи, рецензии и обзоры по генетике, читал доклады в Московском обществе испытателей природы. Первая после лагеря статья Владимира Павловича появилась в Бюллетене МОИП – "О книге Н.И. Фейгинсона "Основные вопросы мичуринской генетики" [6]. Он написал ее и отдал в МОИП, но под статьей стояли подписи двух "пожилых биологов" Б.Н. Васина и Т.К. Лепина. Фамилию реабилитированного Эфроимсона успели добавить в последний момент. Эфроимсон вернулся к науке – к генетике человека, от которой его оторвали в 1932 г. За 25 лет генетика сделала мощный рывок. Если в конце 30-х советская школа генетиков и медико-генетиков занимала лидирующее положение в мире, то в конце 50-х надо было начинать практически с нуля. Уже в 1961 г. он написал книгу "Введение в медицинскую генетику", которая только в 1964 г. была опубликована после чудовищной борьбы с все еще сильными тогда лысенковцами. Эта книга долгие годы была единственным пособием по медицинской генетике для тысяч отечественных врачей. План статьи Эфроимсона В.П. "Хромосомные болезни человека". 1961-1962 гг.
С 1961 г. Эфроимсон работает в Институте вакцин и сывороток им. И.И. Мечникова. Сначала – в отделе информации, а с 1962 г. после решения ВАК о возвращении ему степени доктора биологических наук – старшим научным сотрудником иммунологического отдела. Но одновременно он изучает управляющие механизмы иммунитета, канцерогенеза, лучевой болезни, генетику иммунитета. Готовит к изданию монографию «Иммуногенетика», которая вьшла в 1971 г. Эта книга намного опередила свое время. В.П. Эфроимсон сформулировал основы общей теории наследственного и приобретенного иммунитета, исходя из которой провидчески писал в заключительной главе: "Изучение балансированного полиморфизма в связи с породившим его отбором со стороны патогенных микробов и изучение факторов видового наследственного иммунитета должны в конечном счете дать медицине необычайно специфичные антимикробные препараты". Раиса Львовна Берг и Владимир Павлович Эфроимсон у могилы С.С. Четверикова, г. Горький, 1973 г. В начале 60-х годов Эфроимсон входит в Научный совет по генетике АН СССР. Одна за другой выходят его статьи в журнале "Цитология", в сборниках "Проблемы кибернетики", в "Журнале Всесоюзного Химического общества им. Д.И. Менделеева" (несколько выпусков журнала было посвящено проблемам эволюции и теоретической биологии). Во втором издании Большой медицинской энциклопедии выходят статьи Эфроимсона "Наследственность человека" (совместно с С.Н. Давиденковым), "Соматические мутации", "Иммуногенетика", "Наследственные болезни". Почти в каждом выпуске биологической серии "Новых книг за рубежом" Владимир Павлович публикует рецензии (а вернее – подробные рефераты) важнейших для генетиков изданий зарубежных авторов, в том числе "Введение в генетику" С.М. Бегга, "Основы генетики человека" К. Штерна и др. К переводу книги Штерна он к тому же пишет дополнительные главы и создает "Сборник задач по генетике человека", который стал незаменимым пособием для обучения молодых врачей. В.П. Эфроимсон в 1976 году.
В 1967 г. Владимир Павлович назначен заведующим отделом генетики Московского НИИ психиатрии Министерства здравоохранения. За предельно короткий срок он организовал в отделе ряд блестящих генетико-эпидемиологичееких обследований, под его руководством выполнено несколько абсолютно новаторских для отечественной медицинской генетики работ по генетике нервных болезней, генетике олигофрений, психозов, эпилепсии, шизофрении. Результат работы – десятки статей, несколько фундаментальных монографий, в том числе "Генетика олигофрений, психозов, эпилепсий" (совместно с М.Г. Блюминой), "Генетика психических болезней" под редакцией В.П. Эфроимсона и А.А. Прокофьевой-Бельговской, в 1970 г. выходит советско-польский сборник "Проблемы медицинской генетики", а в 1974 г. "Курс лекций по медицинской генетики", под его же редакцией. Эфроимсон В.П. При всей широте занимающих его проблем ясно прослеживается главная направленность: роль наследственных факторов в иммунитете человека, популяционная генетика человека, отбор как причина сбалансированного наследственного полиморфизма человека, генетика врожденных аномалий, генетика адаптации и пр. В.П. Эфроимсон, анализируя материалы, собранные в его лаборатории по наследственным болезням, высказал смелое предположение о повторном, независимом возникновении мутаций в одном и том же гене и их локальном распространении за счет эффекта родоначальника. Но в 1975 г. под нажимом нового руководства института Владимир Павлович "по собственному желанию" вышел на пенсию. Это был период наибольшего подъема его исследовательской работы, у него оставалось множество незавершенных работ и неосуществленных планов. Владимир Павлович Эфроимсон среди сотрудников ИБР на торжественном митинге в честь открытия мемориальной доски в память Б.Л. Астаурова. Институт биологии развития, 1977 г.
В 1976 г. В.П. Эфроимсон был приглашен професором-консультантом в Институт биологии развития им. Н.К. Кольцова и оставался сотрудником этого института до самой смерти. Последние годы жизни исследования Эфроимсона были сфокусированы на проблемах генетики интеллекта, на формировании этических начал в процессе эволюции человека, на взаимосвязи и взаимозависимости биологической и социальной составляющей в становлении человека. Владимир Павлович Эфроимсон Три книги, написанные им за последние 13 лет жизни, – "Генетика гениальности" [7], "Педагогическая генетика" [8], "Генетика этики и эстетики" [9] – опубликованы уже после смерти Владимира Павловича. В них проявлена высочайшая эрудиция ученого, его глубокая убежденность в неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества, в огромных возможностях, которые несет в себе природа человека. Найденные Владимиром Павловичем наследственные биологические факторы, определяющие повышенную умственную активность, позволяют найти естественно-научное объяснение феномену гениальности, выводят науку на новую ступень понимания роли генотипа и среды в становлении, развитии и реализации потенций человеческого мозга, интеллекта.
Эфроимсон В.П. Глубокое знание истории и эволюционный подход к решению глобальных проблем становления человека как вида, гуманизм и вера в высокое предназначение человека – все это нашло свое отражение на страницах последних книг выдающегося генетика. Обвинения в биологизаторстве, которые были выдвинуты против Эфроимсона и из-за которых ни одна из трех книг не была опубликована при жизни автора, были несправедливы. Б.П. Эфроимсон представил комплексный анализ биологических компонент того биосоциального объекта, каким является человек как вид. Основной вывод, к которому приходит Эфроимсон – необходимость серьезного изучения биологических особенностей человека, которые могли бы помочь выявлению, развитию и реализации потенциальных ресурсов человеческого интеллекта. И конечно – во всех книгах профессор-генетик поднимает вопрос об этике как неотъемлемом свойстве вида Homo sapiens. Вышедшая в журнале "Новый мир" в 1971 г. его статья "Родословная альтруизма" [10] стала своеобразным манифестом глубокой убежденности ученого в неистребимости этического начала в человеческом обществе. "Человек разумный – это человек этичный, – часто повторял Владимир Павлович. – А этика для разумного человека строится на самом простом принципе: я для людей, а не люди для меня". Этому моральному императиву он следовал сознательно всю свою жизнь. Умер Владимир Павлович 21 июля 1989 года, в Москве. Похоронен в семейной могиле на Донском кладбище.
Основные публикации
Основные боевые награды
Закрыть |
Яблоков Алексей Владимирович (1933 – 2017) Зоолог, эколог. Эволюционист. Ученик С.Е. Клейненберга. Широко известен фундаментальными трудами в области популяционной и эволюционной биологии, экологии. Его исследования по изменчивости организмов дали начало таким направлениям как популяционная морфология и фенетика. Профессор (1976 г.), член-корреспондент РАН (1984 г.) Заведующий лабораторией постнатального онтогенеза ИБР с 1968 по 1989 г. Подробнее... Яблоков Алексей В последние годы своей жизни, подводя ее итоги, Алексей Владимирович Яблоков говорил: "я – счастливый человек. Я всю жизнь занимался тем, чем хотел заниматься". А.В. Яблоков родился в семье научных работников. Отец, Владимир Сергеевич Яблоков – геолог. Мать, Татьяна Георгиевна Сарычева палеонтолог. Он – младший из двух сыновей. Свой жизненный путь он нашел рано. Подростком попал в Кружок юных биологов Московского зоопарка (КЮБЗ). И как сам он говорил: "Там я и пропал!" Это бы период, когда КЮБЗом руководил Петр. Петрович. Смолин, педагог и натуралист, организатор юннатского движения, воспитатель целого поколения отечественных биологов и деятелей охраны природы. Он стал первым учителем Яблокова и оставался им долгие годы. Когда Смолину пришлось уйти из Зоопарка, Алексей с группой кружковцев ушел вместе с ним. Они стали основателями другого знаменитого юннатского кружка – ВООП. Легко поступил на биофак МГУ, не мыслил себя вне зоологии, но в конце первого семестра – приказ по Университету, поименный список здоровых мужчин, сдавших первую сессию без троек – перевести на химический факультет МГУ. Там, как потом оказалось, организовали специальное секретное отделение по радиохимии. А.В. Яблоков студент биофака МГУ. Это был удар. Но студенты не сдались. они писали письма во все инстанции, обивали пороги чиновников и наконец добились возвращения на биофак. При этом двое, Яблоков и Сергей Розанов, вернулись без потери курса, т.к. сумели учась на химфаке, посещать лекции на биофаке и к концу первого курса все зачеты и экзамены на биофаке сдали. Алексей пошел на Кафедру зоологии позвоночных, где попал в руки Бориса Степановича Матвеева и стал заниматься морфологией. Как он сам говорил: "Я думаю, что я – неплохой морфолог, и это только потому, что я попал в руки к Матвееву. Он начал активно заниматься морфологией зубатых китов и первые статьи были им написаны в студенческие годы: В них уже была черта, характерная и для позднейших работ Яблокова – поиск нестандартных, необычных решений. Дипломную работу он делал по Белухи в лаборатории С.Е. Клейненберга в ИМЖ-е. Тогда было обязательное распределение на работу по окончании. Пока не подпишешь согласие на распределение, диплом не давали. По инициативе Сергея Евгеньевича заявка от Академии наук на молодого специалиста Яблокова уже лежала в комиссии по распределению. Однако студент Яблоков был активен не только в своих научных исследованиях. То был период процветания идей Лысенко, и пятикурсник Яблоков написал статью в общефакультетскую стенгазету, что мы, студенты, голосуем ногами против лекций профессора Дворянкина, ближайшего сподвижника Лысенко. Разразился скандал. Объявили выговор по комсомольской линии и эта история сработала на распределении. Заявка на Яблокова не была удовлетворена, и его направили учителем биологии средней школы в Архангельскую область. Он распределения не подписал и диплом не получил. И тут Клейненберг сделал хитрый и смалый ход. Яблокова зачислили в Институт морфологии животных АН младшим лаборантом, эта должность не требует диплома о высшем образовании. Диплом он получил лишь пару лет спустя: позвонили из Университета и сказали, чтобы забрал. А.В. Яблоков С.Е. Клейненберг был замечательной личностью, ученик Сергея Алексеевича Северцова, известный исследователь биологии морских млекопитающих, имевший высокую репутацию как ученый и как человек. Науке, имевшей дело с морскими млекопитающими, крупно повезло, что образовалось такое сочетание: спокойный, общительный и очень доброжелательный С.Е. с его научным весом и молодой сверхэнергичный, горячий Яблоков. К 1961 г. лаборатория Клейненберга уже являлась центром притяжения исследователей морских млекопитающих СССР. Таких исследователей было немало по двум причинам. Во-первых в то время шел интенсивный промысел ластоногих и китообразных, как у нас, так и в мире, поэтому требовалось научное обоснование их рационального использования, группы исследователей были по всей стране в институтах Минрыбхоза, а во-вторых, морские млекопитающие для биологов – очень интересная группа в связи со вторичных переходом к водному образу жизни. И Клейненберг, и Яблоков принимали горячее участие в судьбе любого исследователя, если видели его заинтересованность в деле. Им вместе удалось сделать многое, Было много публикаций и в 1964 г. появилась на свет книга "Белуха", монографическое описание вида, в котором была и морфология, и биология. Книга была переведена на английский. Интерес к русским работам по морским млекопитающим за рубежом был велик, и лаборатория имела широкую известность. Наши зарубежные коллеги бывали в лаборатории. Вот например канадский специалист Эдвард Митчелл, который после этого визита прислал две огромные бочки фрагментов скелета усатых китов для совместных исследований. В те годы публиковаться можно было практически только в отечественных журналах, но как выяснилось, все работы советских исследователей морских млекопитающих переводили в США на английский, но неофициально: только для рабочего пользования. А.А. Кирпичников, А.В. Яблоков, Эдвард Митчелл (Канада), С.Е. Клейненберг у входа в здание ИБР В. Белькович, Следующей капитальной сводкой по китообразным, написанной А.В. Яблоковым и группой привлеченных им исследователей, стала монография "Киты и дельфины" (1972). И в ней значительную часть занимает раздел "Функциональная анатомия". С самого начала своей научной деятельности и до конца А.В. оставался не столько разработчиком идей своих предшественников, сколько первопроходцем, генератором новых идей и подходов. И в области функциональной морфологии морских млекопитающих он выдвинул ряд оригинальных гипотез. Яблоков А.В. Сканирование современной литературы показало, что одна его гипотеза подтвердилась частично, одна до сих пор дебатируется, а три полностью подтвердились. Ссылки на его работы начала 60-х годов можно встретить в современных публикациях (2011 – 2016 г. г) его последователей, как в отечественных, так и в зарубежных журналах. Но и те гипотезы, которые не подтвердились, стимулировали серии работа его коллег и последователей. Можно сказать, что все исследователи морских млекопитающих 60-70 это школа Клейненберга-Яблокова. Не все свои идеи он успел не только реализовать, но и озвучить, о чем вспоминал в конце жизни. Яблоков - секретарь коммунистической партийной организации ИБР
Он все время стремился вперед, расширяя рамки исследований. Традиционно в начале его научной деятельности морфология была в основном морфологией особи, он стал одним из тех, кто стал обращать внимание на изменчивость морфологических признаков, сначала на материале морских млекопитающих, затем и других групп млекопитающих. Появилась монография "Изменчивость млекопитающих" 1966г, которая до сих пор цитируется. М.В. Мина А.В. первым определил направление, которое назвал "популяционной морфологией" по аналогии с популяционной генетикой. В этой области работали многие исследователи, предложенный термин способствовал осознанию единства решаемых ими задач и методических подходов. Выглядело странным, что никто раньше не отметил это единство, и люди не верили, что термин новый. Казалось, что он существовал уже много лет, кое-кто из недоверчивых искали его в прошлых публикациях, но убедились, что до Яблокова он не использовался. С самого начала своей научной деятельности А.В. старался рассматривать наблюдаемые факты в эволюционном аспекте. Позднее его интерес к проблемам эволюции стал более глубоким под влиянием Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского. А.В. Яблоков и Н.В. Тимофеев-Ресовский А.В. говорил, что у него в жизни были два основных учителя: П.П. Смолин и Н.В. Тимофеев-Ресовский. С Н.В. Тимофеевым-Ресовским в начале 70-х годов они создали направление исследований на грани морфологии и генетики – "популяционную фенетику". Идея была в том, что ген мы никогда не сможем исследовать непосредственно (тогда многие так считали), поэтому надо в популяционно-морфологических исследованиях применять генетический подход, изучая дискретно варьирующие признаки – фены, чтобы на основе полученных результатов судить о генетической изменчивости и эволюционных изменениях популяций. Сам Яблоков реализован его при исследовании вида как сложной популяционной системы на примере изучения прыткой ящерицы – объекта широко распространенного и обладающего легко диагностируемыми дискретными признаками. А.В. предполагал, что его можно использовать как модельный вид. М.В. Мина А.В. организовал экспедиционные работы от Байкала до Западной Европы и от границ Китая до Карелии. и собранный и обработанный им и его коллегами материал лег в основу коллективной монографии "Прыткая ящерица" (1976), к написанию которой были привлечены исследователи из многих научных учреждений. Результаты нашли отражение в учебниках по популяционной генетике (например, Ayala &Valentine,1980; Grant, 1991). Если бы не изобрели секвенирование, то фенетика, вероятно, сейчас бы процветала и была на переднем крае науки. Тем не менее такой подход используется и сегодня. Так, по мнению профессора Васильев зав. лабораторией эволюционной экологии ИЭРиЖ РАН фены "представляют собой маркеры особенностей эпигенеза и могут быть маркерами эпигенетической системы популяции". Тимофеев-Ресовский Н.В., Фенетический подход продолжает использоваться и при неинвазивном способе исследовать группировки дельфинов и тюленей по особенностям их окраски. Простой и дешевый способ прослеживания семейных группировок и локальных перемещений был пробирован Яблоковым с коллегами на тюленях, живущих на островах Калифорнийского прибрежья и последующие молекулярные исследования полностью подтвердили их выводы. 1969 г. вышло первое издание книги "Краткий очерк теории эволюции", написанной Н.В. Тимофеевым-Ресовским, Н.Н. Воронцовым и А.В. Яблоковым где были обоснованы ряд новые положение и понятий, Эти положения впоследствии были дополнены и развиты в работах А.В. Яблокова, а также его непосредственных сотрудников и последователей. Яблоков А.В. "Краткий очерк теории эволюции" лег в основу учебника для университетов "Эволюционное учение", написанного Яблоковым в соавторстве с Абдулмаликом Юсуфовым (первое издание в 1976 г. было пять переизданий, исправленных и дополненных, последнее в 2006 гг., и ряд зарубежных переводов). Книга до сих пор стоит первой в списке литературы Рабочей программы для госуниверситетов "теория эволюции" по специальности Биология. Вклад А.В. Яблокова в развитие популяционной морфологии, фенетики популяций, микроэволюции послужили причиной его избрания в 1996 г. почетным иностранным членом Американской академии искусств и наук по классу "Эволюционная и популяционная биология". А это действительно признание, а не сертификат о членстве в Нью-Йоркской Академии наук, который предлагали за 100 долларов многим из нас в 90-е годы. Яблоков А.В. Экологический этап в жизни Алексея Владимировича нельзя отделить от природоохранного. Интерес к охране природы возник еще в юности, под влиянием П.П. Смолина. Еще в 1958 г. А.В. совместно с Г. Г. Боссэ написал брошюру "Охрана природы и ее значение для нашей страны", потом он написал несколько работ на эту тему, но в 1980г. вернулся к ней всерьез, изложив свои подходы к теории охраны природы в двух книгах, написанных совместно с Сергеем Остроумовым. Яблоков А.В. А.В. вместе с. Н. Ф. Реймерсом – словарь терминов, связанных с охраной природы. Семь сформулированных А.В. Яблоковым теоретических положений охраны живой природы остаются актуальными и по сей день. Была не только теория, но и практика охраны природы. В 60-е годы месте с С.Е. Клейненбергом и В.М. Бельковичем ему удалось добиться прекращения промысла черноморских дельфинов. Для этого понадобились не только письма в адрес правительства, но и публикация научно-популярной книги "Загадка океана" в1965г. и в 1966 г промысел был закрыт. В 70-е годы А.В. Яблоков, вместе с другими известными специалистами по морским млекопитающим из разных стран, добивался прекращения коммерческого промысла крупных китов. В результате их усилий в 1982 г. Международная китобойная комиссия приняла мораторий на коммерческий китобойный промысел. Яблоков А.В. Яблоков оказал еще одну совершенно неоценимую услугу исследователям морских млекопитающих всего мира. Пока существовал промысел крупных китов, на каждой нашей китобойной флотилии в был в качестве наблюдателя специалисты по китообразным. И был накоплен огромный фактический материал. Однако значительная часть данных была засекречена и со временем подлежала уничтожению, ибо промысел часто вели с нарушением международных правил, и официальные данные, существенно расходились с реальными. В 1994 г. Яблоков опубликовал в журнале "Nature" сообщение, что с 1948г. в течение 30 лет СССР проводил промысел с нарушениями, а в конце 90-х к нему обратились исследователи, которые, проявив настоящее гражданское мужество, сохранили исходные реальные материалы промысла и созданная Яблоковым неправительственная экологическая организация, Центр экологической политики, опубликовала два тома о фактической промысловой деятельности советских китобойных флотилий и реальные биологические данные добытых китов. Вообще, свою первую любовь, морских млекопитающих, Яблоков никогда не оставлял своим вниманием, В последние годы был членом международной группы экспертов по серому киту. А.В. Яблоков – заведующий лабораторией постнатального онтогенеза ИБР Еще при Советской власти, начиная с 1984 – и далее в 90-е годы он участник а позже и организатор экологических экспертиз крупных правительственных проекторов. Началось с того, что под руководством Яншина и при участии ряда других членов АН СССР и деятелей культуры, удалось заморозить план переброски части стока северных и сибирских рек на юг, а также остановить строительство канала Волга – Чограй. Далее были экологические экспертизы заводов, которые производили БВК (белково-витаминный концентрат) на основе дрожжей, выращиваемых на парафинах, строительства Ленинградской дамбы, строительства северной ТЭЦ, Астраханского газоконденсатного комбината. Не всегда получалось запретить экологически грязные и непродуманные проекты, но удавалось сделать их экологически более чистыми, что тоже немало. Так, Северная ТЭЦ под Москвой была построена, но с мнением экспертной экологической комиссии пришлось посчитаться и в результате эта ТЭЦ стала самой экологически чистой не только в России, но и в Европе. Яблоков начал бить тревогу по поводу химического загрязнения в сельском хозяйстве в 80-е годы. Когда на общем собрании Академии наук в 1985г. могущественный академик Овчинников в своем докладе сказал, что большое значение в развитии химизации сельского хозяйства на современном этапе имеют пестициды, недавно избранный в член-корры Яблоков посмел ему возрастить, сказав, что пестициды это страшно опасная вещь, что с ними нельзя обращаться так, как мы обращаемся. По окончании собрания, в кулуарах, проходя мимо, Овчинников тихо сказал ему: "Убью!" Яблоков продолжал выступать в научных и общественно-политических изданиях (включая теоретический журнал КПСС "Коммунист"). И выпустил брошюру о последствиях применения пестицидов, правда издана она была с грифом "для служебного пользования". А.В. Яблоков – cоветник президента Ельцина по вопросам экологии. С 1989 по 1994г. у А.В. занимал официальные посты, сначала как депутат Верховного Совета СССР, затем как cоветник Ельцина по вопросам экологии. С этого периода, основное его внимание и энергия переключаются на экологические проблемы. Он продолжает исследовать и анализировать экологические последствия химизации сельского хозяйства. Эти материалы были обобщены в сводке А.В. Яблокова "Ядовитая приправа. Проблемы применения ядохимикатов и пути экологизации сельского хозяйства" (1990). Вместе с тем, он все больше переключается на экологические проблемы, связанные с ядерной индустрией. С ними он вплотную столкнулся в 1991-1993 гг., когда, как официальное лицо посетил основные центры атомной индустрии. Яблоков на льдах Белого моря. 90-е годы. Он приходит к заключению, что роль радиационного загрязнения недооценена, начинает планомерный сбор материала по последствиям Чернобыльской и других радиационных катастроф и публикует материалы на эту тему. Здесь невозможно рассказать даже бегло о его борьбе за экологическое оздоровление страны, которую он продолжал до последних дней. Он старался анализировать все источники экологической опасности. тут и тяжелые металлы, влияние малых доз радиации, изменение климата, ГМО, все АЭС и многое другое. А.В. Яблоков на митинге в Москве. Этот талантливый, энергичный и работоспособный человек до последнего дня боролся за экологическую чистоты мира. Кристально честному человеку трудно было идти против мутного потока алчности в окружающем мире, но он следовал принципу: "делай что можешь". Важнейшие научные публикации А.В. Яблокова
Научно-популярные изданияХудожественная прозаПочётные учёные степениНаучные награды и премииНаграды субъектов Российской Федерации© Клевезаль Г.А. А.В. Яблоков: морфолог, эволюционист, эколог. Этапы пути // Юбилейные чтения к столетию Института биологии развития им. Н.К. Кольцова. М., ИБР РАН, 2018 г. Закрыть |